Остановка первого вагона

Остановка первого вагона

Михаил Викторович Батурин

Дизайнер обложки Яна Михайловна Михель

© Михаил Викторович Батурин, 2021

© Яна Михайловна Михель, дизайн обложки, 2021

ISBN 978-5-0055-8776-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

«НЕРАЗЛУЧНИКИ ФИШЕРА»

Пьеса в двух действиях

Действующие лица:

ГЛАФИРА – талантливая девушка, 18 лет;

МОТЯ – её жених, 20 лет;

АННА – её мать, 40 лет;

НАФИК – её отец, 40 лет;

СЕМЁН – помощник депутата, 40—45 лет;

КАТЮХА – любовница Нафика, около 30 лет.

Остановочный пункт железной дороги где-то на просторах нашей России. Остановочный пункт, станцией назвать язык не поворачивается. Такие называли раньше полустанками, но слово, увы, выходит из оборота. По-современному – это именно «остановочный пункт», а по смыслу, как было двадцать, тридцать, пятьдесят лет назад, так и осталось…

Рельсы-рельсы, шпалы-шпалы, столбы и провода. Метрах в ста от полотна стоит двухэтажный панельный дом на три подъезда: строение типа «хрущёвка». Уверенная дорожка вытоптана к дому прямо от таблички «Остановка первого вагона». Балконов нет. Покосившиеся двери в подъезды распахнуты, видимо, давно. Крыша утыкана самодельными антеннами, но и четыре тарелки спутникового телевидения таки торчат из облупленных стен дома. Хоть какая-то цивилизация добралась…

На задворках дома ряд сарайчиков, налепленных из того, что плохо лежало да под руку попало. Всевозможный скарб и хлам хранится там, а может и ямки есть – под картошку, соленья-варенья. Жить-то надо…

Деревуха уже за ними – за сарайчиками: деревянные домишки вылепились в ряды тупиковых проулков. А такой дом один. Многоквартирник!

Люди в нём живут возле самого остановочного пункта: товарняки, поезда, электрички – и днём, и ночью. Но шума они уже не замечают, привыкли. А ведь ещё и грязь. Можно ли привыкнуть к грязи? Можно. Грязь засасывает…

А что делать? Судьба такая! Кто-то свыше распорядился уродиться именно здесь: упрятал, засунул, обрёк. Край географии, глубинка, дыра – самые приличные названия такой малой родине. Сколько таких полустанков в России? И ведь везде жизнь: любовь и радость, боль и страх. Надеются на что-то, мечтают. Мечтают найти себя, свой путь, дорогу в лучшую жизнь, вырваться…

Первое действие

Сцена 1-ая

У подъезда на лавочке сидит МОТЯ. Давно сидит. Парень курит и поплёвывает себе под ноги. Плевки сначала образовывали причудливый узор, а теперь уже слились в лужицу. А окурки МОТЯ бычкует аккуратно и впихивает в большую жестяную банку из-под растворимого кофе: банка уже набита доверху.

К подъезду на белом «Ford» подъезжает СЕМЁН. Видно, как он сверяется с навигатором и записями в смартфоне. Удостоверившись в правильности, СЕМЁН выходит и машины, подтягивает галстук, надевает пиджак.

МОТЯ: Заблудился, дядя?

СЕМЁН: Родня, прям, в каждой деревне.

МОТЯ: Такие здесь не ходят.

СЕМЁН: Глафира Шакирова здесь проживает?

МОТЯ: Чё надо?

СЕМЁН: Семён Наумыч, помощник депутата Алексея Старосельцева.

МОТЯ: Не голосую!

СЕМЁН (смотрит на него): Да, и слава богу…

МОТЯ: Чё?

СЕМЁН: А вас как величать?

МОТЯ: Мотя я… То есть… это… Матвей Сергеич.

СЕМЁН: Так что там с Глафирой, Мотя?

МОТЯ: Нету её.

Из подъезда с мусорным ведром выход ГЛАФИРА.

СЕМЁН: Глафира! С полным ведром и мне на встречу!

ГЛАФИРА: Ой! Ой! Здрасьте! Я вас помню! Ой! Вы мне диплом вручали от депутата и статуэтку. Я сохранила. Мы за него теперь проголосуем обязательно.

СЕМЁН: Вместе победим!

ГЛАФИРА: Там на полочке у меня. Мы на первом живём. Хотите, покажу?

СЕМЁН: Всенепременно.

МОТЯ (поднимается со скамейки): Ага, щас!

ГЛАФИРА: Мотя! Человек по делу.

МОТЯ: Приехал тут в костюмчике! На машине!

СЕМЁН: Молодой человек, уймитесь.

МОТЯ: А то чё?

ГЛАФИРА: Ты – вообще?!

МОТЯ: Певица! Мать зови, а я не пущу.

ГЛАФИРА: Мотя! Матвей!

МОТЯ встал в дверях, перегородил путь, набычился.

ГЛАФИРА: Дурак!

ГЛАФИРА отталкивает парня, суёт ему ведро с мусором в руки, сама проходит в подъезд.

МОТЯ: Она – моя!

СЕМЁН: Да и… Рад за вас! А, кстати, как мать-то зовут?

МОТЯ: Чью?!

СЕМЁН: Как зовут мою, я знаю. Твою мать – мне без надобности. Так значит чью?

МОТЯ: Чью?

СЕМЁН: Как всё запущено…

МОТЯ: Анна Вольфрамовна.

СЕМЁН: Вольфрамовна? Вот здесь (обводит взглядом окрестности) и Вольфрамовна?! Ибонатрий.

МОТЯ: Чё?

СЕМЁН: Ибо натрий – тоже хороший материал.

МОТЯ: Здесь тоже люди живут.

СЕМЁН: А я разве против?

Из подъезда выходят ГЛАФИРА и АННА.

СЕМЁН (целует руку): Анна Вольфрамовна!

АННА: Я же грибы чистила! Грибов в этом году много. Маслята, скользкие такие, зараза, пока сопли снимешь, вся уделаешься. Пальцы, вон, аж черные…

СЕМЁН: Семён Наумыч – помощник депутата…

АННА: Знаем-знаем! Статуэтка – на полочке! Теперь проголосуем! Как фамилия-то только?

ГЛАФИРА: Депутат Новосельцев.

СЕМЁН: Старосельцев. «Старо», а не «ново». Понимаете? Старо-сельцев.

АННА: Вот! Хорошая такая фамилия, русская. Проголосуем.

СЕМЁН: Анна Вольфрамовна…

АННА: Можно – Анна.

СЕМЁН: Польщён! А я к вам по делу!

АННА: Как отец скажет, так и будет.

ГЛАФИРА: У нас всё папа решает.

СЕМЁН: Он домостроевец?

АННА: Нет, на железной дороге работает, в ремонтной бригаде.

ГЛАФИРА: Мама, не про то же!

АННА: Отец – главный!

СЕМЁН: Дело в том, собственно, что дочь ваша очень талантлива! Очень!

АННА: Это – да! Это вы правильно! Её на областной конкурс отбирали. Из всего района – её! Так я гордилась! Но у нашего, районного-то, отдела этой… как её…

ГЛАФИРА: Культуры.

АННА: Вот – культуры. Так денег нет. Возить же надо, жить там где-то, кушать чего-то.

СЕМЁН: Культурка у нас по остаточному принципу.

АННА: Нам-то не по силам. Отец говорит: баловство, не дам.

СЕМЁН: Бюджет на культуру выделяют люди совершенно от неё далёкие.

АННА: А ещё говорят, Глафире на шоу «Голос» надо. Ну, это там, где по кнопке так «бах» – и ты в этом… С Нагиевым. Мы смотрим. Но на какие шиши голосить-то? В Москве!

СЕМЁН: Москва-Москва… Столица-матушка. Бочка бездонная…

АННА: Глафирка талантлива с детства. В садике на всех утренниках – запевала! Дед Мороз к нам приезжал, один хоть раз, но приезжал! И как она рада была! Ой, все песни ему спела!

СЕМЁН: И в кого она такая талантливая?!

ГЛАФИРА: Ваш дед Мороз еле ноги унёс после папиной самогонки.

АННА: Но ведь талант! И куда его? В школе, вон, тоже: конкурс песни этой… когда ходят.

СЕМЁН: Строевой?

АННА: Ага, строевой. Глафирка – запевала. Первое место взяли, да. Опять гордость! А сейчас что? Где ей петь? Ой, как бы я хотела её пристроить!

СЕМЁН: А я, собственно! Есть предложение забрать Глафиру в областной центр.

МОТЯ: Чё, на?! Я тебе заберу, на!

ГЛАФИРА: Да?!! Ой, мамочка! Неужели?!

АННА: А что это? Куда это? Зачем это?

СЕМЁН: Будем продвигать!

АННА: Надо отца дождаться!

МОТЯ: Вы охренели?!

ГЛАФИРА: Мотя!

АННА: А чего вы с ней делать-то будете?

МОТЯ: А чё непонятно?!

ГЛАФИРА, АННА: Мотя!!!

СЕМЁН: Молодой человек, не подходите, пожалуйста, ко мне с этим ведром.

АННА: Иди вынеси!

МОТЯ: Щас!

АННА: Так что там?

СЕМЁН: Ну… Не в этой обстановке хотел… Собственно, всё просто. Алексей Петрович Старосельцев, депутат областной думы, принял решение о поддержке особо одарённой творческой молодёжи нашего округа. Всех, у кого есть талант, мы намереваемся собрать вместе. «Академия будущего депутата Старосельцева»!

АННА: Будущего депутата?

СЕМЁН: «Академия будущего», а депутат действующий.

МОТЯ: Депутат-шмудатат.

СЕМЁН: Как такое название? Звучит? Я придумал. Мы выделяем стипендии, мы обеспечиваем жильём и помогаем с поступлением в профильные вузы.

ГЛАФИРА: А ЕГЭ?

СЕМЁН: ЕГЭ – это происки… Мы поможем с поступлением! Мы поможем учиться достойно и достойно жить во время учёбы. Нам все интересны: писатели и поэты, актёры и танцоры, певцы и композиторы, а также художники там всякие, дизайнеры… Ещё и гранты под это дело подтянем: президентский там, областной…

ГЛАФИРА: Мамочка! Мама, о боже!

МОТЯ: Дура! Тьфу!

АННА: А от нас чего?

СЕМЁН: Согласие. Морально-волевая поддержка.

МОТЯ: Халявы не бывает.

АННА: Мотя, люди, вон, статуэтку уже вручили! Диплом!

СЕМЁН: Нет-нет! Матвей прав!

МОТЯ: Я?

СЕМЁН: Мы попросим взамен.

МОТЯ: Попросят они! Возьмут, на!

СЕМЁН: Попросим дать нам возможность наслаждаться их талантом. Из студентов нашей «Академии» мы создадим агитбригаду, которая будет ездить по городам и сёлам, по ДК. Давать концерты. Бесплатно для зрителей!

ГЛАФИРА: А потом?

СЕМЁН: В большой путь! Поможем пробиться и в Москве! У нас тоже далеко идущие планы.

АННА: Дайте, я вас обниму!

АННА обнимает СЕМЁНА. ГЛАФИРА сияет от счастья, даже слёзки блеснули. МОТЯ набычился, подошёл к СЕМЁНУ вплотную, а что сказать, не знает.

МОТЯ: Теть Ань, ты чё?

АННА: Какие молодцы! Вот, от души вам материнской благодарна. Нет, большей радости, лишь у ребёнка светлый путь был.

МОТЯ: И светлая память.

СЕМЁН: У вас, наверно, зелёный лук пропал.

АННА: А что это?

СЕМЁН: Ведро ваше… невыносимо.

АННА: А я пирожки хотела… А он того… Процесс разрушения органики пошёл уже.

СЕМЁН: По всему видно, что вы женщина не простая: Анна Вольфрамовна. И как же здесь-то вы оказались?

АННА: Так ведь любовь.

СЕМЁН: Ну, а как! Любовь! Это – да. И всё же?

АННА: Дедушка мой учёный был. Широко известный в узких кругах. Марк Исаакович. Очень узких. И очень секретных. Вот он папу Вольфрамом и назвал. А папочка – дурень, хоть и Вольфрам Маркович. На последнем уже курсе с запрещёнными книжками попался. «Посадить» не стали, но сослать – сослали. Учителем в деревню. Дедуля вступился. Вот. Мыкался-мыкался папа, царствие ему небесное, да мамочка его и обогрела, не к ночи будь помянута.

СЕМЁН: А вы?

АННА: А я поступила. И целый курс отучилась на мат-мехе.

СЕМЁН: Мат-мехе?!

АННА: А Нафик из армии пришёл. Взял меня. А потом и говорит: или я, или твой институт. Мол, знает, чем там в общагах-то… ну того-этого.

СЕМЁН: И что?

АННА: Любовь!

СЕМЁН: Любовь…

МОТЯ: «Слёзы и сопли», второй канал в двадцать один ноль-ноль. По будням.

СЕМЁН: Но как же пахнет ваше ведро!

АННА: Мотя! Мусорку выкинь!

МОТЯ уходит с ведром за дом.

АННА: А что это мы всё во дворе. Надо стол накрыть. Гость такой. И Нафик скоро придёт. Вы обождите, я быстро.

АННА уходит.

СЕМЁН: А папу вашего как звать-то?

ГЛАФИРА: Нафик… имя такое…

СЕМЁН: Это я понял.

ГЛАФИРА: Нафик Радикович.

СЕМЁН: Нафик Радикович и Анна Вольфрамовна?

ГЛАФИРА: И что?

СЕМЁН: Гремучая смесь.

ГЛАФИРА: Вы что-то против имеете?

СЕМЁН: Характер должно быть у вас боевой. То есть вы – Глафира Нафиковна?

ГЛАФИРА: Не смейтесь! Не смейте смеяться!

СЕМЁН: Да, ну что! Это вас, наверно, в школе дразнили. А в моей практике я привык. Я не первый раз сталкиваюсь с именем Нафик. У нас даже депутат есть с таким именем. А когда я работал в Средней Азии, у меня был кандидат в депутаты Ибай Ибаевич Ибаев. А помощницу его звали вообще – Насрулла Говетдиновна Нафикова.

ГЛАФИРА: И что?

СЕМЁН: Вы не подумайте, я татар уважаю. Татары – они…

ГЛАФИРА: Мы!

СЕМЁН: Вы.

ГЛАФИРА: Да!

СЕМЁН: Многонациональна страна наша. Вот въезжаешь в деревню и сразу понимаешь, русская она или татарская. И не надо флагов, церквей-мечетей. В татарской деревне всё четко-конкретно: ровные заборчики, покрашенные крыши, газоны ухоженные, дорожки там отсыпаны. Гуси такие жирные ходят. Смотреть приятно! А в русскую въедешь: забор завалился, канавы-лужи, грязь, стены облезлые. Коровы грязные бродят, а дороги лепёшками заминированы. Татары —трудяги они.

ГЛАФИРА: Мы. И это правда! Отец опять поздно с работы придёт.

Мимо полустанка проходит скоростной поезд. Конечно, если он здесь и остановится, то лишь по причине нестандартной, или экстренной. Один шанс из тысячи. В окнах – скучающие лица. Не брезгливые, не равнодушные, а вот именно – надоело одно и тоже.

Из блога ГЛАФИРЫ

@Gla_Best_Fira

«В приёмной в управлении появились попугайчики. Неразлучники Фишера. Не знаю, кто такой Фишер, такая порода просто. Бывают ещё масковые неразлучники – с черными головками, розовощекие – с розовыми пёрышками на голове, как щечки. А в управление купили неразлучников Фишера.

Маленькие такие, ладненькие. Сами зелёные, головушки жёлто-оранжевые, красные клювики. Чудо! Такие они нездешние! Из другого какого-то мира! Из параллельной вселенной! Нереальные просто!

Одинаковые. Но самочка, сказали, та, которая покрупнее. Сидят вместе всегда, головками вертят, щебечут чего-то по-своему – по-попугайскому. Неразлучниками их прозвали за то, что они жить не могут друг без друга. Если один вдруг умрёт, ну или погибнет как-то, то и второй попугай-неразлучник умрёт тоже. Как это красиво! Как это трогает, до слёз прямо.

Мы ходим с девчонками смотреть на них почти каждый день. Секретарша тёть Лена гоняет нас даже, если много придёт сразу. Я приношу им яблочко или морковку, они это страсть как любят.

Я могу смотреть на них часами, наверно. Кто бы ещё разрешил…

Я просила у папы в детстве питомца, сказал – баловство. А попугаи – они из другой жизни, красивой, большой! Из той, что за окнами спальных вагонов. Скорые поезда у нас не останавливаются, но ход замедляют. Там, за окнами, другие люди. Мне кажется, они все красивые и счастливые.

Я хоть и живу у железной дороги, еще ни разу не ездила на поезде: вот так, чтобы в спальном вагоне! Лишь однажды папа нас с Мотей катал на маневровом. Мы ещё мелкие были…

Неразлучники! Какие они всё-таки! Бывает так у людей?

Я верю: бывает! Я смотрю на моих родителей и верю.

Будет ли у нас с Мотей так?

#моймотя #неразлучникифишера #любовьнавсегда».

Сцена 2-ая

Дом КАТЮХИ стоит в тупике на краю деревухи. С одной стороны – удобно: нет лишних глаз, нет ушей ненужных. С другой стороны – если идёшь оттуда, сразу понятно от кого именно. Надо быть осторожными.

В комнате наглухо задёрнуты шторы, приглушенный свет горит. В кровати лежит НАФИК, одежда его сложена на стуле, что стоит рядом. Одежда сложена аккуратно, стопочкой – как в армии. Входит КАТЮХА, на ней халатик, видно, что накинула наспех. В руках у неё сковородка, над которой идёт парок от горячей еды. Она ставит её на стол, где уже сервировано на двоих.

КАТЮХА: Вздремнул? Поешь горяченького.

НАФИК: Поешь! Куда поешь? Я ж домой иду. Там опять – садись ужинать! Вон уже брюхо какое!

НАФИК встает, неспешно одевается.

КАТЮХА: Не брюхо, а животик. Для солидности. Мне нравится.

НАФИК: Вы сговорились что ли с Анькой?

КАТЮХА: Ты говорил, не спишь с ней давно.

НАФИК: Жена всё-таки.

КАТЮХА: Вот ты сволочь, Нафик!

НАФИК: Ты бы рот не открывала, цены б тебе не было!

КАТЮХА: Молчи, женщина! Твоё место на кухне! Вечно беременная и на кухне! А потом приползёшь: Катюха-Катенька, ласки хочется!

НАФИК: Завелась опять… Уймись.

КАТЮХА: Чё уймись? Ну, чё уймись? Сколько ещё ты меня мурыжить будешь? Надо ждать, пока дочь вырастет. Выросла, восемнадцать уже. И чё? Опять ждать? Чего? Когда за муж выйдет? Так там внуки пойдут. Для них опять трагедь – бабка с дедом развелись! А вот возьмёт и не выйдет она за Матвея, и чё тогда?

НАФИК: С хрена ли не выйдет- то?

КАТЮХА: Так он ж мудак!

НАФИК: Нормальный парняга, на меня молодого похож.

КАТЮХА: Ты серьезно, Наф?

НАФИК: Я его с горшка знаю. Мы с его папашей… Мы с Серёгой, знаешь! Ух! В своё время…

КАТЮХА: И папаша у него мудак был, земля ему пухом.

НАФИК: У тебя с ним было что-то?

КАТЮХА: Ты шалаву-то из меня не делай! У меня мужиков-то было в жизни трое, ты всех знаешь.

НАФИК: Я тебя ушибу когда-нибудь! Два мужа, третий кто?

КАТЮХА: Да ты ж, придурок!

НАФИК: Я?

КАТЮХА: Горящая ты головня. Ты! Валька, Костик и ты! А про других не слушай: врут, суки. Баба, если не дала, – вот же шлюха!

НАФИК: Ладно. А Серёга не мудак был.

КАТЮХА: Мудак и алкаш.

НАФИК: Алкаш – да, сгорел по синему. Но вон какого парня родить успел!

КАТЮХА: Какого? Весь в отца!

НАФИК: Нормально, как все.

КАТЮХА: Эх, Наф. Наф-наф, ты мой!

НАФИК: Не люблю! Я тебе порося что ли?

КАТЮХА: Так, порося ты и есть… Как же я тебя ненавижу…

НАФИК: Чего ешё…

КАТЮХА: Ненавижу… Мне тридцатка уже.

НАФИК: И чего?

КАТЮХА: Мне родить надо.

НАФИК (садится за стол): Не пригорело?

КАТЮХА: Ты мне тот плов всю жизнь вспоминать будешь?

НАФИК: Не люблю.

КАТЮХА: Да, мой господин.

НАФИК: Чаю налей мне.

КАТЮХА: Хочу чаю аж кончаю.

НАФИК: Давай-давай, зелёного с чабрецом. Знаешь, как я люблю.

КАТЮХА: А, может, с хреном тебе заварить?

НАФИК: Ты чего добиваешься?

КАТЮХА: Да, ну нафиг, Нафик!

НАФИК: Уйду!

КАТЮХА: Нафик – Наф – Наф-наф!

НАФИК: Рот закрой и чай налей. Ну?

КАТЮХА: А Анька хорошо готовит. Я помню, приносила она на восьмое марта постряпушки свои. А я зато трахаюсь хорошо! Да, Нафик? Удобно! Там жрёшь, тут ебёшь.

НАФИК: Ну, с-сука! Задрала!

НАФИК резко встает, порывается уйти. КАТЮХА вскакивает преграждает ему путь: обнимает его, не пускает, виснет на нём, целует лицо, одежду, руки.

КАТЮХА: Нет-нет, не уходи! Нет! Прости, прости-прости! Дура я, дура! Ну, дура-баба. Ну, что взять! Ну, что взять?! (Скидывает с себя халатик). Ну, Нафик! Нафик мой! Хороший мой, любимый! Возьми! Возьми! Все для тебя… Да!

НАФИК отстраняет её от себя, начинает расстёгивать одежду.

НАФИК: В койку!

Сцена 3-я

У подъезда на лавочке сидят СЕМЁН и ГЛАФИРА. СЕМЁН крутит в руках телефон.

ГЛАФИРА: А у вас смартфон или андроид?

СЕМЁН: Чего?

ГЛАФИРА: Ну, телефон у вас.

СЕМЁН: Айфон.

ГЛАФИРА: Большой у вас, а у меня экран маленький.

СЕМЁН: Рабочий инструмент, собственно. С экрана тексты читать приходится.

ГЛАФИРА: А вы в «Фейсбуке» есть?

СЕМЁН: Обязательно.

ГЛАФИРА: А в «Одноклассниках»? (СЕМЁН кивает). А «ВКонтакте»? (Кивает). А в «Инстаграме»?

СЕМЁН: Работа такая. Мы – везде.

ГЛАФИРА: А мне вот «Фейсбук» вообще не понравился. Там выёживаются все.

СЕМЁН: Это как?

ГЛАФИРА: Ну… Так! Все такие умные, куда бежать. А сами параболу от гиперболы не отличат. Это мама так говорит. А папа говорит… но он не прилично говорит, я вам не скажу.

СЕМЁН: Я догадываюсь.

ГЛАФИРА: А в «Одноклассниках», вот, наоборот. Ну, тупые все. Не современные.

СЕМЁН: Мы работаем с любой целевой аудиторией. А связь у вас тут хорошая, как ни странно.

ГЛАФИРА: А у нас в том году вышку поставили. Мужики в мастерских говорят, что облучает. Зато теперь интернет есть. Вайфай. А раньше только в клубе, в соседней деревне, точка доступа была. Можно было по субботам полчаса полазить. А вы на меня в «Инсте» подпишитесь?

СЕМЁН: У вас красивое имя, Глафира.

ГЛАФИРА: Да! Красивое! Напевное такое, да? Мне снится вот иногда. Афиши! С моим именем! Поёт Глафира Шакирова! Или соло – Глафира Шакирова! Красиво! И фото моё! Портрет! И я там такая! Такая! Ну, как в журнале! И голова так поднята! И глаза – глаза блестят! Гордо! Счастье такое! И я смотрю во сне на афишу и смеюсь! А афиша не на ДК висит! Не-ет! В городе! В большом-большом таком городе! Там дома высокие! Щиты рекламные везде! Всё светится! Магазины, вывески. Машины красивые, дорогие! И люди ходят нарядные, чистые. Вот…

А потом вдруг товарняк за спиной грохочет, стучат рельсы-вагоны. Откуда в центре большого города товарняк? Я оборачиваюсь… А они едут и едут, едут и едут: вагоны и вагоны, цистерны и цистерны, лес-кругляк, щебёнка… Я смотрю: так это ж наша дорога. «Остановка первого вагона». Резко так оборачиваюсь. Нет! Нет! Нет афиши! Дом наш… дом стоит. Просыпаюсь.