Единственная для Синей Бороды

– Более чем. Поймите, это Ваша фамильная склонность гневаться по любому поводу… и без него… действительно не является нормой. Гнев не просто приводит к насилию. Он и есть само насилие во всех вероятных ипостасях. Пьяный супруг-работяга, избивающий жену за неправильно с его точки зрения приготовленный обед, подвержен греху гнева. Мать, несправедливо наказывающая ребенка, тоже повинна в этом грехе. Я догадываюсь, что Вам сейчас хочется напомнить, что гневу подвержены не только простые люди, а многие вполне достойные аристократы, в частности, Блаубарты, но кто Вам сказал, что это хорошо и правильно? Особенно, если учесть, что чаще всего он обрушивается на более слабых, выражаясь в диктате собственной воли и неприятии всего, что с ней расходится. Если уж на то пошлó, правитель, вводящий законы, запрещающие инакомыслие, тоже проявляет зачастую беспричинный гнев.

Вот Вам самому нравилось, когда именно Ваш отец определял набор учебных дисциплин в Вашем детстве? Нет? А когда загонял Вас в Академию, заставляя воплощать его собственные, взрослые представления о правильном образовании и пресекая на корню любую самостоятельность? Тоже нет? А когда он подыскал Вам жену? Опять нет? Заметьте, Вы обижались, возмущались, возможно, даже злились, но с ним самим Вы пререкаться не посмели. Зато, когда Вам самому представилась возможность выместить свой на него гнев на подвернувшейся под руку беззащитной девчонке, Вы этим немедленно воспользовались, причем, как мне кажется, с удовольствием. Вам так понравилось чужое унижение? Или в тот момент оказалось проще нанюхаться запрещенной пыльцы и пойти на поводу у Сигберта Шрота?

Осознайте, Джевехард, что Ваша склонность постоянно гневаться неизбежно вызывает у слабых желание исчезнуть, а у сильных желание сопротивляться! Ваша невеста постаралась в ответ на Вашу… пусть и частично спровоцированную сторонними людьми вспышку ярости причинить Вам максимальную боль, так с чего Вы решили, что при вашей следующей встрече она Вам обрадуется? И обрадуетесь ли встрече Вы, если считаете себя правым и не намерены ее прощать?

Вот умеют некоторые так все повернуть, что себя чувствуешь виноватым! А Корбиниан Тау даже не попытался посочувствовать, умело ударив по самому больному. Теперь даже мысль о том, чтобы уйти во Врата, оставив наследование рода младшему брату, уже не казалась настолько удачной…

– И… что мне делать?

– Попробуйте сначала для себя поточнее определить, чего уж точно не следует предпринимать в случае вашей встречи. И научитесь, в конце концов, смирять свой беспричинный гнев.

– А потом?

– А потом приходите, я постараюсь помочь Вам подобрать правильную формулировку для Врат, чтоб переместиться к ней.

– Скажите, а если я попаду в тот суровый мир, как Лурти… я там… так и останусь слепым?

– А знаете… не обязательно. Мы очень мало знаем о механизме работы Врат. Единственный пример Алана Лурти кое-о-чем, конечно, свидетельствует… но не дает полной картины. Лурти совершил переход туда и обратно в своем теле, потому что именно об этом просил Врата: он мечтал остаться собой и научиться искусству фехтования только для того, чтоб вернуться домой профессионалом, вызвать на дуэль и убить какого-то старинного врага их рода. Потому у него за столько лет возросли исключительно эти… нервно-мышечные кондиции. Врага, кстати, по возвращении и вызвал, и убил. Но дело сейчас не в нем, а в тех, кто населял тот мир, куда ему довелось угодить. А те, кого он там встретил… скажем так… далеко не все из них соответствуют нашему определению человека.

По его описанию некоторые очень сильно от нас отличаются… Кто-то был огромной силы, кто-то бронированный, один вообще с дополнительной парой верхних конечностей… Непривычный окрас кожи, волос и глаз… Не все, кто там был, знали местное наречие… как, кстати, и он сам, пришлось дополнительно учить… многие периодически появлялись ниоткуда и исчезали в никуда… видимо, тоже были скитальцами из своих миров… Знаете, Джевехард, как мне кажется, Врата не просто как-то распределяют по мирам желающих через них пройти, а еще и подбирают ту форму, которая больше подойдет просящему. Алану Лурти нельзя было по возвращении отличаться от себя прошлого, иначе кто бы его здесь узнал и согласился с его правом вызова на дуэль, потому его не стали модифицировать. А с учетом того, кого он там встретил… остальных очень даже могут. Так что, если в Вашей просьбе ко Вратам будет содержаться нечто вроде «оказаться там в своей лучшей физической форме», то есть шанс, что у Вас именно так и получится, причем с возвратом Вам зрения. Другой вопрос, что это будет за мир, и какая форма там считается наилучшей…

– Значит, мы можем стать абсолютно иными? Какими-нибудь сине-зелеными в розовую крапушку, да еще и с…, например, рогами? Так мы даже не узнаем друг друга при встрече! А хоть память-то у нас сохранится? Или так и будем беспомощно тыкаться в окружающих?

– Джевехард, а что Вам сейчас, собственно, терять? В этом мире, в этом воплощении вы уже со своей Истинной уж точно никак не пересечетесь. Так и останетесь калекой на весь срок отмеренных нам ста пятидесяти-двухсот лет без надежды на личное счастье. Но там у Вас появляется… вернее, может появиться возможность встретиться с ней после перерождения. Причем где-то в чужом мире, где и ваш и ее новый внешний вид будет восприниматься и Вами и ею как норма. А когда Вы с ней там столкнетесь, сработает притяжение истинных пар, так что ошибиться будет сложно…

– Интересно, сколько раз вообще можно перемещаться через Врата?

– Если ориентироваться на пример Алана Лурти… минимум дважды. Но я бы на Вашем месте, Джевехард, не надеялся на постоянные прыжки по мирам. Хотя бы просто потому, что никакие Врата не дадут бесконечно испытывать свое, Истинной… или уж и не знаю чье терпение.

– Но Вы же составляли гороскоп! И говорили, что соединение истинной пары – это… ну, некая данность!

– А Вы, как я посмотрю, меня плохо слушали! Это было данностью, пока Вы с ней существовали в одном мире, потому что провернуть это было максимально просто! Просто пожениться и быть счастливыми. А сейчас ваша встреча… равно как и потенциальное соединение с Истинной перешло в разряд возможности. И если Вы продолжите сидеть на пятой точке и ничего не предпринимать, эта возможность так и останется неосуществленной!

Джевехард задумался, а потом медленно спросил:

– Оракул Тау, как Вы думаете, а почему у нас в результате все так по-глупому получилось?

– Потому что некоторые ставят свои сиюминутные порывы выше целесообразности. А могло быть и по-другому, ведь вы были друг другу самой судьбой предназначены. Когда будете готовы присоединиться к Истинной, возвращайтесь, подберем правильное обращение к Вратам для следования за ней…

– А что там может быть кроме желания следовать за ней? Ну, и быть нормальным, а не слепым?

– Например, умение держать себя в руках. Умение хотя бы иногда слушать не только себя, а еще и окружающих. Умение считаться с их мнением. И не поддаваться гневу без веской на то причины.

Джевехард промаялся еще декаду, прежде чем на что-то решиться. Его даже не заинтересовал тот факт, что за это время Сигберта Шрота обвинили в распространении пыльцы черного ириса и приговорили к заключению в тюрьме, не взволновало, что целители после очередных мучительных перевязок в очередной раз объяснили, что они больше ничего не могут сделать с последствиями «эсид-рейн», не покоробило, что отец окончательно перестал его навещать, видимо, полностью списав со счетов… сейчас он сам и только сам должен был понять для себя, что ему нужно. Прав был Оракул Тау, спросив, что ему терять. Так вот если крепко подумать, то особо нечего. Кому и зачем он сдался здесь и сейчас? А проход через Врата как раз и может дать ему тот самый шанс встретить свою Истинную, будучи не слепошарым овощем, а нормальным человеком. И он снова отправил слугу к Оракулу.

Корбиниан Тау бился с ним добрый час, прежде чем удалось максимально отточить формулировку обращения к Вратам, и вызубрить ее наизусть, не имея возможности просто прочесть с листа. Последними словами, которые Блаубарт-младший услышал, уже делая шаг в расступившийся перед ним туман, были:

– Там, за Вратами… при встрече со своей единственной… постарайся все не испортить в следующий раз…

Принцип уважения. Andante

Совесть не появляется с возрастом, как борода.

Чтобы приобрести совесть, требуется некоторый опыт.

Рюноскэ Акутагава

Двадцать пятого огваса 3012 года от Вознесения Святого Халида. Вейсан, столица первого ханства

С трудом вытаскивая у ворот дома собственное тело из нанятого общественного возчика сайеди Картвель думал, что последний наргиле был явно лишним. А уж требовать добавить в муасель[4] дурман-корень – и вовсе верх глупости. Вот теперь и походка, как у пьяного, и в голове муть… Но Лазиза так просила, и такими ласками подкрепила свою просьбу… что не нашлось сил ей отказать. Заслужила. Да и продемонстрировать посетителям «Райского уголка», чья это роскошная женщина, тоже было как бальзам на самолюбие, не зря же остальные что беи, что сайеди чуть головы не посворачивали, наблюдая за их чилаутом, особенно когда они делили один наргиле на двоих. Наверняка не один завистливо вздыхал, глядя, как Лази обнимает коралловыми губами янтарный мундштук, затягивалась сладким дымом, и представлял себя на месте детали для курения. А хоть обзавидуйтесь, она не про вашу честь. Взятые на содержание девушки «Райского уголка» обязаны хранить верность своему хозяину. Так что подберите слюни и выбирайте кого-то другого. Хороший вечерок выдался, но теперь предстояло форсировать двор и добраться до спальни.

Шари встретила его в прихожей и всплеснула руками:

– Лафи, где ж ты так! …

– Где-где… с клиентом посидели… в «Орхидее» … договорились о заказе… ну, и отметили…

– А на коммуникатор сообщение передать? Я волновалась…

– Некогда было.

– Ты голодный? А то я имам баялды[5] приготовила…

– Нет, я поел, мне бы помыться и спать. Завтра тяжелый день.

Шари помогла ему дойти до ванны и раздеться. В теплой воде с розовым маслом Латиф так расслабился, что чуть не уснул, но был вовремя поднят, закутан в махровый халат и препровожден в спальню. И нет бы проявить понимание и дать усталому мужчине спокойно отдохнуть, так вместо этого она начала зудеть, что заканчивается последний летний месяц, и что они уже три года никуда не ездили отдыхать, и может быть хоть сейчас все-таки выберутся на озеро Ясины на несколько дней… И тут Латиф допустил ошибку, рявкнув «нет», и объяснив это нехваткой денег. Не иначе как с устатку забыл с кем разговаривает.

– Подожди, Лафи, как нет? – изумилась Шари. – У нашей мастерской с доходами все нормально, мы даже круиз из Азании до Хавани первым классом можем себе позволить! Не то что несколько дней на озере…

И тут и без того умотанного Латифа переклинило:

– Какой я тебе Лафи? Что за собачья кличка? Сколько раз нужно напоминать, что меня зовут Латиф!

– Но, Ла…

– Латиф!

– Хорошо-хорошо, Латиф, но у нас же есть деньги на короткую поездку, давай, наконец, отдохнем вдвоем, как собирались…

– Ты что-то перепутала. Это у меня есть деньги и на короткую поездку, и на круиз, только при чем тут ты?

– Но мы же их заработали в нашей мастерской… я заработала!

– Это моя мастерская. «КарЛат» оформлена на меня, прибыль принадлежит мне, твоих денег в кассе нет.

– Как нет?! Я же наравне…

– А вот так. Это мой дом, моя мастерская и мое имущество.

– А… я?

– А ты, если хорошо подумать, здесь никто и звать никак. Я тебя, вообще, может, из жалости столько лет терплю, не выгоняю на панель. Хотя, вряд ли и там кто-то на тебя польстится…

Утро выдалось пасмурным и похмельным. Проснувшийся ближе к полудню сайеди Картвель огляделся и не обнаружив признаков жизни, затрезвонил в колокольчик. Явившаяся на звонок приходящая прислуга Сагадат понятливо кивнула на хозяйское нечленораздельное «проснуть…» и уже через несколько минут принесла поднос с холодным свежевыжатым соком и кувшином с горячим кофе. Отхлебывая попеременно то ледяной, то огненный напиток Латиф понемногу приходил в себя, а давящая на виски боль постепенно отступала. Мысли с каждым глотком становились более связными, даря ощущение, что накануне он где-то крепко накосячил. А где? Или в чем? Ах, да, Шари. Что-то он ей там вчера наговорил…

– Сага, где Шари?

– Шаиры-ханым нет дома.

А, ну, значит, в мастерскую пошла. И правильно, заказ Абдул-Кадыра Дерваля на шкатулку с секретом должен быть готов к завтрашнему дню. Подумаешь, напомнил ей ее место. Не помрет от порции правды, вот уже вместо того, чтоб обидки пережевывать послушно работать побежала. Купит он ей, так и быть, какую-нибудь недорогую безделушку на развале в Нижнем городе, так еще и благодарна будет. Хватит засиживаться, ему самому пора собираться на заседание в Торговую палату. Как же надоело выслушивать очередные словесные переливания старых маразматиков из пустого в порожнее…

А на выходе из Торговой палаты ему навстречу удачно попалась художница Зульфия Варнель. Латиф аж облизнулся, вспомнив их случайный прошлогодний уикэнд в Мадрине. Тогда они слишком рьяно во время маскарада налегали на молодое розовое, и в результате утром проснулись в его апартаментах в гостинице. Она тогда сначала смущалась, но была, помнится, вполне довольна… И вообще запомнилась как достаточно раскрепощенная и умелая особа… Кстати, а не устроить ли ему повторение прошлогодней истории? Проплаченные девушки из «Райского уголка» – это, конечно, хорошо, но иметь дело не с продажной любовью – всяко приятнее. Приглашенная на обед в «Орхидею» бикеш[6] Зульфия вполне благосклонно выслушала цветистые комплименты сайеди Картвеля ее внешности, рассказы о том, как он тосковал без нее, и сраженная его пламенным напором согласилась на полное безумство – немедленно выехать на побережье для продолжения их знакомства.

– Но вещи? …

– А мы все, что потребуется, купим прямо там! Соглашайтесь, бикеш Варнель, а я обязуюсь удовлетворить любые Ваши прихоти! Состав на юг уходит через два боя курантов!

Правильно говорят, что молодецкий наскок – это именно то, против чего не может устоять ни одна женщина! И Зульфия не стала исключением, покоренная настолько искренним порывом любовника. На домашний коммуникатор Латиф наговорил нечто необязательное, насчет того, что уезжает по делам и что заказ Дерваля обязательно должен быть готов на следующий день и помчал бикеш Варнель на общественном возчике на станцию паровых поездов.

Эти семь дней на вилле в Азании пролетели как один миг. Они лежали на прогретом песке, купались в бирюзовом море, гуляли по тенистой набережной и посетили все окрестные ресторации. Утром кофейня, где подавались горячие булочки с джемом, за обедом следовало отведать суп дня, а вечером попробовать новое блюдо из морепродуктов, например, грильных креветок или омара под сырным соусом. А вечером их ждал уютный номер, терраса которого выходила в цветущий сад. И если общение с Лазизой подкупало той покорностью, с которой девушка кидалась выполнять любое его повеление, то Зульфия оказалась, наоборот, склонной к выдумкам, и Латиф с интересом ждал, в какую позицию ее фантазия заведет их в следующий раз.

Но на восьмой день его чек за завтраком в очередном ресторане отказались принимать, мотивируя тем, что в этом заведении в ходу только наличные. Кое-как, не без помощи Зульфии, обыскав все карманы, удалось наскрести достаточно монет на оплату счета. А кинувшись в местное отделение Тархан-банка Латиф столкнулся с отказом обналичивать его чек, потому что якобы средства с него списать нельзя. А за подробностями ему следует обратиться в столичный офис. Чтоб добыть денег на обратные билеты, пришлось даже подписать с ними соглашение о получении кардуль-хасан[7] для своей фирмочки, хотя это последнее, что ему хотелось делать. И приехав в столицу, он первым делом, даже не проводив домой бикеш Варнель, рванул в свое отделение Тархан-банка, собираясь все высказать каким-то идиотам, посмевшим встать между ним и его кровными деньгами. Где он и выяснил, что шесть крупнейших корпораций, когда-то бывших его клиентами, подали на его мастерскую в суд с мотивировкой «ненадлежащее качество работы» и требованием выплаты компенсации, в результате чего его счета заморожены до окончания судебного процесса и выяснения кто и сколько из шести огромных акул страны отхватит от его маленькой «КарЛат». В адвокатский кабинет Расула Эрвеля он влетел так, как будто за ним гнались все бесы преисподней.

– Мир вам, Расул-ага!

– И вам мир, Латиф-эфенди. Присядьте, отдышитесь, что ж Вы как юнец несмышленый носитесь…

– Расул-ага, полюбуйтесь, что мне в банке подсунули!

Старый адвокат, знавший еще отца и деда Латифа, прочел копию постановления и нахмурился.

– Что, все шесть сразу?

– То-то и странно, они явно ошиблись! Расул-ага, как наш семейный адвокат, подскажите, что можно предпринять!

– Успокоиться и ехать домой. Я немедленно свяжусь с представителями этих корпораций и сразу же поставлю тебя в известность о любых новостях.

Но и дома, в самом защищенном, казалось бы, на свете месте, покоя не нашлось. Открывшая дверь Сагадат обрадовалась возвращению хозяина и тут же спросила, где Шаира-ханым.

– То есть как где?

– Ну, вы же вместе уезжали…

Латиф, уехавший конечно вместе, но отнюдь не с Широй, начал расспросы и выяснил, что Сагадат их обоих не видела со дня его отъезда, и прослушав сообщение на домашнем коммуникаторе, сделала вывод о том, что раз обоих хозяев нет, то, очевидно, они и уехали вместе. Новое дело, скривился Латиф, теперь еще и она куда-то подевалась! А при попытке с ней переговорить ее коммуникатор оказался отключен. Обиделась, наверное, к родителям под крылышко сбежала, сообразил Латиф, ну и иблис с ней, жрать захочет – прибежит. А ему действительно следует отдышаться и к вечеру ждать новостей от Расула-ага.

А новости оказались ошеломляющими. Юристы всех шести корпораций подтвердили факт имеющихся к «КарЛат» претензий и даже снизошли до объяснения некоторых подробностей. Пришедший Расул Эрвель устроил Латифу форменный допрос о том, какие конкретно работы тот выполнял для каждого из ополчившихся на него столичных монстров.

– Да практически однотипные, как для любого из моих заказчиков. Я же не занимаюсь ширпотребом, я специализируюсь на нестандартных, существующих в единственном экземпляре, а оттого и более дорогих замках. Поэтому мою продукцию заказывают не слишком часто, обычно для личных сейфов… или ларцов для драгоценностей…

– А как ты обеспечиваешь невозможность вскрытия своих замков разными посторонними?

– А вот это уже мое секретное ноу-хау. Я беру дороже стандартных изготовителей, но гарантирую заказчикам, что мои замки-артефакты можно открыть только моими же ключами.

– И сколько существует таких ключей?

– Я изготавливаю обычно только два ключа. Один рекомендуется владельцу всегда носить при себе, второй должен… теоретически должен храниться в банковской ячейке клиента.

– Тогда у меня для тебя плохие новости. Представители всех шести корпораций получили по ключу от сделанных тобой для них замков. И это не их ключи, и не ключи из банковской ячейки. Это третий дубликат. А к нему потом добавился еще десяток. И они, что вполне закономерно, пришли к решению, что ты, вернее твоя фирма, не выполнила условия договора об ответственности подрядчика за надлежащее качество работы и теперь неизвестно сколько еще подобных ключей где-то «гуляет». Теперь понимаешь, почему они возмущаются, бьют копытом и требуют выплаты компенсации? Я их вполне понимаю и даже не осуждаю.

– Да я… нет! Вот же тварь проклятая! Но как она сумела? …

Восемь дней назад. Вейсан, столица первого ханства. Головной офис корпорации ИГИ

Утром двадцать шестого огваса к дверям корпорации ИГИ неторопливо подошла молодая женщина и спросила у первого же встречного охранника, как ей побеседовать с главным, отвечающим за охрану здания. Ее направили в приемную, где с ней поговорил старший смены. В беседе с главным ей, разумеется, было отказано, ибо мало ли желающих лясы поточить с самим начальником охраны Абдуррахманом Тирнелем! Ой, как много, а он один. И работы у него непочатый край. Однако женщина не смутилась, как подспудно ожидали охранники и попросила кое-что передать Абдуррахман-бею. Оглядев их напряженные лица, она улыбнулась и мягко добавила «разумеется, после всех необходимых проверок». И передав маленькую вещицу, скромно уселась в уголок с книгой. Старший смены, конечно, вызвал необходимых спецов, которые перепроверили переданную вещицу на все виды вредоносных воздействий, до которых только смогли додуматься… и ничего не нашли. В итоге ключ все-таки добрался до кабинета Абдуррахмана Тирнеля. А потом… никто из тех, кто присутствовал в тот день в ИГИ никогда не сможет забыть, как низенький, но очень толстенький и неповоротливый начальник охраны семьи Граталь бежит, вы только вдумайтесь! Пыхтит, но бежит в приемную охраны, чтоб пообщаться с какой-то невнятной девицей!

И то, что он потребовал у охраны «просветить» эту девицу на наличие любых возможных артефактов, было уже вполне закономерным следствием его интереса. Получив список имеющегося: кольцо Марджаны, веер Ли-Тан, шар Вайи, все они относятся к защитной серии, он несколько секунд раздумывал, но, видимо, не найдя в нем ничего опасного лично для себя, сразу заволок ее в свой личный подъемник, что уже не так сильно удивляло, как сам факт его стремления к общению. Охранники жалели только об одном: подробностей беседы им не узнать.

А подробности были интересными. Тирнель, даже не предложив визитерше присесть, с ходу потребовал ответов:

– Откуда Вы это взяли?

А девица оказалась не робкого десятка, сама без приглашения преспокойно уселась на один из стульев и заявила, что это ей лучше объяснить тому, кого это действительно касается. Например, Ильназу Граталю. Вот он как раз жизненно заинтересован в ответах. И не факт, что захочет делиться подобной информацией еще с кем-то, пусть даже с самим начальником охраны уважаемым Абдуррахман-беем.

– Да Вы же сами настаивали на беседе со мной!

– Только для того, чтоб Вы увидели ключ, прониклись серьезностью ситуации, и дали мне возможность сообщить о его существовании и происхождении своему начальству.

– Не знаю, что Вы там себе на воображали, но разговаривать придется со мной!

– Стоящие там, внизу… Ваши подчиненные тоже думали, что Вы не захотите со мной общаться. И что? Прошел один бой курантов, и я все-таки сижу в Вашем кабинете. Я могу подождать еще один бой курантов, если у вас приняты такие ритуальные промежутки перед деловым общением… но этот разговор должен состояться не с Вами, а именно с главой ИГИ.

– А я не собираюсь Вас к нему подпускать!

– Что ж, жаль, тогда ему придется остаться в неведении о происхождении этого ключа.

– Ничего, у нас разговаривают даже те, кто изначально не хотел этого делать!

– Наши столичные газетчики будут в восторге от того, какими методами действует охрана концерна ИГИ!

– А с чего вдруг? …

– А с того, что у меня с собой передатчик Лемеля, который так просто не засекается, и нас сейчас снаружи здания прекрасно слышат и даже записывают.

Бедный Абдуррахман-бей зубы так стиснул, что чуть не раскрошил эмаль. Но тут ему в голову пришла светлая мысль:

– Тогда Вас тем более нельзя подпускать к Ильназу-эфенди[8]! Мало ли что Вы там наговорите под запись!

– Вот тогда и настанет время извлечь этот артефакт.

– Да я сам у Вас его сейчас извлеку!

Девица засмеялась с издевкой:

– Он величиной с просяное зернышко. Как именно Вы его намерены искать?

– Не волнуйтесь, мы все Ваши вещи по ниточкам разберем!

– Какие интересные сведения о Вашем гостеприимстве сможет завтра напечатать «Икдам»! О том, как многоуважаемый Абдуррахман Тирнель лично раздевал меня и лишал вещей и прочего имущества! Небезызвестный Вам журналист Фахри Мирталь предупрежден и потирает руки от возможности Вас ущучить! И, кстати, имплант Вы все равно так не обнаружите – он вживлен.

– Ничего, я его сначала найду, а потом позабочусь о том, чтоб Вы сами опровергли собственные слова.

– Я так понимаю, силой? Что ж, сколько-то времени я продержусь, а этот репортаж мгновенно уйдет на самые «желтые» радиостанции, после чего мой адвокат, поддерживаемый неравнодушной общественностью, официально заявит о моем незаконном задержании и потребует освобождения из застенков корпорации ИГИ. Скандал будет…

– Вас еще найти надо…

– Передатчик Лемеля заодно и мои координаты передает…

– А есть препараты, после которых Вы сами все будете отрицать…

– А есть артефакты, после которых отрицать и подтверждать что бы то ни было будет некому, … например, шар Вайи.