Политолог из ток-шоу

Мясник понимающе покивал.

Четыре метра вдоль вяленой рыбы Пашка преодолел за шесть минут, докладывая в телефон только что придуманному Петру Тереньевичу:

– …медкомиссию прошел. Тесты сдал. У меня по геометрии с географией всегда нормально было. Буду боеголовки на запад наводить… Понятно, что уже наведены. Ну и я там поднаведу, чтоб наверняка. У них вообще-то такое правило, чтобы местных в эту часть не призывать (проходящая женщина с курицей подмышкой остановилась и стала прислушиваться). Там очень важный военный объект. У нас в городе никто и не знает, что такое под боком. А мне же неохота ехать хрен знает куда. Батя поехал в эту дивизию и договорился, там служить буду. Как? Два ящика водки ихнему подполковнику (женщина с курицей вздула щеки, дескать, само собой, что надо подполковнику водки выкатить, так и решаются вопросы всегда). Все нормально, Петр Терентьич…

Сделав, таким образом, круг по рынку, Паша вышел на улицу, где, расставились чуть ли не на проезжей части усталые граждане с ведрами грибов.

– Хорошие грузди! – похвалил он товар у наименее мрачной тетки. – Почем? А где собирали? Это я к тому, что если возле ракетной части собирали, то не возьму. Мало ли, радиация. Да понятно, что и всегда! Так эти солдаты недавно там окопались. Ну как где? Вон там… Понятно, что никто не знает, это ж секретно. Я, если че, вернусь, куплю. Похожу еще, поприцениваюсь.

Тетка восприняла информацию и тут же начала ею делится с соратниками-грибниками. Она ссылалась на вон того парня в джинсовке, который ходит и приценивается, тем более солидный шмат копченого сала в руке парня свидетельствует о его исключительной добропорядочности.

***

В скромной пятиэтажке на Черемушках на третьем этаже располагалась просторная квартира, сдающаяся в аренду. Одно время тут жили начинающие проститутки, но, когда бизнес их достаточно окреп, они съехали в место получше. Теперь там оборудована временная штаб-квартира АУСа. В самой большой комнате жужжат три светящихся компьютера, за которыми следит Влад. Между делом, он пьет чай из полуведерной кружки и просматривает Инстаграм своей любимой девушки. Но основным его занятиям было написание комментариев к новостям, появляющимся на тургородских сайтах.

На официальном сайте администрации в новости о продолжающимся ремонте дорог Влад под ником «Озабоченный» написал, что хрень заключается в том, что по отремонтированной трассе за каким-то хреном хреначит военная техника, которая разбивает дорожное покрытие к хренам собачим. Тут же на сайте ответил сам себе под ником «Беспечный», что тоже видел за городом военный тягач, транспортирующий какую-то здоровую бандуру, не иначе усовершенствованную ракету Тополь-М, только этот тягач ехал по проселочной дороге и асфальта не касался. От имени «Аноним» Влад напечатал несколько строк о том, что даже если и разрушают ракетовозцами наши дороги, то значит так надо. Но мэрии города надо бы думать и подстраиваться со своим ремонтом ко времени перевозки военной техники.

На желтом сайте реклам и сплетен Влад отметился комментарием под информацией о скидках в салоне эстетической хирургии «Доктор Борменаталь». Влад написал, что Борменталь по книге – все же ассистент, то есть он на подхвате, а не самостоятельный врач. К тому же Преображенский с Борметалем занимались крайне сомнительными опытами, связанными с собачьими мозгами и обезьяньими яичниками. Неудачное название салона! И вообще Тургород – дыра, где не то, что утяжку лица делать опасно, но даже и зубы лечить негде. Интересно, а в ту больницу, которая открывается для обслуживания недавно передислоцированной военной части будут пускать гражданских?

Подумав, Влад заменил в тексте слова «передислоцированной военной части» на «приехавших ракетчиков». Потом в скобках написал: ракетчики – это не теннисисты.

Сделал еще штук шесть аналогичных вбросов, Влад заметил, что тема ракетной части под Тургородом начала разворачиваться в местном сегменте Сети, и обсуждение, хоть и без ажиотажа, но набирает обороты. Влад сходил на кухню и сделал себе огромный сэндвич, вобравший в себя образцы каждого продукта, которыми хозяйственный Корабел набил раритетный холодильник, урчащий в тональности тувинского горлового пения.

Лайкнув очередную страничку из ущербно-вещевой жизни девки своей, перекусив, Влад открыл на компьютере квартирный телефонный справочник Тургорода и, поставив перед собой винтовой зеленый телефон, начал обзвон.

Он представлялся сотрудником социологической службы и предлагал ответить на ряд вопросов. В пяти случаях из десяти он получал вежливый отказ, в одном из двадцати – невежливый. Чаще всего, услышав слово «социологический», абонент на том конце провода начинал задавать вопросы о надбавках к пенсии. Но большинство номеров не отвечало или уже не существовало, что наглядно свидетельствовало о закате эпохи стационарных телефонов. А ведь где-то на складах еще стоят коробки с проводными аппаратами, которые оказались невостребованными, и их великое множество. Можно их, конечно, реализовывать в офисы, но все же частные домовладения остаются серьезнейшим сегментом ранка, и он не охвачен. Тут нужна идея наподобие схемы с приставками для цифрового телевидения. Например, можно принять закон, что электроснабжение квартир, где нет проводной телефонной связи, будет предоставляться в размере не более ста киловатт в месяц. Тут волей-неволей россияне и вернуться к стационарным телефонам. По тысяче за установку, по тысяче за аппарат, по соточке ежемесячный платеж. Это ж какие бабки! Влад связался с Эндерсом и изложил эту грандиозную идею. А ты зверюга, Владик, засмеялся Эндерс, за полет мысли – хвалю, но про свое мероприятие не забывай.

Влад вернулся к обзвону.

Тем, кто согласился участвовать в опросе, он задавал следующие вопросы.

Поддерживаете ли вы политику Президента и Правительства?

Как вы оцениваете увеличение военной мощи Российской Федерации?

а) положительно

б) полностью поддерживаю

в) согласен

3. Считаете ли вы необходимым защиту от внешнего врага таких важных пунктов как Тургород и Йошкар-Ола?

Работа была скучной для Влада, и он параллельно принялся за написание законопроекта об ограничении подачи электроэнергии в многоквартирные дома, не оборудованные проводной связью. Периодически лайкал подругу.

***

А майор Эндерс в это время шел по улице со свернутой газетой в руке. Он остановился у здания красного кирпича и прочитал вывеску, которая гласила, что здесь находится торгово-оптовая компания, занимающаяся перевозками и страхованием. Содержание вывески вызвало на красивом лице Сергея легкое презрение. Постукивая газетой себя по бедру он решительно вошел в офис.

Внутри контора представляла собой открытое пространство размером с хоккейную коробку, с несколькими рядами рабочих мест, занятыми офисным планктоном.

– Я могу вам чем-то помочь? – улыбнулась Сергею ближайшая девушка в белой блузке.

Эндерс пристально посмотрел ей в глаза, выдержал неприличную паузу, направил указательный палец в юное декольте и веско сказал:

– Чуть попозже.

Эндерс шагал по помещению, глядя сквозь клерков, не реагируя на обращенную к нему офисную вежливость. Остановился у напряженно листающего бумаги очкарика. Сергей слегка постучал кулаком по компьютеру, очкарик испуганно поднял лицо. Эндерсу взирал поверх погона сверху вниз:

– Служил?

– Нет-нет, – замотал головой очкарик.

Эндерс недовольно кашлянул:

– Нда… – и пошел дальше.

Дойдя до самого дальнего угла, остановился и прогудел:

– Эт-то что за дрянь?!

– Принтер – отозвались ему.

– Вижу, что принтер… Убрать!!

Сергей тщательно обследовал огромное окно. Он смотрел в него на улицу и прямо, и под острым углом снизу, и по диагонали сбоку, и приставив к глазу газету как подзорную трубу. Все присутствующие наблюдали за ним с недоумением.

Открылись стеклянные двери, ведущие в глубину офиса, и в помещении появился краснолицый мужчина, который подошел к Эндерсу:

– Товарищ майор, чем обязаны? Я старший менеджер Алексей.

Эндерс, увидев старшего менеджера, страшно обрадовался:

– О, ты как раз и подойдешь, пойдем, – он подхватил Алексея под руку и повел к противоположной стене, на ходу объясняя:

– Ты такой же кумплекции как и товарищ генерал Пилипченко! А ну-к встань сюдой. А я отстрельну.

Эндерс слегка отошел и одним глазом «отстреливал» как выглядит ошеломленный менеджер на фоне стены.

– Нормально! – одобрил Сергей. – Ну-к руку подыми. Нормально. Здесь и повесим.

– Что повесим. Вы объясните наконец…

– Карту округа повесим, что ж еще, – Эндерс подошел к менеджеру и фамильярно похлопал его по мягкому животу. Менеджеру похоже понравилось. – Комендатура здесь будет, Алексей, комендатура. Или штаб.

Алексей, не зная как реагировать, мямлил:

– Но это же офис нашей компании…

– А это, сынок, – Эндерс поправил узел галстука на менеджере. – Не тебе решать.

За спиной Эндерса в некотором отдалении уже с минуту стоял пожилой дядька в форме охранника. Он, сложив руки на груди, покачивался с пятки на носок. Когда Эндерс, потрепав по щеке старшего менеджера, повернулся, охранник его окликнул:

– Слышь, майор. А ты шо без головного убора?

Эндерс вопрос проигнорировал, всем своим видом показывая, что какой-то охранник представляет для него гораздо меньше интереса, чем даже пресловутое пустое место. А охранник вразвалочку подошел к Сергею и с видом сыщика произнес:

– И значок этот не по уставу… брюки с кителем не родные… ты кто, хлопец?

Эндерс не спеша достал пачку жевательной резинки, закинул в рот две подушечки.

– Ракетные войска… откуда ты взялся? – рассуждал охранник. – и туфли штатские. А где ты обучался, если ракетные?

Эндерс пошел к выходу, поманив охранника за собой.

Охранник нехотя последовал за ним, бросив в адрес менеджера:

– Разберё -омся, Алексей Юрьевич.

Вышли в холл, встали друг против друга, они были чем-то неуловимо похожи – чернявые с азиатчинкой, стройные, в форме, уверенность и наглость.

– Благодарю за бдительность, – отчеканил Эндерс.

– И шо? – охранник не спешил принять благодарность.

Эндерс вынул удостоверение, раскрыл перед охранником.

– Капитан Борисов. Особый отдел.

– Ффыу-у, – скривился охранник, и удостоверение читать не стал.

– А с формой – накладка, потому что второпях.

– Да понятно… у вас всю дорогу второпях. Шо, правда, штаб будет? Плохое место.

– Я уже понял, что плохое, но поручено отработать…

– Отработать, рапорт написать, знаю я вашего брата.

Расстались вполне дружелюбно. На улице Эндерс скорее завернул за угол и принялся неистово ржать. Он смеялся, сгибаясь пополам, и редкие прохожие, увидев его, невольно улыбались.

***

Влад проводил уже сто пятый разговор в формате соцопроса, когда проскрипела вхожная дверь.

– И звонок не работает, – проворчал Эндерс, проходя мимо Влада в квартиру. – Как дела?

– Работаю.

– Корабел не объявлялся? – крикнул Эндерс из боковой комнаты

– Был. Сала принес, потом опять ушуршал.

– Сало – это тема! Давай пожрем.

Перекусывали в зале на полу, застелив ее газетой.

– Смотри, – Эндерс поднял кусок хлеба и показал на газетное объявление. – Квартиры сдают. Можно прозвонить, поснимать от имени военнослужащего с семьей.

– Можно и съездить.

– Не, в форме больше не светимся. Я сегодня нарвался,… – Сергей в комическом ключе рассказал о случае с охранником. Влад хохотал. – А если бы тот охранник еще бы и левую ксиву вычислил, то был бы шухер.

– Вряд ли, – не согласился Влад. – Пашка такие корочки делает, что только специалист спалит. Слушайте, Сергей Теодорыч, а может в школы закидуху сделать? Учителя друг с другом плотно общаются, это самое громкое сарафанное радио будет. Бумагу замутить от имени генерала, типа, готовы ли вы принять на учебу детей из воинской части.

– Бумагу не стоит, следов не оставляем. Прозвонить можно.

– У меня от телефона уже ухи плавятся.

– А кому? Мне что ли на трубе висеть? У меня сегодня к тому же встреча.

– Опять? Простовата она для вас, Сергей Теодорыч.

Эндерс достал из тарелки с салатом ложку, аккуратно облизал и попытался ударить ей Влада по лбу, но тот ловко откатился по полу за диван.

– Мамка не учила не подглядывать?

– Сергей Теодорыч! – Влад сел на корточки. – Вы сами сказали, что пойдете в цетровой ресторан. Мы решили подключиться к камерам, посмотреть. В интересах вашей безопасности.

– А потом?

– Что потом? Все, – Влад гусиным шагом подполз к импровизированному столу, взял дольку помидора. – Пробили вашу даму, – но это Корабел, не я! – что студентка, что из села приехала, в салоне связи работает. Роскошная женщина! А Паха говорит – простовата для босса. А мне что? Подумаешь, деревенская.

– Дурни! – вздохнул Сергей. – Я сам из деревни. Давай, убирай тут все.

***

Тем временем Паша Корабел стоял в том месте Тургорода, где собственно город резко переходит в частный сектор. По левую руку от него высился квартал многоэтажных домов, их стены были свежими и гладкими, стеклопакеты жалюзно жмурились, а во дворе были видны припаркованные автомобили. Слева на Пашку, распахнув деревянные ставни, глазела избушка с мшистой прической и печной прокопченной трубой на затылке. Между песчаных тропинок лежали такие же хатки со ставнями, крылечками, забором-штакетником, бельем во дворе среди грядок капусты. Прямо перед Корабелом были металлические гаражи разного цвета, разной высоты и было невозможно определить к какой части города они относятся. Здесь росла полынь, пробившая гравийную дорожку, один из гаражей имел на боковой стене навечно въевшуюся надпись «Цой жив». На земле под этой надписью, приподняв кусок шифера, Паша нашел пакетик с веществом растительного происхождения.

Некоторое время назад, возвращаясь на «базу», Корабел увидел нарисованный на асфальте замысловатый ребус. Такие ребусы он разгадывал на раз. Связался с барыгой, заказал, заплатил, узнал о закладке, которую и вынул сейчас.

Паша припрятал пакетик в носок, подбросил монетку в два евро, и, следуя жребию, пошел к деревянным домам. Напился воды у ближайшей колонки, послушал кудахтанье куриц, полюбовался сидящей у забора на лавке древней старухой, которая с усилием дышала, и это ей давалось тяжело, в ее дыхании как будто сквозил последний отголосок гибельных смерчей двадцатого века. А вообще, это место Тургорода могло быть точно таким же и в девятнадцатом веке. Хотя в девятнадцатом здесь жили богаче.

Пашка встал в тени растущего посреди дороги сорного клена, вынул смартфон и написал барыге, что принял, что надо еще, что надо на днях в восемь раз больше – пацаны в казарме тоже хочут. И было б норм, оставить в лесу, чтоб из казармы забрать без палева. Барыга написал, что по лесам ходить он не любитель, и не знает, где там казарма, а где? Пашка ответил, что дольше будет объяснять, в городе, так в городе. Ок.

***

Эндерс объяснял Владу суть фотографий, сделанных космическим аппаратом «Вояджер-один», когда в комнату ввалился веселый Корабел.

– Как ты вошел? – удивился Влад. – Оба комплекта у меня.

Пашка небрежно махнул рукой, как бы говоря, что такие двери ему не преграда.

– Что у нас еще на сегодня? – спросил он у Эндерса.

– У меня свидание. И если будет кто-то подсекать за столь интимными моментами, наживет в моем лице весьма опасного недоброжелателя. А у вас? Спроси у шефа, может он озадачит.

– Пфу- ф, у шефа, – Пашка упал на диван. – Я понимаю так, что вы у нас шеф, Теодорыч. А Олегыч – он так. Ни о чем. Сидит сейчас, наверное, фуфел свой толкает в Интернете про натовские сапоги и военную мощь. Бла-бла-бла, бла-бла-бла, че он нам? Ни идеи, ни стратегии… только темы притаскивает. Так вы уже и без него бы справились, Теодорыч. А я бы вам помогал.

– Ты давай не очень, – предупредил Эндерс. – У нас за такие слова двумя конями пополам разрывают.

– Это в Дюссельдорфе? – хихикнул Паша.

– Это в Карокаруме. Я же рассказывал, что у меня бабушка – Чагатаева. Знаешь, что это значит? Значит я в шестнадцатом боковом колене потомок чингизидов. Так что велю своему беклярбеку тебя наказать.

– А чего я сказал?!

– Не за сказал, а за то, что дунул.

– Павел правильно говорит, – негромко сказал Влад. – Не по форме, а по сути. Борис Олегович только заказы приносит и светится в ящике. Скоро этим чучелам из ящика придется исчезать, наговорили они выше крыши. Так или иначе, Борис Олегович уйдет в тень, мы уйдем на дно. А у меня ипотека.

– Ничего-о… не пропадем, – Паша забросил ноги на спинку дивана. – Можно рекламу делать, можно в шоу-бизнес… кара-кара-кара, карокорум -мб, – пропел он с блаженной улыбкой.

– Парни, давайте так договоримся – сказал Эндерс, немного поразмыслив. – Хоть это ничего и не значит, и никого ни к чему не обяжет, но давайте, чтобы в случае падения котировок нашей фирмы или в случае возникновения более выгодного варианта по жизни, человек встает, прощается, уходит. Без кидалова и двурушничества. А я со своей стороны сделаю все возможное, чтобы в случае проблем ни тебя, ни тебя, ни Вероничку нашу не зацепило.

– Это само собой, Теодорыч!

– Не вопрос, – сказал Влад. – Это не обсуждается. Но другое дело, что…

– Что Олегыч нас первый кинет! – крикнул Пашка.

– На его совести будет, – сказал Эндерс.

– Да какая там совесть?!

– Я не о том, – Влад стал расхаживать по комнате, обдумывая свои слова и произнося их медленно и отчетливо. – Когда мы троллим в интернете, тут все понятно. Когда противоречия заносим – ясно, чтобы народ расшатать. Мелочи! Но основное дело наше – разводка, – Влад шмыгнул носом. – Обман, блин, который можно называть технологией, пропагандой, программированием, суть не меняется. И этой деятельностью мы многих задеваем. Влезаем в сферу интересов влиятельных лиц. Учеба в нашей академии, например. Многие получают наши дипломы и понимают – профанация. А кто-то… Мужика из Ханты-Мансийска помните? Он так серьезно к этому относился, учил, сдавал, гордился дипломом. И тут – представьте – сообщают ему, что диплом – туфта и липа. А он деньги заплатил, диплом корешам показал, хвастался. Оскорбится. А в Ханты-Мансийске мужики конкретные, и решит он отомстить. Или закон о транспортных субсидиях в Краснодаре помните? Когда мы еще сломанные грузовики расставляли, автобус подожгли и депутаты приняли наш закон. Но ведь кому-то закон поперек горла. А кто виноват? Заказчики высоко сидят, а исполнители – мы то есть – вот они. Или теперешнее дело. Допустим, поверили люди в ракетную часть, в то, что в лесу – своя радиация, хорошая. Ситуация урегулирована, все спокойно. Но полигон-то вредный никуда не денется. Протечет там что-нибудь, люди болеть начнут. То есть, не выйдет ли так, что сейчас можно устранить беду, но мы ее маскируем, а потом будет уже поздно устранять? И тут вспоминают о тех ребятах из конторы «АУС», которые эту кашу варили. Я это к тому, что занимаемся мы такими кривым темами, что нельзя исключать и силовых воздействий на нас. А против лома…. То есть, хочу сказать, что если будет опасность моей жизни, здоровью, опасность родным, девушке моей, то я – извините – скорее всего, вас кину. Да. Сразу говорю, что, если мне утюг на грудь поставят – предам. Пусть и с тяжелой душой, но,… – Влад хлопнул в ладоши и вышел из комнаты.

– Зато честно, – после недолгого молчания сказал Эндерс.

– Да бросьте, Теодорыч, – протянул Паша. – Я таких знаю. Если на берегу предупреждает, что ссыкло, то потом его хрен переломишь. Хоть им пальцы крути мясорубкой – упрется, не сдвинешь. Владик такой. Так что… А вот Олегыч! Там только мизер отклонения от плана, он – в ступор. Я ничего не знаю, не рассказывайте мне, – Пашка изобразил Боба. – Все-все-все, ничего знать не хочу! Я в домике. Я звоню человеку. Па-ма-ги-те! Уйё!

– Борямба человек своеобразный, – согласился Эндерс. – Но не будем за глаза.

– Да я и в глаза могу…

– Верю, Пашка. Верю. Лучше скажи, ты в своем измененном сознании как видишь нашу работу. Как обман? Или как науку?

Пашка вяло подпрыгнул, сел на спинку дивана, уперев ноги в подушечку.

– Я это вижу, как создание реальности, – с загоревшимся взором сказал он. – Никто не знает точно… Вы же и говорили, что реальность – штука туманная. А мы создаем восприятие. И тут попробуй, угадай что главнее. Ты знаешь? – спросил он Влада, который вернулся и вращал руками, стряхивая с них теплые брызги. – Это вопрос о бытие, философский… как это?

– Онтологический, – подсказал Влад.

– Во! И разные ли это штуки: реальность или та фигня, которую воспринимают как реальность? Говнофильм «Матрица» не упоминаем! Вспомним тему с киселевским заводом. Завод этот строить он не собирался, помнишь, Влад? На Урале было. Мы же всем внушили, что завод будет построен. Красиво сделали! Вы, Теодорыч, ас! Это бесспорно. Но! Народ в городе поверил, эти компаньоны поверили, Киселев землю продал, бабки получил… да не важно! Народ воспринял как реальность, что будет завод. И народ начал себя так вести, как будто будет завод. Все действия их исходили из наличия завода. Которого не было. И не должно было быть! Но люди воспринимали как реальность будущий завод и своими действиями создали все идеальные условия в городе для завода. И недавно я узнал, что пришел туда инвестор и построил завод. Не такой как Киселев наврал, а круче. Реальность потребовала иллюзии, а иллюзия породила реальность. И мы это создавали. Мы – боги. Круто!

– Но в самом начале было вранье, – заметил Влад.

– Вначале был корыстный интерес Киселева, – отрезал Пашка. – Ну и что? Америку открыли тоже из корыстных интересов, чтобы золотишка добыть. И, кстати, открыли ее как Индию и долго считали Индией. Опять же иллюзия создала реальность.

– Ну да, пришел такой к Колумбу средневековый Пашка Корабел и продал ему карту морского пути в Индию, а тот дурачок и поплыл.

– Хватит размышлений на сегодня, – сказал Эндерс. – Давайте по завтрашнему дню пройдемся: кто, куда и где?

– А вы как видите, Сергей Теодорович, обман или полезная иллюзия?

– Теодорыч везде видит науку, – Паша сполз с дивана на пол. – Социальное программирование как часть политического процесса. Да?

Эндерс дотянулся со своего кресла и открыл окно. В комнату потянуло солнечной осенней свежестью. Он размял сигарету, повертел ее и бросил на подоконник.

– А я не сторонник социального. Люблю больше точечную работу. Чтобы, например…– он замолчал, будто что-то вспоминая. – Чтобы сказка. Например, живет человек полжизни своей или больше и уже думает о вечном, и вдруг с ним происходит чудо. Происходит нежданное, необычное, то, что возвращает его к жизни, когда еще неделю назад он ничего не хотел, и вдруг планы, вдруг надежды. И тогда не столь важно, обманом или нет такое достигается. Сказка сочинилась, воплотилась. Если ты приложил к этому руку, то ощущение творца – ты прав, Пафнутий – круто. И делать сказки я мечтал с детства, но не такие подлые, как делаю сейчас. Мой далекий датский предок меня бы не одобрил. Знаете его? Ганс Христиан. Он же Ханс Кристиан. Сказочник, в общем.

9.

Совсем не сказочное случилось в городе событие на следующий день. В летописи Тургорода эта дата будет отмечена как день рождения автомобильных пробок. Этого явления Тургород успешно избегал до последнего, и вот вам нате, началось. Причиной затора была колонна армейских грузовиков, по-хозяйски вставшая на центральном проспекте. Первый автомобиль в этом ряду раззявил капот, под которым, как зубочистка во рту, торчал худенький солдатик. Последний, седьмой в колонне ГАЗ-66 хоть и имел табличку «Люди» на задней части брезентового тента, но был абсолютно пустой, если не считать спящего на руле сержанта. Военная колонна стояла елочкой, и объехать ее не было никакой возможности. В кабине одного из грузовиков небритый прапорщик смеялся в телефон:

– Тут уже возмущенные автомобилисты показывают нервы, угу, крайне убедительно бибикают… я могу и до ночи тут стоять, но время-деньги… минут десять? Лады. Постоим еще, Степанов, – обратился прапорщик к шоферу, тот с аппетитом хрустел зеленым яблоком.

Прапорщик смотрел на дорогу, на дома, на каменную гору вдалеке, покрытую пушистым кустарником. Тургород, Тургород, вздохнул прапорщик, уехал я отсюда тридцать лет назад и первый раз вернулся. Корявый городок, но родину не выбирают. А это моя родина. Здесь все не по уму. Все через пень-колоду, а, ты гляди, живут и уживаются. Друг другу глотки режут крайне редко – не в каждом поколении. А что поделаешь, народ суровый, потомки лесорубов и вольных хлебопашцев. Здесь люди поселились при царе Горохе, из леса ставили дома, били зверя, пни выкорчевали, распахали землю. Был хуторок, потом деревня, как появилась церковь, стала Турица селом. Вековой уклад, хозяйство. В революцию пару местных купцов придушили, но ничего не изменилось от этого. Жизнь деревенская – самовары, валенки. До Бога высоко, до царя далеко. Это они так думали. Но вдруг решение – построить лесокомбинат. И директива эта явно не от того, кто высоко, потому что вперед комбината возникла тюрьма: к еловым иголкам колючая проволока, а поперек звериных троп легла железная дорога. Вокруг резных крестьянских изб возникли серые бараки. Подурнело село. И вражда зародилась глухая и мрачная. Не то, чтобы война, но и соседства доброго тут тоже не было. Как две планеты, старожилы и поселенцы, сообщались по касательной. Как сдвоенный мыльный пузырь. Эти отношения передавались по наследству, так очень часто и бывает. А сошлись эти два мира только на почве отторжения третьего пузыря, который составили еще более свежие переселенцы, появившиеся здесь на волне комсомольского энтузиазма, когда открылась мебельная фабрика. Новые одинаковые дома легли, как лопасти огромного винта, на месте бывших пастбищ, огородов и покосов, преградили лучшие тропинки в лес, а зверь лесной, потомственно привычный к стуку топора, не вынес грохота моторов и ушел на север. Вывод: стало хуже. Кто виноват? А почему в большой стране нужно строить дома такой кучей? Сегодня смотри – внахлест деревни пришли бараки, потом хрущевки, а теперь сюда же точечно тулятся высотные дома с подземными парковками и цокольными офисами, но и деревня внизу осталась. Не могут обитатели столь разного жилья друг с другом гармонично жить. Как разъехаться на узком пути кобыле, тянущей телегу с навозом и спортивной машине, ведомой дутой блондинкой? Высотка затеняет картофельное поле, картошка не растет, но в той высотке не поспишь по воскресеньям, потому как утром в хозяйствах частных замычат коровы и заблеют овцы. Высотка отомстит громкой музыкой ночью и гарью выхлопного газа. Разве можно жить рядом, когда даже запахи враждебны. И что делать? Смена поколений не поможет. Крестьянин в кирзачах, рабочий в татуировках, учитель с портфелем, бизнесмен с портмоне может им разбежаться, как разделяется мыльный пузырь? Разъехаться? Или снести этот город до основания и построить новый, где будет всем место, и все будут счастливы? Так это уже было. Есть соблазн поддержать современность, дорогу – молодым, технический прогресс. Беда в том, что все самое современное неизбежно становится неприятно устаревшим и – кто знает? – возможно, новая жизнь Тургорода будет построена на выращивании одуванчиков, и те, кто будет после, потребуют убрать автомобили – плохо пахнут, мобильную связь отключить – вредные волны, высокие дома снести – ну кто в наше время живет на этаже? Тогда может лучше молодых выпихивать отсюда, а самим доживать по традициям, кондово… посконно?..