Политолог из ток-шоу

– Песенный конкурс, наши ребята поют. Каждый год артисты из Москвы, на теперь пригласили группу э-э-э, шэ-шэ… Шлеф, что ли… очень известная. Костюмированный праздник, выставка кошек, что там еще? Пробег ретроавтомобилей. В том году мы улицу назвали именем уроженца нашего города композитора Тухловидова.

Интернет-ссылка: Тухловидов Семен Сигизмундович, 1920-1980, родился в поезде дальнего следования между железнодорожных станций «Тургородская» и «Сероямская». В возрасте двух месяцев родители перевезли его из Москвы в Петроград, где Тухловидов и провел всю свою жизнь, за исключением времени блокады, когда он был эвакуирован в Ташкент. Тухловидов работал вторым композитором в ленинградском ТЮЗе, являлся автором песенки червячка. В декабре 1971 года аккомпанировал Леониду Утесову.

– Культура дело важное, Борис Олегович, я так считаю, – говорил мэр. – Досуг горожан мы обеспечиваем. Фестиваль тухловидовский, день города, Новый год, а как его отменишь? Денег на культуру выделяют недостаточно, я думаю, потому что… недостаточно. Зато природа у нас!

Мэр похвалился тургородской природой, неким особым духом Тургорода, городской набережной, а Боб выдал свой стандартный тезис, что провинция – это и есть настоящая Россия и также стандартно доверительно восхитился девушками Тургорода, одними из самых красивых и, главное, естественных, в Москве-то они все искусственные.

Любое высказывание, унижающее столицу нашей Родины, действует на провинциалов эйфорически. Хотите похвалить деревню или город, поляну или площадь? Не нужно цветистых комплиментов. Достаточно простого: «Хорошо у вас. Не то, что в Москве этой». Вас примут с распростертыми объятьями.

Секретарь сообщила о том, что все собрались. Леонид Константинович и Боб направились в актовый зал. Шли в коридоре, по красно-зеленой ковровой дорожке. Дорожки хватало на двоих, поэтому специалист Пимаров Дима, приклеившийся к правому рукаву мэра, шлепал по полосатому линолеуму. Он с виноватой интонацией втолковывал мэру, что надо ехать в гортоп, и Дима уже практически поехал в гортоп, как и планировалось, а тут еще письмо из Минстроя оказывается, лежит, и письмо это – контрольное, а на контрольное письмо должен быть ответ, который Дима Пимаров написал, почти написал, вы подпишете завтра? Мэр, не обращая внимания на своего сотрудника, настраивал Боба: «Минут десять-пятнадцать поговорите, на вопросы ответьте». Боб попросил запретить любую съемку во время предстоящей встречи. Пимаров выскочил вперед и схватился за ручку двери в актовый зал, пропуская мэра вперед. Леонид Константинович радушным жестом пропустил вперед Боба, а тот повторил этот жест в адрес мэра. Специалист Дима, пользуясь сумбуром галантности, притворил дверь снаружи и сбежал с лекции.

В актовом зале мэрии стоял галдеж, сотрудников было человек около тридцати. При появлении Боба, ведомого мэром, послышались смешки.

«Маленький какой», – разочарованный женский голос.

Мэр невнятно рыкнул, залез за длинную трибуну, навевающую воспоминания о ранних съездах ВКПб. Зал замолчал, Леонид Константинович оглядел свою стаю, и, делая ей великое одолжение, представил известного политолога, который в представлении не нуждается. Боб поклонился, кто-то крикнул: «А вы Билана видели?», крутнулся по залу сдержанный смех.

Боб доброжелательно ответил, что видел Билана. И не такое еще видел! Однако, собрались по другому поводу. Есть насущная необходимость обрисовать некоторые федеральные тренды. К ним относится всемерная поддержка местного самоуправления, поддержка малого и среднего бизнеса, поддержка тех, кто нуждается в поддержке, поддержка тех, кто поддерживает. Боб видел, что в первых рядах прилежно записывают, поэтому старался говорить медленнее. Про борьбу с коррупцией он говорил с особым удовольствием, зрители на этой теме склонили головы. На словах о росте благосостояния граждан в зале появились кривые улыбки. Боб напомнил о необходимости комплексного развития территории, кривые улыбки переродились в зевоту. Тогда Боб заметил, что эти действия закреплены поручениями президента, и зевота схлопнулась в прикушенные губы.

Нужно отслеживать рост платы за коммунальные услуги! Нужно отмечать нарушения в работе городского транспорта! Нужно наблюдать экологические преступления! Особенно в сфере обращения с отходами. Это все относится к поручениям Президента! Также предусмотрена необходимость заботы о благоприятной городской среде. Переселение граждан из ветхого и аварийного жилья. Вопрос правомерности выдачи разрешений на строительство. Капитальный ремонт жилого фонда тоже… нужно делать. То, да се. Семь минут прошло. Пятое, десятое. И все прочее тому подобное. Это все в рамках поручений Президента Российской Федерации.

Боб вытер лоб,

Мэр исподлобья оглядел коллектив и рявкнул:

– Ну вот, млять!! А я вам что говорил?!

Боб предложил задавать вопросы. Предложил, глядя на рельефную блондинку, обтянутую легкой тканью. Мэр сказал, что вопросов нет и быть не может, все понятно, всем работать.

Зрители стали расходится, мэр взял Боба под руку и, кивнув на блондинку, пояснил, что это Светлана Михайловна из бухгалтерии. Тургородский эвфемизм словам «моя женщина». Если мэр или какой-нибудь другой начальник таким собственническим тоном говорит: «Светлана Михайловна из бухгалтерии», здесь не имеется иного толкования, кроме того, что это моя Светлана, это моя бухгалтерия, если интересует, договаривайтесь со мной, и может быть, но вряд ли. Могу предложить Татьяну из общего отдела.

У выхода из зала к мэру опять приклеился Пимаров, в руках у него была бумага с бланком, в левом углу которой была красным маркером выведена буква «К». Это и есть то контрольное письмо, сообщил Дима, а в гортоп он позвонил, они сначала трубку не брали, но он дозвонился, хотя Петрова не застал, придется завтра перезвонить, а контрольное письмо нужно перенаправить в дорхоз, при этом написав в Минстрой, что письмо ушло в дорхоз, и попросить снять поручение с контроля, можно им копию сопроводительной предоставить, сопроводительную напишу на днях и хочу у вас подписать, потому что у Матвиенки подписать никак невозможно, он уже пятый день ничего не подписывает, и тогда нужно торопиться, работы много, завтра еще в гортоп звонить…

Дима отлип только возле приемной. Боб с мэром вернулись в мэрский кабинет.

– Мария Владимировна, можно нас пока не тревожить.

– Хорошо, Леонид Константинович.

– Борис Олегович, от лица города благодарю за политинформацию.

Боб уперся локтями в полированную столешницу; локти, скользя, разъехались.

– Следуя вашим пожеланиям, я старался лаконично. В духе минимализма. Кстати, какой на сегодня минимальный размер оплаты труда?

Мэр неопределенно поиграл пальцами.

– Какой-то есть. Этот размер не про нас с вами. А ваш договор будет тысяч на …дцать. бухгалтерия уже готовит.

– Очевидно, понадобятся реквизиты моего счета? – предположил Боб.

– У нас есть. Что удивляетесь? Вы в гостинице расплачивались, да и минералку покупали.

– М-м…вы удивительно централизованно руководите городом.

– Есть где учиться. Как вы это говорите, треньд.

– Должен заметить, что я просил не снимать, не фотографировать, а, между тем, ваша секретарша…

– Ой, ну это я попросил. Одну карточку на память. Мне лично. В рамку и на камин. Коньячку, Борис Олегович, – заговорщицки предложил мэр.

– Я еще хотел сегодня поработать, – неуверенно отказался Боб.

– А-а, понял-понял, значит водочки. Исключительная у нас водочка на кедровых орешках. Мой зам Матвиенко только ее и пьет. Попрошу в комнату отдыха

Дверь в комнату отдыха была замаскирована под шкаф-стенку, в самой комнате – ковры, аквариум без рыбок, удобные даже на вид кресла у журнального столика, на котором лежал карабин «Сайга».

– Это я охочусь, – пояснил Леонид Константинович, убирая оружие за штору. – На лосиков.

Он достал из маленького холодильника початую бутылку водки, блюдо с бутербродами, тарелочку с фисташками, блюдце с оливками. Вместе с пузатенькими стопками выставил это все на столик. Подумав секунду, убрал фисташки, но достал пакет яблочного сока. Добавил на стол высокие бокалы.

– Соленых рыжиков не желаете? – вспомнил вдруг мэр. – А то я сейчас велю – принесут.

– Очевидно, Матвиенко, – улыбнулся Боб.

– Я смотрю, вы освоились уже у нас. Одно слово – политолог.

Выпили. Боб укусил бутерброд с рыбой. Мэр машинально занюхал рукавом.

– Вот так и живем, Борис Олегович, – сказал он. – Так и живем.

– Да, – согласился Боб. – Это да.

– Это да, – не стал возражать Леонид Константинович.

Выпили по второй.

– А ведь самое неприятное, что никакой благодарности, – сказал мэр. – Я имею в виду от жителей. Работаешь-работаешь, а в их глазах все равно будешь жуликом и бездельником. Я хоть улицы заасфальтирую собственноручно, хоть международный аэропорт построю и сто тыщ туристов привлеку, скажут – нагрел руки ворюга.

– Сто тысяч не знаю, но туристический потенциал у города определенно есть, – со знанием дела сказал Боб.

– Да какой там! Кому мы нужны? Леса у нас густые, да рыбалка с охотой. Но это…

– Знаете, я немного разбираюсь, – Боб прикоснулся к бутылке, мэр понял, стал разливать. – Индустрия туризма не что иное, как пузырь. Вся мировая экономика – пузырь, но сейчас не об этом. Туристы едут туда, куда им говорят. Им говорят – ехать в теплые края к морю. Мода, тренд, как ни назови. Но это управляемый процесс. Ввести моду на туризм в северные леса не такое уж и трудное дело. В мировых масштабах, конечно, невозможно, тут слишком серьезные силы задействованы, но в локальном – можно. У нас как? Если человек не побывал на море, он какой-то не такой, не был за границей – неудачник. Такое мнение не само сформировалось, оно заложено, это выгодно. Тоже мне мечта – в Турцию съездить. В Америке восемьдесят процентов никогда не выезжало за границу. В европейских городах отказываются от личных автомобилей. И никто не чувствует себя ущербным. Другие критерии для оценки успешности. А наш человек чуть финансово на ноги встал – надо машину в кредит, надо в Тайланд съездить. Зачем? Так принято. И, очевидно ясно, что….О чем я? Понимаете моду на такой туризм, который может предложить Тургород, сформировать вполне возможно. Заплатить паре артистов и певцов, чтобы они здесь отдыхали и об этом везде говорили. Кинуть слух про лечебный эффект здешнего воздуха. Закрытый санаторий в лесу и очень дорогой, только для избранных. Много чего. Можно работать.

– Так-то оно так, – вздохнул Леонид Константинович. – Да только… назревает у нас некоторая мерехлюндия. Прикопали в лесу вредные для здоровья вещества. Федеральные власти прикопали. Вредное захоронение или склад, не знаю. Но народ беспокоится. Волнуется народ.

– А это, Леонид Константинович… Вы сюда для того и поставлены, чтобы народ безмолвствовал.

– Поставлен, да. А народ ворчит все равно. А я покажу… – мэр поднялся, выпил, вышел. А когда вернулся через полминуты, был в его руках ноутбук. – У нас тоже есть своя оппозиция. Блогер Северный. Популярный. Вся администрация смотрит.

Мэр нашел нужный ролик, включил воспроизведение. Молодой парень по накатанной мимике блогера со стандартными эффектами, со знакомой видеоблогерской интонацией бросался риторическими вопросами. Видеоряд включал в себя кадры городских улиц, стены осыпающиеся, вечнозеленые лужи. Потом в кадре появился лесной пейзаж с раскидистой свалкой, сияющей всеми цветами пластика.

Куда смотрит наше дражайшее руководство, вопрошал Северный, делая страшные глаза над жидкой русой бородой. Но это еще цветочки, говорил блогер расшторивая брови к выбритым вискам. Остается актуальной информация о размещении вблизи города могильника радиоактивных отходов! Сведения не подтверждены официально, но десятки волонтеров прочесывают лес в поисках места экологического преступления, и по обнаружении оного кто-то будет вынужден ответить на вопросы общественности. Большинство государств подписало экологическую базельскую конвенцию, регламентирующую перевозку и захоронение вредных отходов. Но нам же на международное право плевать!

В этом месте Леонид Константинович в полгубы сплюнул.

А Северный между делом выпалил кусочек статистики по онкологическим заболеваниям и, не делая вступлений, перешел к другой теме – строительству очередного торгового центра в исторической части города, в связи с которым планируется снос дореволюционной постройки дома купца Полустроганова. Блогер призвал тургородцев выйти на улицы с акцией протеста и не допустить вандального произвола. Далее пошла речь об уголовном деле в отношении Игоря Стрельникова, и мэр выключил ноутбук.

– Тут он чушь порет, – сказал Леонид Константинович. – Уголовное дело обсуждать, тут хоть немного понимать надо. Сроки, процедуры, основания – это только юристам разбираться.

Боб безоговорочно согласился, хотя сам наряду со многими коллегами пару месяцев назад публично делал безапелляционно дилетантские суждения об уголовно-процессуальном производстве. Даже Эндерс сделал ему внушение: «Уже и мне бродяге кулундинскому известно, что оперативники дел не возбуждают, это – следователи, совсем другие демоны. Ты бы, отец родной, хоть сериал бы посмотрел ментовский, а то глупо выглядишь».

– Или эта стройка, – продолжал Леонид Константинович. – Да, торговых центров у нас избыток. Да, старый город нужно сохранять, а не сносить. А рабочие места нужны? Нужны. А чего тогда вы, – он обратился к монитору. – После института идете работать продавцами? Что-то в производство никто не стремиться. А доходная часть бюджета? Как наполнять, если не через муниципальное имущество? Они митинг хотят…. насмотрелись как в больших городах делают. Это гражданская активность? Да никак! Это как раз пассивность – раз в пять лет помитинговать. Пассивность! – мэр вскинул палец вверх. – А ты возьми да удели городу хотя бы один день в полгода. Вникни! Нет никого. Когда общественные слушания по генеральному плану города – по закону положено – надо было проводить, пришел кто? Силком тащили. В плане прописан объект капитального строительства. Не хотите стройки – идите к своим депутатам гордумы, пусть они не утверждают такой план. Пошел кто? Да никто и не интересовался, а документы, между тем, в открытом доступе. Аукцион, извещение в газете: такой-то участок, разрешенный вид использования – строительство объекта. Все могли увидеть, а никто не увидел. А теперь, когда фундамент сделали, они протестуют, митинг хотят. Че попало!!

– Значит, такие ваши люди, – Боб прикрыл рукой стопку, показывая, что пить не будет, мэр плеснул себе.

– Когда мы сорок лет назад боролись за гласность, – вспомнил мэр. – Мы же думали, что это позволит людям включиться в процесс управления. Чтобы общество участвовало в разработке решений. А обществу, как вы и говорите, Тайланд, машина – предел мечтаний. А бедные либералы плачут: гражданское общество, гражданское общество, государство ущемляет. Да государство, – а я же тоже государство – государство только радо будет, – я буду рад, – если бы общество взяло на себя часть функций. Часть забот. А никак! Той зимой снежно было, и на Тухловидовской занесло, там дом девятиэтажный и проезд со двора к проспекту занесло. Каждый день звонили: очистите проулок! Писем в мэрию штук пять коллективных пришло. Слушайте, ну в «девятке» наверняка живет человек пятьдесят мужиков. Возьмите лопаты, очистите двор и проулок, там шестьдесят метров. Нет! Будут писать письма в мэрию, а ездить в объезд. Километров восемь объезда сделаю, но чистить от снега свой двор, свой город не буду. Гражданское общество.

– Нет у нас еще самосознания, – заметил Боб. – Пора мне, Леонид Константиныч.

– Подожжи. Я же что? Я, когда мэром стал, во многом случайно, я думал – сейчас сделаю для города… Себя уже и обеспечил, чего мне жить осталось? Детей в люди вывел. Силы есть еще – сделаю. Так что вышло? Делаем скамейки – их тут же раскурочивают. Кусты вырезали, газон по всему центру – туда сразу машины ставят. Бассейн! Сделал! Самолично выбил. Денег до хренищща! Думаю, будут детишек водить. А там что? Откупают бассейн, бухают там, блюют в эту же воду. Да что там! Сделали в центре статую такую вроде символ города – козел. Тур винторогий. И что?

– Разнесли.

– Точно! Я тогда думаю, да пошли вы все, дорогие земляки…

– Вас можно понять, – Боб поднялся. – Мне, действительно, пора.

– Они говорят, мы живем бедно. А должны жить достойно. Должны! Понимаешь? А с какой радости? Чем вы, тургородцы-россияне заслужили жить богато? Или мы двадцать лет всей страной у станка?..

– Леонид Константинович! – Боб насильно всунул свою руку в руку мэра. – Всего доброго. И еще. Скажите, я правильно понимаю, что сухостой – это засохшее дерево, которое можно срубать? – мэр тяжело кивнул. – А ветровал?.. Понял, спасибо.

На выходе из комнаты в проеме между дверей Боб обернулся. Мэр расслабленно сидел в кресле и любовно гладил приклад карабина.

Тургородская площадь была усеяна зеваками, которые раболепными взглядами встретили выходящего из мэрии Боба. Его непрерывно фотографировали на протяжении всего минутного пути до гостиницы.

Я так и деньги зарабатывать могу, пошутил Боб, забирая ключи на ресепшене. У нас такие гости бывают редко, печально сказала девушка, стоящая у стойки в охотничей стойке. А вы женаты, прицелилась она. Местами, ответил Боб.

В номере он принял душ, голый сел к компьютеру и набросал глубокомысленный текст об индокитайском векторе российской внешней политики.

Увидев в ленте новостей заголовок «Бибиков едет в Тамбов», Боб принялся за аналитическую статью, где доказывал, что назначение Бибикова в Тамбовскую область свидетельствует об усилении силового блока в высших эшелонах власти. По завершении статьи Бобу понадобились дополнительные сведения, и тут выяснилось, что новость состояла в переходе полузащитника Бибикова в футбольный клуб «Тамбов». Статью пришлось отложить.

Потом Боб надел рубашку с галстуком, дождался связи по скайпу с телевизионной студией и вывалил аудитории все свои познания о сухостое и ветровале, не преминув заметить, что все проблемы деревообрабатывающей отрасли начались с принятием последней редакции Лесного кодекса, которую коварством и обманом протащили темные либеральные силы.

На реплику из телестудии о том, что Лесной кодекс был принят как раз после победы светлых патриотических сил над клятыми либералами, Боб без тени смущения совершенно по хлестаковски возразил, что наш Лесной кодекс – хороший, но есть и другой Лесной кодекс, либеральный. Вот тот – плохой.

Много наговорили на этой передаче, наплели до такой степени, что даже не отличающееся щепетильностью телевизионное начальство сняло эту запись с эфира.

Действительно, бывает совсем за гранью, когда генетически гуманитарные горожане, не обремененные какой-либо профессией, рассуждают о развитии народного хозяйства. Где-то в архивах телевидения сохранено особенно потешное интервью, где дикий единоросс парламентского стойла рассуждал о сельском хозяйстве. Звучали перлы: «Пшеницу надо сажать только в землю!» или «Лучшие отечественные комбайны хоть и немецкие, но бензину требуют».

Вечером Бобу позвонил Паша Корабел и спросил все ли в силе. В силе, ответил Боб, дал команду – врываемся!

8.

На следующий день, около одиннадцати часов утра в одну из парикмахерских в центре Тургорода вошел красивый черноволосый мужчина в форме ракетных войск с погонами майора. Три места в зале были заняты женщинами средних лет, вокруг которых вились молодые парикмахерши, соревнуясь в сооружении монументальных причесок. Офицер решительно подошел к четвертому незанятому креслу, уселся и отчеканил:

– Необходимо укоротить! Время ограничено.

Клиентки парикмахерской вытянули носы из своих химических завивок. Ракетчик адресовал им всем сразу короткий офицерский кивок. Из подсобки выпорхнула рябая девица, достающая из кармана фартука ножницы и расческу. Мужчина обаятельно улыбнулся и уже тоном ниже попросил:

– На полсантиметра укоротите. Только быстро, пока мои межконтинентальные гаубицы на подъезде.

Парикмахерша замотала вокруг шеи майора покрывало, пригладила ему прическу.

– Вам и так очень хорошо, – сказала она, слегка покраснев.

– Благодарю, мадам. Однако ж мой женераль большой фанат устава, а по уставу я – совершенный вахлак. Кстати, Сергей.

– Светлана. И мадемуазель.

– Очень приятно, – еще более обаятельно осклабился Эндерс.

Следующие полчаса Эндерс командирским голосом руководил процессом стрижки, невзначай вставляя в речь ремарки о том, что его сверхсекретная ракетная часть переброшена под Тургород и замаскирована в лесу, в связи с чем офицеры – все сплошь благородные холостяки – тоскуют без женского внимания, и не только там подстричься или пообедать домашним бульоном, но так хочется какого-то необременительного тепла, какого-то недолгого домашнего очага, а то ведь и денежное довольствие, весьма не малое потратить не на кого. А так бы хотелось… да вы и сами понимаете. А эти слухи, что охрана ядерных ракет может сказаться на силе мужской – вранье, распускаемое тыловыми штабными крысами и «космонавтами» Росгвардии, не иначе из зависти. У вас отличный салон, прекрасный сервис, буду рекомендовать вашу парикмахерскую товарищам. Правда, выход в город у нас затруднен, потому что объект серьезный, а генерал – старый убежденный импотент, который и притащил в тургородские леса боевую ракетную часть с единственной целью – самому слинять от молодой жены.

Минимально подстриженный Эндерс откланялся, пообещав вернуться непр -ременно. До!.. свидания. С ним тепло попрощались все работницы и клиентки салона.

Провожаемый жеманным взглядом рябой девицы, которой вдруг понадобилось протереть снаружи витрину парикмахерской, Сергей подошел к автобусной остановке, именуемой «Дом Советов». Изучая висевшее на столбе расписание автобусов, он закурил, чем побеспокоил дремлющую в ожидании транспорта компанию из обычных бабулек и нестарых старух.

– … запрещено в общественном месте!

– У-у, а еще военный!

– Мужчина! Здесь нельзя курить!

– Им запретили, а они туда же!..

– Штраф надо выписать и начальству написать.

– У меня внук такой же. Не дождусь, когда его посадят!?

Эндерс сделал чеканный шаг вперед, глубоко затянулся и выстрелил дымом в пеструю компанию.

– Молчать! – приказал он, и гомон сразу стих. – Это еще в чем дело? Что мне за разговорчики?! Дым вам помешал? Курево вам не нравится? Когда мы на подводной лодке, под полярными льдами несем боевую стражу по защите рубежей, где закурить нельзя, иначе – прощай, Австралия, мы думали, что уж на сухопутной вахте немного расслабится и покурить, а вы!! Что вам не нравится?! А вы забыли, что наши деды с самокруткой в зубах Берлин брали?! Это ничего не значит теперь?! Запрещено? Либерализм разводите? Ельцина захотели? Не выйдет!! В город введена военная часть, посему действует воинский устав! А кому не нравится,… Может ввести комендантский час? Чтобы мне без всяких!!

Эндерс четко развернулся и пошел по проспекту навстречу движению, смущенные старухи виновато поджали губы.

– И правильно, – сказала наконец одна. – И не надо. У меня внук тоже… в стройбате служил.

***

В это время в начале проспекта вовсю ворочался, пыхтел, рычал сельскохозяйственный базар. Рынок не вмещался в рамах легальной площади под куполообразной с круглым окном по центру крышей, больше подходившей астрономической обсерватории; торговля выкипала на тротуары в виде лавочек, лотков, расстеленных газет, где предлагалось множество товаров от пустых трехлитровых банок до автомобильных запчастей. И – разнообразие табличек: от «Пленка, краска, поликарбонат» до «рыба, сало, мясо, карбонад». Уличная торговля спиралью огибала крытый рынок, заполоняя даже ступеньки у входа под крышу, а там, внутри оплывали изобилием жирные прилавки, у которых толклись покупатели, продавцы виртуозно жонглировали весами и гирьками, по периметру базара возвышалось пять глыбообразных мужиков в красных футболках с окровавленными топорами.

Пашка Корабел стоял у прилавка с копченым салом, ноздри его вибрировали. Сделав знак хозяйке продукта «отрезать вот посюда», Паша вынул из нагрудного кармана плоскую трубку с мертвым экраном и громко в нее заговорил. Ясно, что слова предназначались продавщице.

– Але, Сиплый, я сала взял. Да, бухаем. Да мы ненадолго с тобой прощаемся. Военком сказал, служить я буду недалеко от города. В ракетной части…. Раньше не было, теперь есть. Войска стратегического назначения. Тут километров тридцать, в лесу. Так что можно смело в самоволку гонять, каво там тридцать километров.

Потом Паша с интересом рассматривал свиную тушу и при этом орал в телефон:

– Да! Теть Марин! Да! Слышно плохо. Нет! На флот не пошел. Предложили в ракетные! В ракетные войска! Я согласился, потому что рядом. Чтоб не ехать, говорю! Возле дома служить буду! Недалёко! Все пока! – убрал телефон, встретился взглядом с пожилым мясником. – Теть Марина эта – дура, конечно…