Икигай. Записки «вчерашнего» журналиста

Так и закончилась моя восточная сказка.

Как первый день оставшейся жизни

Москва 1986—87 гг. Высшая комсомольская школа при ЦК ВЛКСМ

В Москве уже было всё по-другому – так я хотел написать эту первую строчку. Только не было всё как раз по-другому.

1986-й год. На дворе перестройка, Горбачёв и юная демократия. А нам в ВКШ заново читают почти ту же политэкономию и разные материализмы. Зачем?! Мы им говорили: вот же наши дипломы, мы это всё сдавали, вот зачёты и оценки за экзамены.

К тому же уровень преподавания журналистики был довольно низкий. Например, преподаватель на семинаре задаёт такую ситуацию: вы сидите в своём рабочем кабинете, глядите в окно и видите там дерево. Опишите, на что оно похоже.

И всё отделение журналистики факультета комсомольской работы бодренько начинает придумывать:

– На краба! На облако! На динозавра!..

А я был тогда уже одним из двух на всю школу членом Союза журналистов СССР. Вторым был мой друг – пермяк Юра Беликов. Встаю и говорю:

– Товарищи!!! Вы что – с ума посходили?! Вы собираетесь сидеть в редакциях серьёзных комсомольских и партийных газет – и тупо смотреть в окно, придумывая нелепые образы про какое-то дерево?!..

31

В итоге я опубликовал дерзкий текст в вузовской многотиражке – и уже к обеду в партком вызвали сначала редактора газеты, а потом, почти ночью, подняли меня и пригласили на «беседу».

Предложено было, не дожидаясь диплома, выбрать любой город Союза, куда бы я хотел «смотать удочки». Билет на самолёт – хоть завтра. Так прямо и было сказано – 24 часа на размышление.

Мне терять было нечего, а вот редактору газеты, матери двоих детей, – было. Поэтому она взяла меня за руку, и мы назавтра поехали в Московский городской комитет партии, которым тогда руководил Борис Николаевич Ельцин. Сам он нас, естественно, не принял, но в отделе пропаганды внимательно выслушали, велели ничего не бояться, и обещали поддержку.

Не обманули. В назначенный день в партком ВКШ приехал замзавотделом пропаганды МГК КПСС. А потом в его присутствии в ходе бурного общего партсобрания нас с редактором почти полностью реабилитировали и даже похвалили за гражданскую смелость.

В учебный план курса обучения было обещано внести некие коррективы, а меня, буйного революционера-одиночку, велено было больше не трогать.

Я стал среди слушателей ВКШ легендарным борцом за права борющихся, и моё имя, говорят, сейчас выбито на Доске Почёта лучших выпускников школы.

Зачёты я теперь сдавал автоматом, а экзамены – на «отлично». Впрочем, оценки здесь не имели значения. В итоге мы все получали красные дипломы: синих в политическом вузе просто не существовало.

Но меня запомнили, и однажды вызвали в КМО при ЦК ВЛКСМ. Это Комитет молодёжных организаций. Он занимался международными связями, и мне как раз там решили доверить сопровождать в Карелию группу наших друзей-коллег – четверых журналистов из Танзании.

Почему бы и нет!? Матёрому слушателю ВКШ – только бы не учиться. :) Тем более, в Карелии я сам ещё никогда не был.

Как только мы вечером сели в поезд Москва – Петрозаводск, старший группы танзанийцев через переводчика задал мне вопрос: ужин будет?

А я уже узнал у начальника поезда: на таких коротких перегонах (меньше суток) к поездам вагон-ресторан не цепляют. То есть, никакого ужина ждать не надо.

Зато проводница поезда принесла нам чай и какие-то свои ватрушки из дома. А я решил утром сделать своим подопечным приятное: поприветствовать их на родном языке суахили.

Надо сказать, на суахили в мире вообще говорят лишь несколько тысяч человек, и нам было очень сложно найти переводчика в Москве.

Я попросил его написать мне на бумажке русскими буквами традиционное для Танганьики и Занзибара приветствие. Ну, в смысле: доброе утро! Как вы ночевали?

Он написал – я выучил.

Утром открываю дверь в купе моих чернокожих братьев – и ничего не вижу. То есть они слились с темнотой. А жители Танзании, надо опять же отметить, самые чёрные жители Африки. Они такие чёрные, что прямо синие. И лежат спросонья молча.

Но, чувствую, они здесь.

– Хамджамбо! – говорю. – Хабари аза а субуи!

И тут я их увидел и услышал. То есть увидел только восемь рядов белых зубов и услышал их дикий хохот.

Я слегка поворачиваю голову к переводчику у меня за спиной и спрашиваю:

– Что не так? Я что-то неправильно сказал?

Он, сволочь, сам хохочет и говорит:

– Всё правильно, Сергей Владимирович. Буквально – правильно. Но у них очень сложный язык. И получилось, что Вы это произнесли в той транскрипции и с такой интонацией, как у них спрашивает жену муж, вернувшийся из командировки: ну, здравствуй. Как ты, сука, тут без меня!?..

Ладно. Поехали мы в Кижи, посмотрели храм, поговорили с комсомольским руководством Карелии, побывали на Кондопожском бумажном комбинате. Африканцы получали оттуда бумагу для своих молодёжных изданий.

И вот пора ехать в гостиницу. По дороге нам попадается магазин, который и без вывески узнает любой мужик, даже коренной житель Танзании. Винный.

Мои друзья следуют прямо к прилавку, а там – и вино, и водка, и шампанское. Подчёркиваю: 1987 год. В стране «сухой» закон. Спиртное отпускается строго по талонам. Но мои негры-то этого не знают. Достают рубли: водки!

Продавщица молча смотрит на них, на меня…

– Талоны…

Полное недоумение на чёрно-синих лицах наших собратьев. Они достают доллары. Теперь вытягивается лицо продавщицы. Она чует подвох.

– Талоны!!!

Те поворачиваются ко мне:

– Сергей, какие талоны?! Вот рубли, доллары… Мало?

Пытаюсь объяснить им про «сухой» закон, про строгую регламентацию. Не понимают. Какие талоны, когда вот же она, водка, вот деньги… Какой ты начальник, если у тебя нет талонов?!..

Короче говоря, больше они со мной не разговаривали.

Поселились в гостиницу раздельно. Мы с переводчиком лежим в своём номере, отдыхаем. Вдруг слышим в коридоре визги. Выскакиваем – точно: наши чернокожие братья, в хлам пьяные, тискают непорочных карельских горничных и тащат их к себе в номер.

Вот где они взяли водку?!..

Нас, комсомольскую элиту, регулярно возили на важные культурные события в Москве. Например, на премьеру театра Ленинского комсомола «Юнона и Авось» с ещё молодым Караченцовым. На концерт только зарождавшихся тогда рок-и поп-групп «Чёрный кофе», «Крематорий», «Вежливый отказ» и прочих. Перед входом туда, кстати, мы все снимали комсомольские значки с лацканов своих пиджаков, чтобы нас, не дай бог, не забросали камнями сторонники Кости Кинчева с ирокезами на головах. :)

В Мавзолей Ленина организованно ходили, на ВДНХ, на демонстрацию трудящихся 1 мая на Красной площади. Каждый день проживали, как первый день своей оставшейся жизни. Празднично.

…Но почему ты русский?!

…Там, в Москве, я второй раз влюбился.

Она была из Литвы, из Вильнюса. Риманта. Ради неё я купил русско-литовский разговорник и начал изучать язык её маленького, но гордого народа.

Когда мы проходили практику в газетах, я взял от «Комсомолки» командировку в Калининград, и на обратном пути в Москву специально остановился в Вильнюсе, чтобы понять, чем они там дышат, почему они не такие, как мы.

Целый день ходил по улицам Вильнюса, и несколько раз слышал как бы случайно оброненное по моему адресу: «Вон идёт русская свинья…».

Поразительно: почти то же самое я иногда слышал и в мусульманском Таджикистане! От тех азиатов, которых мы, русские, вытащили из феодализма прямо в социализм. Лопаты и гвозди им завозили. Заводы-электростанции строили. Детей их учили и лечили. И – вот тебе! «Иди на своя Россия!»…

Мммм-да… Куда тебя носит, Серёга?! Из одной национальной крайности – в другую.

В конце концов Риманта мне сказала:

– Хороший ты парень, Авдеев. Но почему ты русский?! Мои родители меня не поймут…

И вышла замуж за второго секретаря ЦК ЛКСМ Литвы.

Ещё не закончилась практика, как меня пригласили на работу в «Комсомольскую правду». Хотя из Душанбе уже звонил новый главный редактор, и говорил, что ждёт, что освободил для меня кабинет своего заместителя. Я поблагодарил, извинился и сказал ему про «дважды в одну реку…». Он написал на меня запрос в ЦК КПСС, но ему ответили: Авдеев уже пристроен.

Два месяца я жил в гостинице «Центральная» в Москве и работал старшим корреспондентом отдела пропаганды – как специалист теперь уже со вторым высшим образованием – политическим.

В смежном с нашим кабинете стоял стол Василия Михайловича Пескова. Он, правда, редко появлялся в редакции, всё больше по командировкам. И отписывался потом из дома. Но стол у него был. И он, когда появлялся, разгребал понемногу мешки писем, которые слали ему благодарные читатели, а потом хитро и весело глядел на нас, молодых борцов непонятно за что. Сам-то он никогда в политику не ввязывался.

А мы «в пропаганде» как раз тогда занимались очень щепетильными вопросами межнациональных отношений. И учиться мне лично было у кого. Напротив меня сидела известный политический обозреватель Елена Лосото. На летучках мы обсуждали идеи интернационализма с легендарными Инной Руденко и Ярославом Головановым.

Среди собратьев по цеху, кстати, у меня тогда были собкор по Украине Янина Соколовская – нынешний яростный борец за права киевских националистов, и будущий Нобелевский лауреат Дима Муратов.

В то время все мы, казалось, были ещё в одной лодке – и сами с собой, и все вместе – со страной. На одной волне.

Казалось…

Однажды меня послали в командировку в западноукраинский Трускавец – разобраться в одной мутной теме. Там русского комсомольского вожака якобы преследовали местные бандеровские, как он сам написал в письме к нам, националисты.

Я поселился в гостинице, и сразу позвонил этому секретарю горкома комсомола. Он почему-то очень удивился, что я сам добрался до отеля, и уже звоню ему из номера.

– Вас никто не встречал? Вы кому-нибудь сообщали о своём приезде?

Всё как-то напряжённо сразу. Как будто на прифронтовой полосе.

Он пришёл ко мне в номер на втором этаже, три часа рассказывал, как ему угрожают, и каждый раз нервно вздрагивал, когда у меня на тумбочке звонил телефон.

А звонки, действительно, были странные. Кто-то несколько раз звонил и молчал в трубку.

В конце концов, когда стемнело, он покинул мой номер через окно. Просто подошёл к окну, чуть отодвинул штору, убедился, что никого нет – и вышел на козырёк первого этажа. Потом спрыгнул на землю и убежал. Секретарь горкома!..

Я, конечно, написал по возвращении в редакцию политически выдержанную статью о той ситуации, меня за неё похвалили. Но сам я тогда в очередной раз почувствовал: не всё ладно в нашем королевстве. Не любят нас, русских, в национальных окраинах…

Кстати, из моей статьи тогда «старшие товарищи» посоветовали убрать абзац про то, как мой герой уходил от меня через окно. Почему!?..

Вот сейчас, спустя годы и наблюдая ситуацию в той же Украине, я думаю: если бы мы тогда были до конца честными, если бы не закрывали глаза на неуютные вещи, если бы писали, как «патроны в костре», – может, и ситуация сегодня была бы другой?..

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.