Капитан Проскурин Последний осколок Империи на красно-зелёном фоне

– Позвольте и нам! Разрешите! У меня пропуск от французского командования! Умоляю!

Со всех сторон потянулись руки с удостоверениями и разрешениями. Мужчины в котелках запрыгнули на палубу. Власьев приказал немедленно покинуть судно. Пробурчав себе под нос что-то о насилии, эгоизме и бесчеловечности, они спрыгнули обратно на причал.

– Никого не имею права брать на борт! – закричал Власьев в толпу. – Идём грузиться на французский корабль. Доложу о вас генералу Шварцу!

Но толпа продолжала напирать, мешая нашей погрузке. Пришлось выставить оцепление. Мы пошли на рейд к флотилии русских и иностранных кораблей, где своими размерами выделялся огромный «Коказ», наполовину заполненный разнокалиберной публикой. Нас поместили в носовой трюм, приспособленный для перевозки войск, с полом, покрытым досками и двухуровневыми нарами, а «Ледокольчик» тут же отбыл за очередной командой. После дюжины таких рейсов настала очередь гражданских. И мы до глубокой ночи таскали вещи, переносили детей, помогали женщинам и старикам, распределяя их по трюмам. Французы же только выставили на трапе двух мичманов для проверки пропусков.

Ближе к вечеру буксиры вывели «Кубанца» из гавани. На рейде он отдал якорь рядом с изящной яхтой «Лукулл», где находились наши адмиралы и старшие офицеры. Ночью рождественской гирдяндой зажглись огни эскадры. Я долго стоял на палубе и, всматриваясь в город, пытался представить, что там творилось. Электрическая станция не работала и Одесса, освещаемая только звёздами и полумесяцем, погрузилась во мрак. Слышались выстрелы и взрывы.

Поздно ночью «Коказ» снялся с якоря и взял курс на Босфор. Через сутки, ранним утром мы подошли к проливу. И тут воспоминания нахлынули на меня океанской волной… Начало апреля. Тихое, ясное утро. Я на мостике «Живучего». За мной четыре пары тральщиков и ветераны броненосцы «Три Святителя» и «Пантелеймон». За кормой, прикрывая от атак грозного «Габена», маячат три других славных старика-черномора: «Евстафий», «Златоуст» и «Ростислав». По носу в туманной дымке вырисовываются высокие вражеские берега, расступаются, открывая пролив. Вдалеке что-то дымит и мы впиваемся в бинокли – турецкий сторожевой миноносец типа «Меллет». Идём на него. Салюк заряжает носовую пушку и насколько позволяют механизмы станка, поднимает к небу дуло и смотрит в трубу оптического прицела, ожидая когда расстояние позволит комендору крикнуть фатальное «огонь». Тогда он спустит курок и пошлёт турку русский гостинец. Вдруг сзади раздаётся залп и, сотрясая воздух, из носовой башни «Пантелеймона» над нами пролетают два тяжёлых снаряда. «Меллет» дымит и, отстреливаясь кормовой пушкой, спешит убраться в Босфор.

Пролив становится всё шире. В бинокль ясно видны очертания берегов первого колена Босфора, дальномер показывает 60 кабельтовых. С надрывным воем в сторону турецкой столицы пролетают наши гидропланы, спущенные с гидрокрейсера «Николай I», а мы поворачиваем параллельно берегу. Следом, описывая широкую циркуляцию, ложатся на новый курс тральщики. Броненосцы подходят к точке поворота и медленно, будто нехотя, поворачивают башни с высоко задранными пушками. На «Святителях» загорается сигнал и из обоих носовых 12-дюймовых орудий ярким пламенем, видимым даже сейчас, солнечным утром, раздаётся залп по босфорским укреплениям.

Босфор… Все три года войны к нему неизменно были направлены наши помыслы. Только в нём мы видели смысл службы во славу Отечества. Освободить православный Константинополь от басурман! И как близки были к осуществлению сей мечты! В Одессе уже готовились транспорты и баржи, формировался десантный корпус, в штабе флота дорабатывались детали операции, уже были пошиты головные уборы в виде шлемов древнерусских воинов, впоследствии украденные со складов большевиками и названные будёновками, а турецкий флот, запертый в проливе, не смел появляться в Чёрном море, ибо Турция агонизировала. Но пришла «светлая, бескровная» февральская революция с миром без аннексий и контрибуций, но зато с Керенским, Черновым, Чхеидзе и вагонами других человеческих отбросов. Император подписал отречение, а из Германии в пломбированном вагоне доставили немецкого шпиона, русоненавистника Ленина-Ульянова-Бланка. Наша радиостанция вместо боевых приказов стала принимать его истерические вопли: «Всем, всем, всем! Гаждане, спасайте геволюцию! Геволюция в опасности.» Мерзость!

Наш «Коказ» вошёл в тёмно-синие воды Босфора и стал на якорь у Кавака. Пассажиров, как стадо баранов, трюм за трюмом, выгружали на баржи и отправляли на берег на дезинфекцию. На третий день из Севастополя пришёл транспорт и стал рядом на якорь. Мы перекрикивались с командой. Оказалось, союзники полностью оставили Крым и там уже большевики.

В Константинополе высадиться не разрешили и мы пошли к Принцевым островам, где для нас оборудовали лагеря. Но я решил при первой же возможности вернуться на тот клочок земли, где ещё сражалась Добровольческая армия.

Прошли Босфор и, не замедляя хода, отклонились влево, огибая Хайдар-Пашу и Кадыкей. Справа промелькнули острова Проти, Антигона и Ханки. Вновь отклонились влево, к берегу и отдали якорь. Тузла. Снова карантин и дезинфекция. На третий день снялись с якоря и прибыли к острову Халки. Трюмная жизнь закончилась. На берегу нам предоставили относительную свободу, разрешив селиться где угодно и даже снимать жильё за свои деньги. Моему отряду был отведён полуразрушенный турецкий дом, но мы с Власьевым сняли комнату у греков.

Незаметно наступили пасхальные праздники. В Халкинской греческой семинарии прослушали Светлую Заутреню и разговелись чем Бог послал. Штаб генерала Шварца объявил, что из Новороссийска прибыл транспорт для желающих вернуться в Россию. Таковых оказалось немного, в основном одинокие офицеры, как я. Простившись с сослуживцами, я отправился в порт и прохладным весенним утром прибыл в Новороссийск. Надо ещё послужить Отечеству!

Январь 1920-го. Севастополь

Я дремал в кресле у двери. Кажется, всё рассчитано правильно: братья предупредят и, тем самым, раскроют подполье, последуют аресты и… Вдруг раздался осторожный стук в номер напротив. Я бросился к глазку. У двери стояла заплаканная женщина.

– Клава?..

– Паша, Володю арестовали.

Макаров испугался. Осмотрел коридор, переменился в лице и попытался изобразить гнев:

– Это невозможно! За что? – произнёс во весь голос и шёпотом: – Что нашли?

– Ничего, кроме твоей почтовой открытки.

Павел ударил себя по лбу:

– Иди домой.

Дверь захлопнулась. Через минуту он поспешил наверх к Май-Маевскому. За ним, стуча сапогами, поднялись офицеры контрразведки. Через полчаса раздался стук в мою дверь.

– Владимир арестован, – прошептал испуганный Павел. – У меня был князь Туманов с офицерами, но генерал не позволил арестовать, обещал помочь.

– Будем надеяться, – сухо ответил я.

– Без брата в лес не побегу!

– Если надо, побежишь и без штанов! – я захлопнул дверь.

Тетрадь, найденная на крейсере «Генерал Корнилов». Порт Бизерта, Тунис. 1933 г.

10 ноября 1920. Утром приказал донцам и коннице генерала Барбовича ударить во фланг на Перекопском перешейке, но красные с севера контратаковали крупными силами кавалерии и продвинулись по Арабатской косе южнее хутора Счастливцева.

На Тюп-Джанкойском полуострове идут тяжёлые бои, а у Сивашского моста красные готовятся к переправе. Положение критическое. В штабе, в управлениях разбираем архивы и документацию. На суда грузим уголь, провиант и воду. В помощь рабочим сформировали команды из чинов нестроевых частей и тыловых управлений.

В два по полудни из Константинополя на крейсере «Вальдек-Руссо» прибыл командующий французской эскадрой контр-адмирал Дюмениль с графом Де Мартелем.

К вечеру Донской корпус и Дроздовская дивизия отступили под Богемки. Другие части 1-го корпуса отошли к деревне Тукулчак. Я приказал оторваться от противника и идти в порты для погрузки: 1-му корпусу в Евпаторию, 2-му в Севастополь, конному Барбовича в Ялту, кубанцам генерала Фостикова в Феодосию, донцам и Терско-Астраханской бригаде генерала Абрамова в Керчь.

Поздно вечером с Кривошеиным провели последнее заседание правительства.

Январь 1920-го. Севастополь

Я ожидал ареста утром, но события приняли неожиданный поворот: в Симферополе кто-то поднял восстание и Май-Маевского вызвали в штаб. Мы собрали десяток офицеров, погрузили на платформу два лёгких орудия и за бронепоездом отправились в Симферополь. Павел снова просил Май-Маевского помочь освободить брата.

– Вернёмся – решу! – недовольно бросил генерал и по прямому проводу вызвал Слащёва. – Нахожусь с отрядом на станции Альма. Движемся в Симферополь. Капитан Орлов? Не знаком. Готов помочь! – генерал замолчал и бросил взгляд в сторону Макарова. – Слушаюсь! – беспомощно опустился на диван, вытирая платком вспотевший лоб. – Симферополь в руках мятежников. Какой-то капитан Орлов арестовал Субботина, Татищева, Чернавина, Шиллинга и Брянского.

– Большевистский мятеж? – спросил я.

– Не похоже. Большевиков из тюрем не выпустили. Приказано возвращаться в Севастополь.

В гостинице Май-Маевский явно нервничал:

– Павел, приготовьте глинтвейн. Не могу привыкнуть к сырости. Скажите, какая разница между эсерами и большевиками?

– Я не интересуюсь политикой, Ваше превосходительство, – Павел постарался изобразить недоумение.

Генерал сбросил пенснэ.

– Ваш брат действительно младший унтер-офицер из вольноопределяющихся?

– Так точно, Ваше превосходительство. Служил в 32-м полку.

– Вы в Харькове рассказывали, Ваш отец был начальником Сызрано-Вяземской железной дороги. У Вас имение в Скупино.

– В Скопино, Ваше превосходительство. Жаль, не взяли Рязань. Я бы лично пригласил.

– Прекратите врать! – Май-Маевский сорвался на крик. – В каком году Владимир вступил в партию большевиков?!

Павел растерялся:

– Никогда не был коммунистом.

– Значит стал! Он председатель подпольной организации!

Вдруг дверь распахнулась и ворвались офицеры с револьверами.

– Макаров, руки вверх! Проскурин тоже! – старший подошёл к Май-Маевскому. Стукнув каблуками, отрапортовал: – Ваше превосходительство, исполняем приказ генерала Слащёва!

– Знаю, – бросил Май-Маевский и вышел как капризный ребёнок.

– Про Макаровых мы знали, а вот Вам, капитан, доверяли. Арестовать обоих!

Обыскали номера. В моём нашли передатчик. В коридоре выстроились юнкера с винтовками наперевес. По улицам нас вели вдесятером: трое по сторонам, четверо сзади.

– Ведут на Графскую пристань, – прошептал Павел. – Оттуда прямая дорога на крейсер «Корнилов» в морскую контрразведку к Туманову. Верная смерть! Нет, не туда! В крепость! Повезло.

Декабрь 1920-го. Симферополь. Отдел особого назначения штаба 4-й армии РККА. Протокол допроса капитана Орлова Н. И

Следователь: – Назовите своё полное имя.

Орлов: – Орлов Николай Иванович.

Следователь: – Род занятий?

Орлов: – Офицер Вооруженных Сил Юга России.

Следователь: – Звание?

Орлов: – Капитан.

Следователь: – Расскажите о себе.

Орлов: – С чего начать?

Следователь: – С детства.

Орлов: – Родился в Симферополе в 1892-м. Проживал по улице Толстого. Учился в Симферопольской мужской казённой гимназии. Исключили за хулиганство. Поступил в частную гимназию Волошенко, выпустился в 1912-м. Занимался футболом и гирями. Вот и всё детство, отрочество и юность.

Следователь: – Продолжили обучение?

Орлов: – Поступил в ветеринарный институт в Варшаве. Не закончил. В 1914-м добровольцем ушёл на фронт. Зачислили прапорщиком в 60-й пехотный Замосцкий полк. Был ранен. В 1917-м получил звание штабс-капитана. Награждён Георгиевским крестом и золотым оружием.

Следователь: – Хотите вступить в Красную Арию?

Орлов: – Да, написал прошение.

Следователь: – Теперь правильно говорить заявление.

Орлов: – Исправлюсь.

Следователь: – Участвовали в революционной борьбе?

Орлов: – Нет.

Следователь: – Чем занимались после октября 1917-го?

Орлов: – 1-го декабря прибыл в Симферополь с назначением в 33-й пехотный запасной полк. Зачислен в 10-ю роту младшим офицером. Формировал офицерские роты при штабе крымских войск.

Следователь: – Для белых?

Орлов: – Да. Был командирован в Ялту для прекращения грабежей пьяных матросов и люмпенов.

Следователь: – Не грабежей, а революционной борьбы.

Орлов: – Пусть будет так. Потом высадился десант пьяной матросни. Извините, революционных матросов. Заняли город. Но из Севастополя прибыл наш миноносец и капитан приказал всем покинуть город, иначе угрожал обстрелять. Местные власти уговорили нас уйти. Пошли в Симферополь, но там уже были красные и я увёл отряд в горы.

Следователь: – Какие действия предпринимали в горах?

Орлов: – Никаких. Сидели в пещерах. В апреле Крым захватили немцы, с генералом Сулькевичем организовали Крымское краевое правительство, а я с отрядом вернулся в Симферополь. Искали работу, собирались в городском саду на Лазаревской улице и в армянском кафе «Чашка чая» на углу Дворянской и Пушкинской. В июне я организовал «Общество взаимопомощи офицеров» и стал председателем. Потом немцы объявили регистрацию офицеров и сформировали из нас корчемную стражу и пограничный дивизион.

Следователь: – С какой целью создали «Общество»?

Орлов: – Помочь с трудоустройством и поступлением на службу.

Следователь: – Где был штаб?

Орлов: – В «Монопольке». Винная лавка на углу Долгоруковской и Губернской. Но приходило много офицеров, помещения не хватало и мы переехали в казармы Крымского конного полка. В ноябре из Ялты прибыл представитель Добровольческой армии генерал Де Бодэ и объединил две сформированные роты в Симферопольский офицерский батальон. А в начале декабря прибыл полковник Морилов с приказом генерала Корвин-Круковского развернуть батальон в полк. Меня назначили командиром 1-го батальона.

Рукопись князя Туманова «Четыре войны русского офицера. Воспоминания в ожидании смерти». Глава «Крым». Написано в Асунсьоне, Парагвай. 1955 г.

В начале января 1920-го заходил генерал Носович, просил подготовить доклад о подполье на полуострове. Нужно для его агента. Подробности не раскрыл, только сказал, что агент глубоко законспирирован. Я собрал материалы в нашей севастопольской морской контрразведке и обратился к начальнику сухопутной в Симферополе. Сухопутные генералы почему-то ненавидят Носовича.

К началу 1920-го революционное подполье в Крыме ослабло, связь с материком почти отсутствовала, денег не хватало, так как Деникин отменил советские дензнаки, а новые награбить они ещё не успели. Строят безденежный коммунизм, а деньги всё равно нужны. Парадокс!

На полуострове были революционеры всех мастей. В декабре 1919-го в Севастополе на совещании большевиков из Севастополя и Евпатории создали подпольный обком. Руководителями выбрали Просмушкина (настоящее имя Соломон Спер), Моисея Горелика и нашего агента Бабаханьянца. Бунаков (на самом деле Рытвинский) и Фёдорова стали кандидатами. Спер за двоих «трудился на благо революции», несмотря на туберкулёз. На совещании также присутствовали непонятной революционной окраски Ольнер, Хайкевич и Шульман. Решили вместе готовить вооруженное восстание. В местные ревкомы, помимо большевиков, вошли анархисты-коммунисты, левые эсеры, анархо-синдикалисты и интернационалист Немченко. В Феодосии ревком возглавил Назукин, в Ялте – Ословский.

В Евпатории работала банда участника беспорядков 1905 года анархиста-коммуниста Луки Луговика из Аккермана. (Я заметил за собой: когда хочу сказать анархист получается антихрист). За убийство полицейского и двух солдат Луговик был приговорён к смертной казни, но по прошению матери заменили бессрочной каторгой. Вернулся в Крым после февральской революции и в 1919-м в подпольном ревкоме возглавил боевую группу из семнадцати человек: анархисты Буланов, Капилетти (Маркиз), Сафьян и Елизавета Спиро-Берг, большевики Белый (Алексеев), Майор (Городецкий), Полянский, Чёрный, Карпов, Кубанцева, Литвинов, Екатерина Григорович, братья Чудновы и Васьковские. Встречались на конспиративных квартирах по улице Казарменной 47, на Красной Горке на Речной улице в доме Луговика и на Феодосийской у Чудновых. Для экстренных встреч использовали мастерскую портного Соломона Бергмана рядом с синагогой. Задачей группы было проникновение в Добровольческую армию, хищение оружия, подрыв складов и эшелонов. Мы окружили мастерскую, но подпольщики скрылись через подкоп, ведущий в задний двор синагоги. Нам удалось задержать только Литвинова. Но сбежавшие во главе с Луговиком и Булановым переоделись в форму офицеров и нижних чинов, связали одного из своих, имитируя арест, и привели в тюрьму. Дежурный офицер доложил полковнику, но тот проверял караул. Тогда подпольщики избили офицера, обезоружили караул и освободили Литвинова и других арестантов.

В конце ноября Луговик, Буланов и Чуднов на станции Сейтлер взорвали эшелон с солдатами. Армейская контрразведка получила приказ ликвидировать группу, но Луговик успел ограбить склад с шанцевым инвентарём и подготовил лагерь в лесу.

В январе по доносу агента армейской контрразведки Хижниченко были арестованы Белый, Маркиз и Сафьян Спиро-Берг. Но Луговик с Булановым, переодевшись в форму штаб-офицеров, по поддельному ордеру, якобы подписанному начальником политического сыска полковником Леусом, вывезли их из тюрьмы.

В том же месяце удалось арестовать обоих Чудновых. Полянский бежал в Джалман, а Луговик с Булановым скрылись в Евпатории.

По доносу Хижниченко в Севастополе был арестован портовый рабочий большевик Губаренко, создавший подпольную социал-демократическую группу. Им удалось уговорить рабочих порта устроить забастовку, но наша морская контрразведка арестовала Губаренко. В марте его расстреляли в Джанкое. О джанкойской контрразведке стоит рассказать подробнее.

Я служил в морской в Севастополе. Порядка у нас было больше, чем в сухопутной. Но мы контролировали только приморские города далеко в тылу, а сухопутная работала в центральных и восточных частях полуострова, ближе к фронту. Генерал Шиллинг из штаба в Новороссии решил создать отдел контрразведки при корпусе Слащёва, дислоцированном на Перекопе. Прислал целый штат гражданских во главе с чиновником Шаровым, подчинив их начальнику сухопутной контрразведки полковнику Астраханцеву, а после его побега за границу с одесской кассой – полковнику Кирпичникову.

Про отдел Шарова начали циркулировать слухи о вымогательствах, похищении людей и грабежах. Слащёв приказал провести проверку, но Шаров пожаловался Шиллингу и тот под предлогом возможной утечки секретной информации запретил, а Астраханцев подал рапорт, назвав слухи ложными и спровоцированными красными для дискредитации сухопутной контрразведки. После этого Шаров в пьяном виде явился в штаб Слащёва, кричал, что всех арестует, и пытался продать по крайне низкой цене кольцо с алмазами. Адъютант штаба корпуса капитан Калинин утащил его на вокзал и так сильно ударил по физиономии, что Шаров отлетел под вагон. Шарова судили, а родственница казнённого контрразведкой полковника Протопопова опознала кольцо.

Кирпичникова также подозревали в незаконном изъятии ценностей и похищении состоятельных людей. Позже он был застрелен, предположительно офицерами капитана Орлова, недовольного коррупцией в высшем командовании. В ходе расследования обнаружилось, что Орлов готовил вооруженное восстание. Среднего роста, широкоплечий, сильный, смелый, Георгиевский кавалер, награждённый золотым оружием, он был популярен среди молодых офицеров. Создал тайную организацию, назначив своим заместителем поручика Дубинина, прибывшего в Крым после лечения в Новороссийске. Армейская контрразведка внедрила в их организацию поручика Турчанинова и он донёс, что по поручению Орлова его помощник поручик Гетман вёл переговоры с большевиками.

Январь 1920-го. Крепость «Севастополь»

– Как сидится, мой дорогой царицынец? – с сарказмом спросил генерал Носович. – Поешьте! – на столе появился хлеб, салями и маринованные огурцы. – Я разрешил Павлу свидания.

– С младшим братом?

– Объявилась некая Мария Удянская. Назвалась невестой. Приказал тщательно не досматривать.

– Предполагаете побег?

– Очень надеюсь. Лучше, чтобы организовал сам Макаров, а не Вы. В охранении самые неопытные. В данном случае чем хуже, тем лучше. Так что ждите вестей. Макаров поделится, если доверяет.

– Вполне. Видел мой передатчик в гостинице.

– Я предупредил князя Туманова.

Но Макаров бежать не собирался, надеялся оправдаться. Пришлось подкинуть свежую газету «Юг».

Арест городского комитета большевиков!

В Севастополе морской контрразведкой ВСЮР арестованы члены Севастопольского подпольного комитета РКП(б), готовившие восстание в городе. Найдено оружие, передатчик, типография с прокламациями к офицерству, взрывчатые вещества, протокол заседания и печать. Список арестованных:

В. В. Макаров – председатель комитета, руководитель военной секции

А. И. Бунаков (Рытвинский) – помощник председателя

И. А. Севастьянов – бывший поручик, руководитель разведывательной секции, ответственный за подготовку восстания

М. С. Киянченко – матрос, руководитель подрывной секции

Л. Х. Шулькина – ответственная за связь

И. М. Вайнблатт и М. 3. Иоффе – типографисты

Ю. И. Дражинский (И. И. Ашевский) – член Симферопольского подпольного комитета, прислан для подготовки восстания

С. С. Ключников (Крючков) – рабочий севастопольского порта, агитатор, ответственный по оружию и взрывчатым веществам.

Комитет захвачен в клубе строительных рабочих на Базарной, располагал конспиративными квартирами на Батумской и 2-й Цыганской. При обыске у В. Макарова нашли почтовую открытку двухлетней давности от брата о службе у большевиков. Брат тоже арестован. Подпольщики планировали взорвать военные корабли и мосты вокруг города, регистрировали служащих Добровольческой Армии. Также арестован офицер контрразведки, присланный большевиками из Москвы. У него нашли передатчик. Все будут преданы военно-полевому суду и приговорены к смертной казни. Смерть врагам Отечества!

– Смертная казнь! – Павел схватился за голову. – Проскурин, надо бежать!

– Ты же говорил без Владимира не побежишь.

– С «зелёными» освободим!

– До них ещё добраться надо. Сколько человек в подполье?

– В обкоме Бабахан, Просмушкин, Горелик и Фёдорова. Есть ещё ревком, но там анархисты с эсэрами и социал-демократ Немченко.

– Доверяю только большевикам, – строго произнёс я.

– Значит, в ревком не обращаться? В контрразведке наш агент полковник Руцинский. Можно через него.

– Арестован.

– Как?!

– Раскрыт.

– Что же делать? Ждать?

– Расстрела?

– Ты прав.

Декабрь 1920-го. Симферополь. Отдел особого назначения штаба 4-й армии РККА. Протокол допроса капитана Орлова Н. И

Следователь: – Принимали участие в боевых действиях?

Орлов: – В январе в Евпатории подавил восстание в каменоломнях.

Следователь: – Стреляли в восставших?

Орлов: – Пришлось. Потом вернулся в Симферополь. Там старшие офицеры были недовольны генералитетом.

Следователь: – Чем именно?

Орлов: – Поражениями на фронте и воровством в тылу. С командиром 2-го батальона капитаном Гаттенбергером доложил о настроениях Морилову. Он подал рапорт командующему Крымско-Азовской армией генералу Боровскому, но командование решило, что мы готовим бунт и мой батальон отправили на фронт.

Следователь: – Куда именно?

Орлов: – Перекоп, Юшунь и Ак-Монай.

Следователь: – Против Красной Армии?

Орлов: – Да. За мной следили.

Следователь: – Какие действия предприняли?

Орлов: – Прекратил деятельность офицерского общества. Контрразведка арестовала моих офицеров. Оказалось, они продавали оружие и амуницию подпольщикам.

Следователь: – Кому именно?

Орлов: – Не знаю, через посредников. Портной Абрам Канторович с Греческой улицы и какой-то Закиев. Подпольщики с этим оружием напали на полицейский участок и освободили большевиков.

Следователь: – Вы помогали подполью?

Орлов: – Нет, но ко мне тайно приходил член ревкома Александровский. Предлагал вместе выступить. Он готовил восстание в Севастополе.

Следователь: – Согласились?

Орлов: – Ответил неопределённо. Он интересовался за кого я в политике. Я сказал, что правее левых и немного левее правых эсеров. Связь поддерживали через моего адъютанта подпоручика Гетмана. Они снова попросили о встрече. Я был удивлён.

Следователь: – Просьбой?

Орлов: – Тем, что на встречу пришли две девушки – «товарищ» Катя и «товарищ» Таня.

Следователь: – Максимова и Фёдорова?

Орлов: – Не знаю фамилий. Предложили вместе выступить в ближайшие дни, освободить большевиков, этапированных из Харькова, потом провести съезд и создать совместный штаб.