Горячий кофе обжег горло, и тепло терпкого напитка разлилось по моему телу. Я тяжело выдохнула, поднимая глаза к небу, затянутому грозовыми серо-коричневыми тучами. На улице стоял зябкий предрассветный сумрак, а порывистый холодный ветер, столь нехарактерный для середины лета, не приносил особенного наслаждения от пребывания на улице. Заваренное зерно источало пряный аромат, а мне вдруг подумалось, что за последние месяцы, во время которых весь мой сон поглотили черный кофе и уйма работы, в моем организме стало излишне много этой горьковатой дымной жидкости, которая вместо крови движется теперь по моим венам.

Выбросила пустой бумажный стаканчик в урну, желая как можно скорее вернуться в прогретую машину, и, приподняв рукав кожаной куртки, посмотрела на часы. Утро. Около шести часов.

Внезапно, где-то вдали, над домами, поднялась в воздух стая птиц, и их трескучий крик эхом разнесся по округе. В тихом пригороде города в столь раннее утро неоткуда было взяться такому шуму, который мог бы заглушить птичий голос. Тревожно, плаксиво… Точно все сомнения ушедших дней повалились невыносимым грузом на плечи – такой долгий путь проделан, такой серьезный риск висит над головой острием меча; оступится так легко, и так опасно. Опаснее, чем когда бы то ни было.

Поежившись, я двинулась к небольшому белому трейлеру, громко стуча каблуками по асфальту.

– Поехали, – с ходу бросила Эндрю; он кивнул и, оправив ворот ярко-оранжевой рубашки, завел трейлер. – И сними ты уже эти чертовы солнцезащитные очки! Где ты видишь хотя бы какие-то признаки солнца?

– Там же, где и ты смысл и практичность всей этой поездки, – я фыркнула, смерив Эндрю снисходительным взглядом. – Знаешь, я не устану повторять, что все мероприятие очень рискованное. Ладно, даже не буду заикаться про документы для таможенников, которые ты где-то вырыла. Промолчу про печати на них и подписи сама знаешь кого… – Эндрю повел головой, а я лишь сжала губы, предпочтя промолчать. – Промолчу, что после последних наших публикаций нам бы вообще нигде лицами не светить, ладно! Но ты действительно думаешь, что какую-то значимую или полезную информацию мы найдем здесь? В самом захудалом городке, который только можно представить? Почти на всей территории Государства введен комендантский час, на Востоке объявлено чрезвычайное положение; и я не говорю о полностью перекрытых трассах, и уж тем более не упоминаю повсеместные анализы и социальные ограничения. И, Штеф, я даже не заикаюсь о закрытом Севере, – Эндрю качнул головой; нас немного тряхнуло, и трейлер выехал на главную дорогу. – Туда, где мы действительно могли что-то раздобыть, нас не пропустят, даже если сами Небеса возьмут на себя роль наших протекторов. А это просто один из многих приграничных городков. Причем в чертовой Перешеечной области! Почти у границ Севера!

– Ты вроде водитель, верно? Так и веди машину, – ответила грубее, чем хотела, но Эндрю пропустил колкость мимо. Постаралась выдохнуть, точно это могло заглушить сомнения и стражи, и продолжила более примирительным тоном. – Послушай, я тоже не хочу, чтобы мы проделали такой путь впустую. Но, уверена, здесь мы соберем материал. Может это и заездный городишко, но один из немногих открытых на главных связующих магистралях. Местные издания пестрят новостями о хаосе в больницах и оцепленных кварталах, а это благой знак – правительственная цензура не настолько затянула удавку. Тем более, как ты правильно подметил, это один из многих приграничных городков. Не думаю, что здесь глаза и уши сыска будут так остры, что заметят утечку информации.

– Главное, чтобы великая матерь-цензура пропустила, – немного погодя, ответил Эндрю. – А тот материал, который ты хочешь собрать, даже со связями нашего босса опубликовать будет проблематично. Со всеми, Штеф. До сих пор почти всю информацию по теме успешно подчищали.

– Сделаем акцент на слове "почти", – улыбнулась хитро. – Сэм спит? – Эндрю кивнул и, похлопав его по плечу, я двинулась внутрь трейлера.

Машину немного покачивало. Стянув куртку, я тяжело опустилась на маленький диванчик. На раскладном столике передо мной лежала потрепанная записная книжка, наушники, бейдж-визитница Сэма, на которой рукописными округленными буквами было выведено "Сэмуайз Дорт", и крупная папка с бумагами, заметками, кривыми рисунками и газетными вырезками – "Выступление Трех вновь перенесено – монархи готовятся сделать несколько объявлений", "Перебои со светом в столице", "Магистрали в западном направлении перекрыты", – перебирать которые не хотелось. Я чувствовала, что голова моя тяжела, глаза закрывались. Бессонные ночи волнения при пересечении таможенных постов давали о себе знать; однако знала, ляг сейчас на кровать – не смогу уснуть. Тем более, я совершенно не приспособлена спать в едущей машине.

Перевела взгляд на однотипный пейзаж, безмятежно скользивший за окном: белые двухэтажные домики с темной крышей мелькали в повторяющемся ритме, редкие деревья-стрелы, вонзающиеся в хмурые небеса. Мы миновали красивый мост с кованой оградой; вода в реке казалась грязной, графитово-коричневой, и ее бурные потоки выбивались из восприятия рядом с аккуратными частными домиками.

Жутко. Устрашающе по-своему. Впрочем, в последнее время мнительность, эмоциональность, порой переходящая все границы, чувство ужаса и страха, возникающие из пустоты, стали особенно острыми: заставляли крутиться, дергаться, и не давали покоя ни на минуту – что-то надвигалось, не нужно было быть провидцем, чтобы это понимать. Вопрос заключался лишь в том, в какой из сфер нашей жизни громыхнет первым делом.

Собственное моральное истощение списывала на общую усталость и нервозную обстановку. Хотя, безусловно (и себе-то я лгать не могла), причина крылась куда глубже – слишком очевидно и слишком болезненно. От прошлого не сбежать и не укрыться. Не заглушить работой, не перебить рискованными решениями, не притупить; оно всегда возвращалось внезапными воспоминаниями в минуты тишины, ночными кошмарами, подкрадывающимися слезами и комом в горле… Начинать с чистого листа трудно. Иногда казалось, что сделать это возможно, только предав огню предыдущие главы жизни. Но для того нужно быть либо слишком смелой, ибо отчаянно глупой – и потому я искала исцеление в другом. Полностью потеряв себя, с абсолютной пустотой внутри ребер, отдалась работе. Без остатка. Без страха и сомнений. Наверное поэтому, смотря на проплывающие домики за окном, на оформленные для поездки бумаги, у меня не возникало вопросов, как же мне хватило смелости на все это.

Ввязалась в авантюру, озвучивать детали которой было пугающе даже в собственных мыслях.

Сэм громко сопел во сне, свернувшись на маленьком поношенном диванчике; всю ночь делал монтаж видео, а потом еще и чинил антенну – последние дни она почему-то работала с ужасными перебоями, – не удивительно, что он уснул сразу же, как только присел. Улыбнулась, почему-то вспоминая, сколько лет дружбы нас связывали с Дортом – когда-то играли в одном дворе, потом учились вместе, вместе пошли в институт. Тогда я и не думала, что судьба сложится именно так – хотя, вообще не предполагала, что настолько все закрутиться, переменится, вывернется и разразится, – и нам предстоит работать бок о бок.

Больше четырех лет работы в издательстве за плечами. Таких быстрых и таких нестерпимо долгих; то, чего мы достигли сейчас, было написано потом и кровью, слезами и холодом казематов политсыска… Легкого старта не было, и в колею мы не влились сразу – долгое время нашу тройку не особо признавали, потому не приходилось якшаться любой халтуры, сплетен и работы на режим. Смелость пробуешь на вкус крупицами. Людей начинаешь считывать далеко не с первого раза. Находить соратников можно только через ошибки. Наше постоянное стремление влезть в гущу событий, покопаться в темах, в которых копаться нельзя: это и вывело нас к нынешнему руководителю издания "Багровые небеса", человеку отчасти опрометчивому, импульсивному, но очень принципиальному и смелому, даже в нашем Государстве смогшему найти лазейку цензуры и авторитетных покровителей.

Ближе к центру города людей все больше, дома все выше, а небо все темнее.

Невероятным риском являлось решение направиться сюда. Однако доверенное лицо меня заверило: информация по интересующей теме здесь будет, и определенные ниточки в организации встречи со знающим лицом дернуты. Правда, мы опаздывали почти на сутки к условленному сроку встречи: какими бы качественными не были сделанные пропускные документы, чья бы фамилия не стояла в подписи, но перемещение между территориальными единицами Государства уже многие десятилетия оставалось, мягко говоря, сильно ограничено, но последний месяц таможенники вовсе озверели. Все это связано, конечно, с эпидемией на Севере, которую уже сталось невозможным прикрывать слухами, домыслами и происками "оппозиционеров и дилетантов". Неизвестная болезнь с невероятной быстротой беспощадно косила города, и о надвигающемся кошмаре, "каре Небес" не шептался только ленивый.

Да, Эндрю мог и не упоминать закрытый Север. Упоминание его, как мне кажется, еще через пару недель попадет под такой же строжайший запрет, как и гражданская война на юго-западных территориях, как исчезнувшая полтора года назад организация "Анцерб"…

А потому, какой бы рискованной не была наша поездка, нельзя было упускать даже малейшую возможность понять происходящее.

Я фыркнула, глянув украдкой на свежую газету рядом с Сэмом. Заголовки пестрили об еще одном чиновнике за решеткой; о том, что гражданская война (да и любые боевые действия) на далеком юго-западе завершилась еще в прошлом году, а любое тому опровержение – враки, саботаж и попытки подрыва авторитета власти. Впрочем, подобные формулировки давно перестали быть в новинку. Правительственные писцы клепали одни и те же статейки под копирку, силясь из последних сил убедить народ Государства в легитимности власти Трех; подконтрольности ситуации на закрытом Севере, где по слухам произошел чуть ли не Армагеддон, и на юго-западе, где полуостров и по совместительству очаг сопротивления "Холодный штиль" уже тринадцатый год вел гражданскую войну за свое легальное право на отделение.

Чиновник на первой полосе газеты, – Иванко Хорст, – один из немногих, кто начал открыто выступать за право "Холодного штиля" на отделение; он же стремился осветить события и ситуацию на Севере. А теперь, отстраненный от должности, лишенный звания Маркизуса Северных земель, после месяца в казематах, он оказался за решеткой по обвинению в государственной измене, которую, якобы, совершил с десяток лет назад.

Трейлер затормозил резко, я дернулась вперед, еле успев удержать равновесие и придержать папку с документами. Сэм качнулся, машинально ухватился за диван, просыпаясь и выпучивая глаза. Трейлер вновь тронулся.

– Что происходит? Где мы, Штеф? – Сэм, тяжело дыша и оглядываясь в окно, потер глаза. – А, ну да… Все заспал. Надеюсь, сегодня быстрее управимся.

– Если материала не будет – выспимся, – проговорила в ответ, затем кивая на его ядовито-зеленую футболку со странным оранжевым монстром – Скоро приедем, переодень верх.

Сэм вздохнул и закатил глаза, а я, вновь отвернувшись к окну, облокотилась о спинку сидения.

Мы быстро миновали несколько проспектов, свернули на объездную, где находилась нужная нам больница.

Городок °22-1-20-21-14, расположенный в северной части Перешеечной области. Небольшой, провинциальный и рабочий. Казалось бы, что может случиться в таком тихом месте? Но меня ведь заверили, что сюда следует наведаться. Мне стоило лишь довериться. Что я теряла? Время? Не думаю, что политический сыск Трех, – жнецы, – сейчас особенно тщательно гонялся за мелкими отступниками и журналистами; проблем хватало и без изданий, возомнивших, что свобода слова вернулась.

Одно знала точно: я не просто не имела права пропустить встречу с главным врачом местной больницы, являющимся доктором медицинских наук, уехавшим из Севера чуть больше года назад.

Когда за окном показалась больница, с удивлением отметила про себя, что представляла она собой достаточно большое здание (особенно, для такого небольшого города), около которого скопилось невероятное число машин; Сэм тоже в недоумении уставился в окно, смотря на забитую стоянку. Эндрю не сразу нашел место, чтобы припарковаться.

Мотор трейлера сначала надхрипнуто загудел, а после затих.

– Прибыли! – Эндрю обернулся к нам, – можете выходить.

***

Птицы парили почти у самой земли, на улице было душно, и ветер будто исчез. Пахло сыростью. Там, за зданием больницы, где виднелись высокие ограждения, стояли военные и полицейский конвой. В небе с гулом пролетел черный вертолет – символика Трех на нем была перекрыта другим змеяшимся символом, который я не успела разглядеть, – и, проводив его взглядом, я обратилась к Эндрю.

– Ты с нами пойдешь, – спросила, стоя у двери трейлера и накидывая куртку на плечи, – или ждать будешь?

– Идите, я чуть позже пройтись хочу. Ноги разомну, да хоть город гляну; будет что своим рассказать. Так далеко нас не заносило…

Я согласно кивнула, не выдавая легкого мандража. Сэм, впопыхах собрав сумку с аппаратурой и надев более-менее адекватную толстовку поверх излюбленной футболки, следом выскочил из душного трейлера, захлопнув дверь. Я бросила на него взгляд; судорожно вдохнула и выдохнула, осмотревшись вокруг.

Нам нужен материал. И мы его получим. Или создадим.

Подтолкнув Сэма в бок, стремительно направилась к дверям больницы, все еще внимательно рассматривая происходящее за ее зданием. Выглядело все это тревожно и серьезно, что, несомненно, радовало – вероятность плодотворной работы, громкого дела, способного истинно омрачить богоподобный образ Трех, росла. Возможно, подтверждение существования эпидемии на Севере, могло не только открыть глаза людям, но и подтолкнуть их к действиям.

И, хвала Небесам, машин жнецов поблизости не наблюдалось.

Сэм нагнал меня уже на лестнице и недовольно пробубнил что-то себе под нос, открывая передо мной дверь и пропуская вперед.

В больнице пахло всевозможными медикаментами, а в воздухе витало почти осязаемое чувство печали и отчаянья. Я дрогнула, останавливаясь на мгновение и стараясь унять дрожь в теле. Ноги мои окаменели, а ладони взмокли; есть вещи, которые оставляют клеймо на всю нашу жизнь – можно научиться жить с ним, но избавиться не удастся никогда. Заставила себя прогнать навязчивые мысли, вспомнить о том, почему и ради чего мы здесь. Шагнула вперед, окидывая взглядом помещение: да, такая же больница, как и сотни других. Врачи в белых халатах все время куда-то бегут, пациенты либо находятся в палатах, либо стоят у окна, с некоторой завистью смотря на людей, что находятся за пределами этих треклятых стен. Кто-то обязательно плачет, кто-то радуется и покидает больницу, желая боле никогда сюда не возвращаться. В углах – огромные белые горшки с высокими растениями, зеленый цвет которых, по идее, должен успокаивать. И вся эта тишина, прерываемая тихими голосами, стонами, криками и гудением аппаратов, начинает потихоньку сводить с ума…

На потолках висели горизонтальные бактерицидные лампы, от которых исходил синеватый цвет. Некторые перегорели, и участки длинных коридоров погрузились в неприятный, жутковатый, полумрак.

Сэм продолжал зевать, лениво держа под мышкой темную сумку, и ему было совершенно плевать на окружающую обстановку: он так хотел спать, что даже не заметил моей мимолетной заминки (или решил не делать на ней акцента?). Но в любом случае я была уверена: если предложить ему поспать прямо здесь, на больничном холодном полу, Дорт бы без раздумий согласился.

– Ладно, – махнула Сэму рукой, – иди, снимай что-нибудь. А я поспешу на встречу, мы и без того сильно выбились из графика; придется поднапрячься, чтобы компенсировать сутки задержки. Боюсь, как бы не аукнулось, слишком тяжело было договориться о беседе…

– Так ты действительно нашла себе здесь информатора? – Сэм сощурился, а я, театрально пожав печами и круто разворачиваясь, двинулась вперед. – А что снимать-то? – раздался голос парня за моей спиной.

– Будто не знаешь, – усмехнулась в ответ.

Дорт громко выдохнул, хотя это скорее напоминало стон полнейшего разочарования.

Ни Сэм, ни Эндрю не знали наверняка, кем был наш безымянный помощник. Кто содействовал организации встречи с доктором, кто сделал документы и пропуска для таможенников. Благо, и Эндрю, и Сэм понимали – порой лучше не задавать лишних опросов. Меньше знаешь – меньше смогут выведать, в случае чего, жнецы.

"Мы едем, потому что это соответствует нашему мировоззрению и нашей позиции, – пожал перед выездом плечами Эндрю, – остальное неважно. Ты знаешь, что делаешь, и не нам в тебе сомневаться".

У администратора уточнила, где находится кабинет главврача – половина проходов заблокирована, полицейские в спешке выводили людей из больницы, – услышав мою фамилию, девушка за стойкой сообщила, что меня уже ждут; направила, куда идти, и посоветовала поторопиться, покосившись на людей в форме. Медлить я не стала, тем более что и самой хотелось поскорее покинуть это место, и решительно направилась к главврачу; благо, его кабинет временно перенесли на первый этаж этого крыла – неужто благословение свыше?

Пока шла, мимо меня периодически пролетал медперсонал; пациентов, судя по всему, в этой стороне не было. Медсестры, полицекие… Напряжение висело густой пеленой в воздухе и оседало тяжестью в легких. На короткое мгновение холод пробежал по позвоночнику, а страх натянул нервы для беспощадной на них игры – но озадаченность лишь подначивала идти вперед. Сомневаться в том, что все услышанное не байки, и что инфекция действительно добралась уже сюда, в °22-1-20-21-14, не приходилось.

Скопление военных за зданием больницы, военная техника в городе, перекрытые дороги и кварталы – сомневаться уже точно было нельзя. То, что мы смогли въехать – истинно чудо. Будто сама судьба соблаговолила.

Коридор. Куча закрытых дверей, лестницы, ведущие наверх… И вот уже и кабинет того, кто мне нужен. Выдохнула, выпуская волнение. Постучала. Открыла дверь, делая осторожный шаг.

Мужчина, лет сорока, убирал бумаги в небольшой сейф, стоящий у его стола.

– Можно? – я тихо прикрыла дверь за собой. Врач обернулся, поправляя квадратные очки в аккуратной оправе и быстро закрывая дверцу сейфа, – доктор Гивори, если не ошибаюсь?

– Доброго утра, – кивнул он, бросая ключ на стол и усаживаясь в высокое кожаное кресло, – чем могу быть полезен? – мужчина указал на стул у стола, а я в этот момент обратила внимание на его руку: ладонь перебинтована, сам бинт уже поалел от крови.

– Спасибо, – быстро прошла вперед и осторожно опустилась в кресло под пристальным взглядом мужчины. Затем изящно достала из кармана одну из последних визиток и протянула ее доктору. – Штефани Шайер. Журналист, корреспондент и просто заинтересованная сторона. Хотела задать Вам пару вопросов.

Мужчина кивнул и внимательно изучил визитную карточку, о чем-то напряженно думая. Часы на стене громко цокали; с улицы через открытое окно доносились обрывки разговора.

– Мне описывали Вас несколько иначе. Впрочем, это не играет роли, – он небрежно отбросил визитку, пока я испытующе изучала интерьер кабинета. – Врачебная этика не позволяет мне разглашать тайны моих пациентов, – сухо заметил Гивори, – я надеюсь, Вы помните это.

– О, безусловно! – улыбнулась, посмотрев на него, – не переживайте, мне нет дела до конкретных личностей. Я прибыла к вам совершенно по иному вопросу.

– Я помню, – мужчина издал короткий смешок, – к сожалению, с утра меня оповестили о том, что все материалы о вспышке неизвестного нам заболевания не должны предаваться огласке, – он бросил короткий взгляд сначала в угол кабинета, где я увидела небольшую камеру, на которой горел зеленый индикатор, а затем на сейф, и этого было достаточно, чтобы понять, что именно хранится под замком. – Как вы понимаете, это была далеко не просьба, а разглашение будет иметь серьезные последствия, – Гивори на секунду замолчал. Затем сказал якобы разочарованно, но глаза его выдавали важность этих слов. – Хочу Вас огорчить, кроме прежних, уже озвученных гипотез и предположений, Вы не узнаете ничего.

– Значит, инциденты действительно имели место, а сумасшествие пациентов – не байки и страшилки, а вполне реальная вспышка какого-то заболевания?

Гивори еле заметно кивнул:

– Вы не первая, кто старался разузнать, в чем, собственно, дело.

– Ну, в таком случае мне останется лишь довольствоваться быть первой, кто найдет ответы на все вопросы, – проговорила с нескрываемым напором.

Было ясно: правительственные глаза и уши не дремлют и здесь, силясь избежать утечки информации. А значит, здесь действительно есть что узнать. Не зря мы четверо суток мучились в дороге со всеми барьерами, ограничениями и пробками.

Гивори молчал, и я цокнула, пытаясь показать, что молчание меня не устраивает:

– Неужели Вы полагаете, что я буду разглашать имя моего информатора? Доктор Гивори, в стране паника, которая вскоре может перерасти в настоящий неконтролируемый хаос. Разве нам нужен еще один сценарий юго-западных территорий? – сказала скорее не для доктора, а для маленькой, мигающей в углу, камеры. – И очередная ситуация с агрессивными оппозиционерами? Люди напуганы. Слухи об эпидемии раздаются в каждом углу. Верноподданным нужны хотя бы какие-то конкретные ответы, а не обрывки чужих сплетен. Если Вы что-то знаете, это ведь шанс помочь другим. К тому же, Вы не будете отрицать, что пациенты находятся почти в пограничном со смертью состоянии и нападают на других, пытаясь… – осторожно заметила я, подняв бровь, – покусать.

– Не буду, – кивнул мужчина мне в ответ. – И могу сказать Вам одно: это явно не психическое заболевание, как думают многие, – продолжил он наигранно скучающим голосом, но я быстро достала из внутреннего кармана куртки потрепанный кожаный блокнот с ручкой, и так же скоро стала записывать за Гивори, – Во-первых, психическими заболеваниями нельзя заразиться от носителя. Во-вторых, не может такое количество людей почти в одно время заразиться одним и тем же заболеванием, связанным с нарушением психики, – я кивнула, продолжая делать заметки, – внезапная вспышка. Один день спокойный, а на второй у нас уже забито целое отделение. Третий, и вот уже полицейские и военные оцепляют целые кварталы и районы. Поговаривают, в город даже прибыли спецподразделения. А мы, – он развел руки, – мы даже не можем взять у больных анализы… – Гивори помедлил. – Они в крайней степени агрессивны, – мужчина потер перебинтованную руку, – и кровожадны. Некоторые из наших врачей заразились за прошлые сутки, трое умерло от нападения больных. Мы смогли огородить зараженный корпус. Сейчас там работают лучшие специалисты.

– Да уж… Тянет на главный заголовок, – помедлив, несколько тяжело ответила. Затем внимательно и серьезно посмотрела на Гивори, – если бы Вы, когда что-нибудь раскроется, позвонили мне, я была бы Вам безумно благодарна… Конечно же, без нарушения Ваших врачебных клятв, – я приподняла руки ладонями вверх.

– Я бы правда сказал Вам больше, но я переживаю за свою сохранность, – внезапно прямо и честно выпалил Гивори. – Тем более, это все настолько граничит с чистым безумием, что Ваш главный заголовок могут счесть желтым.

В эту же секунду дверь в кабинет распахнулась и на пороге показалась медсестра, халат которой был изрядно запачкан… Кровью. Девушка тяжело дышала, ошалело смотря на мужчину.

– Доктор Гивори! – воскликнула она, – больные из третьего корпуса пытаются выломать двери! Их очень тяжело сдержать!

– Как?! – закричал мужчина, подскакивая с места. Он бросил на меня взгляд, резонно указал на дверь, не произнеся ни слова, в то время как мой взгляд вдруг упал на ключи, лежавшие на столе… – Покиньте мой кабинет! – рявкнул Гивори, и я, сорвавшись с места и чуть не перевернув кресло, проскользнула мимо медсестры. – Где же… Ну, к черту! Пусть кабинет остается открытым! Полиция уже на месте? Силовики подъедут?

Голоса растворялись в шуме. Сердце колотилось где-то в горле, не давая дышать; я обеспокоенно думала о Сэме… Мысли не могли собраться воедино: гул, крики, стоны наполнили коридор, а от волнения немного кружилась голова. Я быстро направлялась к выходу, и чем ближе подходила, тем отчетливее слышала вопли, удары и непонятное рычание, сопровождающееся отборной руганью. Лампы продолжали беспрерывно мигать, страх зазмеился по шее, затягиваясь удавкой.

1 2 3...6 >

На страницу:

Перейти

1 из 6

Полная версия

Зарево. Оправдание хаоса

Другие книги автора