И снов нескромная невинность

–Ладно, разберёмся, – подумала она и побежала выключать свет, сверкая аппетитными ягодицами.

Мальчишка дрожал всем телом, опасаясь за свои способности. Он даже плавать не умел, а тут нырять нужно. И сказать стыдно – засмеёт.

Ну и чёрт с ним, наконец решился парень. Некогда разводить сантименты.

Аська вцепилась в его рычаг, который никак не соглашался со своим предназначением. Испугался и спрятался.

Это совсем не входило в её планы. А время подстёгивало, заставляло торопиться.

– Да вставай же ты, лентяй! Чего развалился?

Аська принялась реанимировать то, чему надлежало иметь твёрдость характера, но оно сопротивлялось, не желая наполняться желанием.

– Ну, наконец-то, – через некоторое время закричала она, ощутив вожделённую плотность и желанный объём.

– Ого! Именно про такое мне и рассказывали. Да не лежи ты как пень. Действуй. Делай же, что-нибудь, Ромка, мужик ты или нет? Я сейчас заплачу. Я что, всё сама должна делать?

Аська легла на спину, раскинув ноги, но не отпустила то, что должно было принести восторг и обеспечить парение.

Ромка забрался меж её ног, встал на колени и опять застыл. Было до жути страшно.

– Ну, же, вставляй.

– Как, куда?

– Вот сюда, – девушка взяла его руку, раскрыла что-то внизу и направила во влажную тесноту Ромкин палец.

Ромка отдернул его, поднёс к носу, понюхал, затем лизнул… его передёрнуло. Но природа не отступала. Процесс пошёл, его ничем уже невозможно было остановить.

Юноша залез рукой во влажное нечто и чуть не потерял сознание. Оно было живое, скользкое и очень упругое.

Неведомая глубина манила, требовала наполнения. Как в неё войти было неведомо. Аська заметно нервничала, но готова была на всё.

Ромка напрягся, потрогал своё, мужское. Оно стояло, ждало и рвалось в бой. Попробуй не уступить такому напору. Природа сама заявила о желании. Оказалось, что всё просто. Он откуда-то всё знал, только забыл.

Ромка, наконец, решился, направив это вздувшееся животное в ожидающую сюрприз бездну.

Вожделённая, зовущая влажная глубина оказалась неприступно плотной. Он уткнулся в упругую преграду, слегка помог пальцем, продвинулся ещё чуточку.

Напряжение внизу живота росло и разрывало тело на части. Ещё немного и внутри что-то лопнет. А рычаг сопротивлялся, не желая открывать дверь в непонятное.

Парень надавил на рычаг всем телом, провалившись разом до самого основания. Аська охнула, конвульсивно дёрнулась, но смолчала, хотя по лицу было видно, что ей очень больно.

Непреодолимо захотелось двигаться.

Ромка уже не мог сопротивляться желанию проникнуть  внутрь девичьей тайны целиком, заработал тазом, вгоняя поршень быстрее и глубже.

Сделать он успел не более пяти движений. Девушка охнула, выгнулась, поджала под себя ноги, переместив ступни на Ромкину грудь, и с усилием толкнула его.

Ромка моментально оказался на полу, грохнулся головой о край журнального стола, очень больно.

Рычаг тем временем продолжал по инерции поступательное движение, исторгая из чрева липкое содержимое энергичными толчками. Семя под внутренним давлением ринулось прочь, вызвав конвульсии и невыносимо приятные ощущения.

Ромка застонал, одновременно от боли и сладострастия.

Аська закричала, вскочила с постели, моментально включила свет.

Её ноги блестели потёками крови.

Ромке она казалась прелестной феей, но злой, как фурия.

Первое, что девушка сделала – засветила Ромке всей пятернёй наотмашь по физиономии, так, что у него загудело в голове.

– Идиот, мне же было больно, – кричала она, разглядывая свою мокрую сердцевину.

Ромка, глядя на рваную рану между ног подруги вспомнил про букет эмоций, о котором Аська мечтала и за который только что он получил по морде.

Взгляд девушки упал на белый персидский ковёр, привезённый родителями из-за границы, на котором блестели густые струи мужского секрета. Она застонала, сжала кулачки и зло посмотрела на обидчика.

До прихода родителей осталось меньше часа. Дальше, она увидела малюсенькую лужицу крови на простыне и родительском покрывале и не на шутку разревелась.

Это была катастрофа.

Вот где настоящий восторг и парение, злорадно подумала она, принявшись за безуспешную попытку ликвидировать "следы преступления".

Не тут-то было. С простынёй оказалось просто. Застирали, высушили утюгом и всё.

Покрывало замыли порошком и тоже погладили. Почти нормально.

Ковёр никак не поддавался.

Аська голышом стояла на коленях и оттирала с остервенением то, чсего там быть не должно.

Острые груди потешно, весьма эротично болтались из стороны в сторону. Их ужасно хотелось потрогать. Ещё бы, эти холмики не просто божественны, они настоящее  произведение искусства.

Набухшие губки между ног манили теперь Ромку неодолимой похотью, которая вдруг проснулась. Вновь восставший компас заявил о себе, не желая признавать аргументов против повторения процедуры.

Теперь устоять против веления природы было невозможно.

Ромка подполз к Аське сзади, прижался к выпуклой, такой родной теперь попке и с силой вогнал инструмент в самую сердцевину, даже не помогая на этом раз руками. Да так ловко, словно тренировался не один месяц.

Аська прогнулась, ойкнула, застыла на мгновение, но немедленно выскочила из-под него и принялась хлестать по лицу мокрой тряпкой. Била и ревела, ревела и била.

Наконец, им удалось успокоиться, одеться и закончить с уборкой.

Если не вглядываться специально, всё почти в порядке.

Аськина истерика немного улеглась. Она стала почти прежней. А время-то ещё есть. Мало, но есть.

– Давай повторим, – прошептала она вдруг и улеглась на свою кровать. Возможно, она в первый раз чего-то неправильно сделала. Нужно попробовать исправить.

Ромка запрыгнул на подружку, сгорая от желания, но с ужасом понял, что ничего, совсем ничего не получится, потому, что его герой трусливо спрятался и ни в какую не желает вылезать из своего убежища. Наверно обиделся на недавние грубые действия подруги.

Как ни старалась девушка исправить положение, продолжения не последовало.

Она опять разревелась, потом заорала, как ненормальная, что он насильник, импотент и вообще придурок. В одном лице. Короче, выгнала так и не получив долгожданные бонусы: восторг, парение и букет эмоций так и остались на сегодняшний день желанием и фантазией.

Через несколько дней Аська снова затащила его в постель. Но, тщетно. Видно Ромка теперь  подсознательно ожидал получить букетом эмоций по морде.

У каждого ведь свои фантазии.

А Ромка, Ромка до тридцати лет так ни разу и не влюбился.

Не поверите. Пока вновь не встретил Аську, которая к тому времени дважды побывала замужем и столько же раз развелась.

Ромка, однако, был лучшим из всех. Она всегда это знала. Только ей было жутко стыдно за тот нелепый день.

В мечтах она любила его даже тогда, когда спала со своими мужьями.

И дело было совсем не в сексе. Это была настоящая любовь, хотя началась довольно нелепо.

Медовый месяц длился у них больше года. А счастливая семейная жизнь длится до сих пор.

В плену у случайностей

На календаре осень, октябрь, а уже снег по колено и мороз ниже двадцати градусов.

Для Заполярья такое не внове, но всё равно несколько неожиданно. Куропаткам и зайцам в тундре не спрятаться – летние наряды не успели сменить, Люди хитрее и практичнее.

Самое время охотиться начинать. Лыжи в сарае застоялись, ноги готовы в пляс пуститься. По снегу катить совсем не то же самое, что на болоте грязь месить. Можно за выходные за сотни километров на дальние заимки сбегать.

Соскучился Генка Спирин по снежным просторам, застоялся. Настроение от предвкушения охотничьих приключений резко пошло в гору.

В пятницу в ночь, сразу после занятий в техникуме, решил выходить в тундру. Первый раз, можно сказать в этом сезоне – разведка.

Парень не любил кампании, танцульки, шумные сборища. Душа настоятельно просила живых впечатлений, которые доступны лишь там, в бескрайнем тундровом просторе, который совсем не так пуст и безмолвен, как представляется непосвящённым.

Почти не могло возникнуть причин, чтобы остановить его. Однако его неудержимому устремлению не суждено было в этот раз сбыться. Помешал неистовый, накрывший сплошным покрывалом небо и землю снегопад.

В такую непогоду легко затеряться даже рядом с домом, а ведь ориентиры, метки, по которым запоминается зимой путь, ещё не вполне  определились. Сначала природа должна прийти в равновесие.

Пришлось ехать с детворой в воинскую часть, где в выходные для семей офицеров крутили фильмы. Можно было заниматься сколько угодно на спортивных снарядах, читать книги в библиотеке.  На охоте, конечно, интереснее, но выбирать не приходится.

Совсем недавно в городке поселилась новая офицерская семья, состоящая из трёх человек: две девушки и мужчина. Обе девушки выглядели дочками. Во всяком случае, старшей, стройной сероглазой брюнетке с вкрадчивыми женственными движениями, почти кошачьими,  было никак не более двадцати лет.

Обе девчонки хохотушки, легки и просты в общении.

В клубе они сначала держались под руки, позднее разделились.

Вера Петровна, она так всем женщинам  представилась, отправилась в кампанию к жёнам офицеров.

Леночка, несмотря на то, что одета была в коротенькое платьице, как  и все дети  устремилась на турники, брусья и кольца, нисколько не стесняясь того, что при занятии на снарядах у неё задирается подол.

Не думала, что в части предусмотрены такие увеселения.

Она увлечённо крутилась на снарядах, бегала, бесстыдно выставляя на всеобщее обозрение белые в красный горох трусики, чего абсолютно не стеснялась. Видимо чувствовала себя ребёнком, хотя внешне не выглядела даже подростком: попа её и грудь выдавались рельефно, вызывая толки и пересуды у женщин.

Поведение девочки никак не соответствовало внешнему виду. Она запросто крутила на кольцах и брусьях гимнастические упражнения довольно сложного уровня, вызывая у зрителей непристойные шутки.

Генке шёл двадцатый год. Никогда прежде с девочками он не общался, Это его не привлекало. Он не реагировал на их изумительные прелести, обращая пристальное внимание на другие раздражители. Например, на удочки, ружья. Интересовался природой, биологией. фотографией.

Изредка, невольно участвуя в разговорах мальчишек, он обычно краснел, если тема диспута касалась отношений с противоположным полом.

Мальчишки любят приврать относительно любовных побед.

Генка старался незаметно ретироваться.

Отвести взгляд от Леночки никак у него не получалось. Что-то в ней было не совсем так. Присутствовала, притягивала невольно взгляд некая приманка, которую он не замечал или не мог определить.

Генка не мог понять, что не так. Ему хотелось на неё смотреть. И не просто так. Взгляд невольно цеплялся за вибрирующие в прыжках дерзкие тугие груди, бесстыдно откляченные в наклонах ягодицы. И эти чёртовы трусики. Отчего-то хотелось смотреть на них вновь и вновь.

Иногда он ловил себя на том, что с нетерпением и крайним любопытством ожидает, когда она задерёт ноги, начнёт переворачиваться на брусьях, чтобы заглянуть под подол. У него даже шея и руки затекали от напряжения в ожидании этого момента.

Девушка, казалось, ничего не замечает. Лицо её, весьма миловидное и привлекательное, по форме напоминало  тарелочку. Оно было кругленькое, белое, румяное, с довольно правильными чертами и проницательными миловидными глазками тёмно-серого цвета, в которых присутствовали хитринка и некая загадочность.

Хотя, возможно он всё это выдумал сам. Наверно такое сегодня было настроение. Расстроился, что пропали такие прекрасные деньки, которые теперь приходится проводить бездарно и скучно.

Несмотря на невысокий рост и широкие бёдра девушка выглядела стройной, миловидной. Каждое движение и жест выдавали в ней непритворное, естественное оживление, изящество, искренность, лёгкость движений и природную простоту.

Леночка явно наслаждалась свободой движений, не испытывая дискомфорта от повышенного внимания к себе.

Внешний вид её свидетельствовал о том, что это вполне сформировавшаяся девушка, а поведение указывало на обыкновенную девчонку в возрасте кукольных игр.

Яркое несоответствие бросалось в глаза: выразительные округлости тела, колышущаяся от каждого движения грудь, взрослый осмысленный взгляд и детская, не вполне разумная для её возраста манера себя вести.

Но именно это привлекло к ней внимание Генки.

Жёны офицеров шептались о чём-то, на ушко спрашивали Веру Петровну, которая оказалась не дочкой, а женой майора Тюрина, а Леночка – её падчерицей.

Неожиданно. Ведь они почти ровесницы.

Но женщину это нисколько не смущало. Похоже, она привыкла к роли жены офицера, мачехи и отлично с ней справлялась.

Поведение девушки её тоже не настораживало и нисколько не шокировало. Ребёнок – что с неё возьмёшь. Такое время: физическое развитие опережает духовное и умственное.

Тем временем необычный, довольно привлекательный на мужской взгляд ребёнок вызвал крайний, весьма определённого свойства интерес в среде военных, в особенности из числа рядового состава.

То и дело кто-то из солдат и офицеров появлялся в спортивном зале, заинтересованно смотрел на не совсем уместное для воинского подразделения представление, нервно, весьма похотливо пуская слюни.

Генкин рот тоже не закрывался, отнюдь не от удивления. Им целиком и полностью овладели любопытство  и чувственность.

Прежде он не замечал за собой подобного пристрастия, всегда относился к девчонкам равнодушно. Как к друзьям женского пола.

Юноша впал в задумчивый ступор, размышляя совсем не о неудавшемся походе в тундру, скорее наоборот, ему было приятно наблюдать за странной проказницей.

Мысленно он даже танцевал с Леночкой, представляя в уме, как гладит её по волосам. Это  не вполне привычное ощущение, но фантазию невозможно было остановить, она жила по своим правилам.

Его шаловливые руки в виртуальном режиме ласкали потешно прыгающие, заманчиво выступающие из тесно свитера выразительные отличия мальчиков от девочек.

Генке стало не по себе. Его знобило от всех этих воображаемых причуд, совершенно ненужных и вообще чуждых его миропониманию.

На лбу невольно выступили капельки пота, живот дрожал от непривычного напряжения. По  телу в свободном режиме разгуливали незнакомые возбуждающие энергии, осязаемо напрягая эмоции, да и сердце вело себя не совсем обычно.

Состояние его было слегка похоже на внезапный испуг, словно неожиданно провалился зимой в медвежью берлогу.

Парень догадывался о причине такого искажённого восприятия действительности, но не мог понять, почему именно с ним такое происходит.

Почему тело и мозг не желают подчиняться, заставляя становиться кем-то другим, отличным от него же в обычной обстановке?

Голова медленно шла кругом, напоминая болтанку на лодке в шторм, только без тошноты. Кроме этого возникло ощущение непонятной, совсем ненужной эйфории, нелепого, совсем неуместного блаженства.

Все его желания сосредоточились в одной единственной точке, замкнувшейся на странно, но весьма соблазнительно выглядящей девочке, поступающей довольно непристойно.

Именно такое неожиданное, не по возрасту поведение и приковывало внимание, заставляя  подглядывать, краснея при этом, но одновременно млея от незнакомой сладости.

Уж не подхватил ли он какое-либо экзотическое северное лихо, изменяющее рассудок?

Нарезвившись вволю, девочка направилась в сторону Генки, возможно потому, что он был самый старший из детей офицеров.

    Юноша напрягся, моля о том, чтобы Лена передумала. С какой стати он ей понадобился? Не хватало ещё знакомиться. Девчонки назойливы и болтливы. Привяжется – не отстанет. Одно дело наблюдать со стороны, совсем другое, делать вид, что тебе с ней интересно.

У него другие пристрастия. Дружба, тем более с девчонками, не входила в его планы. Начинается сезон охоты, самое любимое время, когда каждый день наполнен впечатлениями и смыслом.

Кто хоть раз испытал настоящее опьянение, головокружительный экстаз от соперничества охотника и дичи, требующее напряжения всех сил, эмоционального и физического подъёма, тот моментально попадает в зависимость от этого блаженного состояния.

Охота, говорят, пуще неволи. Не так важно добыть дичь, как испытывать чувство азарта, переполняющее изнутри избытком энергии, словно получаешь долгожданный, очень желанный приз, ощущение возбуждения и восторга от которого может храниться в сознании довольно долго, иногда до следующей охоты, как само соперничество.

Однако сейчас ему было не до предвкушения сладостных перспектив от охотничьей одержимости. Лена скорым подпрыгивающим шагом направилась именно к нему.

Принесла нелёгкая, с раздражением подумал юноша. Нет, только не это. О чём с ней разговаривать?

Куда лучше наблюдать за девочкой со стороны, сладко грезить, имея дело не с человеком, а с соблазнительной чувственной иллюзией, представляя пылкую страсть в воображении, чем иметь дело с реальной девицей, от которой неизвестно чего можно ожидать.

– Я знаю, ты Гена. А меня Лена зовут. Почему сидишь? Считаешь себя слишком взрослым для подобных игр? А я люблю побеситься. Никак не могу привыкнуть, что стала девушкой. У меня какое-то раздвоение. Видел мою мачеху? Я её Верочка зову. Мы подружки. Представляешь, какая глупая ситуация? Моя подружка, она же мачеха. Ей двадцать один год, мне пятнадцать. Раз она моя подружка, значит, и я тоже выросла, согласен? Но я этого не чувствую. Только иногда испытываю неясное томление, но это неважно. С ума сойти: я над папашей своим чумею. Додуматься нужно, чтобы жену удочерить. Или на дочке жениться. Да ну его! А если в следующий раз ему захочется жену из детского сада взять? Между прочим, он её дома, как и меня, дочкой называет. Бред какой-то. Мамаша моя, настоящая, которая родила, певичка. Родила и бросила. Сначала временно, как бы из-за гастролей, потом договорилась с папаней, чтобы развод оформил. Расписку ему написала, что отказывается от меня, словно я вещь какая. Читала эту диковинную бумагу. Я своих детей никогда не брошу. А ты?

– Что, я? Дети, они и есть дети. Зачем рожать, если они не нужны?

– И я о том же. Ладно, я на неё не обижаюсь. Шоу-бизнес, они там все немного долбанутые, повёрнутые на популярности, на рейтинге. Можно я в кино с тобой рядом сидеть буду? Целоваться умеешь, по-настоящему?

Леночка подошла ближе, задрала подол, показала рану на ноге, – смотри какая царапина глубокая. Приземлилась неудачно. Больно очень. Подуешь, Ген?

– Заняться мне больше нечем! Сама дуй. Ещё бы трусы сняла. Если у тебя других вопросов нет, я пойду.

– Эй, пацан, ты чего, я же тут никого не знаю? Подумаешь, недотрога. Я бы тебе запросто подула. Ты давно школу закончил? Поняла, да ты ещё ни разу не влюблялся. Совсем ку-ку? Маменькин сыночек! Наповал убил, мру над тобой. Верка, вон, ровесница тебе, уже мачеха… и жена, а ты ни разу не целовался? Умора, держите меня десять человек. Придётся над тобой шефство взять. Сегодня же научу.

– Сама научись. Тоже мне, учительница нашлась. Подрасти малёхо.

– А ты проверь, учительница или нет. Обзываться всякий дурак может. Докажи, что не маменькин сыночек, что не ребёночек.

– И докажу. Только не тебе. Мала больно про поцелуи рассуждать. Сопли сперва вытри. Кто из нас дитё – ещё посмотреть нужно. На брусьях крутилась, голый зад всем показывала,  передо мной подол задираешь. Очень по-взрослому.

– Ах, вот в чём дело, не тебе одному показала, всем? Хочешь, чтобы трусы сняла? А в обморок не упадёшь? Это что, ревность? Скажи честно, я тебе по-настоящему понравилась? Правда, я хорошенькая? Ладно, не красней. Можешь не отвечать – без тебя знаю. Я твоей маме ничего не скажу. Ты же настоящий мужчина. Наверно ревнуешь.

– Было бы кого ревновать. И с язычком аккуратнее, прищемить могут ненароком.

– Будет  тебе, Генка воевать со мной. Так и скажи – понравилась, я пойму. Хочешь, я твоей девушкой буду? Больше ничьей. Мамой клянусь. Нет, мачехой. Тьфу, короче, папой. Я женщина верная. Ты мне веришь?

– Ха-ха, не смеши. Женщина она! Надо же такое придумать? Дитё неразумное, вот ты кто.

– Ну, неправильно выразилась, что с того? Конечно, девушка. Но, всё равно женщина, не мужчина же. Ты мне так и не ответил.

– Не нужна мне ни девушка, ни женщина. Никто мне не нужен. Я сам по себе. А целоваться без тебя научусь. Когда сам захочу.

– Ну и глупый. Хотела как лучше. Ты, например, мне понравился, я и не скрываю. Только десять раз предлагать не буду, у меня тоже гордость есть. Подумаешь – свободу боится потерять. Потом локти кусать будешь. А я всё равно с тобой рядом сяду.

– Сиди, кто тебе не даёт, места не куплены. Только не приставай.

– Даже не обнимешь? Умора. Девчонок боишься? Хотя бы разговаривать с тобой можно?

– О чём? Сюси-пуси? Любовь-морковь?

– Почему бы нет? С огромным удовольствием влюбилась бы. В тебя, например.

Лена сжала губки бантиком, демонстративно погладила себя по груди, выставив её вперёд – ужас, как хочется поговорить с настоящим мужчиной, который за тебя в огонь и в воду. Тебя же никто не просит сразу влюбляться. Чего отказываться? Мы же, девчонки, существа совсем с другой планеты. С нами, знаешь, как интересно?

– Ты меня достала, пигалица. Интересно – не интересно! Какое тебе дело, о чём я думаю, чего хочу? Проваливай. Устал от тебя.

– Грубиян неотёсанный. Разве можно так с девушками? Вот сейчас я проверю, какой ты мужчина. Геночка, милый, как я хочу от тебя маленькую дочку. Я так тебя люблю.

– Книжек начиталась, вздор несёшь, дурью маешься. Чего ты в это понимаешь?  Я, например, на охоту хочу. Это абсолютно нормально, а думать о детях в пятнадцать лет – смешно и нелепо. И ещё хочу, чтобы ты навсегда от меня отстала.

– Лучше возьми меня с собой на охоту. Устанешь, замёрзнешь, а я отогрею, поесть сготовлю. Я умею. Сам целоваться захочешь. Как миленький. Хочешь сказать, я тебе совсем-совсем не нравлюсь?

– Может и нравишься. Только это не имеет никакого значения. Мне не до любви сейчас.

– Глупости. Чем же ты таким важным занят? Просто ни разу не пробовал влюбляться. Только и всего. Это так здорово.

– Чего именно здорово?

– Сам сказал, что я тебе понравилась. Сказал? Я тебя за язык не тянула. Теперь давай выясним, что именно понравилось? Глаза у меня красивые? Красивые. Брови тоже. Про причёску уже не говорю. Сама от неё балдею. Мачеха постаралась. А ноги?

Генка утвердительно покачал головой.

– Ну, вот. А грудь? У кого ты ещё такую видел?

– Я вообще ничего не видел, тем более грудь. Больно надо.

– Ой, да ладно! А губы у меня, между прочим, вообще чудо: чувственные, яркие, пухлые. Если тебе пирожное понравилось, что ты с ним делаешь? Съедаешь. Но сначала лизнёшь, чтобы вкус распробовать. Можешь поверить, губы гораздо вкуснее пирожного. Убедила?

– Скорее запутала. С какого перепуга я тебя лизать буду?

– Опять двадцать пять. Не попробуешь – так никогда и не узнаешь, зачем люди целуются. Поверь, это очень вкусно. Мне Верочка, знаешь, сколько про поцелуи рассказывала. Уж она-то толк знает.

– А если я не люблю пирожное? И вообще кроме охоты ничего не люблю.

– Представь, что у меня во рту шоколад. Или клубника. Чего-то ты всё равно любишь.

– Пошли лучше кино смотреть, устал я от тебя. Шоколадку я тебе так и быть куплю, чтобы отстала.

– Одно другому не мешает. Можно и кино смотреть, и шоколад есть, и целоваться.

– Я подумаю. Только потом. Не сегодня. Когда подрастёшь.

– О чём ты думать собрался, горе луковое? С тобой, Геночка, кашу не сваришь. Чувствую, намучаюсь я с таким непонятливым любовничком.

– С кем? С каким таким любовником? Не морочь мне голову.

– Поцелуешь разочек – сам поймёшь. Не хочешь, не надо. Подумаешь! Можно подумать, кроме тебя мальчишек нет. Только свистни.

Лишь только в зале выключили свет, а сели ребята на самые задние места, девочка наклонила к Генке на плечо свою головку, обхватила его рукой за плечо, пальчиками нежно провела по раскрытой ладони. У парня всё изнутри зашлось.