Аджимушкай. Красные звезды в каменном небе. Роман. Том 3

– Мы все здесь меняемся. Сам себя не узнаешь, удивляешься! А лицо, что – оно лишь маска, которую мы носим. Внутри мы такие разные…

– Что теперь будет? Куда мы провалились?

– Если мы еще есть, значит что-то будет… Мы где-то плывем, что-нибудь нас ожидает!

Огонь у стены разгорается ярче, и мрак немного отступает выбрасывая на свет, как на берег останки кораблекрушения облики двух обитателей подземелья…

– Какой месяц у нас идет? – слабо выдыхает Желтовский, – Про день не спрашиваю… Все слилось в каменную черноту!

– Не знаю… Крутилось что-то в голове! Не то конец июля, не то уже август, – эхом отзывается из темноты Кохан, – может и осень уже наступила! Или год прошел… Мы что с тобой, с ума сошли?

– Нет! – твердо заявляет интендант, – Все в порядке… А эти метки во времени, календари, цифры! Зачем? Может это уже не нужно вовсе… Мы постоянно в голове всю эту дребедень держим. А суть может в другом… В природе ничего этого нет! 8-го декабря или 5-ти часов вечера… Чушь все это. Мы сами это придумали. Вот лишнее и ушло! Что-то другое начинается…

– Что именно?

– То, к чему должны были всегда придти. И не замечали, и не слышали этого…

– Я не понимаю тебя! – восклицает Кохан.

– А я сам себя в последнее время не понимаю! Что-то такое происходит, то пугающее, то забавное внутри, а разум отказывается это воспринимать, и ты зависаешь как шут с диковинными игрушками! И смеешься уже сам с собой… Над чем – не ясно!

– Ты и здесь смеешься… Когда уже ничего не осталось! Одна смола мрака осталась, все затянуло! И мы в этой тягучей клейкой топи барахтаемся, опускаемся все глубже…

– Пока смеешься – ты живой! А если надменную мину серьезности на своей физиономии вылепить, так это почитай, уже все – могила наступила. Смех – дар богов!

– А мы живы вообще? Или это уже… все? Вот так раз – и погасло! Как лампочка хлопнула – и мертвая тишь!

– Кто знает? Может живы, а может и ушли… уже далеко от человеческого существования! Что там наверху, что здесь внизу, на черте… трудно что либо определенное сказать. Жив ты или помер! Я вообще слышал, говорят, смерть незаметно проходит, ты не успеваешь понять, что это случилось и просыпаешься уже в другом состоянии, ином мире, и никаких изменений в себе и вокруг не чувствуешь! Словно все так и было, как раньше…

– Что-то должно измениться! – категорично заявляет Кохан, – Не может быть, чтобы такое печальное и грандиозное Событие, как легкий ветерок пронеслось… Почему тогда столько плача и скорби? Не просто так! Потому что наверняка меняется много, почти все…

– А может все остается, так как есть? – озирается Желтовский, – И просто продолжает длиться! И мы дальше плывем в слепом едком тумане…

– Нет, так нельзя! Неправильно это, – качает головой Кохан, – Смысл смерти я думаю в кардинальном преображении и себя, и реальности. Она как новый сон – из одного вышел, забыл, получил следующий… Как-то так!

– А ты что ждешь? – улыбается Желтовский, – Прекрасные сады? Ангелов? Бесов? Пэри и джинов? Или еще какие фантастических персонажей? Сказочное царство?

– Трудно сказать. Но что-то Светлое… Близкое и знакомое. Когда-то забытое… Как дом родной, где уже больше нет печалей и утрат. Что-то простое и надежное. Тихая, спокойная жизнь в любви… Мы ведь плохого ничего не делали! Наказания и темных областей не заслужили! Всегда за Свет сражались…

– Кому это все надо? – хмуро вздыхает интендант, – Кто за что боролся, и кто что заслужил… Реальность вот она – мы потерянные во мраке, тонем все дальше! И не важно живы мы или мертвы… Весь процесс перед нами! Никому, мы похоже уже не нужны. Ни небесам, ни людям, одной Тьме! На забаву… Как корабли без штурвала и парусов, отчаянно носимся по бушующему мраку, и проваливаемся в адскую пучину! Теряя рассудок… и все чем когда-то были!

– Может мы сиющие звезды? И сами не осознаем этого…. А человеческий облик – это ширма, одежда, нелепая и клоунская? Кто так смеется над нами? Зачем? Вокруг одно безумие! Помрачение всего… буквально! И тела, и разума… Мы становимся все чернее и чернее… У тебя есть выпить? Пока еще не поздно.

– Да. Немного с собой! Ношу… Если рана или еще что-нибудь! У нас тут все может произойти. Из разряда дурного и фатального.

– Самогон?

– Водка трофейная… Ребята из разведки подогнали! Шнапс короче, немецкий. Благородный продукт!

– Давай! Может, в себя придем. Всех химер из мозга прогоним! Надоели уже мысли терзать и чувства жечь! Я их ощущаю физически реальней чем саму себя! Как тут умом не двинуться? И понять, что вообще с нами здесь в глубине подземной творится?

– А я будто проваливаюсь в какую-то мягкую пропасть, вспыхиваю, начинаю гореть и стекать как воск! Капать куда-то вниз своей расплавленной плотью… А оттуда будто звон доносится, или какая-то чудная музыка. А я вижу, что меня все меньше и меньше становится! И я скоро догорю совсем… И не будет уже ничего! И меня никогда не будет. Черная пустота! И все… прощай несостоявшийся летчик, товарищ Желтовский… Что ты был, что тебя не было – никто не заметил. Вот такая шутовская ирония Жизни!

– Это ловушка! Вероломное нападении изнутри! – вспыхивают глаза Кохан пронзительным блеском, – Тьма нас жрет! Уплетает за обе щеки… Как мы едим куриц или яблоки! Теперь нас с аппетитом кушают… Преподнесли на блюде в этом подземелье темным обитателям. Они и рады полакомиться…

– Здесь другое! – возражает интендант, – Мы питаемся по необходимости и уважаем чужую жизнь… Защищаем и храним Жизнь в целом! А не губим ради хищнической алчности. Пытаемся построить что-то замечательное из этого темного Хаоса, постоянно стремящегося к Разрушению… Мы – как форпост Светлого мира. Его передовые отряды!

– Свет… Белый, безграничный и всемогущий! Где он? Забыл он нас! Совсем… Вот и все хваленое милосердие. Законы справедливости! Воздаяния… Где это все? Когда мы дохнем здесь как мухи… Даже лишены достойной смерти! Как черви по углам иссыхаем… Никому до нас дела нет! Что это? Для чего? Бессмыслица какая-то… Вот скоро мы умрем, это факт! Или уже… Что я несу? Ты понимаешь, Володька?

– Я вижу шнапс хорошо зашел! Кровь закипела… Страсть взыграла! Глядишь и крылья скоро за спиной расправятся! Хмельной дар Диониса – великая вещь! Мудрая… Если подходить с должной мерой! А вообще, Валя, что касается этих катакомб, и всех страданий, это наш Выбор! И я от него не отступлю! Можно было всего этого избежать – легко и припеваючи! С белой тряпкой наружу – и фашист тебя примет с распростертыми объятиями! Только это нам надо? Предательство Родины и самого себя? Это хуже смерти и любых мук… Никогда и никак! А наш путь горький и тяжелый, потому что правильный! Так всегда было… И для героев, и для пророков древних. Мы конечно, ни те, ни другие! Но кое-чего все-таки стоим. Такой армаде фашистов кинуть вызов и кружить ее несколько месяцев – это победа! А что будет дальше – по херу! Мы выиграли этот бой, и давай еще по одной! За победу!

– Как скажешь… С тобой хорошо! Ты и мертвый надежный и веселый! С тобой в любой пропасти отрадно. Хороший ты мужик, Вова!

– Да не мертвый я! И ты тоже не труп еще… Что за мысли?

– С чего ты взял? Докажи… – покачивается захмелевшая Кохан, – Все исчезло, растворилось! Никого кругом нет… Одни мы в подземелье этом проклятом! Среди могильных камней. Все товарищи в коридорах мертвые лежат… Спят вечным сном! Одни мы как всегда ненормальные шарашимся, пока гарнизон спит! Романтики хреновы…

– Чего доказывать? Руку к огню поднеси и очнись уже… – советует Желтовский, – Порезвились и хватит, давай по делу уже… Устав и обязанности в полку еще никто не отменял! Товарищ из военторга…

– Это не доказательство! Так и во сне может быть, – упрямо произносит Кохан, – а в чертогах Смерти и не такое вольно случится! Все у нас перепутано дьявольски! Ничего не разберешь. Меня нет… Или я еще есть! Так смешно. Не мне! Что за издевательская игра? Кому это нужно? Вся наша боль и кровь? Кто ей живет?

– Значит так надо, Валя! Может, без этого никак! Не будет ничего… Хорошего и светлого! И мы должны пройти этот путь во что бы то стало! Потому как…

Недалеко, в темноте раздается грохот, будто что-то упало или спрыгнуло со скалы…

– Что это? – поворачивается Кохан.

– Сейчас поглядим! – Желтовский берет факел и освещает низкое помещение. Никого нет. Только сквозняк уныло воет свои тихие рулады… Вокруг полное каменное оцепенение.

– Пусто! – констатирует интендант, – Может камень упал, осыпался, кровля от взрывов шаткая стала, такое случается, может утварь твоя кухонная не устояла, рухнула… Ничего подозрительного!

– А если нет? И это кто-то живой был? Затаился во тьме?

– Кто тут может быть, кроме нас? На такой глубине? Фашист сюда точно не долезет… Заплутает и сгинет в лабиринте сразу! А все остальные привидения всякие местные – так они нам вреда не приносят, скользят себе тихо, вздыхают, и дальше по своим призрачным делам… Культурные существа! Все бы такие были.

– Мы уже сами может призраки? И пугаем кого-нибудь? Если есть еще кто… Где все наши кстати? Я никого не вижу! Может мы одни в гарнизоне остались? В этой огромной каменной массе запутанной… Что ж теперь будет то?

– Да все здесь, рядом! Ты с чего взяла, что мы одни? Никто ни куда не делся…

– Не знаю… Мне почему-то кажется, что мы теперь с тобой Одни остались! И все ушли куда-то!

– Куда тут уйдешь? Стены непрошибаемые кругом! Хоть жизнь, хоть смерть, а отсюда не выберешься… Будешь нести свою Вахту до скончания века! Пока смена не придет. Таких же как мы! И потом опять по кругу… Странная вещь получается. Где мы оказались? И какова Правда всего этого?

– Может когда-нибудь нам что-то и откроется! – сверкает глазами Кохан, – А может так и будем в темных тоннелях блуждать, искать проблески света и обетованного выхода… Непонятный этот мир какой-то! Как аттракцион безумный. Вроде живешь и дышишь полной грудью, а потом понимаешь, что ты в клетке находишься. И сам ее и создаешь… И как из этого всего вырваться – никто не знает. Словно спим мы все!

– Когда-нибудь проснемся! И все узнаем. Рано или поздно все тайны раскрываются. Тогда станет ясно, зачем мы здесь были в этом подземелье, и что это за место на самом деле… А пока насущным займемся, хватит разглагольствовать на темы, где ответов нет! Я к тебе, Валюша не с пустыми руками пришел…

– Что принес? Опять крыс? Или чего похуже? Кикимору подземную, дохлую какую-нибудь?

– Нет больше крыс… Ушли или не попадаются. И кикиморы не встречаются… К сожалению! И то веселее бы было… Все-таки живая душа, не камни мертвые!

– Тогда не знаю что и думать! Только ты и можешь что-то новое придумывать и гарнизон кормить.

– Это не я один… Совместное народное творчество! Один человек мало что может. Ему всегда коллектив необходим. А наш – как одна большая семья… Все друг за друга!

– Ну так что там у тебя? Давай выкладывай, буду колдовать, как из твоих даров что-то съедобное сварганить!

– Портупеи из свиной кожи! Там в мешках и подсумках у стола…

– И что прикажете с ним делать, господин Желтовский? – иронично косится Кохан, – Вот так прямо брать и жевать? Или как?

– Резать и варить! И получать удовольствие.

– Каким образом, как змеюк болотных?

– Нет резать очень мелко, лапшой… Чтоб вываривалось все нужное, и разжевать можно было. – И что из этого может получиться?

– Кожа натуральная, свиная! Считай, похлебка знатная должна выйти.

– «Прекрасно»! Так и тырсу грызть начнем… Когда ремни закончатся! И сколько их кстати по гарнизону? Хватит?

– Рейд один сделали… Раздели братков, – смеется Желтовский, – пока достаточно! С комиссаров много поснимали… У них и портупеи и ремни отличные, крепкие! Видела бы ты их лица! Ничего понять не могут! Куда? Зачем? А штаны что веревкой держать? А что тут сделаешь, приказ есть приказ… Смеху было! Мы с Храмовым ходили, собирали, он тоже свою сбрую скинул, каким-то шнурком подвязался… потом говорит в вылазке у фрица ремень с бляхой одолжу! Они у них качественные… Надолго хватит. Такие дела, Валюша! Импровизируем, как можем.

– Да тут больше ничего и не остается! Когда все нормальное и естественное пропало. Как хочешь, так и выкручивайся! На голых скалах, как змея подстрелянная, извивайся! Ищи выход… Которого нет!

– Ну, на самом деле ходов здесь много! – подсмеивается Желтовский, – Глянь, сколько коридоров вокруг нас. Только закрыты они, как двери! Найти бы ключ… и все стразу станет другим! Я полагаю тут рядом с нами, много чего есть! Только мы к этому пока выйти не можем. Приложим усилия, пройдем очередные барьеры и врата распахнутся… И встретят нас!

– Какие врата, Володя? – недоуменно хлопает отяжелевшими от подземной пыли ресницами Кохан, – Ты о чем вообще? Тоже в красивые небылицы поверил? Нет тут ничего! В каменоломнях этих. Кроме… Смерти! И не было… Никаких богов и духов чудесных! Легендами, воображения человека рожденных… Никаких сказочных царств и подземного рая. Выдумки все это… Приди в себя! Все что вокруг нас – ощетинившиеся мертвые глыбы и холодная пустота, это и есть истинная реальность этих катакомб!

– Это сложно. Вернуться к себе… Я в последнее время с трудом понимаю себя! Будто пропадаю… Хотелось бы, если умереть, то в здравом и ясном уме, не идиотом помешанным! Осознавать этот трагический процесс. А тут какая-то галиматься внутри начинается, словно пьянеешь неизвестно от чего!

– Это тьма подземелья нас так касается! Уж не знаю благословение это или проклятие – тут все смешалось в одно! Будто кубок с горьким и изысканным вином нам преподносят изнутри… И мы сами не замечаем, как осушаем его! И теряем себя… Мрак аджимушкайский, он такой – пьянит гораздо сильнее любого вина… И куда это приведет, возможно он и сам не знает!

Глава 9

В небольшое помещение операционной подземного госпиталя капитан Левицкий и двое солдат торопливо вносят на носилках раненого, прикрытого шинелью. В тусклом освещении коптилок из снарядных гильз на них поднимает взгляд совсем молодой хирург, практически юноша… Чем вызывает недоуменные переглядывания бойцов. Рядом с врачом суетится, помогая, Вера Иевлева.

– Добрый день, пан доктор! – бодро приветствует Левицкий, – Или вечер. Один хрен… на разберешь, темно всегда! Что день, что ночь, все смешалось. В общем здравствуйте! Прибыли мы…

– Здравия желаю, товарищ капитан! – тихо произносит юноша, – А мы уж заждались, вносите. Перекладывайте больного на кушетку, аккуратней. Сейчас еще раз посмотрим. Вера, материалы все готовы?

– Да, собрала все что есть… – отзывается из темноты Иевлева, – особо не разбежишься, даже для такой сложной операции.

– Нужен свет, готовьте факела! – деловито бросает хирург, – В такой темени себя не видно, не то что пациента. Копошимся почти вслепую, как кроты! Вера, еще тот резервный пакет с бинтами достань, уж ничего не остается… И рубахи кончаются! Ума не приложу, что через неделю будет… Преисподняя, а не лазарет. Хоть зелье вари и заговоры читай!

– Мы же из вылазок приносим! – напоминает Левицкий, – Медикаменты в первую очередь… Специально за ними охотимся! Потрошим фрицев, только перья летят!

– Это капля в море на такой гарнизон, товарищ капитан! – вздыхает врач, – Все ваши бесценные находки разлетаются с быстротой молнии. У нас раненых все больше. А когда взрывы эти адские начались, так вообще сплошной поток пошел искалеченных и побитых скалами. Сутками на ногах! У меня медсестры падают уже… Ну, ладно, плакаться потом будем. Давайте к делу! – хирург открывает журнал, – Так, кто это у нас на очереди?

– Политрук Исаков Сергей Михайлович! – отвечает Левицкий, ставя в угол автомат, – Из последней вылазки нашей…

– Да, это я! – хрипло доносится из темноты, – Подкосил меня ганс проклятый… Но ничего, встану, отомщу! Все рыло разворочу оккупантам проклятым.

– Ага… вижу! – листает тетрадь рядом хирург, – Первичный осмотр делал я… помню! Хотя тут за час все в голове перемешивается, себя забываешь. Так значит, множественные осколочные ранения в ногу… заражение… начавшаяся гангрена. Все очень серьезно, дорогие мои! Придется потрудиться, и потрудиться всем присутствующим!

– А нам то, что делать? – восклицает Левицкий, – Мы же не медики!

– Держать будете! – улыбаясь в упор смотрит молодой врач, – Чтоб с пациентом все хорошо было… Операция не простая предстоит, мало приятная и мучительная, сразу говорю! Потребуется мобилизация всех сил – и физических и моральных! Потому как анестезии у нас уже давно нет. Вот ваша силушка богатырская и понадобится. А то у меня девчонки хрупкие и шатает их от голода и недосыпания как березу на ветру… Так что готовьтесь товарищи!

– Обезболевания вообще никакого? На живую резать будете? – спрашивает Исаков, приподнимаясь на локте, – Что ж, если что потанцуем…

– Обязательно, Сергей Михайлович! Потанцуем, – грустно задумчиво произносит хирург, – Вся наша анестезия – стакан самогона и самокрутка покрепче! Более ничего не имеем… И молитва подземным богам! Шучу… Вера! Ну-ка подсвети сюда, я раны осмотрю… Ну да, я так и думал, ничего не изменилось. Стало хуже намного, заражение дальше пошло, грустненькая история у Вас получается, товарищ политрук!

– Что скажете, доктор? – волнуется Левицкий, – Насколько все плохо?

– Настолько, что поврежденную ногу придется по колено отнять, – твердо произносит хирург, – иного выхода я не вижу!

– Твою мать… – выдыхает Исаков, – Других вариантов, кроме ампутации, нет?

– Другой вариант – смерть! И очень медленная и мучительная. Так то вот, Сергей Михайлович! Такой расклад Судьбы… Расстраиваться сильно не стоит! Потеря ноги это не потеря Жизни! Радуйтесь, что живы в этом нашем подземном аду… Могло быть гораздо хуже. Нам каждый день настоящих калек поставляют – у кого череп раздроблен, у кого позвоночник сломан, у кого внутренние разрывы органов повсеместно от сильнейшей контузии, те, кто уже вообще не встанет с лежанки, и многие с перспективой только на кладбище…

– Не унывай, Серега! – поддерживает друга Левицкий, – Мы тебе протез организуем, у нас в батальоне умельцы есть, я слышал… Еще у девчонок наших на свадьбе повальсируешь! Мы тебе сгинуть не дадим!

– Благодарю! – удивительно бодро отвечает Исаков, – Только что я теперь за воин буду и политрук одноногий? Это же посмешище… Позор какой-то! Что ж за доля мне выпала!

– А ты пиратов вспомни! – неожиданно заявляет Левицкий, – Одноногих и знаменитых! Они шороху на морях наводили такого… Что все вздрагивали! Так и ты фашистов гонять будешь, еще сильнее прежнего!

– Комиссар-пират? – улыбается Исаков, – Это что-то новое… Да, интересно! Тогда надо бороду отпускать, подлиньше и погуще! И кафтан флотский у Панова брать! И саблю у кавалеристов… Миномет на плечо у Фоминых, и снова в бой! В пороховом дыму громить врага!

– Вот и будете у нас подземным флибустьером, Сергей Михайлович! – подыгрывает доктор, – Вы еще много чего сможете… У Вас организм сильный, я это вижу! И операцию должны перенести хорошо.

– Вы и с одной ногой дадите фору остальным! – добавляет Иевлева, – Такой кавалер, что дамы падать будут… А ранения даже такие, только добавят мужественного шарма!

– Ты – комиссар, Серега! – продолжает Левицкий, – А что из этого следует? Ты – знамя для всех нас! За тобой идут… Тебе верят, на тебя уповают. Так что отвертеться, тебе от службы не удастся! Не надейся. Ты нам всем нужен. И не важно, сколько у тебя там ног! Голова и сердце на месте… Этого достаточно!

– При каких обстоятельствах получили ранение? – спрашивает хирург, – В степи, в подземелье? С какого расстояния?

– В бою, у амбразур, – морщится Исаков, – там где Ягунов Павел Максимович пал… Странно все как-то случилось! Будто леший подземный все закрутил. Или фриц постарался…

– И как все произошло? – подносит инструмент Иевлева, – Никто толком до сих пор объяснить не может…

– Я и сам ничего не понял, – задумывается Исаков, – все как в тумане… Первый раз такое приключилось! Мы у амбразур были. Нам сказали атака, вроде наша, внезапно на какой-то шорох поднялись, потом кто-то крикнул сбоку, немцы прорвались! Ну мы туда… Там и Ягунов был. Какие-то фигуры смутные колыхаются. Как привидения. Мы – пароль! В ответ что-то невнятное… Стали подходить ближе, и ослепительный взрыв… Там и Ягунов был. Темно, ни черта не разобрать. Только тени мелькали! Вот мне тоже досталось. Удивляюсь, как живой остался, я почти рядом стоял.

– Темная история! – замечает врач, – Я бы даже сказал мистическая… Командир полка погиб, и никаких внятных объяснений, никаких следов! Просто поразительно.

– А у нас что, светлая может быть? – горько усмехается Левицкий, – В этом громадном склепе? Живем во мраке, как забытые тени, ползаем в норах, как ящерицы, что такое дневной свет нам уже невдомек становится!

– Осиротели мы без Павла Максимовича! – на мгновения замирает в задумчивости Иевлева, – Пусто стало и на душе, и в штольнях наших… Какой человек был! Как родной отец нам всем… Я как сейчас помню, перед глазами стоит! Как часто он к нам в госпиталь заходил, справлялся о делах, с ранеными беседовал. Воодушевлял, вселял уверенность, как только время находил и силы! Редкой души и обаяния был человек… От него какая-то сила исходила притягательная, прямо как магическая! Рядом с ним всегда так спокойно и светло становилось… И сила внутренняя пробуждалась! Все больное и темное куда-то уходило. Появлялось непоколебимая вера в победу, и желание бороться. От одного взгляда, слова, будто гипноз!

– И кто сейчас будет? – любопытствует хирург, – Кандидатура есть? Или уже назначили?

– Вопрос решается, – поясняет Левицкий, – Тут дело непростое. Ошибиться нельзя… Судьба гарнизона напрямую зависит от личностных качеств того, кто возглавит наше соединение.

– Да Бурмин будет! – усмехается Исаков, – Чего гадать? Я даже говорить не хочу! Кто еще?

– Это танкист? Командир батальона? – уточняет Иевлева, – Тот, что с завода Войкова пришел… Я его хорошо помню! Перевязывала в первый день его появления… Храбрый воин! Сильный… Вожак! Сразу чувствуется и внутренняя сила и внешняя. За ним все пойдут! Я слышала он популярен в полку, особенно среди молодых, они ему подражают…

– Григорий – это то, что нам нужно! – оживляется Исаков, – В нем все есть – и ум, и напор, и хитрость тактическая, и огонь, и надежность каменная… Старой закалки боец! Еще с Гражданской… Прошел такое, что многим не снилось! Где только не воевал – от Востока до Запада! И везде успешно…

– Да, наш подполковник мне тоже нравится! – кивает Левицкий, – Бушующее пламя и твердость железа… Удивительное сочетание! Совместные боевые операции с ним проводить – одно удовольствие. И солдаты у него, «войковцы», как на подбор, богатыри! Будто из стали вылиты… Не раз ход сражение переламывали в нашу пользу!

– Вот и ждите ближайшей коронации! – смеется Исаков, – Бурмин знает куда солдат вести и что делать… С ним не пропадем!

– Будем надеяться, что так все и случится! – осматривается вокруг хирург, – Однако, пора товарищи! Начнем, пожалуй… Вера, инструменты? «Корнцанг», иглы, зажимы Кохера?

– Простерилизовано, готово! – отзывается Иевлева.

– Отлично! Сейчас еще раз осмотрю раны… Так, все понятно.

– Приступим? – выдыхает Вера.

– Зажигайте факела! – командует хирург, – Вставляйте в крепления по стенам. Вы, (кивает на двух солдат) будете держать комиссара, фиксировать на операционном столе, если возникнет необходимость, а Вы, товарищ капитан будете светить отдельным факелом рядом со мной, и перемещать свет, как я скажу… С тобой Вера, мы оперируем. Все ясно?

– А Вы это… товарищ доктор! Раньше оперировали? – неожиданно спрашивает Левицкий, – Что заканчивали? И вообще…

– А! – улыбается хирург, – Я понял. Молодость моя смущает? Вполне логично еще и для такой обстановки! У меня за моими юными плечами Одесский медицинский институт. До войны практиковал в своем городе. Ну и продолжил здесь… в силу обстоятельств! Из тех раненых, что через меня прошли, жалобы были?

– Нет…

– Ну вот видите! Поэтому не волнуйтесь, все будет хорошо… Я свое дело знаю! И с вашим комиссаром обойдусь максимально деликатно. А вот, Вам, Сергей Михайлович, и ваше обезболивающее… Откушайте!

Медик протягивает Исакову стакан самогона.

– Ну это дело! – довольно улыбается Исаков, – Такое лекарство мне по душе… Надо к вам почаще в медсанчасть заглядывать. А то бывало, придешь в больницу, а тебя там пичкают всякими порошками и таблетками! А здесь то, что нужно.

Политрук приподнимается, берет полный стакан, нюхает, потом залпом выпивает.

– Эх, хорошо! – выдыхает комиссар, – Ай, да доктор, ай да молодец! Я буду к вам почаще заходить, поправлять здоровье.

– Шутите, это хорошо. Значит, все будет прекрасно! Организм он все чувствует… Его не обманешь! Ну вот, Вам еще пилюля, – врач протягивает самокрутку крепкого табака, – Вкушайте, расслабляйтесь, а мы пока еще раз все проверим и приступим.