Ничего cвятого

– Касаемо сути вопроса. Никогда не думал, что мне придется произносить эти слова здесь, в центре подготовки будущих защитников веры. Евхаристия – источник и вершина всей христианской жизни. Все другие таинства, как и все виды церковного служения и апостольского труда, связаны с Евхаристией и устремлены к ней. Ибо она содержит в себе все духовное сокровище Церкви, то есть Самого Христа, – нашу Пасху. В самом сердце совершения Евхаристии находятся хлеб и вино, которые через слова Христа и призыв Духа Святого становятся Телом и Кровью Христа. Кроме того, после подавление различных так называемых реформаторских ересей Толедский Собор в 1557 году еще раз подтвердил это Таинство: «Поскольку Христос, наш Искупитель, сказал, что то, что Он предлагает в виде хлеба, есть воистину Его Тело, Церковь всегда хранила это убеждение, которое святой Собор вновь провозглашает: освящением хлеба и вина совершается изменение всего существа хлеба в существо Тела Христа, Господа нашего, и всего существа вина в существо Крови Его; это изменение Католическая Церковь справедливо и точно называет пресуществлением». Потому любая попытка превратить таинство Евхаристии в «просто знак», или «духовное присутствие Христа», или что еще, считается ересью. – Пабло сделал паузу, внимательно глядя на замерших в напряженных позах студентов.

– И напоследок хочу рассказать вам одну историю. Реальную историю, на которую я наткнулся в архивах Конгрегации чуть больше года назад. Когда протестанты пришли к власти в Женеве, они хотели полностью искоренить католичество – как на уровне восприятия вещей, так и на физическом уровне. Однажды они пришли в один из соборов, схватили священника и заперли его в домике, который был рядом с церковью. И зашли в собор, чтобы полностью уничтожить это, по их еретическим представлениям, языческое место. Они все ломали, крушили, выбивали витражи, выкидывали иконы, снесли статую Девы Марии, кресты… – в общем, обычный набор того, что протестанты сотворили с каждым из храмов, куда бы ни приходили. Так вот, священник сидел, запертый в домике, и видел, как уничтожают его церковь. И в какой-то момент один из солдат схватил дарохранительницу и выбросил ее из окна. Она упала на землю, дверцы раскрылись, и освященные хостии, Тело Христово, рассыпались по земле. И все, что священник мог сделать, будучи запертым, – это стоять у окна и пожирать эти хостии взглядом, пребывая в созерцательной молитве. Он не мог больше делать ничего. Он стоял там и молился, пока Евхаристия лежала на земле! Тело Христово валялось на земле! – Пабло сделал паузу, поскольку по его щекам побежали слезы. Он не притворялся, не играл. Не нужно было – каждый раз, вспоминая эту историю, он не мог сдержать обуревавшие эмоции. Тело Христово на земле… Как тут не плакать?

– Когда опустилась ночь, священник увидел какую-то тень, которая приближалась к домику. Она перемещалась от тени к тени, и, когда подошла ближе, священник ее узнал – это была двенадцатилетняя девочка из его прихода. Она тоже видела, что сделали протестантские солдаты. И она видела эту Евхаристию на земле. Девочка прокралась к Телу Христа на земле. Она наклонилась… – как ребенка, ее учили не трогать хостию руками, поэтому девочка встала на колени, уткнулась лицом в землю и подняла Евхаристию языком прямо с земли. Она распрямилась, осенила себя крестом – ее также научили, что ты можешь только одну Евхаристию для себя получить, – поднялась и тихо-тихо ушла обратно. Священник знал, сколько точно там освященных хостий, сколько кусочков Тела Христова находилось в дарохранительнице. И ночь за ночью эта девочка приходила, опускалась на колени, получала Евхаристию прямо языком с земли, осеняла себя крестом и уходила. И так продолжалось до последней ночи. Священник знал, что осталась последняя хостия, потому надеялся, что девочке больше не придется рисковать своей жизнью, и молился за нее. Он видел, как она подходит все ближе и ближе, опускается на колени, берет Тело Христово с земли, осеняет себя крестом… Но, когда она встала, под ногами у нее хрустнула ветка… Два солдата, которые охраняли домик священника, увидели, что она делает, и в наказание забили эту двенадцатилетнюю девочку дубинками. Малышка умерла на месте от повреждений, не совместимых с жизнью. – В зале стояла гробовая тишина, хотя Пабло видел, как по щекам десятков, если не сотен, слушателей бегут слезы. Как и у него. Беззвучный плач от осознания бескорыстной детской любви и веры в Христа и в то же время понимания, насколько ты сам далек от подобной любви.

– Вот что для нас, христиан, значит Евхаристия. Вот то, во что мы верим, – Тело и Кровь Спасителя. Стоило ли раз за разом рисковать жизнью ради простого куска хлеба на земле? Не думаю. Стоит ли рисковать жизнью ради Тела и Крови? Однозначно, стоит. Сегодня мы, как та храбрая девочка, должны отдавать свои жизни ради Христа, во имя защиты веры и Церкви. Мы – инквизиторы. Мы те, кто ради Тела Христа, ради Крещения, ради Таинств, ради Церкви, ради самой спасительной веры должны не думая идти туда, где нас, вполне вероятно, ожидает смерть. А что же вижу я? Находясь в комфорте, в тепле, в безопасности, вы начинаете выдвигать различные теории, низводящие все таинство Евхаристии до уровня, где плевок не станет серьезным оскорблением. Плюнуть в сторону брошенного на землю кусочка хлеба? Некрасиво, но не преступление. Убирая же пресуществление, вы оставляете лишь банальный кусок хлеба. И если та девочка рисковала своей жизнью ради обычного хлеба, то она всего лишь идиотка. Подумайте об этом. – Пабло сошел с кафедры и направился в сторону подтрибунного помещения. Уже на полпути инквизитор вдруг остановился и вернулся обратно. – Девочку звали Изабель де Луэнго. Святой Престол уже начал процесс канонизации, и лично у меня нет никаких сомнений в итоговом результате. Очень скоро Изабель де Луэнго, отдавшая свою жизнь ради Тела Христова, пополнит список святых мучеников, чья нынешняя близость к Богу не вызывает сомнений. На этом все. Уверен, у каждого из вас теперь появился повод сильно задуматься над своей верой, сравнивая ее с верой Изабель.

Местонахождение – засекречено

Время – засекречено

Куратор уже в который раз нервно глянул на циферблат наручных часов. Исполнитель запаздывал. В их деле даже секунда – порой непозволительная роскошь. Есть четкий план, четкие инструкции и четкие временные рамки. Если хочешь, чтобы предприятие прошло успешно, необходимо до мельчайшей детали исполнять заранее установленные предписания. Для исполнителя были вполне конкретно указаны точка и время встречи. Спустя полторы минуты в помещении, где из мебели находился лишь металлический стол, по-прежнему присутствовал лишь один человек. Он, куратор, или посредник, – тут уж кому как удобней. Что ж, у него тоже есть вполне ясные инструкции – если исполнитель не появляется на условном месте встречи в течение трех минут, забирать посылку и уходить.

Еще один взгляд на циферблат.

У исполнителя осталась минута.

Лично ему как-то все равно, появится тот или нет. Задача куратора – быть на месте в оговоренное время и передать посылку. Все остальное – не его дело. А вот у подрядчиков, по крайней мере тех, кто нанимал исполнителя, возникнут большие проблемы. Ну вот прям большие с большой буквы «Б». Куратор общался лишь с посредниками, тем не менее даже таких встреч хватило для понимания – игру затеяли совсем не простые ребята. И вряд ли им понравятся задержки. А они возникнут, если через…

Раздался писк электронного замка со стороны дальнего конца помещения, тихий щелчок, и дверь распахнулась наружу.

Хм…

Семь секунд…

Исполнителю оставалось семь секунд, и он-таки явился.

Куратор подошел к металлическому столу и быстрыми движениями открыл черный чехол посылки. Теперь исполнитель должен проверить содержимое, затем, в случае если его все устраивает, отправить своим нанимателям кодовое сообщение, после чего уже с посылкой покинуть помещение. Стандартная процедура. Ничего сложного.

Куратор установил таймер на часах. Схема передачи тоже имеет свои временные рамки. Через десять минут он покинет место встречи. Еще через час попрощается с городом. А к концу дня и вовсе оставит за спиной пределы Империи.

Священная Католическая Империя

Королевство Испания, Толедо

Толедский алькасар – штаб-квартира Конгрегации по делам защиты веры

10:54

Раздался громкий предупредительный сигнал, и железная створка, выкрашенная в черный цвет, с лязгом отъехала в сторону. Вслед за охранником в форме того же черного цвета, что и дверь, только с красным крестом на груди, Пабло шагнул вперед. Они шли по длинному узкому коридору тюремного блока, находящегося на нижних уровнях алькасара. Слева на одном и том же расстоянии друг от друга находились металлические двери с небольшой решеткой наверху и вытянутым прямоугольником посередине – для доставки еды. Справа тянулось невысокое, примерно на уровне пояса, ограждение, за которым следовала пустота шириной примерно десять метров. Внизу же располагалась широкая площадка, куда с обеих сторон выходили двери нескольких сотен камер. Основной блок, занимающий целых три уровня, – здесь содержалось порядка десяти тысяч заключенных. Сюда, как правило, помещали не особо опасных преступников, а также тех, кто еще ожидал суда по не самым тяжким статьям: скажем, пропуск святых месс, сквернословие, непослушание священноначалию и прочее в том же духе. Следующие три уровня занимал Нижний блок, или Чистилище, как его называли сами заключенные, – там находились те, кто попал в алькасар по куда более серьезным обвинениям, но тем не менее не дотягивающим до высшей меры наказания. А вот последние два уровня – Преисподняя – именно так окрестили блок одиночных камер в народе – занимали те, кто с большой вероятностью в итоге отправится на костер – рецидивисты, упорствующие еретики, колдуны, ведьмы и прочие прислужники сатаны. Именно Третий блок сейчас интересовал Пабло, туда он и направлялся в сопровождении сотрудника внутренней службы безопасности.

Еще один предупредительный сигнал, затем громкий железный лязг. Очередная створка откатилась в сторону. Охранник шагнул вперед, на узкую решетчатую площадку перед лифтовыми кабинами. Пабло ступил следом. Его спутник нажал кнопку вызова лифта и в ожидании кабины начал насвистывать какую-то мелодию. Инквизитор недовольно поморщился. Его вообще, начиная со вчерашнего дня, выводила из себя любая мелочь. Охранник опасливо покосился на священника, явно заметил его недовольную гримасу и предпочел подавить звуки, оставив их в своей голове. Наблюдательный парень, неплохая черта.

Между тем на площадке с противным скрежетом замерла кабина. Сетчатые металлические двери со скрипом отъехали в стороны, приглашая вовнутрь. Пабло шагнул первым, пройдя вглубь квадратного пространства. Охранник вошел следом и нажал кнопку нижнего уровня, створки с грохотом сомкнулись. Кабина чуть вздрогнула и начала медленное, нисколько не внушающее доверия путешествие вглубь алькасара. К счастью, толедская обитель Инквизиции не Цитадель, тут нет уровней, расположенных на сотню метров под землей, так что менее чем через минуту движение прекратилось. Створки, издав жалобный стон, разъехались в стороны, и Пабло вслед за охранником шагнул наружу. Сразу за лифтовой шахтой находилась широкая площадка, от которой, точно лучи, разбегались коридоры. Проход слева вел к блоку одиночных камер, центральный – к основному корпусу нижнего уровня. Пабло задержался на секунду и шагнул вправо. Ни к одиночным камерам, ни тем более в основной блок ему не нужно. Цель визита сегодня несколько иная.

Цель визита…

Инквизитор скривился. Впервые за несколько лет он не смог этой ночью заснуть. А все почему? Как раз из-за того, почему он сейчас здесь.

Они быстро прошли по длинному мрачному коридору с обитыми стальными листами стенами и тускло горящими желтыми лампами, свет которых не в силах был полностью совладать с мраком, и, не доходя примерно с десяток метров до тупика, остановились перед металлической дверью, чье глухое полотно украшала гигантская собака с горящим факелом в пасти. Охранник отступил в сторону, открывая спутнику доступ к электронному замку – его карточка не предусматривала допуск к помещению за дверью. Пабло приложил к тускло поблескивающей зеленым матовой поверхности экрана сначала пропуск, а затем правую ладонь. Электронная система удовлетворительно крякнула, и послышался характерный щелчок – дверь открыта. Пабло кивком отпустил охранника и, потянув дверь на себя, вошел внутрь. В небольшом продолговатом помещении, где, кроме голых стен, ничего больше не было, уже находились двое. Оба мужчины в темных сутанах, отчего в полумраке они походили на два сгустка тьмы, уставились куда-то вперед, за широкое стекло, занимающее половину дальней стены.

– Она? – Пабло быстро пересек разделяющие их три метра. Он и сам видел, что «она», тем не менее один из присутствующих, более высокий и худой, чем его собрат, тихо ответил:

– Она.

Пабло уставился на полупрозрачную поверхность стены. За стеклом находилась допросная, где за металлическим столом, скованная наручниками, сидела она – Анжелина Кустас. Человек, однажды едва не разрушивший его жизнь и вновь ворвавшийся в нее без предупреждения.

Пабло тяжело задышал, с трудом сглотнув тугой комок в горле. В ходе нападения на конвой, перевозящий Генри О’Нила, неизвестным удалось освободить убийцу инквизиторов, по пути убив пятерых агентов королевской службы безопасности, ранив еще троих из них и двоих из Храмовников. Единственный в составе конвоя инквизитор Антуан Дюбуа остался жив, хоть и контужен ударом сапога по голове. Казалось бы – полная катастрофа. Так оно и есть. Во всяком случае, Пабло считал именно так. Тем не менее среди общих мрачных известий появилась одна положительная: конвой сумел задержать одного из нападавших. Один – один, как говорится. Когда Пабло вчера вечером получил изображение задержанного, он едва не поперхнулся кофе. Анжелина Кустас. После этого он так и не смог уснуть, прокручивая в голове моменты жизни – от первого знакомства с девушкой до момента, когда она оставила его одного с обожженным сердцем.

Теперь же она здесь, в подземелье толедского отделения Инквизиции, где фактически правит Пабло Красс. Впрочем, с этим, конечно, он погорячился. Другие начальники имелись и даже специально прилетели из Цитадели для личного контроля над ситуацией. Именно они сейчас и находились вместе с ним в помещении, наблюдая за сидящей в одиночестве Анжелиной: Рубен Рохо, Великий Инквизитор, и Паоло Феррони, маршал Ордена Тамплиеров, то есть второе лицо в Ордене, а де-факто третье во всем католическом мире. Ну и ладно. Сегодня они здесь, завтра уже нет. Так что у него еще будет время остаться с Анжелиной один на один, и уж тогда он задаст ей несколько интересующих его вопросов…

– Может, тебе не стоит туда идти? – маршал Ордена слегка качнул головой в сторону допросной. – Понаблюдай спокойненько со стороны, а наши люди займутся ей…

Пабло скривился, скрипнув зубами. Нечто подобное он и предполагал, однако надеялся избежать этого разговора.

– Я держу себя в руках, Ваше Высокопреосвященство, – голос звучал почтительно, но вместе с тем максимально твердо. Надо сразу дать понять, что он не позволит отстранить его от дела ни при каких условиях. Кардинал не дурак и вряд ли захочет сознательно идти на конфронтацию из-за такой ерунды. – Я справлюсь. Или есть причины, свидетельствующие об обратном?

Вместо маршала Тамплиеров ответил Великий инквизитор:

– Дело не в том, что мы тебе не доверяем, Красс. Однако вспомни события пятилетней давности… Не похоже на контроль, не находишь?

Пабло раздраженно поджал губы. Одна ошибка, а припоминать будут всю жизнь. Плюс один повод ненавидеть сидящую по ту сторону стекла женщину.

– Это в прошлом, Рубен. – Великий инквизитор хоть и был епископом, то есть выше в иерархии, чем Пабло, но между собой они обходились без титулярных обращений, поскольку, несмотря на почти двадцатилетний разрыв в возрасте, поддерживали очень теплые дружеские отношения. – Я умею отделять личное от служения. Здесь не возникнет ненужных сложностей.

Маршал Тамплиеров кардинал Паоло Феррони скептически хмыкнул. Великий инквизитор задумчиво уставился в зеркальную стену. Пабло проследил за его взглядом и гигантским усилием воли сохранил маску невозмутимости на лице. Во всяком случае, ему хотелось надеяться, что у него это получилось. Задержанная смотрела прямо на них, точно вместо зеркального отражения видела стеклянную прозрачную панораму.

– Ты веришь в случайности, Пабло? – спросил Великий инквизитор, не отводя взгляда от стекла.

– За редким исключением, нет. Обычно каждое событие имеет свою причину и цель.

Маршал Ордена снова хмыкнул. На этот раз без скепсиса – напротив, соглашаясь со сказанным.

– Она, – заместитель главы Конгрегации указал рукой на Анжелину, – случайность?

Пабло какое-то время изучал преступницу взглядом, прежде чем ответить. Всю ночь он думал над этим вопросом, снова и снова просматривая все имеющиеся видеозаписи нападения на конвой, от первого выстрела до завершения атаки, в том числе и момент, где королевской службе безопасности удается задержать фигуру в черном обмундировании, которой и оказалась беглая дочь польского короля. Слишком уж подозрительной выглядела свалившаяся в руки агентов удача. Да, они потеряли О’Нила, но получили куда более весомую фигуру – в свете последних событий, где Анжелина Кустас расхаживает в обществе Данте Пеллегрини, лидера террористической секты «Дети Виноградаря». Совпадение? Счастливая случайность? Возможно. Вот только с тем же успехом возможно и другое. Как это понять? Поговорить с Анжелиной. На самом деле очень часто первичную часть допроса недооценивают, предпочитая как можно скорее перейти к дознанию с пристрастием. Глупость и дилетантство. Разговор дает много, если не все. По крайней мере, при правильном подходе. Жесты, тон голоса, тембр, мимика – если имеешь дело не с подготовленным профессионалом, то можешь спокойно читать человека, словно открытую книгу. Прокатит ли такой ход с Анжелиной? Большой вопрос. Раньше он очень хорошо ее чувствовал даже без слов. Что же сейчас? Одному Богу известно. Прошло пять лет, и, как видно, очень многое за это время изменилось. Об этом свидетельствует как минимум тот факт, что она сейчас в допросной, а не в его постели.

– Не думаю, – Пабло перевел тяжелый взгляд со смотрового окна на Великого инквизитора. – Чую, ведется какая-то игра, и нам необходимо установить как цель, так и действующих игроков.

Глава Святой Инквизиции и маршал Ордена переглянулись. Последний едва заметно кивнул.

– Хорошо, – кардинал Феррони махнул рукой. – Иди. Только… – он многозначительно поднял брови. – Надеюсь, ты сделаешь все, чтобы оправдать наше доверие…

Пабло скрипнул зубами, но сдержал внутренний порыв послать начальника по известному адресу. Не сейчас. Позже, когда наступит подходящий момент, он припомнит это кардиналу. Это надо же, его, Пабло Красса, подозревать в слабости духа – того, кто сделал для Церкви в общем и Конгрегации в частности больше, чем все инквизиторы вместе взятые. Ну ничего, справедливость – такая штука, частенько ей нужно дать хорошего пинка, чтобы она восторжествовала. И он даст.

Пабло поднес ладонь к электронному считывателю и спустя несколько секунд, после того как экран загорелся зеленым, а внутри механизма раздался тихий щелчок, потянул металлическую дверь на себя.

Заключенная, до того глядящая в другую сторону, повернулась на звук. Ее губы расплылись в довольной улыбке.

– Пабло… – все тот же мягкий, обволакивающий голос. Раньше от него бежали мурашки по спине, а сердце в разы увеличивало обороты. Но то было раньше. Не сейчас. Во всяком случае, хотелось в это верить.

Ничего не ответив на приветствие Анжелины, Пабло прошел к стулу, положил на поверхность стола небольшой диктофон и нажал кнопку записи.

– Допрос номер один от четырнадцатого числа третьего месяца шестого года понтификата папы Урбана Х. Допрос ведет инквизитор первого ранга с особыми полномочиями Пабло Красс. – Он посмотрел на заключенную. – Представьтесь, пожалуйста.

Анжелина вновь улыбнулась, на этот раз с вызовом, и, звякнув наручниками, отрицательно тряхнула головой.

– Заключенная отказывается назвать свое имя и фамилию. По данным Конгрегации, перед инквизитором находится Анжелина Себастьян Кустас. Дата рождения: пятое число восьмого месяца первого года понтификата Папы Льва ХIII, город Краков. – Пабло оторвал взгляд от записывающего устройства и впервые посмотрел девушке в глаза. – Где и когда произошел твой первый контакт с адептами террористической секты «Дети Виноградаря»?

Анжелина покачала головой, но отвечать не стала.

Пабло откинулся на спинку стула, пристальным взглядом изучая обвиняемую. Обычно преступники делятся на три категории: первые едва ли не теряют сознание при первом появлении инквизитора – с такими работать очень просто, у них в голове уже стоит картина пыток, костра и прочего, и инстинкт самозащиты подсказывает, как нужно себя вести; вторые, напротив, пытаются показать свою храбрость, презрение, стойкость и зачастую проявляют агрессию как способ самозащиты, на деле же прикрывая этим все тот же страх и трепет – с такими очень часто приходится перемещаться в комнату дознания и на практике применять устройства, имеющие свойства развязывать языки; третьи, наиболее хитрые, делают вид, что во всем хотят сотрудничать, ничего не скрывают и вообще самые добропорядочные граждане Империи из всех существующих – тут пятьдесят на пятьдесят, иногда дело ограничивается словесным допросом, иногда приходится прибегать к чуть более болезненным методам. Анжелина же не подходила ни под один из этих типажей. Не плескался в ее голубых глазах страх, не было в ее лице упертой решимости отпираться до конца, как и попытки вызвать к себе доверие или жалость…

Нет.

Тут что-то другое…

Пабло нахмурил брови, встретившись с открытым взглядом обвиняемой. Что-то в нем было такое… Что-то ненормальное… Незнакомое… Неестественное для нынешней ситуации…

Уверенность?

Да, наверное.

Казалось, ее нисколько не беспокоит положение заключенной и предстоящий процесс. Вместе с тем Анжелина нисколько не походила на фанатичку, готовую сгореть на костре ради идеи. Нет. Такие, как она, на костер собираются в последнюю очередь…

И еще… Что это?

Насмешка!

Да! Во взгляде Анжелины читалась явственная насмешка, подкрепленная той самой уверенностью, точно она владела какой-то информацией, дающей ей явное превосходство даже в таком, казалось бы, безнадежном положении.

Очень интересно.

«Что ж, ладно, – Пабло провел ладонью по волосам. – Придется поднапрячься. И не таких видали… Все равно каждый рано или поздно ломается. А те немногие, что продолжали упорствовать, отправлялись на прожарку. Причем на медленном огне. В любом случае финал у всех еретиков незавидный. Так что усмешка скоро пройдет. Как и уверенность».

– Тебе известен такой персонаж, как Иуда Искариот?

Молчание. Губы плотно сжаты, взгляд устремлен куда-то поверх него.

Ладно.

– Иуда Искариот, – повторил Пабло, добавляя солидную порцию металла в голос, – это один из двенадцати апостолов. Ради чего он предал нашего Спасителя? – инквизитор презрительно скривил губы. – Ради четырехмесячной заработной платы? – Он подался вперед. – Интересно, а ради чего ты предала Христа?

Этот выпад не прошел мимо. Пабло с удовлетворением отметил, что Анжелина вздрогнула. И хотя уже через мгновение на ее губах заиграла все та же усмешка, глаза остались серьезными. Вопрос в точку, что называется. В болевую точку. Хорошо. Теперь осталось только развить первый успех.

– Ты родилась в католической семье, с детства вечером с родителями молилась Розарий, а по воскресеньям регулярно присутствовала на Святой мессе. В семь лет приступила к первому причастию, участвовала в волонтерских программах и помогала Ордену Францисканцев в помощи бедным. Далее к девятнадцати годам с отличием окончила Парижский университет по не стандартной для женского пола специализации «Теология». Какое-то время ты занималась с молодежью и руководила процессом катехизации для иноверцев в приходе. К чему я говорю все это? – Пабло подался вперед, положив руки на стол и прямо смотря в глаза обвиняемой. – Ты прекрасно знаешь учение Церкви, знаешь ее роль в спасении душ, понимаешь, какое колоссальное значение имеют Таинства, – и тем не менее примкнула к еретикам, чьи действия губят как тела верных, так и их души! – Пабло ощутил, как его голос задрожал, и дело было совсем не в актерской игре. Его и правда охватила едва сдерживаемая ярость. Нет, ему определенно не понять: как, зная все спасительные истины, можно вот так взять и все растоптать? Даже у Иуды могло найтись оправдание – далеко не факт, что, предавая Спасителя, ученик понимал, кого именно предает. Скорее даже не знал. Анжелина же прекрасно знает. И все равно предает.