Единственная для Синей Бороды

– Какой же ты мерзавец!

– Верóника, постарайся не кричать так громко. Ты не на базаре, а в банке, здесь дело имеют с деньгами, а деньги… они тишину любят…

Ника металась по комнате, не зная за что хвататься и что предпринять. Тварь! Ну какая же тварь этот Манфред! Мисткерль! Да чтоб ему танцевать вообще никогда и ничего не мешало! Столько лет прикидываться лучшим другом, верным компаньоном и дельным советчиком, чтоб потом практически воткнуть нож в спину! И ведь он точно уверен, что это ему сойдет с рук, да, считай, уже практически сошло, завещание подписано, сам отец в коме, из которой его выдернуть без шансов, и скоро наследнице финансовой империи Калленберг ради добычи пропитания останется разве что выходить под фонарь…

Почему он тебя привлекал понятно: взрослый, умный, умелый, холеный. Ты думала он о тебе заботиться, не покушаясь на твою девственность? И уговаривая сохранить ее для будущего мужа? Ты и впрямь считала, что для него что-то значишь? Больше чем обычное развлечение? Вот и получи ответ, «Девочка с морковкой» …

Ника машинально включила воспроизведение музыки на магнитофоне. А ведь слова песни «Bravo, tu as gagné!» можно смело адресовать и к ее отношениям с Манфредом Этингером:

«В любви закон как на войне:

Самый сильный из двух остается последним.

И наша такая красивая любовь так плохо закончилась.

Мы судим ее при закрытых дверях в трибунале.

Браво, ты выиграл, а я, я все проиграла.

Мы так любили друг друга, больше не любим».

Пиммель! Но один шанс есть. Небольшой, но есть. Можно попробовать обратиться к Инге. Она профессионал и уже дважды вытаскивала отца практически с того света, так почему бы ей не сделать это в третий раз? Прямо как в сказках. И тогда можно будет уговорить отца написать другое завещание, аннулировав нынешнее. И вообще… кто-то там, помнится, разные слова говорил о любви? Так, может быть, пора уже их как-то подкрепить делом? В очередной раз?

Только вот захочет ли она с ней разговаривать… с учетом обстоятельств их расставания…

Найти Ингу оказалось непросто. Но Ника не сдавалась, поочередно отлавливая всех врачей Центрального госпиталя и выуживая у них крохи хоть какой-то информации. В Швейцарию переехала? Точно? А куда именно? Клиника La Ligniere, регион Женевского озера? Спасибо, спасибо!

Справочник больниц сообщил, что La Ligniere – реабилитационная клиника (логично, куда еще реаниматологу податься?), имеющая несколько отделений, в том числе: отделения сердечной, ортопедической, диабетической и даже психиатрической реабилитации. Но по всем приведенным в справочнике телефонам фрау доктора Винтерхальтер звать отказались. Хорошо, хоть последняя собеседница сжалилась и предложила поискать ее на конференции в Цюрихе, проходящей в отеле Централ Плаза. Ника тут же кинулась на вокзал и купила билет на ночной поезд Вена-Цюрих. Утром она уже шла на штурм отеля, куда ее поначалу не собирались пускать, требуя приглашения. Но она выкрутилась, показав папку и заявив, что привезла доклад для доктора Винтерхальтер, который следует передать исключительно из рук в руки! Ее пропустили. И в перерыве она сумела добраться до Инги.

И не узнала ее. Модная стрижка с рыжеватыми прядями, костюм от Helmut Lang, лодочки от Högl, сумочка от Silhouette, неплохо, однако, упакована бывшая скромница! И бритвенный взгляд, которым она Нику окинула… таким хорошо трупы кромсать, не иначе. Ника даже слóва произнести не успела, как была предупреждена:

– После перерыва у меня доклад, в твоем распоряжении пять минут.

Ника уложилась в одну фразу:

– Отец умирает, спаси его!

И получила равнодушное:

– Этого следовало ожидать. Наверняка нарушил запрет на алкоголь.

– Если я перед тобой в чем и виновата… то он-то не при чем! Помоги ему!

– Мне достаточно того, что когда-то он предал меня, потому что предпочел поверить тебе. Твое время истекло. Прощай.

Ника ехала домой, понимая, что одним поступком перечеркнула не только отцовскую жизнь, но и свою. Вот теперь он при смерти, и единственный человек, который может исправить ситуацию, наотрез отказался это делать… а она скоро окажется нищей. Нет, ей не было стыдно. Ей было обидно. А в голове крутились привязавшиеся строки:

«Мы играли вместе нашу жизнь,

А потом в один прекрасный день удача отвернулась.

Мы не закончим партию вместе,

И каждый уходит один в свою сторону.

Браво, ты выиграл. Браво, ты выиграл».

Никто не ожидал, каким на деле окажется завещание Эверта Калленберга. Когда старый Лотар Бааде его огласил, Ника чуть не умерла со смеху. Ай да отец, ай да хитрец! Ее доля оказалась практически такой, как предупреждал Манфред. Голосующие акции, квартира в Вене, автомобиль, вилла в Кастильоне-делла-Пеская и дом в Испании перешли ей, но все это без права продажи! С определенной суммы в банке ей будут ежемесячно выплачиваться проценты за вычетом сумм, идущих на оплату недвижимости и налогов, что составит примерно полторы-две тысячи шиллингов. Сама сумма для нее неприкосновенна, ее смогут получить только ее дети после ее смерти. Плюс ей будут выплачивать дивиденды. С другой стороны, герру Этингеру не перепало ничего, из-за чего того знатно перекосило.

А основная часть отцовского капитала делится поровну между фрау Гретхен Бауэр и их с отцом общей дочерью Ангелой, и (ну Вы подумайте!) фрау Ингой Винтерхальтер. То есть папенька не просто успел внебрачного ребенка состругать, а еще и всех обмануть перед смертью! Ника порасспросила Лотара Бааде и тот сразу предупредил, что к фрау Бауэр можно не подкатывать, ее с дочерью интересы будет защищать лучший австрийский адвокат Дагмар Мозер, являющаяся ее родной сестрой, а вот саму Ингу попробовать проверить на прочность можно, вдруг пожалеет и поделится, не чужие люди, все-таки…

Ника забросала Ингу жалобными письмами, но получила в ответ спустя почти год только небольшую бандероль, содержащую книгу. На обложке значилось «Омар Хайям. Мудрости жизни». В ней была газетная заметка, о том, что на пожертвованные фрау доктором Винтерхальтер деньги клиника La Ligniere выстроила новый реабилитационный корпус, оснащенный самым современным оборудованием, который в рамках социальной программы будет принимать даже тех, кому нечем заплатить за лечение и восстановление после инсульта. Эта заметка была вложена на странице со следующими стихами:

«Не делай зла – вернется бумерангом, не плюй в колодец – будешь воду пить,

Не оскорбляй того, кто ниже рангом, а вдруг придется, что-нибудь просить.

Не предавай друзей, их не заменишь, и не теряй любимых – не вернешь,

Не лги себе – со временем проверишь, что этой ложью сам себя ты предаёшь» …

Принцип домино. Allegro

Седая борода ребру покоя не дает…

Автор неизвестен

– То есть у меня есть шанс увильнуть от наказания, прикрывшись состоянием этого… как его… аффекта?

– Насчет доказать это… не уверена, остальные двое в комиссии – последователи школы Хосе Карридеса… а об их твердолобости уже легенды сложены… скорее, можно попробовать поговорить об ограниченной вменяемости.

– В чем это выразится?

– Тебя не осудят, а будут лечить.

– То есть суд учтет, что у меня крышу срывает не просто так?

– Учесть-то он учтет… но от пребывания в клинике тебе не отвертеться.

– Но я же не вино…

* * *

Чем это пахнет? Будучи еще в состоянии полусна, он машинально принюхался и скривился от забившей ноздри вони. Найл Штернлихт помотал головой, окончательно проснулся и вспомнил – ему опять не повезло.

Он брезгливо отпихнул тело, которое явно норовило использовать его вместо матраса, и прошлепал босыми ногами в душ. Холодная вода приносила бодрость, но не облегчение. В очередной раз.

Опять. Опять не та… За что ему такое наказание? Ну не может человеку до такой степени не везти! Или может? Как получилось, что не повезло именно ему? И не просто не повезло, а прямо-таки даже не поехало. Потому что очередная партнерша… как ее хоть зовут-то? Ай, да без разницы… еще вчера вечером казавшаяся ему более-менее приемлемой, с утра напоминала своей вонью о тоннах сельскохозяйственного удобрения. Найл вылил на себя с полбутылки геля с лимонной отдушкой, сделал воду еще холоднее и помотал головой, надеясь, что неприятный запах смоется, но ничего не произошло. Как не нравилось ему, чем она «благоухала», так ничего и не изменилось, вонизм никуда не делся, и даже чуть ли не усилился. Если бы он был хоть чуть-чуть более суеверным, он бы поверил в проклятье, но кто же в наше просвещенное время в такое верит? А в чем тогда дело? Почему его личная жизнь превратилась в личный ад? Никто так и не смог этого установить и объяснить…

Надо выходить. Надо одеваться и приложить все усилия, чтоб пережить следующий день, в котором опять не будет ничего, кроме полной безнадеги. Да еще постараться побыстрее выдворить из квартиры эту… ароматную девицу, которой наверняка, как и всем ее предшественницам, факт пересыпа с ним настолько вскружил голову, что она как пить дать попытается у него укорениться и начнет утро с вопроса, «что именно тебе приготовить на ужин, дорогой?»

Что-что… Яду, нах! Пару килограммов! А лучше столько же бытовой химии для уборки помещений, чтоб больше тебя никогда не ощущать! Потому что ничего, кроме тошноты по отношению к ней Найл не чувствовал.

Девицу, порывавшуюся остаться и всячески намекавшую, что они теперь пара, все-таки удалось выставить за дверь и срочно вызвать уборщицу для ликвидации разведенного свинарника. Пара, щазззз! Если каждая одноразовая вагина начнет претендовать на звание его пары, то ему можно будет смело заводить гарем, как у лахарцев. Причем, если им гарем хоть зачем-то нужен… пусть, зачастую исключительно для статуса… то ему ни одна из его бывших ни разу не сдалась. Ну не тянет Найла к тем, с кем после пересыпа он не сошелся во взглядах на их запах. И как, скажите на милость, в таких условиях жениться и заводить потомство?

Никак. Если кто-нибудь не изобретет какие-то носовые фильтры, чтоб Найла регулярно не выворачивало наружу от неприятных запахов очередной девицы. Или, как считает его отец, пока кто-нибудь не поставит самому Найлу мозги на место, чтоб он мог смотреть на женский пол без отвращения. Можно подумать, сам Найл этого не хочет! А не получается, воротит его поутру от любой бабы… И отказаться от них тоже не получается.

Звонок наладонника оторвал его от тяжелых размышлений. Отец, еще надеявшийся на благополучное разрешение ситуации, нашел ему очередного мозгоправа. Вот счастье-то! Сейчас опять его заставят отвечать на уйму дурацких вопросов, рассматривать какие-то асимметричные кляксы и цветные пластинки, чтоб потом с умным видом покивать головой, сослаться на психосоматику[29], выставить счет на сколько-то тысяч и прописать ни хрена не действующие витамины. Плавали, знаем!

Однако очередная мозгоправка оказалась… хм… как минимум необычной. Не каждый день встречаются такие колоритные старушонки, облаченные ни разу не в форменный голубой врачебный комбинезон, а в обычную блузку и капри. Причем красно-зеленого колеру. А уж если добавить к этому встопорщенную шевелюру всех оттенков фиолетового – получалась совсем сюрреалистическая картинка. Старушонка поглядывала на Найла с необидной усмешкой, чем-то напоминая ему Роиру Вер из детского мультсериала про воспитательницу беспризорников. Ну, посмотрим, что эта типа Роира сумеет ему сказать… или чем помочь…

– Итак, я Вас слушаю.

– Мадам Валевска, – сразу после приветствий приступил к делу старший Штернлихт, – у нас трагедия!

– Вы уверены, что не преувеличиваете? Вот когда у одной моей пациентки на прошлой неделе в самый патетический момент фаллоимитатор заглох, это да, это была трагедия! А у вас-то что такого стряслось-приключилось?

Издевается, корова старая, понял Найл. И уже почти открыл рот, собираясь послать разноцветную бабку-веселушку по всем известным и неизвестным буеракам, но тут она прекратила ухмыляться, выпрямилась и жестко объяснила:

– Господин Штернлихт, потрудитесь четко объяснить причину своего визита и обойдитесь без излишних красивостей. Вы не к психотерапевту пришли с целью на кушетке отдохнуть! В нашей профессии есть лишь два вопроса для больных: «Почто приперся с пустяками?» и «Где ж ты раньше был, болезный?» И лучше для вас же, чтобы у вас был первый вариант!

А куда они, собственно, пришли, неожиданно насторожился Найл. Ну, очередная клиника, может, чуть более пафосная, ну очередная тетя-доктор, может, чуть более необычная… Чем, собственно, сегодняшний визит так уж сильно отличается от визитов к другим психологам или психотерапевтам? Да тем, ласково просветила его бабка, что на сей раз они посетили не шарлатана, а вполне себе практикующего психиатра[30]. А психиатр – это, понимаешь, мальчик, такой специалист в области психиатрии, который работает не с банальным переутомлением, а с тяжелыми патологиями психики. В отличие от всяких там псевдо-экспертов в области психологии, он имеет специализированное высшее медицинское образование и обладает правом проводить медикаментозную терапию. Ибо проблемы его пациентов являются, как правило, настолько серьезными, что он не может ограничиваться только болтологией… ой, в смысле, предоставлением периодических консультаций страждущим.

Опаньки. Это на что ж такое бабка намекает? Она, что, собирается его травить тяжелой фармой до состояния овощного консерва? А на то самое, легко пояснила бабулька. Это психологи и психотерапевты больше склонны применять в работе относительно щадящие психологические техники, типа беседы или уговоров, а главным инструментом психиатра, отличающим его от этих профессий, служат медикаменты. Разница заключается в том, что теоретически он тоже может воздействовать на душу больного состраданием или теплом, но основное его лечение строится на назначении психотропных препаратов, часто мощных и отпускаемых только по рецепту.

– А если я не хочу?!

– А и не надо, – фыркнула бабулька, – у меня и так клиника переполнена. И, заметьте, это не я вам услуги навязываю, а вы сюда наведались. Значит, припекло… Ну-с, и в чем у вас заключается трагедия?

Пришлось наступить на горло собственной гордости и рассказывать. Ну вот приключилась у Найла такая странная…, наверное, патология, что с какого-то момента не может он близко общаться с женским полом более одного раза. С очередной новой партнершей с вечера все хорошо, ночью просто замечательно, но как проснется, так хоть беги от нее со всех ног, потому что отныне она для него, уж извините за выражение, воняет. Причем так отвратно, что о дальнейших контактах речь идти не может. Потому и партнерши у него теперь исключительно одноразовые. Потому и в прессе уже начались намеки. Потому и все предыдущие мозго… круты долго объясняли нечто туманное насчет психосоматики, но реально ничем помочь не смогли. И женитьба вместе с продолжением рода для Найла отныне если не под запретом, то по крайней мере под большим вопросом, потому что даже приближаться к источнику вони для него противно и неприемлемо…

– Погодите, а почему вариант с обычным искусственным оплодотворением не рассматривали? – удивилась бабка.

Рассматривали, тяжело вздохнул отец. Но здесь тоже есть нюансы. Допустим, находим мы невесту, согласную на полуфиктивный брак, заключаем его, она не будет спать с Найлом, чтоб не провоцировать появление… запаха… и чтоб они могли находиться рядом… хотя бы на официальных выходах в свет, потом она будет искусственно оплодотворена его спермой в клинике и родит детей, но… Во-первых, Найл в это время, получается, так и будет продолжать менять партнерш как перчатки, заявляя всему свету о своих изменах? И, во-вторых, насколько быстро жена сообразит о незавидности и даже ущербности собственного положения и, в свою очередь, потребует нормальных сексуальных отношений с кем-то на стороне? А она потребует, потому что почему ему можно, а ей нельзя?

– Да…, о морально-этической стороне я как-то не задумывалась… Масштаб проблемы понятен. Но по всему выходит, что вы пришли по адресу, мягкими мерами тут явно не обойтись…

И шнырливая бабка куда-то бодро посеменила, пообещав привести группу поддержки. Оставшись в кабинете вдвоем с сыном старший Штернлихт выразил надежду, что на сей раз им, похоже, наконец повезло, поскольку попался известный и знающий специалист.

– Отец, какое везение?! Она мне не нравится! Да что там не нравится, я ее попросту боюсь!

– Тогда просто поверь мне, что настоящее везенье – это не выиграть дуриком миллион в лотерею! Настоящее везенье – это с первого раза попасть к хорошему, настоящему врачу!

С первого, ну да, конечно, скривился Найл, вспомнив всю плеяду типа докторов, через которую ему пришлось пройти. Он уже приготовился к долгим и нудным допросам, и был приятно удивлен, когда их заменили медосмотром. Набежавшие специалисты быстро измерили все, что могли, аккуратно взяли анализы, и испарились изучать то, что попало в их пробирки. А сама мадам Валевска все-таки принялась дотошно гонять Найла по его воспоминаниям и ощущениям, но при этом почему-то основной акцент делала на временные рамки событий… а потом и вообще затребовала свидания с отцовским СБшником… Непонятно.

А потом еще три дня ему пришлось заполнять какие-то непонятные опросники, сброшенные ему на электронную почту… Следующая встреча произошла через неделю. Найл пытался отбрыкаться, справедливо подозревая, что ничего обнадеживающего от старушки Валевски он не услышит, но отец был неумолим.

– А если она решит, что я шизофреник, засунет меня в свою клинику и начнет радикально лечить?

– Скорее уж, она решит, что ты банальный неврастеник, которого можно спокойно лечить амбулаторно. Ты, кстати, в курсе, какая разница между шизофреником и неврастеником?

– Нет… и какая?

– Шизофреник не знает, кто написал «Всемирную историю», но ему на это плевать. Неврастеник твердо уверен, что автор – Альбрехт Вилье, но само по себе это знание без возможности его изменить – невыносимо!

Да знаю я, кто ее написал, мрачно думал Найл, и менять ничего не собираюсь, на кой оно мне, и зачем вообще насчет моих нервов прохаживаться, можно подумать, отцу наплевать, какой диагноз она мне «выкатит» …

А у нее не застряло. Разноцветная бабка, сменив на сей раз цвет шевелюры на пронзительно-оранжевый, а прикид на розовато-желтый в синюю полоску, бодро объявила, что она готова делиться с ними новостями… только вот новости эти будут несколько неоднозначными:

– Во-первых, хорошая новость, Найл психически не болен. Отклонения, конечно, есть… но так, все в пределах нормы. Так что по моей специальности – ничего. А во-вторых, плохая новость – несмотря на «чистые» результаты анализов, не торопитесь радоваться: он где-то подцепил И-вирус[31].

И что это за мерзость? И как на это реагировать? Найл покосился на отца: тот хмурился, морщился, но наконец, похоже, что-то вспомнил и неуверенно возразил:

– Но это же фикция…

– Боюсь, что это суровая реальность.

– Да что вообще у меня такое? – выдержал Найл.

– Вам достался редкий инфекционный агент, способный паразитировать внутри клеток. Он вызывает необычное… заболевание… или, скорее, нестандартное состояние живой системы, при котором Вам требуются постоянные занятия сексом и Ваш организм в помощь Вам вырабатывает нечто вроде феромонов для усиленного притяжения особей противоположного пола.

– Да я и сам! … Не нуждаюсь я ни в каких дополнительных феромонах!

– Боюсь, что уже не только сам. Найл, поймите, если бы дело было только в Вашей привлекательности для окружающих дам, никто бы даже и ухом не повел! Дело в последствиях.

– Это в каких?

– А в таких, что за продолжительное общение с носителем И-вируса партнершам приходится расплачиваться! Такие, как Вы… ну, подкармливаетесь, что ли, их жизненной энергетикой. Паразитируете на них, если говорить грубо. И законы по поводу Вашего существования достаточно сурово регламентируют обращение с такими, как Вы.

– Но если в крови у Найла ничего нет, то…

– К сожалению, вирус слишком быстро распадается при попадании в кровь… что крайне неудобно для более его пристального изучения. Тем не менее, И-вирус существует. И последствия заражения им выглядят именно так как у Найла. Ваш сын – одна из его жертв. Собственно, с этим связана третья, еще одна неприятная новость – ему придется пооткровенничать с планетарной или галактической Службой порядка о том, где именно он мог его цапануть, дабы полицейские там все проверили, выявили источник заразы и… ммм… зачистили.

– А Вы почему так в этом уверены?

– Потому, что члены группы Хомма как раз с этим сорок лет назад работали.

Так бабка одна из тех самых «смертников» Хомма! Причем одна из немногих выживших после операции на Лаунде. Ли-ихо.

– А не сообщать им было нельзя?

– Нельзя. Я, как и остальные, давала присягу, поэтому врать Службе порядка не буду. Да и у меня опция «вовремя промолчи» регулярно сбой дает…

Вот в это Найл более чем охотно мог поверить. Кстати, это была последняя плохая новость или у бабульки еще что-то за пазухой прячется?

– Не бойтесь, Найл, они Вас не съедят, и даже не поднадкусывают, Вы в этой ситуации относитесь к категории пострадавших, поэтому к Вам не применимы стандартные требования, такие как обязательная изоляция… или там, насильственная лоботомия… как к другим источникам И-вируса. Согласно результатам анализов, у Вас, к счастью, закапсулированная форма заражения, другими словами, Вы являетесь носителем, но не распространителем этой заразы. Но помочь Службе порядка следует, что, собственно, и подводит нас к четвертой новости относительно состояния Вашего здоровья. Взгляните на этот график.

Бабка включила проектор и увеличила на экране левую часть графика:

– Ломаную линию видите? Это мы с вашим главным по безопасности Ойсином Кэтерли наваяли. Перед вами на оси абсцисс – возраст Найла, а на оси ординат – частота его встреч с девушками. Смотрите, как интересно получается: где-то с шестнадцати лет он встречается с двумя-тремя девушками в течение года, что для привлекательного подростка с небедными родителями вполне нормально. Но в возрасте девятнадцати лет происходит резкий скачок и Найл начинает менять девушек где-то раз в неделю, если не чаще. Потом через год наступает фаза «затухания аппетита» и он встречается с очередной избранницей почти восемь месяцев. А со следующей почти год. И еще одна продержалась десять месяцев. Затем по прошествии в общей сложности трех лет снова начинается фаза «взлета аппетита» и его дамы умудряются составить ему компанию не больше чем на сутки. Вас ничего не удивляет?

– Ничего… а хотя… почему именно там такие резкие скачки?

– Я бы назвала их точками бифуркации. Трижды в жизни Вашего сына происходило нечто, что меняло частоту его отношений с противоположным полом. В первый раз это произошло на праздновании его девятнадцатилетия. Именно тогда, по нашим подсчетам, он подхватил И-вирус. Но с этим уже будут разбираться сотрудники Службы порядка и уж поверьте, раскопают кто эту пакость приволок и откуда. Нас сейчас интересует срединная часть графика: начиная с двадцати лет Найл спокойно встречался с постоянными партнершами, не стремясь к нынешнему разнообразию. И финальная, резко «взлетевшая» часть графика, которая берет начала с того момента, когда ему исполнилось двадцать три. Пока Вы не выясните, что именно в двух последних случаях спровоцировало сначала «затухание сексуального аппетита», а потом, наоборот, его внезапный рост, Вы ничем помочь сыну не сможете.

– А у Вас, мадам, нет… каких-то догадок, что могло послужить толчком к «затуханию аппетита»? Как-то это сейчас актуальнее…

– А вот это пятая, возможно, положительная новость. Есть. Причем когда-то эту догадку первым высказал ныне покойный профессор Хомма. Подобным сдерживающим средством могла бы послужить «золотая» кровь[32].

– И… как именно?

– Кто-то из его партнерш оказался носителем этой уникальной группы крови, что и позволило «заглушить» на время действие И-вируса на организм Вашего сына.

Ничего не понимавший Найл не выдержал и вмешался:

– Да что это хоть такое?!

Бабка посмотрела на него без обычной усмешки и мягко поинтересовалась:

– Найл, что Вы вообще знаете о резус-факторе?

– Ну, он определяет как-то группу крови…

– Н-да… ладно, вы же не медик… Найл, чтоб Вы знали, в нашей крови имеются красные кровяные тельца или эритроциты. На поверхности каждого из эритроцитов имеется до трехсот сорока двух антигенов – молекул, которые запускают производство определённых специализированных белков, называемых антителами. Резус-фактор – это индикатор наличия или отсутствия белка D-антигена на поверхности эритроцитов. Именно отсутствие определённых антигенов определяет тип крови человека. Около ста шестидесяти из этих антигенов считаются общими, то есть они находятся на поверхности эритроцитов большинства людей на планете. Если у кого-то отсутствует антиген, который встречается у 99 процентов всех людей, то кровь этого человека уже считается редкой, а если у него отсутствует антиген, который есть у 99,99 процентов людей, то его кровь считается очень редкой. Ее встречаемость составляет один случай на шесть миллионов человек.