Кирий. Холодная встреча в Анхурсе

Нет – надо бороться. Как всегда – бороться. Страхом дела не делаются, а потому мне нужно взять себя в руки и начать защищаться.

– Я – не трус. И я – не прячусь, – крикнул я в ответ, и, собравшись с силами, выглянув из-за дерева, запустил в него уже третий снаряд. Впрочем, все так же тщетно – долетев до Раша, он предсказуемо превратился в песок, осыпав ворот его плаща.

– Да – Кирий не трус, – снова раздался звонкий голос справа. – Была бы дуэль честной, то он бы дал бы тебе отпор.

– Бы, да кабы, – расхохотался Раша, поигрывая огненным шаром на своей ладони. – А ты, коротышка, не слишком уж трепись – ведь, если что, я могу и тебя вызвать на дуэль.

Сможет? А почему бы и нет? Вон как от этой мысли у него загорелись глаза. Сволочь. Какая же ты Раша, гадина и сволочь. Никогда бы не подумал, что ты снизойдешь до такого.

Пользуясь деревом, как своим щитом, я продолжал метать в гогочущего огненного мага все новые и новые заклинания. Впрочем, с тем же успехом, или, скорее, без оного. Все, что я мог сделать, это засыпать плащ Раша безобидным прахом. Но я не останавливался: отчасти из-за того, что я пытался найти брешь в его непробиваемой защите, а отчасти оттого, что мы было страшно остановиться. Ведь если я прекращу, то он начнет охоту. Охоту? Нет – скорее, самую обычную травлю.

И потому я не останавливался, а пускал в огненного мага один снаряд за другим.

– Огрызаешься? Огрызайся, огрызайся, никчемный черный волчонок, – возвещал Раша мрачным загробным голосом. – Мы, первогодки, можем создавать не более тридцати заклинаний. Ты уже использовал целых двадцать пять. Еще пять атак, пять бесполезных атак, и я отправлюсь за тобой, чтобы подпалить твой облезший хвост.

Еще пять заклинаний? Нужно срочно что-то придумать. Нужно придумать.

Нужно!

Внезапно меня осенило. Пыль. Ведь до Раши долетает пыль от моих снарядов. Да, она безвредна и совсем не опасна. Обычно так и есть. Но если все провернуть с умом….

Я создал ещё одно заклинание земляного снаряда, выглянул из-за дерева, тщательно прицелился и запустил его. Полностью расслабленный моими предыдущими бесплодными атаками, он даже не подумал хоть сколько-нибудь уклонится. Возгордился. Посчитал себя в полной безопасности. За что и поплатился. Нет – под воздействием амулета защиты мой очередной снаряд все так же рассыпался в пыль. Но на этот раз я метнул свое заклинание не в живот, не в грудь, и ни в голову, а прямо ему в лицо.

Где-то на уровне глаз.

– Да… Какого! – раздался возмущенный и даже обиженный вопль.

Есть. Этого я и ждал. Напряженные ноги тут же распрямились, и я устремился к временно ослепшему Рашу так быстро, что мне бы позавидовало любое магическое заклинание. Я преодолел разделяющее нас расстояние за какие-то несколько мгновений, и когда огненным маг только-только закончил протирать запорошенные мелким прахом-песком глаза, мой кулак уже впечатывался в его надменно выпяченную челюсть. Удар – и Раша с шумом упал на землю. За ним, потеряв равновесие, тут же упал и я.

Впрочем, ненадолго. Шустро оперевшись на руки, я привстал и быстро оглядел поверженного врага. Отличный получился удар – всем ударом на зависть. Хотя я в своей силе нисколько не сомневался: ремесло кожевника – работа не из легких. Оттого и удар у меня и недурственный – губа разбита, язык прикушен, а рту уже собирается маленькая лужица крови. Все – с таким ртом особо не поколдуешь, а значит Раша мне больше не враг. То есть – не соперник.

Рядом со мной, словно из воздуха, появился Явель.

– Дай ему в морду, Кирий. Дай ему, еще! -кричал он, прыгая вокруг меня словно злой щенок. – Дай ему так, чтобы он навсегда запомнил. Дай ему так, чтоб он забрал все слова обратно. А со словами – свои гнилые зубы. Врежь ему Кирий, врежь! Ради магии – врежь!

Вмазать Раше мне действительно хотелось. Хотелось врезать так, чтобы он больше никогда не смог открыть своего поганого рта.

Я приподнял свою руку, согнул пальцы в кулак, замахнулся, и…

*

Усадьба Дер Вишей поразила меня своими, просто-таки грандиозными, размерами. Хотя, разве сложно поразить того, кто привык впятером ютиться в небольшой избушке? Это я уже сейчас, повзрослев, понимаю. Но тогда, попав туда в первый раз, я не мог не изумляться внушительными размерами. Каменная стена, окружающая усадьбу, казалось, тянулась от одного края мира и до другого. Потом я долгое время не мог отозвать взгляд от высоченных железных ворот, словно сплетенных искусным садовником из стеблей винограда.

Но это были цветочки по сравнению тем, что я увидел внутри. А посмотреть было на что: там находились длинный каменный двухэтажный дом под черепичной крышей, несколько отдельно стоящих или примыкающих к дому флигелей разнообразных форм, большая конюшня на целых шесть лошадей, постройки для прислуги, в некоторых из которых на одного человека отводилась больше места, чем на мою семью. А когда я увидел их огромный парк – с беседками, аллеями, маленькими прудами, фонтанами и небольшой часовней, то потерял дар речи.

Впрочем, мое восхищение длилось совсем недолго –лишь до тех пор, пока меня не познакомили с местным управляющим. Им оказался невысокий и толстый старикашка с красноватым лицом и недобрым взглядом. Подойдя к нему, Эдбуд Дер Виш сказал всего одну короткую фразу: «этого – в холопы», и, развернувшись, отправился прямиком в господский дом, словно меня для него больше не существовало.

Снова – ни слова, ни даже пол слова не сказано на прощание. Как же это больно.

Зато со мной тут же заговорил краснолицый старикашка.

– Меня зовут Йорберг, и я здесь – главный управляющий, – проговорил мужчина, степенно поглаживая свой большой живот, и перебирая пальцами красивые резные костяные пуговицы бархатного жилета.

– Меня зовут Кирий, – испуганно представился я.

– Очень хорошо, – улыбнулся он намеренно слащавой улыбкой. – Запомни, Кирий – для таких как ты, я тут – король и бог. И, если ты хочешь, чтобы я не приказал вышвырнуть тебя отсюда или отдать собакам, ты должен запомнить три простые правила.

Я в ответ кивнул. Три правила? Это совсем немного. Столько я запомню.

– Первое правило – местная челядь делятся на три группы: холопы – те, кто работают вне главного дома хозяина, слуги – те, кто работают в главном доме, и выполняют там всю черную работу. И, наконец, прислуга – те, кто работают в главном доме и прислуживают самим хозяевам. Все, попавшие сюда, мечтают стать хотя бы обычными слугами. Но, эту честь, я повторяю – честь, нужно заслужить, а поэтому работать вам придётся много и усердно.

Много работать? Это мне понятно. К такому я приучен.

– Второе правило – каждой группой заведует свой управляющий. И без его слова, или одобрения, ты не сможешь подняться выше. И это – вторая причина служить много и усердно.

Не перечить старшему? Тоже, вроде, несложно.

– И последнее правило. – Улыбка тут же сползла с засахаренного лица. – Если ты, меня, хоть чем-нибудь расстроишь, хоть чем-нибудь огорчишь, или, не дай боги, подставишь, то ты не только не сможешь получить заветного повышения, но будешь несколько дней работать без еды и воды. Это тебе понятно?

Без еды и воды? Как же тогда работать? Этого я совсем не понимал. Но понимал другое – старшего управляющего лучше мне не злить.

– Даю тебе подсказку – больше всего мне не нравится слушать ваши никчемные оправдания, и видеть ваши слезы. А потому, милый Кирий, я желаю слышать от тебя, и не только тебя, всего лишь три слова. Три очень простых слова. Звучат они так – «да, господин Йорберг». Надеюсь, это тебе понятно? – надменно спросил он и взглянул на меня как… как… как на кусок навоза, прилипший к лакированной туфле.

Ясное дело, что у меня в голове крутилась целая уйма вопросов, вроде «что», «как», «зачем», и «почему». Но каким-то чудом я все же успел понять, что для них сейчас не время, а потому ответил, как от меня ожидалось:

– Да, господин Йорберг, – трепещущим голосом отозвался я.

– Хорошо. Умный мальчик, – сказал главный управляющий, растягивая свой рот в покровительственной улыбке. – Далеко пойдешь, если не напортачишь, – с издёвкой добавил он. – А сейчас, все, что тебе нужно, это найти в конюшню и отыскать там своего прямого управляющего – Харута.

– Да, господин Йорберг.

Управляющий Харуг оказался высоким худым человеком с длинными отвисшими усами и весьма недовольным взглядом вечно красных глаз. Оба управляющих разнились, как небо и земля: если главный управляющий, Йорберг, чем-то походил на старую, но холеную и ухоженную лошадь, то управляющий Харуг был похож на старую, полностью выработавшуюся рабочую клячу, которую вот-вот и пустят на скотобойню.

Подходя к своему новому начальнику, я очень надеялся на то, что его внешний облик обманчив, и что он окажется если не добрым, то хотя бы не злым человеком. Но, увы. Едва я объяснил ему, что я и откуда, как все его негодование выплеснуло наружу.

– Меня зовут Харуг. Моя пост – главный управляющий двора, – проговорил он, явно стараясь подражать величественной речи Йорберта. Но у него это никак не получалось – не было в Харуте ни степенности, ни, хоть какого-нибудь, достоинства. – Я, для таких как ты – король и бог.

Мужчина взглянул на меня сверху вниз, но не увидев на моем лице ни страха, ни почитания, продолжил речь более естественным тоном.

– Я тут – ваш король и ваш бог. А потому, чтобы не быть слишком часто наказанным, ты должен запомнить и выполнять три простые правила, – услышал я знакомые слова. – Первое правило – я, Харуг, здесь решаю, кому, где и сколько нужно работать, – произнес он, злобно сверля меня недовольным взглядом. – Это, тебе, мразь, понятно? – с отвращением бросил он.

Мразь? Чем это я заслужил? Но ответил я:

– Понятно.

– Второе мое правило – только я, Харуг, решаю, хорошо или плохо сделана работа, и стоит ли тебя поощрять, не давая порку.

Отсутствие порки – это поощрение? Не может такого быть.

– Понятно, – ответил я уже во второй раз.

– Ну, и третье правило, – заявил он довольным тоном, не услышав от меня возмущения. – Если ты провинился, я выберу то наказание, что считаю нужным. Я и только я, – завил он тоном, не предусматривающим пререканий. – А если ты кому-нибудь на меня нажалуешься… Даже не нажалуешься, а только подумаешь о таком… – Сказав это, Харуг оскалил зубы и сделал такое страшное пугающее лицо, что я тут же перетрусил, и решил для себя, что этого делать не стоит.

– А теперь о твоей работе в усадьбе…

Вот так я, свободный человек и любимый сын, стал бесправным холопом у господ Дер Вишей.

Все тяготы службы я узнал чуть ли ни с первого дня – управитель Харуг был всегда недоволен качеством нашей работы. Всегда. И я не преувеличиваю. Чтобы мы, холопы, не делали, и как бы хорошо не исполняли свою работу, он никогда не был ею доволен. Никогда. Ни разу. Ни при каких обстоятельствах. Чтобы мы ни делали – убирали или пересыпали свежим песком парковые дорожки, стригли и собирали траву, убирали сбитые сильным ветром листья, чинили поломанные инструменты, замазывали замазкой трещины во флигелях, убирали ли навоз – улыбка одобрения никогда не появлялась на его вечно хмуром и вытянутом лице.

Никогда.

За что нам и доставалось. Недовольство нашего управляющего проявлялось в нескольких видах. Обычное недовольство – в охаивании виновного. Слов Харуг не выбирал – если никого из господ не оказывалось рядом, то он костерил нас на чем свет стоит. Он называл нас полоумными дураками и кретинами, разинями и тупицами, гадами и неряхами, нездарами и нездёбами. А, бывало, что называл нас и похуже. Доставалось всем – мужчинам, женщинам, и таким же юнцам, как я. Харуг не делал, между нами, разницы, и не щадил никого.

Если холоп вызывал у него большое раздражение, то он, не стесняясь, поднимал на него свою руку. Бил он так же не разбирая куда, раздавая кому затрещины, кому – подзатыльники. Бил так, что утром на нашем теле появлялись синяки и ссадины. Жаловал он нас и розгами – по десять-двенадцать ударов. В особые дни, раз в месяц, когда он получал свое жалование и напивался в стельку, ему лучше было просто не попадаться на глаза. Если в эти дни кому-то все же удавалось попасться под руку Красноглазого Сома-демона, как мы его между собой называли, то Харуг лишал этого неудачника пищи и воды: иногда на день, иногда на два, а то и на всю седмицу. Понятное дело, что объем работы для такого холопа нисколько не уменьшался, а потому на голодный желудок он должен был делать ровно столько, сколько и на полный.

На все наши жалобы и мучения этот негодяй отвечал всегда одно:

– Я – управляющий, а не сострадающий, – говорил он нам своим мерзким, слегка надтреснутым голосом. – Ваше дело – выполнять работу, а мое – тщательно следить за тем, чтобы данная вам работа была отменно выполнена. Не умеете выполнять свои обязанности хорошо и в срок – буду вас наказывать. А поскольку вы, остолопы и бездельники, кроме битья и ругани ничего понимать не желаете, то я буду кормить вас этой едой в три горла, – заявлял он. А если мы не замолкали, сразу тянул руку к розгам, прекращая всякий спор.

Условия нашего проживания тоже не радовали. Даже та еда, которую он нам выдавал, не утоляла голода, а иногда вызывала и рвотные позывы. Жили мы во флигеле, с щелями, толщиной с большой палец, а спали на охапках старой гнилой соломы. Летом, в теплую погоду, тараканы и мыши были у нас обычными гостями. Понятное дело, что в таких условиях мы не отдыхали и не высыпались, но управляющему Харугу было все-равно. Когда я заикнулся было о том, чтобы самолично заделать щели, не из купленного материала, а из подручного, то чуть не попал на порку. А когда он случайно увидел меня, пытающего протащить в свой угол охапку свежей соломы, то так сильно отпинал, что я несколько дней не смог подняться с пола. Но этому гаду этого показалось мало – он запретил пускать ко мне лекаря.

– За что? – только и спросил я, едва сумел встать на ноги.

– За твою несусветную наглость, – прошипел он голосом, полным негодования. – Ишь, чего удумал? Соломы ему, видите ли, захотелось.

– Но что в этом плохого? – с отчаянием спросил его я.

– Как что? Ты что, господин, чтобы выбирать, как тебе жить? Нет, ты – холоп. Твое дело – убирать во дворе и все.

– Но я хотел себе лишь малую толику удобства…

– Нет. Ты – холоп. Ты – вошь. Ты – подкаблучный гной. А вошь и гной должны жить в сырости, грязи и презрении, – заявил он мне. – И никто не может требовать для себя иной участи: ни ты, ни я. Никто!

Вот так мы и жили. Труд под началом Харуга был не то, что не сахар, а деготь с пекучей горчицей. И никакой оплаты мы не получали – мы трудились лишь за еду: паршивую, не сытную, а иногда и вовсе отвратную. Сбежать оттуда мы не могли – нас охранял тот самый высокий забор, которым я так восхищался по дороге в усадьбу. Посему нет ничего удивительного в том, что многие из нас не выдерживали такого издевательства: кто заболевал, и, не сумев выкарабкаться, умирал в тяжелых муках, оставляя свое неказистое место для следующего холопа. Кто-то из слуг трогался умом и, дабы быстро уйти из жизни, нападал на ближнего, чтобы получить в нечестной схватке желанное освобождение. Кто-то же, самые сильные и самые ушлые, начинали третировать более слабых собратьев, дабы, в качестве откупного, получить себе лишний кусок соломы и лишнюю часть похлебки.

Ужасная жизнь – и врагу такого не пожелаешь.

Но мне удалось это выдержать, и на следующий год, меня, худого и изможденного, перевели в слуги.

Второй управляющий – высокий статный мужчина с кудрявыми рыжими волосами, которого все звали господином Всё, приняв меня из холеных рук господина Йорберта, первым делом велел остричься и отмыться, а потом три дня сидеть, ничего не делать, и отъедаться. Я было подумал, что плохие времена для меня, наконец-то, остались позади. Однако… Да – слуги дома одевались куда-как лучше, и ели куда сытнее, чем дворовые холопы. Но – только и всего. Работы у них было невпроворот. Я так же не сидел сложа руки – на меня повесили переноску купленных на рынке продуктов, от самого входа в дом до складов на кухне. Так же я отвечал за доставку купленных на базаре вещей на второй этаж, к комнатам господ. Но самой сложный работой стала переноска воды и угля. Господа Дер Виши были не дураки помыться, а потому только боги знают, сколько длин я находил, взбираясь на верх с баками для воды! А сколько корзин с углем я перенес – и не сосчитать.

С самим господином Всё всё тоже оказалось непросто. Так же, как и управляющий Харуг, он требовал от нас лишь отменной работы. А если не считал ее таковой, то всегда наказывал. Хорошим было то, что за наши проступки он нас никогда не ругал. Зато бил… Бил он нас нещадно. Бил так, чтобы после его ударов у нас оставались ни синяков, ни ссадин, и на утреннюю поверку мы выходили светлыми и чистыми, как только что сорванные яблоки. Но боль… Боль оставалась надолго.

Через какое-то время, когда я немного пообвык и притерся, то с ужасом узнал, что, иногда, господин Всё бьет нас не по делу, не за наши оплошности и промашки, а, исключительно, по своему желанию.

– Правда? – спросил я, не поверив в такое.

– Правда-правда, – доверительно сообщил мне один из юных слуг, юный мальчонка лет девяти с огромными глазами.

– Но… как? Почему? За что? – Это не укладывалось у меня в голове.

– Почему и за что? Хм… Я знаю только слухи…

– И что они говорят?

– Поговаривают, что, до того, как стать управляющим в доме у Дер Вишей, господин Всё работал у них на конюшне главным конюшим, – наклонившись к самому уху, заговорщицким тоном поведал мне паренек. – Так вот – один из дней выдался для него очень неудачным.

– Не очень удачным?

– Да. Его лягнула лошадь.

– Куда она лягнула?

– Ну… туда. – Паренек указал на место между ног и тихонько хихикнул.

– Вот бедолага.

– Ага.

– А при чем тут это?

– При всем, – ухмыльнулся мальчонка. – Вскоре Всё стал у Дер Вишей управляющим, и его дом обрел богатство и достаток. Только его жена….

– Что жена?

– Его жена стала искать утех с другими мужчинами. Не открыто, конечно, ведь ее муж стал богатым. Но когда он ловит ее на неверности, то у них дома происходит скандал.

– И что?

– Всё слишком любит свою жену, чтобы ее наказывать. А потому, понимаешь, на ком он тогда отрывается?

– На нас? – с ужасом понял я.

– Именно так – на нас, – печально ответил тот.

Я думал что это чаша как-то меня минет. Но, увы – однажды и я попал под его горячую руку.

– Я… не виноват. Вам не за что меня бить! – воскликнул я, стараясь увернуться от его угрожающих объятий.

– Ты – слуга. Поэтому закрой свой рот и служи, – прошипел он, не прекращая попыток меня схватить.

– Но я не ваш слуга. Не ваш! – воскликнул я, когда все-таки был пойман им за шиворот.

– Я – твой управляющий и я управляю тобой. Поэтому закрой свой рот и не сопротивляйся…

После этого я пролежал к постели целых три дня, а на вопрос Дер Виша, что со мной случилось, был получен короткий ответ – он ротозей, оступился и упал.

Через полгода господин Эдбуд, наконец, вспомнил обо мне, и, по его приказу, к моим текущим обязанностям добавились и новые – уроки счета, грамматики и письма: ведь людям, не умеющим читать и писать, в магию путь заказан.

Что и говорить – сидеть за чистым столиком и выписывать цифры и буквы мне ужасно нравилось. Нравилось куда более, чем таскать на второй этаж корзины с углем и водой. Поэтому я прилагал все силы, чтобы показать себя прилежным учеником.

Видя, что в этом деле я проявляю должное терпение и упорство, по повелению господина Эдбуда меня повысили до домашней прислуги. Это означало, что мне придется попрощаться с переносом вещей и тяжестей, и начать осваивать новые заботы. Теперь в мои обязанности входило учиться накрывать господам на стол, подавать напитки, открывать гостям двери, носить фонарь по дому в темное время суток, приносить доставленные письма, и прочее, и прочее, и прочее. Стоит ли говорить, что во всем этом я так же преуспел.

Когда мой хозяин убедился в том, что мои манеры стали на должном уровне, он в первый раз призвал меня к себе.

– Кирий, – сказал он, когда по его приказу я явился в его кабинет. Роскошный, большой кабинет, заставленный резной мебелью, картинами, и разными доспехами. Да и сам хозяин был ему под стать – на нем был надет шикарный черный костюм, и белая кружевная рубашка. Но больше всего мой взгляд привлекли его запонки – огромные рыжие камни с черными вкраплениями. – Признаюсь сразу – я был о тебе худшего мнения, – заявил Дер Виш, хмуро глядя на меня из дальнего угла комнаты.

Я ничего не ответил, а лишь склонился в глубоком поклоне почтения.

– То, что ты смог управиться с дворовыми обязанностями, меня не удивило, – продолжил он все тем же холодным тоном. – Как и с работой в доме. Однако то, что ты так легко смог освоить чтение, счет и письмо, я не ожидал. Значит, и магию ты сможешь осилить.

Я вновь склонился перед хозяином, соглашаясь с его словами.

– Посему, вот мое решение – как придет весна, я отправлю тебя в школу магов, и заплачу за твою учебу из своего кармана. Все, что от тебя требуется – проявить там такое же упорство и терпение, чтобы стать хорошим магом земли.

И снова – поклон согласия с волей господина.

– Но, мне мало того, чтобы ты стал просто магом. Когда Део Гардарик подтвердил, что у тебя есть таланты к магии земли, у меня мелькнула мысль – а не сделать ли тебя магом-телохранителем для моей дочурки?

Услышав его слова, я заметно вздрогнул – значит, маг не ошибся. Выходит, он был прав, когда предрекал мне такую участь.

– Теперь же я укрепился в этой мысли. Значит, так тому и быть. – Хозяин дома кивнул головой, соглашаясь сам с собой. – Но телохранитель – это далеко не простой слуга. Телохранителю надо доверять. А доверие к слуге возникаешь лишь со временем. Значит… – Он замолчал и снова обратился ко мне. – Значит с этого дня ты назначаешься пажом Марджиды Дер Виш, и отныне ты будешь ей прислуживать. Будешь завоевывать ее драгоценное доверие.

Услыхав про такое решение, мои брови полезли вверх. Я – и паж Марджиды? Я буду прислуживать самой дочке наших господ?

– Если Марджида не будет тебе доверять, то проку от твоих талантов мне не будет. А значит, как маг, ты мне будешь не нужен. Ты понял меня? – строго промолвил он, и его голубые глаза холодно блеснули, словно два кусочка льда в хрустальном фужере с вином.

– Да, господин Дер Виш, – ответил я единственную фразу, которую мог позволить себе произнести в этом доме.

Представление нового пажа вышло довольно громким. Узнав о моем назначении, девушка устроила настоящий скандал – ей не понравилось, что её слугу выбрали без её участия и одобрения. Но, под давлением отца, девушка все же смирилась, и я приступил к работе.

Прислуживать Марджиде оказалось довольно не сложно. По крайней мере, не сложнее, чем делать другую работу. Во-первых, девушка бывала не часто – отправившись учиться в магическую школу, она возвращалась в отчий дом не чаще чем раз в два месяца. Что до ее характера… Пока девушка не знала, ни кем я ей прихожусь на самом деле, ни того, какую роль собирается отвести мне ее отец, она относилась ко мне, как к обычной вещи: когда ей было нужно, она меня использовала, а когда я был ей без надобности, она меня просто не замечала. Могла и пнуть, если я случайно мешал пройти.

Я, само собой, все это терпел.

Но затем случилось это.

В один из последних зимних вечеров, Эдбуд Дер Виш созвал званый ужин, на который было приглашено несколько семей. Все шло как обычно – приехавшие гости расположились в большом зале, и принялись, по обыкновению, есть, пить и веселиться в свое удовольствие.

В конце вечера хозяин дома поднялся из-за стола, чтобы сделать важное объявление. Подняв бокал с дорогим вином, он начал свою речь.

– Вы знаете, что этот год выдался для нашей семьи отменным, – обратился он к восседающим за столом. – Мои поля принесли нашей семье хороший урожай.

Гости, мужчины и женщины в дорогих костюмах и платьях, дружно закивали.

– Мои торговцы принесли нашей семье хороший барыш, и все наши склады забиты самым лучшим товаром.

Гости вновь выразили дружное одобрение.

– Даже моя дочь меня порадовала – в этом году она пошла учиться в магическую школу, и учителя не могут ей нахвалиться.

Марджида слегка покраснела, принимая посыпавшиеся то тут, то там, похвалы.

– Но это еще не все, – улыбнулся Эдбуд. – Недавно мне довелось раскопать одно юное дарование. – Кивок господину Всё, и меня неожиданно вывели на середину зала. – Этот парень – носитель дара магии земли. Этой весной я отправлю его учиться в магическую школу. Но он будет не просто магом – я хочу сделать его телохранителем для своей дочурки. Обычными телохранителями давно никого не удивишь. Но телохранитель-маг, к тому же, маг земли, это большая редкость. А все редкости должны принадлежать только нам – Дер Вишам.