И снов нескромная невинность

От своих же подруг шарахается, детишек почём зря наказывает. А главное – духами насквозь пропиталась, как последняя, прости господи, слишком свободная женщина.

Когда улики вместе объединил да сопоставил, вот тут мне кисло стало: это похоже на настоящий залёт. Понятно, что доказать ещё нужно. Но в целом картина складывается неприглядная.

Иду вабанк, рассказываю жене о якобы измене, в надежде, что начнёт нервничать и сама тоже расколется, желая отомстить. Для женщины невозможно психически остаться побеждённой. Ей обязательно понадобится реванш.

Ну, я и леплю. В деталях, в красках, с эротическими картинками. Мужики в курилке такие истории каждый день пачками на обсуждение выставляют.

Скомпилировал, добавил гротеска, сгустил краски. Живо получилось, натурально. Сам поверил. Мало того – возбудился.

Как правило,  в этих историях мужчины всегда на высоте: дама обычно раскрасавица писаная, ножки до самого бюста, бюст тяжеленный и упругий, глаза по блюдцу и все прочие приправы на месте.

Понятно, что любовница замужняя, кто же с одиночкой свяжется, страшно чего-нибудь подцепить, и практически недоступная, а он…

Он, естественно Парис, наделённый богами чарами  моментального обольщения: пришёл, увидел, победил.

Подбоченился я, брови насупил, сдаваться ведь, как бы, пришёл. И приступил, потупив очи долу. Чем наглее врёшь – тем охотнее тебе верят. Это тоже от психологов взял.

Начинаю брехать без оглядки: пусть побесится.

Встретил, говорю, полюбил, завоевал. Вчера, мол, когда с ней беседовал отвлечённо про измены, одумался, совесть заела. Понял, что не прав, жить дальше во лжи мочи никакой нет.

Хочешь казни, хочешь – милуй. Вот моя повинная голова – руби. С приговором согласен заранее.

Смотрю на реакцию

Она, естественно, зацепилась и вопросы наводящие задаёт: кто да что, когда, как, почему.

Врать, так врать, – подруга твоя лучшая, – говорю, – Светка Ионова. Влюбился в неё до безумия. Когда ты на работе была, она проведать тебя приходила, но не застала. Разговорились, флирт там всякий, ради хохмы поначалу. Хи-хи, ха-ха, пара интимных шуточек, рукой нечаянно по сиське провёл, она затряслась, застонала. А я чё – здоровый же мужик, живой. Конечно, захотел, возбудился. Ну и понеслась. Попробовали – разохотились. Горячо, сладко. Бой баба оказалась, я тебе скажу, просто конфетка с перчиком. Слаще и острее не встречал. С тех пор мы того… короче, спим, целуемся и о браке мечтаем.

– Сука! Не зря я ей не верила. Как в воду глядела. Это надо же! Вокруг пальца обвела, подруженька. Ну, ладно, отольются ей мои слёзки. А как, как, расскажи, всё было то… у неё там что промеж ног, пироги с начинкой, что ли, или пещера Алладина? Неужто я хуже этой рыжей шалавы? Стараюсь для тебя, стараюсь – всё без толку. Волк, он всегда в лес смотрит. Чувствовала, знала. От оно что!

– Да нет, баба как баба, только у неё темперамент взрывной, желание круглые сутки и пылкая страсть. А ещё она дозволяет что угодно, сама предлагает такие варианты – мёртвого поднимет: спереди, сзади, сверху – как угодно, хоть вверх ногами. Хочешь, не хочешь, а если в кровать к ней попал – пиши пропало. Часа на четыре попал – не меньше. И потом фигура у неё, мышечная плотность, упругость в самых круглых местах. Мышца такая есть, вумена называется. Она её так натренировала, так натренировала – буквально выдаивает. Извини, но ты последнее время раздобрела, обабилась, ленивая стала. У меня на тебя аппетита нет.

– Это я-то обабилась? А у стервы этой, значит, фигура идеальная и дырка с доильным аппаратом? Так вот что я тебе, муженёк, расскажу, чтобы тебя от её бесподобного силуэта вырвало: мы с её мужем, Эдичкой, раньше вас закрутили. Вот так-то! Съел! И мужик он, не в пример тебе, элитный, просто конь породистый, скакун из конюшни султана. Четыре часа… да Эдичка… шесть может, без перерыва на обед. И доить его не нужно, сам кого хочешь выдоит и отмассажирует. А языком-то как он мне, языком. Кунилингус называется, французская такая любовь. По десять раз с ним кончаю. По десять, умник. Обабилась я! Так-то, муженёк благоверный. Вумена! Жопу тебе с ручкой, а не вумену. А зарабатывает, между прочим, вообще вдвое больше тебя. Подарки мне дарит. При всём при том, он спокойный и верный, не то, что ты, кобель задрыпанный. Я тебе покажу вумену!

– Это чего ты там про верность бормочешь, перебежчица? А я знал. Знал, что ты с Эдькой связалась. Потому и со Светкой скооперировался. Хочешь сказать, лично тебе он не изменяет? Смешно. Ему не пофиг, на ком скакать шесть часов кряду? В какое такое место можно тебя шесть часов без передыха тыкать, чтобы ты не заснула при том? Да ты через пятнадцать минут храпеть начинаешь. А ещё интересно, с какого бока он к тебе так ловко подкатывает? Твой фартук на пузе пещеру Алладина полностью закрывает. Как он в неё входит, заклинание знает?

– А вот и не изменяет. Не то, что ты, ренегат. У него в любом положении стоит. Хоть сзади, хоть спереди. Не ожидала от тебя такого низкого коварства, подлого предательства. И с кем? Худая, мосластая, волосёнки ощипанные. Тоже мне, царица Савская. На одну кость лёг, другой прикрылся. У неё же ключицы и рёбра торчат, словно у заключённой из Освенцима.

– Мне именно такие женщины и нравятся. Зато каждой клеточкой чувствуешь, куда входишь. Между прочим, она твоя лучшая подруга.

– Была.

– Это точно. Как узнает, что ты её мужа совращаешь, как курочку по пёрышку ощиплет, у самой рёбра торчать будут и пеньки от волос. Причёску твою фирменную Светка на шиньоны для промежности подёргает.

– Кто кому. Пусть забирает своего Эдичку, пусть проваливает с ним подальше. Знать её больше не хочу.

Не думал я, что мой блеф свернёт на просёлочную дорогу и понесётся по бездорожью. Надо, думаю, выкарабкиваться.

Ну, не верю я во всю эту чушь, хотя брешет вполне правдоподобно, как, впрочем, и я. Так не бывает. И сам себя поправляю, – сам же говорил, в реальной жизни бывает всё. А ну, ежели правда?

Разошлись мы по разным комнатам и курим прямо дома. Дым коромыслом стоит, в голове вовсе бедлам. Ходим нервно кругами, как больные медведи в клетке.

Всё! Это конец. А чему, собственно, конец?

Я изменил, она изменила. Мы же квиты.

У-у-у! Что значит, квиты? Я-то реально не изменял, навыдумывал фигни всякой с целью проведения разведочных действий, а она…

Лариска-то, похоже, на самом деле того. Шесть часов, десять раз! Сзади, спереди. Тоже мне, порнозвезда из Теребиловки.

Есть, есть повод для развода, есть. У-у-у,стерва, удавлю!

А квартира, а машина, а дети? Какой к чёрту развод? Уйти с голой задницей? Ну, уж, нет. Дураков нема.

Узнал, твою маму, чего хотел? Ревнивец хренов. Оно тебе нужно было так облажаться? Вот идиот, право слово. Ну, гульнула баба мальца, на полшишечки ей вставили, с кем не бывает. Эка невидаль. Не мыло же – не измылится.

Кто теперь на стороне не кайфует? Хороший левак укрепляет брак. Говорят, даже лебеди и те налево бегают, чтобы нервы успокоить, но обратно возвращаются, потому, что своё, родное.

Адюльтер, он природой генетически заложен, чтобы кровь не застаивалась. Но семья дороже удовольствия.

– Ларис, а Ларис!

– Не подходи, убью! Век предательства не прощу. На смертном одре вспоминать буду.

– Я это, того, пошутил. Набрехал, хотел тебя проверить.

– Проверил? Отчаливай. С Эдькой жить буду. Он хотя бы не врёт. Не то, что ты.

– Ну, да, ну, да. Постель же не повод для беспокойства… самый честный он, блин. При живой-то жене, точнее с двумя жёнами сразу. Конь, говоришь? Может, размер гривы покажешь? Хотя, грива, это про тебя. У него другие выдающиеся детали. Ларис, а сильно у него выдающиеся? Вот, чего ты меня опять завела, зараза? Я ведь мириться пришёл. Зуб даю, что соврал.

– Тогда или сейчас? Соврал-то, спрашиваю, когда? А то, что у Светки шрам в паху и родинка на правой ягодице, тоже выдумал? Конечно, милый. Не делай из меня идиотку. Есть… и шрам есть, и родинка. Небось, перецеловал всю, с ног до головы. И эту, прости господи, через которую дети вылазят, тоже облизал. Вот как я тебе теперь доверять смогу, как с тобой целоваться после этого? У, шалава! И ты тоже хорош.

– Сама же хвасталась, кунилингус тебе подавай. Откуда слов-то таких нахваталась?

– Просветили люди добрые. В нормальных семьях и этим тоже занимаются, между прочим, не только в миссионерской позиции поршень гоняют. А сам-то, откуда про вумену знаешь, и про Лариску тоже? Такие интимные подробности разглядывать внимательно нужно, с подсветкой, пощупать со всех сторон.

– Это же просто, Ларис. Мы летом на пляже вместе отдыхали. Она в бикини была. Всё же видно, кроме того, что под матерчатым треугольником. Вы же, бабы, дуры набитые, норовите всю внутренность потенциальному потребителю предъявить, хотя он вас об этом не просит.

– Ах, вот мы, значит какие? Развратные, пошлые. Вуайеристки. А вы, мужики, образец чистоплотности и целомудрия. Нигде у вас ничего не видно, только топорщится. Вы нам, мы вам. Квиты. Только у нас есть, на что приятно посмотреть, а у вас – шиш, без слёз не взглянешь. Висит чёрти что, ветхая тряпочка. Тьфу!

– Понятно, а у вас ничего не висит и не топорщится, просто жиром заросло. Зато почти стоит в другом месте, по стойке смирно, если на карачки встанете, а снизу висячего стояния призывно ягодка наливается: сорви меня, добрый молодец, только не подавись. Только где всё это богатство находится, почему я его не вижу? Я ведь не спрашиваю, откуда ты знаешь, что у Эдьки одно яичко длиннее другого.

– Любовница твоя рассказала, Светка,  рыжая стерва. Кстати и о том, что шесть часов кряду может, тоже она набрехала. А ещё… ладно, не важно, проехали. Мириться он, видите ли, пришёл. Так и мирись, не хами. Ягодки не такие! А  ничего, что я ими детишек твоих выкормила? Посмотрела бы я как ты своим… не-не, ничего, проехали, пошутить хотела, неудачно. Давай, паразит, мирись по-человечески. Я ведь тоже тебе врала. Мамой клянусь. Отомстить хотела.

– Так и я тоже… блефовал, чтобы тебя расколоть.

– Чего это меня? Он, главное, изменил, а меня проверять удумал. Хорошенькое дельце. Со Светки слез и сразу мириться приполз. Не дала что ли? Или совсем выгнала? Чего это я несу, господи? Ты, дорогой, не слушай меня, бабский глупый характер. Всегда хочется последнее слово вставить. Допустим, я тебе поверила. И что? Чем компенсировать прелюбодеяние коварное будешь?

– Ну, ты, Лариска, и стерва. Предлагаешь за твои кувырки сЭдичкой мне расплачиваться? Я тебе как на духу: ничего у нас со Светкой не было. Ни разу. Усекла?

– Я твои извинения условно принимаю. За стерву потом, отдельно мириться будем. Она тебе гораздо дороже обойдётся, чем просто Светку трахнуть.

– Да не было у меня с ней ничего.

– Я и не сказала, что было. Постель – не повод для знакомства, сам сказал. Один раз разрешаю.

– Выходит ты мне не поверила?

– Доверяй, но проверяй. Есть такое понятие – срок давности. Извинения приняты, но с испытательным сроком.

– Тогда и ты… одну из подробностей, которую ты мне предъявила про Эдичку, эпизодик такой малюсенький, он мне как-то рассказывал, только не про тебя конечно, но, то же самое. Вот я и думаю…

– Думает он. Чем размышлять-то собрался? Гнилой тыквой? Значит, мне тоже он рассказал.

– Ага, прямо так взял и сдался с потрохами лучшей подружке своей жены в измене. Я тоже Светке обо всех своих приключениях на стороне каждый раз честно докладываю. Чисто для хохмы, чтобы ты не волновалась, а то ещё ревновать вздумаешь.

– Кого ревновать? Тебя что ли? Кому ты нужен, разве только мне, да и то, потому, что дети.

– Вот и не ревнуй.

– Даже не думаю. Трахайся, сколько влезет. Только не со Светкой.

– Ловлю на слове. С какого дня мне налево можно?

– Прямо сейчас и начинай. Я готова.

– Так мы уже чего, померились?

– А я тебе, о чём битый час талдычу?

– Может нам Светку с Эдиком в гости пригласить? Расскажем им всю эту хохму с обоюдной разводкой, посмеёмся от души.

– Ты чего, совсем ку-ку? Хочешь меня с лучшей подругой поссорить? Анекдот знаешь, когда часы пропали? На человека подумали, а он не брал. Потом часы нашлись, а осадочек на душе у хозяина остался.

Мы рассмеялись и побежали в кровать, мириться.

Темпераментно вышло, азартно, чертовски чувственно. И чего я ей всякой хрени наговорил. Хорошая же она у меня баба.

Нет, с другими так сладко не получится, надо же, аж мурашки по телу.

Только я так ничего и не понял. Умеют же бабы воду мутить. Ни фига я ей не поверил.

Ведь изменила, стерва, как пить дать изменила.

Интересно, а она мне поверила? Что-то я совсем запутался. И как теперь со всем этим жить?

Букет эмоций

В школе Ромка числился записным ботаником.

Увлечением его были физика и математика. Олимпиады, конкурсы, диспуты, лекции и задачи, задачи без конца и края – вот мир его увлечений.

Он был по-настоящему одинок. Правда, совсем не тяготился этим. Друзей не имел и не искал. Зачем?

Однако, как и все мальчишки, бывал на школьных вечеринках, на концертах. Иногда посещал танцы. И девочки им интересовались. Заметьте, не он ими, а совсем наоборот. Парень-то интересный, рослый, ухоженный, с волевым лицом и крепким телосложением.

Мама его, Софья Терентьевна, швея. Работала на дому, обшивала весь истеблишмент в посёлке. Свадебные и выпускные наряды, костюмы для самых-самых – её рук дело. Мастерица-кудесница.

Естественно, Ромка всегда был в обновках. Да каких… закачаешься. Только ему эти изыски были "по барабану". Вот, если бы книжку по программированию, тогда, да.

“Шмотки важны для балбесов”. Это не я сказал. Ромик так думал.

Девочки то и дело пытались с ним знакомиться. Он непременно улыбался, кивал головой и исчезал при первой возможности. По-английски: тихо, бесшумно.

Иногда, правда, танцевал. Когда девушки проявляли крайнюю настойчивость.

Получалось у него это из рук вон плохо. То и дело мальчик наступал на ноги партнёршам, краснел от своей неуклюжести, извинялся и старался незаметно ретироваться.

Однажды в школу пришла новенькая, Аська Малькова. Вся такая воздушная, гибкая, ловкая, энергичная, яркая, светящаяся. Не девочка – мотылёк с прозрачными крылышками.

Перемещалась девчонка в пространстве как ртуть – ни минуты не ведая покоя. Улыбка не сходила с её удивительного лица.

 Глаза цвета спелого гречишного мёда в половину лица, остроумие. Изящество, грация и море обаяния.

Про таких девушек, говорят – кровь с молоком. Точёная фигурка, весьма заметные холмики грудей, упругая попка. Но, это, конечно, на любителя.

Она и вела себя соответственно, не принимая никаких возражений, если чего-то хотела. А хотела она всегда и много.

Разговаривала громко, уверенно, как обычно общаются учителя с учениками.

Язычок у Аськи скорый и чрезвычайно острый. Всех коассных говорунов и охальников буквально за неделю поставила на место.

Старшеклассники, из тех, что успели созреть, добивались её благосклонности довольно яростно, на конкурентной основе, нередко выясняя отношения после уроков на спортивной площадке один на один.

В числе боевых трофеев были разбитые носы, брови и даже выбитые зубы.

Аська была непреклонна, не принимая ничьих ухаживаний. Зато с нескрываемым интересом засматривалась на Ромку. Дело вкуса.

Несмотря на сидячий образ жизни ботаника, юноша мог похвастаться атлетическим торсом и рельефным прессом. Он запросто крутил солнышко на турнике, на кольцах и вовсе показывал мастер-класс.

Ростом Ромка довольно высокий. Пружинистая походка, ловкие движения, выразительный взгляд. Правда, выражение  лица обычно озабоченное, отвлечённое.

Он редко находился там, где пребывало в данное время его тело. Решал в уме некие проблемы, которых не существовало в реальном мире.

Каким он был на самом деле, никого не интересовало. Ботаник. С такими не интересно.

Зато Аське во что бы то ни стало, хотелось заглянуть в его внутренний мир.

Не удивляйтесь, она входила в немалое число девушек-скороспелок, которых интересовал по большей части не только и не столько духовный мир, как реальное предназначение некоторых биологических приспособлений.

Внутренний мир по её понятиям находился, в том числе и под одеждой. Если говорить конкретнее, между ног.

Она мечтала о Ромке, как о мужчине, представляя, как должно происходить соитие их юных тел.

Знания её по этой части, были незначительны, фрагментарны, поэтому фантазии отличались инфантилизмом. По большей части её информировали подруги, которым посчастливилось… они сами так говорили.

Бес его знает, что там было и не было на самом деле, но хвастовства хватало.

Они делали большие круглые глаза, как в мультфильме про Настеньку, надували щёки, растягивали губы, отчаянно сопровождая повествование неопределёнными, но весьма  непристойными жестами и вибрирующими звуками, видимо изображая крайнюю степень удовольствия.

Из словесных характеристик любовных упражнений Ася поняла, что это можно выразить как восторг, парение и шикарный букет разноцветных эмоций.

Букет интересовал её больше прочего. А раз так, она выбирала для своего пестика лучшую из тычинок.

Выбор Ася сделала, поэтому и взялась за претворение в жизнь своего желания или вожделения. Впрочем, это не так важно. Мечта, одним словом.

Как член школьного комитета она организовала тематическую встречу с местным поэтом, после которой намечалась танцевальная вечеринка. Присутствие всех старшеклассников обязательно.

Дальше, дело техники. Вечеринка началась с белого танца.

Ромка моментально угодил в западню. Девушка прижала партнёра к страстному торсу и не отпускала до конца вечеринки. Он хотел было воспользоваться привычной техникой, отдавив, почти сразу после начала танца Аське ногу. Но девушка, не сдалась, вытерпев и это, причём  дважды.

Ромке, конечно, стыдился намеренности грубых действий, но терпеть над собой насилие не хотелось. Танцевали молча. Ася то и дело предпринимала атаки: клала голову ему на плечо, прижималась предельно тесно, намеренно тыча в парня упругой грудью, тёрлась о его лицо бархатной щекой, щекотала пальцем ладонь, дышала прямо в ухо.

Ромка, был в отчаянии. Не сказать, что девчонка ему не нравилась. Она была хороша, духовита, вызывала некое шевеление, даже подняла его рейтинг, но всё это не входило в планы его интересов. Любовь в них никак не вписывалась.

Нужно было поступать в институт, учиться на программиста. Ещё он писал компьютерную программу, которая занимала все мысли. А тут… совсем некстати. Он воспринял Аську как проблему.

Правда, организм парня был с этим не согласен, посылая сигналы, противоположные его мнению. Тело бунтовало, выражая протест за протестом всплесками эмоций, наполняя отдельные сосуды чрезмерным избытком крови.

Аська это сразу приметила, даже потрогала тайком, что вызвало на лице партнёра бурю противоречивых переживаний, которые он ловко закамуфлировал под негодование.

После танцев пришлось провожать. Она уверенно и твёрдо держала его за руку. Отчего-то это было невыносимо приятно.

Её ладошка была горяча, прикосновение притягивало неодолимым соблазном, манило. Ему даже подумалось о большем. Мимолётом, как некий недосягаемый, но весьма искушающий бонус.

Внутри всё напряглось, приподняв рычаг, который ёкал и намекал. Только Ромка не знал, чего ему нужно, этому строптивому отростку. Вот так попал!

Аська затащила его в подъезд и сходу присосалась к губам, неловко сопя и задыхаясь, но в итоге получилось почти здорово.

Сладострастное возбуждение с трудом не заставило Аську скакать от радости, что она никак не могла себе позволить: не девочка всё же. То есть совсем наоборот…

– Ну, ты и ловелас, – сказала она с восторгом, – не успел познакомиться и сразу целоваться лезешь, –хотя сама являлась инициатором.

– Кто научил? Наверно до меня всех девчонок перебывал?

Ромке было обидно, ведь она сама.

С другой стороны, поцелуи, причём с девочкой, за которой пытаются ухаживать чуть ли не все одноклассники – это реальный сектор приз.

Он был горд собой.

Ромкина самооценка моментально взлетела на недосягаемую высоту. Парень сделал вид, что это ему вполне привычно и чмокнул Асю в губки ещё раз. Затем прижал, нагло положив руку на грудь, причём ощутимо притиснул спелое яблочко, пошарив в закромах. Ощутил при этом биение сердца и осмелел вконец.

Можно. Теперь всё можно!

О своём, чем он был озабочен ещё недавно, думать не хотелось. Сознание, вслед за сердцем, выпрыгивало из груди.

Мозг пылал и плавился. В этот миг он не мог думать о чём-то ином, кроме Аськи и отдельных её соблазнительных модулях, которые манили, требовали индивидуального обхождения.

Да она же красавица. Почему раньше она такой не была? Такого совершенства, никогда прежде ему не доводилось лицезреть, тем более трогать.

Утром Ромку у подъезда встречала Ася.

 И на следующий день тоже.

 В школе они теперь сидели вместе. На переменах удалялись к дальнему окну, шептаться. Вечера проводили в парке и на озере, стараясь уединиться.

Аська говорила, говорила, говорила.

Ромка обнимал и целовал. Молча.

Разговоры девушка вела всё больше о любви. Сначала намекала на возможную близость, потом подталкивала к ней. Но Ромке было страшно.

Она рассказывала, что секс – это нормально и очень просто. Про восторг чего-то несуразное плела. Про удивительное парение над собой. И про непонятный вовсе букет эмоций.

Ромка слышал этот сбивчивый, чересчур страстный сюжетный ряд  уже в сотый раз, но держался. Зайти так далеко было выше его понятий. Другое дело страстные поцелуи.

Но однажды Ася сказала, что отправила родителей на концерт. Их не будет как минимум три часа. Можно успеть  всё-всё. Ну, или хотя бы попробовать.

– Аська, ты сумасшедшая. Я же не умею. Сначала нужно подготовиться. Прочитать хотя бы.

– Ничего страшного, я тоже не умею. Научимся. Девчонок тоже никто не консультировал, между прочим. Побежали скорее. Время пошло.

Они стремглав помчались домой.

В голове у Ромки стучало кувалдами. Он был ошеломлён, испуган. Как же так? Почему он идёт у Аськи на поводу. А если их застукают?

Дома Аська моментом выпрыгнула из платья, отбросила туфли, немного повозилась с колготками, сорвала одним резким движением бюстик и предстала перед парнем… в ажурных, полностью прозрачных, малюсеньких трусиках. А там…

Челюсть парня вывалилась на пол, во всяком случае, так ему показалось.

Он стоял и дрожал, как осиновый лист, не в силах сдвинуться с места. Аська даже не закрывалась. Ромка видел всё-всё, каждую выразительную деталь, совсем не такие, как себе представлял.

Малюсенькие груди с торчащими тёмными сосочками, гладкий животик, тёмный треугольник внизу, славные округлости, талия, которую так хотелось обхватить ладонями.

У Ромки закружилась голова, изо рта потекли слюни. Дотронувшись пальцем до соска, он моментально вспотел.

Аська! Боже мой! Она моя, вся. И там тоже!

Впрочем, что находилось там, он даже не представлял. Разве что на картинке однажды видел, но не очень отчётливо.

Девушка с негодованием посмотрела на растерявшегося Ромку, начала сдёргивать с него одежду.

Задача оказалась не такой простой, как представлялось. Мужские вещи застегивались и одевались совсем неправильно с женской точки зрения. Однако она справилась.

Свои трусики Ася сбросила заранее, экономя время. С Ромки стянула исподнее у постели, зардевшись от созерцания желанного, но весьма загадочного явления, похожего на рычаг.

Вот это оно и есть? Бр-р-р! Не такое она мечтала увидеть. Совсем не такое.

Своя кровать показалась Аське маленькой, негде развернуться.

Она постелила простыню на родительской двуспальной постели, где достаточно места, чтобы совершить долгожданное таинство.

Ромка стоял истуканом. Пришлось ронять его на кровать, как ваньку-встаньку.

Совсем телок.

Ася внимательно посмотрела на приспособление, которое сейчас ей предстояло опробовать. Ничего впечатляющего. А рассказывали-то! Никому нельзя верить.