Ничего cвятого

Охранник в правой кабинке гоготнул. Гюстав же, и без того всегда мрачный, помрачнел еще сильнее. Ну да, при нем Папу трогать не стоит – такие шутки для него сравнимы с богохульством. Слишком уж консервативные у Гюстава взгляды, порой переходящие в самый настоящий фанатизм. Понятно, почему он занимает место охранника в холле, а не полевого агента.

– Да не-е-е… – протянул Пьер, лениво пережевывая жвачку. Этот не фанатик, но для оперативной работы слишком туп. – Святейший наш в полном здравии, назло всем врагам…

Сканер издал мелодичный писк, после чего на табло высветилась зеленая надпись: «Инквизитор второго ранга Антуан Дюбуа, уровень допуска – шесть, необходимо пройти второй уровень идентификации».

Да неужели? Ну, как скажете.

Приложить ладонь к экрану – система распознает отпечатки, затем пристроить глаза к сканерам – распознавание сетчатки глаза и напоследок – голосовой контроль. Итого четыре уровня защиты штаб-квартиры парижского отделения Конгрегации. Не сказать, что безупречно. В том же Толедо – колыбели Инквизиции, или Риме – Цитадели материнского Ордена Тамплиеров, куда входит Конгрегация, защита в разы серьезней. Во всяком случае, так говорят. В Цитадели Антуан никогда не бывал, а Толедо посещал лишь раз, и то более десяти лет назад. Технологии же не стоят на месте.

Пройдя, наконец, контроль и махнув на прощанье охранникам, Антуан поспешил по длинному, плавно уходящему влево коридору, который заканчивался широкой лифтовой площадкой впереди и матовыми стеклянными дверьми с эмблемой Конгрегации в виде собаки, несущей в пасти горящий факел, справа. Двери вели в общий пункт управления Бастилией, а лифты на различные уровни: вниз, к тюремным, допросным и пыточным, и вверх, к основным подразделениям Конгрегации. Антуан служил в Контртеррористическом отделе, потому, когда створки лифта с мягким шелестом распахнулись, он нажал кнопку B-7, что расшифровывалось до банальности просто – седьмой этаж. Именно там располагалось КТП – Контртеррористическое подразделение Конгрегации. Пришлось снова прикладывать палец для сканирования отпечатка и проводить пропуском по считывающей ленте – только после этого створки лифта закрылись, и мелодичный женский голос начал отсчитывать уровни.

Кабина остановилась на седьмом этаже. Створки бесшумно отъехали в стороны, и Антуан сразу же окунулся в шум нескольких десятков голосов. Если смотреть по задействованным кадрам, то КТП являлось самым большим подразделением в парижском отделении Конгрегации. Хотя вряд ли только в парижском. Миссия Конгрегации – в защите Церкви и католической веры, и немаловажный вклад приносит именно контртеррористическая работа. Еретики далеко не милые люди, какими их в свое время преподносили романтики, пытаясь выбить слезу у простого обывателя. Те романтики пошли на костер вместе со своими трудами, а Церкви, как пять сотен лет назад, так и сейчас, приходится защищаться от сотен разных безумных личностей, пытающихся воздействовать на ход истории не только философскими трудами, но и вполне грубыми физическими методами. До сих пор храмы, монастыри, госпитали не взлетают ежедневно на воздух лишь по причине бесперебойной работы Контртеррористического подразделения Конгрегации. Причем успешность КТП заключалась еще в том, что это, пожалуй, единственное серьезное подразделение Конгрегации, где отсутствовал как половой, так и клерикальный ценз. В контртеррористическом отделе работали и мужчины, и женщины, и миряне, и лица, наделенные священством. Понятно, что инквизиторами могли быть только мужчины и только священники – но справедливости ради стоит учесть и факт превращения должности инквизитора в отдельную касту. Инквизиторы не относились ни к одному конкретному отделу – ни к контртеррористическому, ни к подразделению обеспечения имперской безопасности, ни к отделу международных спецопераций, ни к подразделению по борьбе с ересью, ни к отделу информационного контроля, ни к какому-либо другому из десятков функциональных и вспомогательных подразделений Конгрегации. Инквизиторы были над всеми и везде, имели неограниченный допуск в плане принадлежности к отделу или подразделению. Любой инквизитор, начиная с самого низшего третьего ранга, может при надобности и формальном согласовании начальников подразделений влиться в процесс спецоперации. А если речь идет об инквизиторе первого ранга, да еще и с особыми полномочиями, то тут даже никакого согласования не требуется. Правда, инквизиторов первого ранга не так-то и много – один-два, изредка три на подразделение – если речь идет о столь громадном отделении, как парижское, толедское, римское, миланское или лондонское. В любом случае именно вокруг КТП строится большая часть работы всей остальной Конгрегации. Угроза, исходящая от многочисленных сект, не только или даже не столько в смущении сердец наивных прихожан. Если бы дело было только в этом, вполне хватило бы структуры средневековой инквизиции, состоящей из одного подразделения на всю Конгрегацию.

На миг задержавшись на широкой антресоли, куда выходили пять лифтов, Антуан направился к эскалатору. Сам отдел предотвращения угрозы терроризма занимал прямоугольное помещение, над которым возвышалась стеклянная кабина обер-инквизитора, возглавлявшего КТП. Прозрачные стенки кубического кабинета в нужный момент затемнялись, но основное время новый обер-инквизитор держал их в прозрачном состоянии, желая лично следить за работой сотрудников подразделения. Уже по привычке Антуан глянул наверх, проверяя наличие шефа. К его удивлению, рабочее кресло, хорошо видневшееся в «аквариуме» – такое прозвище получил кабинет начальника, – сейчас пустовало. Очень интересно. Куда же запропастился Жорж? Злые языки поговаривают, что молодой обер иногда грешит рукоблудием… Антуан в подобную хрень не верил, однако…

– Тони! – Ноги только коснулись находящейся в стабильном состоянии поверхности, как рядом появилась Луиза Андре, один из аналитиков КТП и доверенное лицо нового обера. Почему именно она? Да потому что появилась в подразделении вместе с ним.

– Чего? – Антуан был не в духе и не видел причины скрывать это.

– Жорж в конференц-зале. Ждут только тебя!

– Я сначала кофе выпью, ладно?

– Тони!

– Да хорошо, хорошо, я понял!

Инквизитор обогнул стальную колонну с закрепленными наверху экранами, где шла трансляция основных телеканалов, и оказался возле своего рабочего места. Стол, три монитора, пачка бумаг, принтер и фотография с нынешним Папой Урбаном X – вот, собственно, и все.

Луиза Андре уходить не собиралась. Она села на соседний стул, где должен был находиться его напарник, инквизитор третьего ранга Маттео Сфорца. Тот отсутствовал на работе, так как у него, как и у Антуана, сегодняшний день в табеле значился выходным. Похоже, его решили не тревожить, ну или Маттео опаздывает. В любом случае сейчас на его месте сидит Луиза, выжидающе сверля инквизитора взглядом.

– У тебя нет своей работы? – Антуан демонстративно медленно просмотрел пачку бумаг, состоящую из различных отчетов за вчерашний день от подотчетных ему сотрудников.

– Моя работа на данный момент – сопроводить тебя до конференц-зала! – Луиза встала и требовательно махнула рукой вперед. – Тони, сейчас не самое подходящее время для игр в утверждение значимости собственной персоны – дело серьезное!

Антуан и так понял, что позвали его не на кружок изучения Песни песней Соломона – включенные мониторы еще троих инквизиторов второго, как и он, ранга свидетельствовали об их присутствии в пределах Бастилии. Да и Эммануэля Депардье, единственного инквизитора первого ранга в парижском отделении, как и обера, на месте не видно – похоже, действительно случилось что-то из ряда вон выходящее.

– Есть предварительная информация? – Антуан захватил планшет и вопросительно глянул на приставленного к его персоне аналитика.

Луиза неоднозначно передернула плечами.

– Лишь обрывки, и те незначительные.

– Секретность?

– Она самая. Обер-инквизитор ограничил доступ седьмым уровнем. У меня только шестой.

– М-м-м… И все же?

– Похоже, речь идет о ком-то из Большой Восьмерки.

– Правда? – Антуан уже пару сотен раз за свою карьеру слышал о Большой Восьмерке, но каждый раз на поверку даже с первого вида очень надежные нити оказывались туфтой. – А может, все-таки объявился марсианский Иисус?

– Да пошел ты, Тони!

– Иду! Иду! – Антуан отпечатком пальца разблокировал планшет и, уже на ходу внося себя в табель, – а если не сделаешь этого, в департаменте кадров сделают вид, что тебя и не было, – направился к конференц-залу.

Совещательная, или, по-модному, конференц-зал, не представляла из себя ничего примечательного: прямоугольное, не слишком большое помещение, значительную часть которого занимал длинный стол темно-красного цвета, рассчитанный максимум на двадцать человек; с четырех сторон от него находились ряды стульев; дальний конец зала занимал громадный, практически во всю стену, экран – на нем сейчас застыла карта какой-то местности с высоты птичьего полета. За столом находились семеро: обер-инквизитор Жорж Мате, инквизитор первого ранга Эммануэль Депардье, три инквизитора, как и он, второго ранга, архиепископ Парижский Кристиан Гинцбург и личный секретарь архиепископа Мари Беллучи. Весьма интересный состав – особенно удивляло присутствие архиепископа и его секретаря. Похоже, дело и правда не в обычном богохульстве пьяного работяги в баре.

– Наконец-то… – выдал Жорж, когда Антуан прикрыл за собой дверь и уселся на стул рядом с Мари Беллучи. Ну, конечно, какое там «доброе утро», «слава Иисусу Христу» или хотя бы «привет». Антуан хотел было отпустить какую-нибудь колкость по поводу плохого настроения обера, типа «вечный недотрах» или что-нибудь в этом роде, но в присутствии Владыки решил обойтись без вопиющего нарушения субординации.

– У меня выходной так-то…

– Уже нет.

– Да понял я, понял… – Антуан откинулся на спинку стула и выжидающе посмотрел на начальника. – У нас серьезные проблемы, да?

– Скорее, совокупность проблем, – обер-инквизитор скорчил гримасу отвращения, точно проглотил чужой гнойный плевок. – Я тебя пригласил, поскольку последние три года ты занимался разработкой верхушки «Детей Виноградаря», верно?

Антуан неопределенно повел плечами. Разрабатывал – громко сказано.

– Пытался. «Дети Виноградаря», как и любая другая секта Большой Восьмерки, не отличаются открытостью и большой любовью к неофитам.

– Разумеется. Но в любом случае вряд ли кто-то знаком с сектой лучше тебя.

– Если мы говорим о парижском отделе, то… да, наверное.

– Хорошо. Можешь вкратце описать учение «Детей Виноградаря», иерархическую структуру и главарей секты?

– Без проблем. – Антуан быстро пробежался по экрану планшета, вытаскивая наружу нужный файл. – «Дети Виноградаря», радикальная протестантская ячейка кальвинистского толка. Образовалась чуть больше сорока лет назад, когда Ричмонд Бауэр, шотландский пастор и член совета объединенной пресвитерианской коллегии, контролирующей более восьмидесяти процентов реформаторских церквей Шотландии, решил, что его коллеги сдают позиции, отказываясь от решительных мер в борьбе с папистами, то есть нами. Сорок лет назад, 10 июля, ровно на годовщину рождения Жана Кальвина, на съезде пресвитеров коллегии Ричмонд произнес пламенную речь под названием «Вы будете в аду!», где обличал пресвитеров в «потакании Вавилонской блуднице, заигрывании с сынами Иуды и поклонении престолу Сатаны». Руководители пресвитерианской коллегии и сами не сахар, однако подобного терпеть не стали. В тот же день Ричмонда исключили из совета, а на следующий день отлучили от церкви с пожизненным запретом на пресвитерскую деятельность. Бауэра, как и его сторонников, подобный расклад по понятным причинам не устроил, и они создали собственную структуру, назвав себя «Детьми Виноградаря». Понятно, что под Виноградарем они подразумевают Бога, потому буквальный перевод ни много ни мало – «Сыны Божьи». Учение секты до банальности простое: человек – ни на что не способное дерьмо, Бог – суверенный Владыка, по Своей воле отправляющий одних на вечные муки, а других на вечное спасение, ну и в том же духе…

– Классический кальвинизм?

Улыбнувшись, Антуан покачал головой.

– Только на первый взгляд. При ближайшем рассмотрении становится понятно, что Ричмонд Бауэр довел и без того безумное учение Кальвина до крайнего абсурда. Так он заявляет, цитата: «Вера ничего не добавляет, кроме опыта оправдания… Оно полностью совершается в замысле Бога, без факта или рассмотрения веры; человек в той же мере оправдан и признан Богом праведным и до, и после его веры, так как его оправдание не зависит от нее».

– Другими словами, вера совсем не является причиной спасения? – архиепископ чуть подался вперед, заинтересованно смотря на инквизитора.

Антуан согласно кивнул.

– Верно. В богословии Бауэра вера не может сама по себе спасти кого-то, поскольку вечное оправдание предшествует вере и является продуктом уже полученного оправдания. Кроме того, Ричмонд заявляет, что Христос умер только для избранных. А в довершение ко всему он разработал концепцию грехопадения, где все сводится к намеренному постановлению Бога – то есть сам Бог постановил совершить грех. Это если вкратце об отличиях учения Бауэра от классического кальвинизма.

Насчет иерархии – во главе «Детей Виноградаря» стоит пастор-учитель, имеющий неограниченный функционал как в морали, так и в учении. Он избирается на пожизненный срок и является фактическим руководителем каждой из церкви секты. Понятно, что один человек попросту не в состоянии управлять столь обширной сетью, потому в помощниках у него находится «круг десяти», куда входят его ближайшие сподвижники, помогающие лидеру секты в управлении.

– Насколько обширна сеть «Детей Виноградаря»? – новый вопрос от архиепископа. Похоже, его серьезно заинтересовала деятельность секты.

– Наибольшая численность последователей отмечена в Шотландии, Ирландии и Англии – по понятным причинам. Однако ячейки они имеют практически в каждом уголке Империи. Приблизительная численность адептов секты, а когда мы имеем дело с кем-либо из Большой Восьмерки, мы можем говорить лишь о приблизительных цифрах, около восьмидесяти тысяч человек.

– Серьезная сила…

– Не самая большая в Восьмерке, но одна из самых воинствующих. Ричмонд Бауэр был последователен в своих убеждениях, потому «Дети Виноградаря» сразу же после учреждения секты объявили Священную войну Святому Престолу. Поначалу, ввиду ограниченности как людского ресурса, так и финансового, они не были особо заметны, но вот пять лет назад, когда на смену Ричарду Бауэру пришел новый пастор-учитель Данте Пеллегрини, секта стала куда активней, за очень короткий срок превратившись в серьезную террористическую организацию.

– Личность нового лидера поспособствовала столь бурному росту? – архиепископ сделал пометки в своем планшете.

– Хороший вопрос… – Антуан криво усмехнулся. – Дело в том, что о новом главе «Детей» нам известно слишком мало. При Данте Пеллегрини секта вышла на новый уровень секретности. Только один факт того, что за последние пять лет мы так ни разу и не вышли на его след, думаю, о многом говорит. Касательно же причин бурного подъема «Детей Виноградаря» – вряд ли катализатором послужила личность самого Данте.

– Если дело не в нем, тогда в чем же? – на этот раз вопрос прозвучал не от архиепископа, а от его секретаря.

– Ответа у нас нет, поскольку секта ушла в абсолютное подполье. Тем не менее некоторые выводы мы можем сделать. Один из них – за «Детьми Виноградаря» стоят внешние, куда более серьезные силы.

– Какие?

Антуан развел руками. Если бы он знал ответ на этот вопрос, давно был бы уже инквизитором первого ранга, да еще и с особыми полномочиями.

– Ладно, – обер-инквизитор поднялся на ноги и указал на экран, где до сих пор высвечивался снимок какой-то местности. – Теперь каждый из вас, в том числе и Владыка, имеет общее представление о «Детях Виноградаря». Как уже отметил Дюбуа, в последние пять лет руководители секты пропали с наших радаров. За это время нам удалось лишь три раза засечь Данте Пеллегрини, причем каждый раз это была не наша заслуга – он сам выходил на свет. Тем не менее все плохое когда-то заканчивается, – начальник парижского отделения Конгрегации склонился над ноутбуком. Спустя несколько секунд карта местности сменилась четким видеорядом. Антуан даже чуть привстал, точно перемещение на пару сантиметров могло помочь лучше рассмотреть картинку. Судя по характерным признакам – углу подачи и несколько смазанным краям, картинка была снята либо с камеры наружного наблюдения, либо с камеры банкомата – в любом случае объектив был обращен на выход из какого-то здания – какое конкретно, рассмотреть не представлялось возможным.

– Здание магистрата в Кельне, – пояснил обер-инквизитор и с помощью пульта ускорил видеоряд. Остановил, когда в кадре появились три фигуры. – Вот, полюбуйтесь.

Двоих Антуан никогда раньше не видел, но вот третий… Да, его инквизитор узнал сразу – Данте Пеллегрини, глава «Детей Виноградаря».

– Он? – Антуан не знал, зачем спросил это, ведь и так все было очевидно.

– Он, – подтвердил обер-инквизитор и убрал видео с паузы: троица спокойно спустилась с лестницы здания и пропала из кадра.

– Как удалось получить картинку?

– А это уже интересная история… – Жорж Мате довольно потер ладони. – Сегодня утром в отделение заявился занятный персонаж, – обер-инквизитор пальцами ударил несколько раз по клавиатуре, и на экране высветилось лицо уже не молодого человека с тонким шрамом над правой скулой. – Некий Генри О’Нил. Утверждает, что у него есть интересующая Конгрегацию информация о «Детях Виноградаря» и он готов ею с нами поделиться.

– Вот просто так взять и поделиться? – Антуан в подобную ерунду не верил. Впрочем, не зря.

– Разумеется, им двигал порыв, далекий от благотворительности…

– Чего он хочет?

– Защиты.

– От «Детей Виноградаря»?

– От них, – Жорж неопределенно повел рукой в сторону, – от нас, от магистратов… От всех, в общем…

– М-м-м… – Антуан понимающе ухмыльнулся. Конечно, а чего еще можно было ожидать. Пока непонятно, кто именно такой этот Генри О’Нил и что конкретно он не поделил с сектой, однако парень не промах – понимает, что защита нужна не только от прежних единоверцев, но и от Церкви, а также от светских властей.

– Полагаю, предложение еретика вполне согласуется с интересами Церкви… – ни к кому определенно не обращаясь, произнес архиепископ. Секретарь согласно кивнула, подтверждая слова начальника. Антуан с интересом глянул на обер-инквизитора. Понятно, что архиепископ произнес данные слова не в пустоту, а тонко намекнул на желаемое решение. В то же самое время Конгрегация в церковной структуре стояла над всеми иерархами, не подчиняясь никому, кроме Папы, будучи таким образом защищенной от любого давления извне.

– Дальнейшую судьбу доносчика решать не мне, – дипломатично произнес Жорж, указывая рукой на экран. Там как раз появилось новое окно с мигающей иконкой входящего звонка. – С нами на связи инквизитор первого ранга с особыми полномочиями Пабло Красс из Толедского отделения Конгрегации. Именно ему поручили вести дело О’Нила.

Архиепископ что-то неразборчиво пробурчал, видимо, поминая не самым добрым словом испанцев; обер-инквизитор же ответил на звонок, быстро представил присутствующих и кратко обрисовал сложившуюся ситуацию.

– Понятно, – отрывисто подытожило мрачное лицо в прямоугольнике с прямым широким лбом и жесткими линиями морщин.

Антуан узнал говорившего. Впрочем, его знал, наверное, каждый, имеющий отношение к Конгрегации, да и не имеющий тоже. Легендарный инквизитор, причем Инквизитор с большой буквы. Именно благодаря Пабло Крассу переживающая кризис Конгрегация вновь засияла светом яркого прожектора средь плотной тьмы. К началу нового тысячелетия инквизиция пришла в упадок – нет, речь не шла о катастрофе, подобной той, что произошла в XVI веке, тем не менее статус Церкви начал снижаться, а вольных мыслей становилось с каждым годом больше и больше. Кое-где начали раздаваться поначалу робкие, а затем уже более смелые вопросы: а насколько вера и таинства актуальны сейчас, в век науки и развитых технологий; насколько оправдана папская власть; и, быть может, стоит проявлять куда больше веротерпимости и христианского милосердия к… нет, не еретикам, а «думающим по-другому». Поначалу Церковь достаточно вяло реагировала на новые идеи, позволяя тем все глубже и глубже проникать в умы, а когда поняла, насколько они вредят выстроенной системе и единству христианского мира, было уже поздно. В итоге за какие-то десять лет по всей Империи расплодилось множество сект, культов и философских кружков, настроенных в лучшем случае нейтрально, а в основном антикатолически. Кроме того, с попустительства Святого Престола и из-за бездействия Инквизиции в Империи один за другим начали открываться представительства разных религий, а затем и строиться их религиозные сооружения: мечети, синагоги, молельные дома и тому подобное.

В конце концов начались разговоры о реформировании существующей системы управления с требованием отодвинуть церковных иерархов от контроля за государственными делами. Тогда-то на горизонте и появился Пабло Красс. Он мгновенно усмотрел в новых веяниях опасность для католической веры и с первых же дней бросился на защиту Церкви. За два года на тот момент еще весьма молодой инквизитор сумел с третьего ранга подняться до первого, а еще через год получил статус особоуполномоченного представителя Конгрегации. С того момента все изменилось. По Европе запылали сотни костров, и за какие-то пять-семь лет ситуация изменилась кардинально. Инквизиция сумела не только восстановить прежние позиции, но и серьезно закрутить гайки. Ни тебе свободы вероисповедания, ни философских кружков, ни религиозных диспутов, ни вольнодумства – есть только Церковь и католическая вера – для спасения больше ничего не нужно, вот и довольствуйся тем, что имеешь. Не хочешь? Для начала можем ограничить доступ к Таинствам. Не помогло? Добро пожаловать на костер.

Сколько прошло с того момента? Около тридцати лет? Теперь Церковь благодаря усилиями Конгрегации в целом и Пабло Красса в частности представляет собой такой же монолит, что и при Святом Педро Николасе. Потому о Пабло Крассе знают все – как в католическом мире, так и за его пределами. И надо признать, несколько тысяч, если не десятков тысяч, костров, на которых было в том числе и немало отошедших от истинной веры церковников, сыграли тут не последнюю роль. Пабло Красс – настоящий «пес Господень», не жалеющий ни своих, ни чужих. Впрочем, именно это качество к трепету перед именем добавляло чувство уважения.

– Кто проводил беседу с еретиком? – лицо в прямоугольном окне трансляции выжидающе уставилось на присутствующих в конференц-зале.

– Я и Депардье! – обер-инквизитор указал на сидящего слева коллегу, тут же пояснив: – Депардье имеет первый ранг и…

– Я в курсе! – лицо на экране раздраженно скривилось. Обер-инквизитор тут же замолчал. – Какую информацию удалось добыть в ходе допроса?

– Это был не то чтобы допрос… – Антуан впервые видел, как его начальник краснеет и запинается. Удивительное зрелище. А ведь обычно новый обер при любых раскладах позиционировал себя как уверенного, даже порой чересчур, в себе человека. Парадоксально, какие изменения в поведении может произвести одно лишь только имя! – Мы… Эм-м… Просто немного побеседовали…

– И?

– Ну… – обер-инквизитор глянул на Эммануэля. Тот зачем-то кивнул, но подхватывать эстафету не стал. Пришлось Жоржу самому продолжать разговор. – Ну, даже не то чтобы беседа… В общем, Генри О’Нил заявился в отделение без пяти девять, точнее, в 08:56. Его данные в базе отсутствовали, потому защитные меры на входе не сработали. Дежурным инквизиторам О’Нил заявил о желании поговорить с обер-инквизитором, то есть со мной. Братья, конечно, вежливо объяснили ему, что сегодня не самый подходящий день, однако тот настаивал на необходимости срочного разговора…

– Ближе к делу, пожалуйста! – очередная раздражительная гримаса на лице толедского инквизитора.

– Да, конечно! При первом разговоре О’Нил заявил о наличии у него интересующей нас информации об одной из крупных террористических сект. В качестве подтверждения своих слов отдал флеш-носитель с уже отправленным вам файлом, – обер-инквизитор сделал паузу. Пабло Красс кивнул.

– Да, я получил файл.

– Так вот! – Жорж оттарабанил пальцами нервную дробь по столу. – При втором разговоре О'Нил заявил, что дальнейшую информацию выдаст только при предоставлении ему различных гарантий. Стоит отметить, еретик заявил о наличии сети предателей в рядах Конгрегации, и якобы ему известен ряд имен. Дальнейшие расспросы не привели к результату.

– Какие гарантии ему нужны?

– Папский указ о полном прощении всех, как материальных, так и нематериальных, грехов с полным восстановлением статуса в Католической Церкви.