Зарево. Оправдание хаоса

– Значит, инциденты действительно имели место, а сумасшествие пациентов – не байки и страшилки, а вполне реальная вспышка заболевания, пришедшего с Севера?

Гивори еле заметно кивнул:

– Вы не первая, кто старался разузнать, в чем, собственно, дело.

– Ну, в таком случае мне останется лишь довольствоваться быть первой, кто найдет ответы на все вопросы, – проговорила с нескрываемым напором.

Спину обдало холодом, а шею и лицо – жаром. Всё или ничего. Потому что у риска была две стороны: с одной, такая безрассудная попытка выведать детали могла к вечеру для меня закончиться на стуле в камере казематов, лицом к лицу со жнецом, ведущим допрос. С другой, именно то, что сыск начал активно действовать, силясь избежать утечки информации, лишь подтверждало ее наличие здесь.

Не зря мы четверо суток мучились в дороге со всеми барьерами, ограничениями и пробками.

Гивори продолжал упрямо молчать, и я цокнула:

– Неужели вы полагаете, что я буду разглашать имя моего информатора? – тот изогнул бровь, бросив выразительный взгляд в сторону камеры. – Доктор Гивори, в стране паника, которая вскоре может перерасти в настоящий неконтролируемый хаос. Разве нам нужен еще один сценарий юго-западных территорий? – сказала скорее не для доктора, а для маленькой, мигающей в углу камеры. – Или очередная ситуация с агрессивными оппозиционерами? Люди напуганы. Слухи об эпидемии раздаются в каждом углу. Верноподданным нужны хотя бы какие-то конкретные ответы, а не обрывки чужих сплетен, которые лишь обрастают новыми ужасами и небылицами. Если вы что-то знаете, это ведь шанс помочь другим. К тому же, вы не будете отрицать, что пациенты находятся в пограничном со смертью состоянии и нападают на других, пытаясь… – буквально на мгновение умолкла, набирая в грудь воздуха, и практически бесшумно выдохнула следующее слово, – покусать.

Ответ последовал не сразу. Бой часов точно громче становился, а я вновь дрогнула, ибо теперь уже точно слышала выстрелы.

– Не буду, – кивнул мужчина. – И могу сказать вам одно: это явно не психическое заболевание, как думают многие, – продолжил он наигранно скучающим голосом, но я быстро достала из внутреннего кармана куртки потрепанный кожаный блокнот с ручкой, и так же скоро стала записывать за Гивори, – Во-первых, психические расстройства нельзя передать от человека к человеку. Во-вторых, невозможно, чтобы так много людей заразилось одним и тем же заболеванием, связанным с нарушением психики, практически одновременно. В-третьих, как вы верно заметили, носители находятся на пограничном состоянии со смертью. И формулировка "пограничное состояние", скажу я вам, сильно преувеличена. Не могут же лгать нам приборы? – лицо доктора исказила гримаса ужаса и паники; он спешно достал из нагрудного кармана платок, протирая выступивший пот на лбу. Постарался продолжить речь, но голос его стал сиплым, срывающимся. Страх Гивори точно и мне передавался; задрожало внутри, затянуло, заскребло. – Внезапная вспышка. Один день спокойный, а на второй у нас уже забито целое отделение. Третий, и вот уже полицейские и военные оцепляют целые кварталы и районы. Поговаривают, в город прибыли спецподразделения. Поговаривают, что и особое. А мы, – он развел руки, – мы даже не можем взять у больных анализы… – Гивори помедлил. – Они в крайней степени агрессивны, – мужчина потер перебинтованную руку, – и кровожадны. Значительное число медперсонала подхватило инфекцию. Пятеро скончалось на месте от нападения больных. Мы смогли огородить зараженный корпус, и сейчас там работают лучшие специалисты и силовики…

Молчание затягивалось, а фоновый шум становился отчетливей, вынуждая обернуться к двери.

– Да уж… Тянет на главный заголовок, – ответила через силу, внимательно и серьезно посмотрев на Гивори. – Если бы вы могли позвонить мне, когда что-нибудь раскроется, я была бы вам безмерно благодарна. Конечно же, всякая информация без нарушения ваших врачебных клятв, – приподняла руки открытыми ладонями.

– Я бы правда сказал вам больше, но переживаю за свою сохранность и безопасность своей семьи, – внезапно прямо и честно сказал мужчина. – Тем более, это все настолько граничит с чистым безумием, что ваш главный заголовок могут счесть желтым.

В эту же секунду дверь в кабинет распахнулась, и на пороге показалась медсестра, халат которой изрядно был залит… Кровью. Девушка тяжело дышала, ошалело смотря вперед сквозь нас.

– Доктор Гивори! – воскликнула она. – Больные из третьего корпуса пытаются выломать двери! Их очень тяжело сдержать!

– Как?! – вскричал мужчина, подскакивая с места. Он бросил на меня взгляд, резонно указал на дверь, не произнеся ни слова, в то время как мои глаза зацепились за ключи, лежавшие на столе… – Покиньте мой кабинет! – рявкнул Гивори, и я, сорвавшись с места и чуть не перевернув кресло, проскользнула мимо медсестры. – Где же… Ну, к черту! Пусть кабинет остается открытым! Что сообщают силовые структуры? Подъедут ли жнецы регулировать ситуацию? Были ли распоряжения от градоначальника?..

Голоса растворялись в шуме. Сердце колотилось где-то в горле, не давая дышать; я обеспокоенно думала о Сэме. Гул, крики, стоны наполнили коридор, а от волнения немного кружилась голова. Я быстро направлялась к выходу, и чем ближе подходила, тем отчетливее слышала вопли, удары и непонятное рычание, сопровождающееся отборной руганью. Лампы продолжали беспрерывно мигать, страх зазмеился по шее, затягиваясь удавкой.

А когда сделала шаг из коридора, открывшаяся картина заставила пошатнуться. Полицейские, выставив щиты перед собой, заталкивали больных в двери, из которых вторые пытались выбраться. Пациенты тянули к силовикам руки, клокотали нечеловеческими воплями.

И всюду была кровь. Запах едкий, нестерпимый, тошнотворный. Разило гнилью, затхлостью, кисло-сладкой тухлятиной.

В тот момент я не различила словно ничего, но картинка отпечаталась в памяти контрастным изображением: обезображенные лица и тела, укусы, совершенно не походившие на долетавшие слухи – это не укусы, это вырванные ошметки мяса и мышц, кровавый фейерверк. Все вокруг казалось искаженным и зловещим, словно очутилась в кошмарном сне.

Закричать бы, убежать поскорее или хотя бы отвернуться… Но все что делала, это стояла на месте, в состоянии аффекта, и смотрела, ощущая, как тошнота подходит к горлу. Земля подо мной пошатнулась, неистовые крики звенели в ушах. И все внутри сжалось. Кислота заполнила рот…

– Просим вас покинуть здание! – один из полицейских налетел сзади, чуть не сшибая с ног; он тряхнул меня за плечи. – Покиньте здание! Сейчас же! Здесь не безопасно!

Не помню, невнятно ответила ли я что-то, или сразу бросилась к дверям; только знаю, что духота на улице лишила возможности вдохнуть полной грудью, а из легких будто выкачали весь кислород. Еле удержала рвотный позыв и, наверное, упала бы прямо там и покатилась по лестнице, если бы меня не поймал Дорт.

– Сэм! – я схватила его за ворот толстовки, и больше ничего не могла сказать. Меня вдруг начал бить сильный озноб. Трясло. Тяжесть в желудке. И… страх. Обескураживающий. Липкий и холодный. С запахом крови и гнили. Затуманивающий взгляд, покрывающий мир черной пеленой.

– Идем, – мужчина кивнул и, придерживая за руку, помог дойти до трейлера.

Ни разу я не оглянулась на больницу. Ни слышала из-за шумах в ушах ничего. Прибывшее полицейским подкрепление вроде как помогло немного утихомирить хаос, оставшийся внутри больницы, но тот хаос, что зародился внутри меня на долгое время стер любые мысли обо всем, что волновало последние месяцы и годы.

Шок.

На улице было душно. Нестерпимо душно, и воздуха не хватало. От асфальта шел жар, и, казалось, все вокруг колышется в этом еще не разразившемся пекле.

Я даже не догадывалась, что несет грядущее. Даже не догадывалась, что день нашего прибытия в °22-1-20-21-14 навсегда изменил мою жизнь.

2

Эндрю с Сэмом пристроились на раскладных стульях у трейлера, я, укутанная в плед, на ступеньке у входа в наш дом на колесах. Сидела, устремив взгляд на горизонт, где виднелись огромные трубы, из которых непрерывным потоком валил густой серо-бурый дым. Дрожь до сих пор не унималась, ребра давили; перед глазами стояли жуткие картинки, а в голове продолжали звучать крики и шум.

Да, я хотела сенсации. Мечтала, чтобы слухи оказались правдой. Мы все хотели этого, потому что знали, насколько поворотной может стать информация, способная пошатнуть власть Трех.

Но когда увидела эту правду вживую, то испугалась. Впрочем, нет, не испугалась – я была в ужасе. Преследования жнецов и сырость их казематов на секунду показались детским лепетом.

Мужчины внимательно изучали отснятый Сэмом материал, порой что-то восклицая и переговариваясь, а я… А я не могла пошевелиться. Не ожидала, что все будет так. То, что увидела в больнице, действительно повергало в ужас и заставляло совершенно иначе взглянуть на все происходящее в Государстве за последние месяцы. Усиленные таможенные контроли на дорогах, оборванные эфиры, перебои с электричеством, крысиные бега на политических должностях и общая напряженность; голоса оппозиционеров становились громче, но преследование их политической полицией – менее активным. Теперь все виделось в ином свете, а воображение рисовало кошмары наяву.

Правда, ужасные мороки все равно оставались где-то там, очень далеко и недосягаемо, а безумие в больнице напоминало горячечный бред. Если бы не большое количество людей в форме, машин, сигнальных огней и периодически срабатывающих сирен, то можно было бы представить, что после бессонной ночи я просто провалилась на мгновение в бессознательное состояние, и все это мне почудилось.

Бросила осторожный взгляд в сторону больницы. Высокий светловолосый полицейский кричал в рупор, призывая всех сохранять дистанцию. Изредка раздавались выстрелы. Я вздрагивала, боясь представить, что происходило внутри здания; и, хотя Эндрю с Сэмом настаивали на том, чтобы вернуться (или проникнуть) туда тотчас, я совершенно не желала вновь возвращаться, пока все не утихнет и не прояснится.

К тому же, мне, пожалуй, впервые не хотелось лишний раз ссориться с правоохранительными органами. Во-первых, была слишком встревожена и напугана для хладнокровных дискуссий. Во-вторых, наша репутация, уже подпорченная проникновением в чужие кабинеты, участием в громких и неоднозначных дебатах, освещением грязных дел значительных лиц, была в опасном шаге от пропасти; только-только удалось замять последствия репортажа, сделанного больше года назад на подорванной терракотовой организацией плотине на Волунтасе. Неправильное движение, неосторожное действие или слово сейчас – могли стать смертельным приговором. Представителям правительственных сил стоило копнуть лишь чуть глубже в наши документы, лишь чуть внимательнее прислушаться к вопросам…

Еще с полчаса назад смелость и отчаянность застилали мне глаза. Страх и ощущение промелькнувшей рядом смерти сейчас отрезвили.

Я глянула на Сэма и Эндрю; второй курил, держа сигарету большим и указательным пальцем и буквально высасывая из нее дым. Дорт же трепал свои волосы и, практически не моргая, следил за видео на мониторе ноутбука.

Мы никогда не страшились пробиваться через пластмассовые щиты в центр событий, и я не раз увлекала ребят за собой в сомнительные авантюры, но сейчас точно не хотела создавать еще одну историю противостояния с органами: потому что, в купе с определенными факторами, исход бы разыгрался не в нашу сторону. Я не могла рисковать жизнями Сэма и Эндрю.

Ибо, помимо факторов, первопричину которых знала и к которым сама была причастна, существовали и другие. Как минимум, почему мое досье пропало из базы жнецов. Воспоминания вернули в холодную ночь дороги сюда, в °22-1-20-21-14. Полночь. Блокпост. Пачка проверенных документов и полусонный таможенник. Жнец рядом с ним проверял наши документы, я готовилась исполнить заученный текст – грешков хватало, чтобы попасть под наблюдение политического сыска, но за время работы в "Багровых небесах" научилась отбиваться и разыгрывать роли, – но моего досье в базе внезапно не оказалось. Радоваться тому? Испугаться? Но всякое стремление проанализировать случившееся напрочь прогнали образы сегодняшнего утра.

Плевать. Сначала разберемся с больницей, соберем материалы, а потом будем действовать по обстоятельствам… Но в эту минуту рисковать своей сохранностью, пытаясь вернуться в медучреждение, абсолютно опрометчиво. Настолько, что даже я на это не решалась.

В животе противно заныло. Одинокий кофе оставался ни первый день единственным гостем моего желудка; где-то на грани сознания понимала, что следовало заставить себя хотя бы немного поесть… От столкновения рассуждений о еде и воспоминаний разорванных тел замутило.

Внезапно зазвонил телефон. Сэм с Эндрю синхронно обернулись, а я невольно содрогнулась, затем шумно выдыхая и пропуская сорвавшегося в трейлер Эндрю. Он впопыхах старался отыскать среди всякого хлама мобильный, в то время как раздражающая автоматическая мелодия на звонке продолжала задорно играть. Мы переглянулись с Дортом и тот, натянуто улыбнувшись, чуть приподнял видеокамеру.

В глазах его испуг, а лицо неестественно бледное. Но Сэм не изменял себе – все тот же "бессмертный оператор", до последнего не выпускающий камеру из рук. Я знала, он захватит абсолютно всё на видео, пусть и угроза накрывает подобно лавине.

Когда трезвонящий телефон был наконец-то найден, я опять вздрогнула, только теперь уже от резкого и громкого голоса Эндрю, который первым же делом похвалился будущим удачным репортажем перед своей женой – он, на мгновение забывшись, с восторгом описал то, что заснял Сэм, и то, как много военных и полицейских скопилось вокруг. Знаком показала мужчине следить за словами – звонок вполне могли прослушивать, – и, поежившись, тихо выругалась: весь скепсис Эндрю пропал, и его ничуть не тревожило, что он увидел.

Во мне боролись облегчение и беспокойство, и пока не было понятно, что побеждает.

Затем Эндрю завел беседу о дочери, а это значило, что разговор затянется. При всей угрюмости и молчаливость, наш дорогой Энди был очень хорошим отцом и примерным семьянином, который никогда не упускал возможности спросить у меня, не нашла ли я себе пары. Если честно, всегда восхищалась его умением совмещать семью, работу и хобби, особенно учитывая, что все эти пункты были различны и не могли пересечься.

Поднялась и нехотя стянула с себя теплый плед, закинув его куда-то вглубь трейлера.

– Эндрю, – окликнула мужчину, и тот обернулся, – я в магазин.

Мужчина коротко кивнул и я, захватив небольшой портфель, висевший на вешалке около входа в трейлер, решительно направилась вперед. Сэм бросил участливый взгляд и, не произнеся ни одного слова, стал освобождаться из кокона аппаратуры. Через пару минут Дорт нагнал меня и поплелся рядом.

Стоило признать: несмотря ни на что, несмотря на мое состояние, несмотря на весь кошмар и ужас, я вполне понимала – материал произведет фурор. А если Гивори предоставит дополнительную расширенную информацию – поднимет гигантскую волну, которая сметет последние сомнения в том, что власть Трех себя изжила. Что монархи сознательно сокрыли эпидемию на Севере. Что их словам нельзя верить. Что люди в их руках стали расходниками…

Я все шла и шла вперед, погруженная в мысли, не смотря по сторонам и не замечая чужого незнакомого города. Вместо того, чтобы глядеть жадно по сторонам, я настолько погрузилась в себя, что вовсе забыла: мы давно уж не в Центральных землях, а прибыли в Перешеечную область. Однако боковым зрением замечала все же непривычную планировку петляющих улиц, выразительную архитектуру зданий – более изысканную и заостренную, – обилие карминовых и пурпурно-черных камней в строениях.

Эхо доносило воющую в разных частях города сирену. Дорожные рабочие в униформе латали выбоину на асфальте; их рабочая машина гудела, а оранжевый проблесковый маячок посверкивал с перебоями. Ноги от каблуков неимоверно ныли. Голова гудела. Кипишь и гам не стихал ни на минуту, а громкие голоса смешивались в один единый шум и звенели в ушах… Именно тогда отчетливо поняла, что совершенно выбита из колеи, и не совсем замечаю и осознаю происходящее вокруг. Потеряла ощущение времени.

Резко остановилась осматриваясь. Не знаю, сколько времени прошло с момента, как покинули трейлер; минут двадцать или, может, тридцать. Громко пробили часы на высоком здании из красного кирпича. Десять часов. Оживленный перекресток перед нами. На небольшой площадке перед зданием (вполне вероятно, административным) гордо возвышался постамент – три безликие одинаковые фигуры. Единственное, что отличало эти тени – характерные атрибуты: корона из двух обручей на голове Властителя, меч в руках Главнокомандующего и поднятая Послом Небесным над головой Книга.

"Единство – ключ к бессмертию", – как главная парадигма власти Трех.

И всякий, кто эту парадигму осмелится критиковать, кто позволит себе усомниться в Трех или в данной им Небесами власти, сгинет, станет очередной внезапной жертвой. Коль пойдет против монархов – исчезнет, сотрется жнецами.

– Ты в порядке? – Сэм впервые за все это время решил заговорить; я ощутила его внимательный взгляд на себе, но не могла отвести своего от скульптурного изображения собирательного образа незыблемых монархов. Которые наши Трое по счету? Одиннадцатые? – Выглядишь, скажу прямо, неважно.

– Спасибо за честность, – хмыкнула в ответ, поворачивая к не большому, но длинному зданию, стены которого были сделаны из затемненного стекла.

Мимо пронесся велосипедист, чуть ли не сшибая нас с Сэмом; Дорт, громко выругавшись, показал вслед парню средний палец, на что я лишь тяжело вздохнула, качнув головой.

– Они совсем из ума выжили! – зло фыркнул Сэм, оправляя толстовку, – идем!

Здание, состоящее из цокольного и первого этажа, внутри оказалось больше, чем смотрелось снаружи. Везде разбросаны разнообразные павильончики – начиная от аптек и заканчивая сувенирной лавкой, – а цокольный этаж приспособлен под гипермаркет и роскошный книжный магазин (по крайней мере, вывеска "Лучший в городе" наталкивала на определенные ожидания). На каждом шагу работали кондиционеры, и я жадно глотала прохладный воздух. Продавцы, точно не до конца пробудившиеся ото сна, лениво зевали за прилавками, наслаждаясь немногочисленностью покупателей и посетителей.

Произошедшее в больнице отдалялось, начинало казаться выдумкой или лихорадочным бредом, и, хотя я все еще отчетливо помнила каждую секунду, каждый звук, все постепенно погружалось в дымный туман памяти, становясь менее реалистичным. Заурядное течение жизни, здесь, за пределами стен больницы, притупляло волнение, и отдельные детали ускользали из внимания, но…

Но на секунду меня словно закинуло в мертвую петлю из старых и новых воспоминаний. Сердце болезненно ухнуло по ребрам, затрепетало, и немалых усилий стоило прогнать подкравшуюся панику и заглушить боль; дрогнула, тряхнула волосами. Бессознательно сжала запястье левой руки. Сэм посмотрел на меня встревожено, но, ничего не сказав, направился к лестнице, что вела на цоколь. Я последовала за ним.

– Давай, приходи в себя, Штеф, – бросил негромко Дорт через плечо. – Согласен, зрелище не из приятных… Но все же к лучшему, верно? Мы нашли отличный материал, из которого легко сделаем конфетку. Разве не этого мы хотели?

– Да, пожалуй… – неуверенно протянула в ответ, хмурясь; внутреннее чутье вопило, но разобрать, от чего именно оно пыталось меня предостеречь, не могла. Посмотрев на продуктовый, почувствовала, как комок подобрался к горлу. – Ты сам сходи, купи перекусить, а я в книжный лучше зайду.

– Тебе что взять?

– Минералки. И печенье можно какое-нибудь. Я не особо-то и есть хочу.

Сэм кивнул, убирая руки в карманы, и, развернувшись на пятках, скрылся за прилавками. Полноватая кассирша лет сорока неодобрительно на меня посмотрела; я вскинула брови, чуть поведя головой, и женщина, поймав невербальное "указание направления движения", отвернулась к стеллажу с сигаретами.

По другую сторону от гипермаркета, за панорамными стеклами, виднелись ровные ряды полок с книгами.

Мысли продолжали перескакивать одна к другой: мне вспоминались и бессонные ночи, кончавшиеся крепким кофе на заправках, и полуночные сборы, и наша нынешняя долгая поездка, и тряска в трейлере, и разбитая аппаратура. Лабиринты домов, желтая косточка месяца в небе. Тучи, зябкое утро, больница. Перебинтованная рука Гивори, пациенты, полицейские.

Не помня себя, оказалась среди книжных полок. Бегло осмотрелась, побрела между стеллажами, поглядывая на новые корешки.

Подташнивало. Видимо, слишком перенервничала, да и сейчас продолжала накручивать себя. Где-то внутри страх закапывался в сердце и натягивал нервы; давно уж не испытывала настолько выбивающих из колеи панических чувств.

– Вам плохо? – взволнованно спросила девушка у кассы.

– Нет, все в порядке, – кивнула коротко; отчего-то сегодня все чрезмерно активно пеклись о моем здоровье, неужто правда так паршиво выглядела? – Спасибо.

И, деланно улыбнувшись девушке, поскорее скрылась в лабиринте стеллажей от ее пристального взгляда. Ближайшие минут десять провела в бесцельной ходьбе и рассматривании книг. Доставая очередной томик с полки, прочитывала аннотацию, листала, бегло изучая первые попавшиеся на глаза строки… С уверенностью могу сказать, что не запомнила ничего: лишь бы заглушить сменяющие друг друга в бесконечном наложении рассуждения. Я уже продумывала текст статьи, визуально составляла наполнение страницы интернет-издания, продумывала, какие формулировки следовало вывести на красные строки. Однако даже в таком отстраненном состоянии выбрала около семи книг для покупки – самые обычные в мягкой обложке, которые удобно носить с собой, в силу их компактности и маленького веса, – среди которых была парочка из прочитанных. Сложно было прикинуть, как много времени мы проведем в °22-1-20-21-14 (все зависело и от того, насколько Гивори сможет быть разговорчивым, и от общей обстановки в городе, и от деятельности жнецов), а потому следовало подумать, чем себя занять кроме рабочей рутины.

Хмыкнула про себя, чувствуя, как по телу расползалась ноющая тоска. Первым делом при возможности, безусловно, было бы нужно ознакомиться с самим городом, погулять, попробовать местную кухню, заглянуть к достопримечательным местам… Верноподданным Государства в принципе редко когда удавалось выехать за пределы "своей" территорий, где каждый с рождения оказывался практически "закреплен".

Бегло глянула в сторону местных путеводителей. Стеллаж с ними стоило бы везде называть "злая ирония".

Взяла пару ручек и карандашей чисто машинально.

Сэм, пожалуй, прав. Мы ехали сюда за сенсацией, яркими кадрами, информацией – и нам было с чем работать. Поездка не напрасно, а это уже чрезмерно многого стоило. Была бы я религиозной, поблагодарила бы Небеса с искренним жаром.

Не услышала, как подошел Сэм, и чуть не выронила книги, когда над ухом раздалось Сэмовское: "Штеф, я прибыл".

– Испугал, – сдавленно выдохнула, качнув головой. – Сейчас пойдем, дай мне минутку.

– Тебя нельзя отпускать одну в книжный, – парень подмигнул.

А чего, собственно, ему грустить? Сэм держал пакет с едой, материал у нас появился, работы предстояло много, в больницу ближайший день нас явно не пустят, да и Гивори навряд ли захочет вечером где-нибудь встретиться за чашкой кофе. Сегодня должен стать заслуженным отдыхом после тяжелой поездки и не менее сумасшедшего утра, наполненного не самыми приятными минутами.

К тому же, никто не запрещал побеседовать с жителями °22-1-20-21-14. А возможно, нам удалось бы даже пообщаться с военными – кто знает, может и здесь удача была бы на нашей стороне?

На секунду замерла, вновь вспоминая в деталях дорогу сюда. Подготовленные документы действительно хороши, мы смогли без труда пройти все таможенные блокпосты, но…

Но как мое досье пропало из базы сыска? Почему жнец не нашел меня в своей системе? Куда пропало мое имя? Ночной час на блокпосту всплыл обдающим холодом воспоминанием.

– Штеф?

– А? Ну, да… Нельзя, – натянуто улыбнулась, и мы медленно, посматривая по сторонам, пошли к кассе.

Наверху становилась шумнее: сирены, к которым слух понемногу привык, стали чаще; чудилось эхо от стрельбы, словно объявшей улицы (а может, шум кассовых аппаратов, да игровых наверху вносил смуту). Небольшая очередь практически не двигалась; девушка на кассе полусонно пробивала покупки, никуда не торопясь. Мы меланхолично ждали; Сэм успел сбегать в раздел философии, а как за пределами книжного началась суета. Голоса становились громче.

Я чувствовала, как внутри все напряглось и замерло; точно обострилась внимание, точно слух стал острее.