Повешенный

Лина Вальх

Повешенный

Пролог. Встреча

Июль, 2012

Стоя по локоть в крови раскалённой июльской ночью, Уильям Белл впервые задумался о том, как он докатился до такой жизни.

Он едва чувствовал ноги, выползая из операционной и позволяя медсёстрам снять с себя душный костюм. Кондиционер вырубился еще в начале операции: несколько раз надрывно прогудел, разогнался, как самолёт, и навеки замолк, оставляя комнату утопать в набежавшей за день жаре. Даже сердце лениво перекатывалось в грудной клетке пациента, никак не запускаясь после нескольких сильных объятий ладони Уильяма и попыток поджарить его дефибриллятором. Упрямый скользкий орган вырывался и протяжным писком кардиомонитора выражал все своё недовольство. Пока Уиллу окончательно это не надоело спустя полчаса усилий.

Оставалось всего лишь двенадцать часов до долгожданных выходных.

Часы в ординаторской негромко трещали секундной стрелкой, а третья чашка кофе плескалась в пустом желудке. Сон стоял за спиной Уилла и дышал на ухо, и даже заполнение карточек пациентов не могло отпугнуть набегающую дрёму. Глаза чесались от недосыпа, и поднимать веки для продолжения работы было сродни подвигу. Уильям Белл не спал уже восемнадцать часов, балансируя на грани нервного срыва и крепкого бессознательного сна, из которого его пришлось бы выводить ударами по лицу и обещаниями лишить премии.

Четырёхчасовой сон был лишь иллюзией отдыха, но Уилл все время твердил себе, что раз Наполеон смог, то и у него получится. Разница была лишь в том, что Наполеон делал это по своей воле, а Уилл вынужденно тратил драгоценные часы на просмотр медицинских документов и справочников, пытаясь успеть за шагающей по пять ярдов в минуту наукой. Он жадно хватал всё новые знания, чувствуя, как память постепенно рассыпается струйками песка. Если же он не работал, то бездумно переключал каналы, останавливаясь на фильмах о жизни животных или мелодрамах для подростков.

– Доктор Белл… Доктор Белл!

Знакомый голос пробился сквозь туман сознания со щелчком замка. Стул опасно скрипнул под Уильямом, когда мужчина подскочил, раскидывая вокруг небрежно исписанные листы бумаги – медсестры всё время жаловались на почерк, но ему было слишком лень над ним работать. Уилл несколько раз медленно моргнул, потёр ладонями глаза и обвёл рассеянным взглядом комнату, зажмурившись, когда свет из коридора ворвался в тёмное помещение. В дверном проёме возникла сияющая электрическим нимбом голова медсестры Эбигейл Смит.

– Доктор Белл, пациентка в четвертой палате. Восемьдесят восемь лет. Перелом шейки бедра, диабет и повышенное давление. Полгода назад перенесла инфаркт. Боится оставаться одна и жалуется, что в палате нет телевизора.

Слишком много информации для сонного мозга Уильяма. Возможно, диабет был как-то связан с телевизором, потому что согласно последним исследованиям, малоподвижный образ жизни сильно сказывался на здоровье пациентов и приводил к… Уильям мотнул головой и нахмурился. Большего бреда он в жизни не прокручивал в голове, если только не считать тот случай, когда ему доказывали существование Рая и Ада и утверждали, что бог является объектом изучения квантовой физики.

Пейджер несколько раз пискнул. Уилл зевнул и бросил взгляд на наручные часы.

– Что ж, – тяжелый вздох и еще один зевок, – у нас бывали и более сложные пациенты.

– Думаете, справитесь?

– Я в этом уверен.

Уилл ни в чем не был уверен.

А собрать разлетевшиеся листы бумаги оказалось намного проще, чем себя.

Мир вокруг него качался, и Уилл чувствовал себя флагом в ветренный день. Ноги с силой топали по полу, и каждый шаг отдавался в голове. Он сквозь силу держал глаза открытыми, снова тёр их и широко зевал, надеясь, что никто не обратит на него слишком пристального внимания. Казалось, опусти он сейчас хоть на секунду веки, и мир тут же погрузится во тьму, выбраться из которой не будет никакой возможности.

Глаза слезились от яркого света. Коридор был бесконечно длинным и шумным, а хлопающие двери порывами ветра хлестали Уилла по щекам, приводя в чувство.

Около нужной палаты медсестра остановилась, вручила Уильяму карту пациентки и, смахнув с плеч невидимые пылинки, втолкнула его внутрь.

– Добрый день, мисс…

– Уилли! Ты пришёл за мной?

Уилл оторопел, несколько раз моргнул и посчитал, что ему просто послышалось. Стоять посреди кабинета и молча смотреть на пациентку преклонного возраста было верхом неприличия, и Уилл поспешил подойти к ней, вытащив из нагрудного кармана ручку и пробежав взглядом по заполненным полям в анкете женщины.

– А у вас острое зрение, мисс… – Уилл прищурился, разбирая почерк медсестры и серые картриджные буквы, – Донован. Меня зовут доктор Уильям Белл. Я ваш лечащий врач. Давайте проверим ваше самочувствие, и вы ответите мне на несколько вопросов. Что с вами произошло?

– Я… – женщина опустила растерянный взгляд на сложенные перед собой руки и невнятно пробормотала: – я шла на кухню. Хотела спуститься по лестнице и оступилась. – Мисс Донован выглядела, к удивлению, Уилла, несколько пристыженно, и, если бы он не был слишком сонным, то непременно бы счёл, что её щеки покраснели от смущения, а не от проблем с сердцем. Она помолчала еще некоторое время, а затем воскликнула: – Ты должен знать, какая в нашем доме крутая лестница, Уилли. Ты ведь сам все время оступался на последней ступеньке! Потому что у неё край сбит!

Кончики пальцев пронзили маленькие острые иголочки.

– Миссис Донован, в нашем городе полно лестниц, на которых каждый день оступаются люди. К тому же в старых домах. – Уилл старательно сделал вид, что что-то вспоминает. – У моей бабушки был один из таких. Так что мне очень хорошо известно, как это бывает.

Врать пациентам Уильям не любил, а врать милым старушкам было «верхом грехопадения», как любил повторять ему школьный учитель. К тому же голос миссис Донован обволакивал, он был тихим и вкрадчивым. Женщина говорила практически шёпотом и словно бы сама не верила в то, что произносит. Она смотрела на свои руки, сжимая в них платок, а затем перевела взгляд на Уильяма. Такой знакомый взгляд, в котором читалась мольба быть услышанной, как у…

Уилл тряхнул головой и принялся рассматривать рентгеновский снимок на экране. Закрытый перелом, почти незаметный для человеческого глаза.

Такой же, как в душе Уильяма Белла.

– Уилли, ты меня не узнаёшь? Я твоя сестра. Мэри. Ты… Ты вёл меня к алтарю. В сорок четвёртом. Ты разве забыл?

– Вы меня с кем-то путаете, миссис Донован, – недобро усмехнувшись, отозвался Уильям, неуверенный, над чем он больше смеётся: над собой или ситуацией, в которой оказался. – Поверьте, я вам гожусь во внуки, мэм.

– Да нет же! Мой брат, Уилли! У него были такие же тёмные волосы и глаза… У него были глаза, как у тебя! Я помню его глаза. И его взгляд. Он всегда сажал меня к себе на колени и дарил подарки. Ты… Ты правда меня не узнаешь?

Уилл не успел сделать и шага – старушка протянула руку и вцепилась в его предплечье с неожиданной для своего возраста и сложения силой. Во рту пересохло с горьким металлическим привкусом, а сердце в груди резко поднялось в ожидании неминуемого падения. Уильям мог только сочувствующе смотреть на женщину перед собой, догадываясь, что она сейчас чувствует.

Его не в первый раз принимали за давно умершего родственника, но каждый раз он надеялся, что в последний.

– Миссис Донован, я уверен, что ваш брат был чудесным человеком. Но, мне очень жаль, – Уилл накрыл ладонь женщины своей и слегка сжал ее, – он вряд ли смог дожить до столь преклонного возраста. Все это просто ужасное нелепейшее совпадение. К тому же люди очень часто бывают похожи друг на друга. Такова уж наша природа.

– Но, Уилли… Да. Уилли умер. Тогда… ты пришёл забрать меня с собой, Уилли?

– Миссис Донован, я не ваш брат, – Уилл тяжело вздохнул и, приглушив голос до шёпота, добавил: – Мари, отпусти меня, пожалуйста.

Возможно, было слишком жестоко давать этой женщине ложную надежду. Эта фраза казалась ему правильной, казалась именно тем, что он должен был сейчас сказать, повинуясь внутреннему голосу. И чем больше Уильям вглядывался в искажённое старостью и морщинами лицо, чем больше смотрел на тонкие ссохшиеся губы и ощущал силу, с которой старушка цеплялась за его руку, тем медленней билось его сердце. Во взгляде из-под редких белёсых ресниц читалась мольба, но лицо этой женщины, лицо Мэри Донован, оставалось все так же незнакомым. Как бы он ни пытался вспомнить ее, как бы ни пытался узнать этот голос.

С трудом отцепив от себя её руку, Уилл отступил на шаг, вновь убеждая себя, что он все делает правильно.

– Вам нужно хорошенько отдохнуть, миссис Донован. Я вернусь к вам завтра. Надеюсь, вы не будете скучать без меня.

Холод пробежал по спине Уильяма, когда миссис Донован в последний раз посмотрела на него полинявшими от времени синими глазами. Быть может, Уилл ошибся?

– Извините, пожалуйста.

Дверь приоткрылась, и в палату заглянула девушка. Она поманила Уильяма наружу, и он, не колеблясь ни минуты, поспешил выйти из ставшего неожиданно душным кабинета. Уилл почувствовал, как тиски спали с него – ему даже не пришлось выдумывать оправдания, чтобы поскорее покинуть пациентку. Причина ухода сама его нашла.

На вид девушке было не больше двадцати пяти – чуть младше самого Уильяма. Она оглядывалась по сторонам, а затем подалась вперёд и шёпотом начала:

– Надеюсь, бабушка не утомила вас, доктор Белл. Она в последние годы стала совсем плохой. – Губы внучки миссис Донован растянулись и поджались, а руки скрестились на груди. – Ей везде мерещится ее старший брат. Мы уже прячем от неё фотоальбомы. А то она нам каждый вечер показывала его фотографии и рассказывала, каким он был замечательным и любящим. Даже слушать не хочет, что он погиб больше полувека назад. Сразу затыкает уши и говорит, что мы лжём. Уже не знаем, что с ней делать.

– Да, – коротко кивнул Уилл. – В ее возрасте эмоциональные нагрузки противопоказаны. – Быстрый короткий вздох и шелест ручки по бумаге. – Ей придётся остаться у нас на некоторое время, чтобы мы могли ее понаблюдать. Надеюсь, это не вызовет никаких проблем?

– Нет. Спасибо вам большое. К счастью, страховка покроет все затраты.

Медсестра выскользнула из палаты, едва не задев Уильяма, и он отступил на шаг, бросив на неё хмурый взгляд. Он заметил искоса, как внучка миссис Донован рассматривала его и медлила, не решаясь нажать на ручку двери, и поспешил заполнить на весу документы. Плохая привычка, но Уиллу никогда не хватало терпения разобраться с бумагами, сидя за столом: голова сама клонилась вниз или запрокидывалась на подголовник кресла с громким храпом.

– Вы, кстати, и правда очень похожи на него.

Уильям замер, вскинув голову, и непонимающе переспросил:

– На кого?

– Ее брата. Я бы даже подумала, что вы с ним близнецы. Если бы вы не были так молоды, – хихикнула внучка миссис Донован.

Улыбаться было больно. Улыбка раскалёнными углями прожигала щеки. Смотреть в смутно знакомые и одновременно чужие глаза было невыносимо. Но уйти было еще сложнее. Уилл переминался с ноги на ногу, чертил круги на чистом листе и украдкой бросал взгляды на точно так же смущающуюся внучку миссис Донован. Несколько раз они одновременно вздыхали, и пальцы девушки с силой сжимали дверную ручку в нерешительности.

– Доктор Белл! – голос медсестры пронёсся над коридорным шумом.

– Простите, нужно идти. – Уилл виновато улыбнулся. – Вы знаете, где меня найти, если я понадоблюсь.

– Я побуду с бабушкой. Спасибо за помощь.

Девушка еще раз сжала небольшой ладошкой руку Уильяма и впорхнула в палату миссис Донован. Уилл недолго смотрел ей вслед, прежде чем взлохматить отросшие, немного вьющиеся от влажности и пота волосы и отправиться к недовольно кривящей лицо сестре Смит.

– Доктор Белл! – нетерпеливо топая ногой, повторила медсестра, прижимая к груди планшет с листками.

– Кто там еще? – он натянуто улыбнулся, надеясь смягчить гнев коллеги, но та лишь покачала головой и, заглянув в свои записи, зашагала прочь от Уилла.

– Девушка. Четырнадцать лет. Потянула на тренировке лодыжку. Пятнадцатая палата, – как приказ отчеканила женщина и резко замерла около одной из дверей. – Пыталась упросить отпустить ее домой под честное слово, что больше не будет травмировать ногу.

– Все они так говорят, – Уилл взял из рук медсестры планшет и быстро пробежался взглядом по записям. – Родителям позвонили?

– Отец уже едет. С ней подруга, потому что… Мы едва смогли разобрать хоть слово из ее речи без помощи переводчика. Сами увидите.

– Мексиканцы?

– Не угадали.

Женщина многозначительно хмыкнула и толкнула дверь в смотровую, ослепив Уильяма рванувшим из окна солнечным светом. Лимонный аромат заполнял каждый уголок новенькой палаты: сидящая на кровати пациентка явно не жалела ни о чем, вылив на себя утром полфлакона духов. Уилл шагнул в распахнувшийся перед ним цитрусовый сад. Девушка, точнее девочка, болтала ногами, но напряглась, стоило Уильяму появиться в дверном проёме.

– Добрый день, мисс… – Уилл заглянул в листочек и на секунду нахмурился, – Маккензи. Эйлин. Красивое имя. Я доктор Белл, это сестра Эбигейл. Сегодня я буду твоим лечащим врачом. Надеюсь, страховка твоего отца покроет твой визит, – значительно тише хохотнул под нос Уилл, оценивая на глаз незначительность травмы пациентки.

Медсестра засуетилась: подтолкнула к нему табурет и выхватила из рук бумаги, положив их на ближайший столик. Уилл закатил глаза и заметил, как губы девочки изогнулись в кривой усмешке. Почему-то от этой простой эмоции внутри Уильяма все сжалось – выражение лица показалось ему слишком знакомым, чтобы не почувствовать дежавю, но он тут же отмахнулся от этой мысли.

«Все люди усмехаются, Уилл. Не будь таким мнительным», – вздохнул он и присел перед Эйлин на табурет.

Только сейчас Уильям заметил еще одну девушку, сидящую в уголке и пристально наблюдающую за его действиями. Он уже давно привык терпеть изучающие взгляды начальства во время очередного испытательного срока и не обращать внимания на пациентов, для которых единственно верным лечением было то, в котором они принимали непосредственное участие. Поэтому Уилл приветливо улыбнулся подруге Эйлин и пожелал себе скорого окончания рабочего дня без серьёзных потрясений для нервной системы.

– Итак, – хлопнул в ладоши Уилл, подкатываясь поближе к Эйлин, и осторожно дотронулся до ее ноги – в ответ донеслось болезненное шипение, – как же ты умудрилась так ее подвернуть? – Девушка насупилась и поджала губы. – Чего молчишь? Не заставляй меня выпытывать все из тебя. Я и не таких молчуний раскалывал.

– Она стесняется. Но мы уже работаем над ее произношением.

Уилл обернулся на подругу Эйлин, и та тут же смолкла, кажется, почувствовав себя неловко.

– Если у неё есть язык, то она сможет сказать, что с ней случилось, – мягко протянул Уилл. – Уверен, что твоя подруга умеет разговаривать на английском языке. И поделится подробностями произошедшего с ее лодыжкой. Не думаю, что произношение этому помешает.

Девушка с Эйлин переглянулись, и последняя, набрав в грудь побольше воздуха, ответила Уильяму очень длинной и запутанной фразой. Уильям смог разобрать только «нога» и «сцена» и предательски сорвавшимся голосом икнул:

– Прости?

Краски тут же схлынули с лица Эйлин. Девушка насупилась, опустила плечи и закрылась в шипастом коконе – Уильям осознал это слишком поздно, чтобы успеть исправить ситуацию. Сколько бы он ни пытался повторить свой вопрос – получал в ответ красноречивое молчание обиженного человека, хмурый взгляд сквозь очки и тяжкие вздохи со стороны безымянной подруги.

Потеряв всякую надежду, Уилл вздохнул и потянулся за принесённым бинтом. Пальцы привычным движением разорвали упаковку, и он кивком указал Эйлин на штанину. Девушка фыркнула и закатала ткань светлых джинсов.

– Она оступилась, – тихий голос подруги послышался, когда Уильям уже собирался начать попытки разговорить Эйлин заново. – Мальчишки переставили декорации. Случайность.

– Да. Спасибо за объяснение, – Уильям бросил короткий взгляд на девушку. – Что ж. Кажется, я немного погорячился с выводами. Это будет очень… интересный опыт. Давненько я не слышал этого акцента. Инвернесс?

– Да.

Сухость в голосе Эйлин могла сравниться только с сухостью оборачивающегося вокруг ее лодыжки бинта. Но Уилл ухватился за единственную соломинку, боясь, что девушка снова замкнётся и разговаривать ему придётся только с ее приветливой беспокоящейся подругой, недовольной медсестрой и выключенными аппаратами.

– Красивый город, – с видом знатока кивнул Уилл, обматывая эластичный бинт вокруг ноги Эйлин. – Был там однажды с очень хорошим другом. На удивление даже погода была сносной. Там еще такой лес красивый есть…

– В нем по легендам водятся феи, – глухо оборвала его Эйлин.

– Да, – снова кивнул Уилл и, понизив голос, заговорщицки добавил: – Я даже видел одну. И не нужно смотреть на меня с таким недоверием. Она и правда была похожа на фею. По крайней мере, мне так показалось в тот момент. Жаль только, что я так и не узнал ее имени.

– Она была такой же красивой как фея?

– Да. Светлая кожа. – Оборот бинта. – Огненные волосы. – Еще один оборот. – Она была воздушной. И мой друг был от неё без ума. Но не у всех сказок бывает счастливый конец.

Уильям усмехнулся, чувствуя в собственных словах неловкость, и поспешил сменить тему:

– Почему переехали сюда?

– Работа отца.

– И кто же он у тебя?

– Актёр. В театре. Довольно посредственный.

– Твой отец или театр? – рассыпался смехом Уильям.

Эйлин помедлила, поджала челюсть и коротко кивнула, сдерживая рвущуюся наружу ироничную улыбку:

– Оба.

Сухие ответы Эйлин резали по натянувшемуся между ними напряжению, и Уильям решил больше не выпытывать из неразговорчивой девочки информацию. Его работа в этом кабинете практически закончилась, как и рулон в руках. Он сделал несколько последних оборотов и немного отъехал на стуле, оценивающе обведя перемотанную ногу Эйлин. Не самая лучшая повязка в его жизни, но Уилл и научился их накладывать, к своему большому стыду, совсем недавно. До этого все своё рабочее время он проводил за бумажками или со скальпелем в руках, а на пациентов смотрел исключительно сверху вниз.

– Ну вот и все, – поправив бинт, Уильям поднял голову и заглянул Эйлин в глаза. – Несколько недель покоя, и твоя нога будет как новенькая.

Уилл говорил очень медленно и сам не понимал, зачем он это делает: Эйлин могла с лёгкость разобрать каждое слово. А вот он ее не так чтобы хорошо. Ему приходилось напрягать слух и раскатывать на языке каждое слово Эйлин, чтобы подобрать в собственном произношении подходящий аналог. Уильям казался себе школьником, которого заставляют на слух переводить незнакомый текст с французского или, что еще хуже, испанского – без подготовки и с единственным выученным словом «Здравствуйте».

И все же Уилл говорил медленно, делая паузу после каждого слова и выжидающе глядя на Эйлин, ожидая хоть какой-то реакции. Он объяснял девушке все, что от неё требуется сделать в ближайшее время и чего она точно не должна делать. Та безучастно пялилась в горящие на потолке лампы, болтала ногами, а затем резко посмотрела на Уильяма поверх толстых стёкол очков и наклонила голову набок.

– Вы же знаете, что фей не существует?

Это было не то, что Уильям ожидал услышать после фразы «никакого бега и прыжков на кровати, и уж тем более танцев». Он хотел было уйти от ответа, крикнув «Смотри, какой у нас тут новый дефибриллятор!», но взгляд синих глаз Эйлин был слишком внимательным и изучающим. Этот взгляд не подходил четырнадцатилетней девочке, а лукавый прищур показался Уильяму знакомыми. Он снова мотнул головой, убеждая себя, что это ему просто мерещится.

– Да, – Уилл рассеянно переложил коробку с перчатками с одного столика на другой. – Но наша жизнь была бы слишком скучной без историй о феях и их волшебных дворцах.

Уильям подмигнул Эйлин и, оттолкнувшись ногой, отъехал к столу. Он взял планшет, но не успел даже чиркнуть ручкой по листку: вдоль позвоночника пробежал холод, а сердце забилось слишком медленно для живого человека, стоило услышать за спиной до ночных кошмаров знакомый мужской голос:

– Где она?

Уиллу не нужно было поворачиваться, чтобы назвать обладателя этого голоса, а промелькнувшая на лице Эйлин улыбка подтвердила его худшие догадки. Мужчина за спиной достаточно громко хлопнул дверью, влетев в палату. Уиллу стоило больших усилий сохранить спокойствие и вернуться к заполнению карты юной пациентки. Отец Эйлин громко поблагодарил ее подругу за помощь и уже намного тише начал расспрашивать о произошедшем. Уилл мог только прислушиваться и по интонациям догадываться о том, что разговор шёл напряженно и не в пользу Эйлин.

– Надеюсь, впредь ты будешь осторожней, – мистер Маккензи шаркнул ногой по плитке и кашлянул. – А если бы ты сломала ногу? Минимум два месяца без репетиций. И восстановление. Я поговорю с вашим учителем. Подобное поведение недопустимо в стенах театра. Тем более школьного театра.

– Все нормально, пап. Я сама разберусь, – вздохнула Эйлин. – Я уже не маленькая.

Уильям сдавленно усмехнулся, о чем почти сразу же пожалел.

– Вас что-то рассмешило? – холодный тон Маккензи резанул по воздуху и хлёстким ударом обжёг спину Уилла.

Внутренности привычно сжались, и Уилл подавился воздухом, смазав с губ металлический привкус. Дрожь в пальцах удалось легко унять, сильнее сжав ручку, но подпись все равно получилась слишком кривой: длинный росчерк улетел за край бумаги, когда запястье свело до невозможности управлять собственными движениями. Несколько глубоких вдохов – обычно это всегда помогало, – и он резко крутанулся на стуле, повернувшись к обоим Маккензи.

– Добрый день, мистер Маккензи, – Уильям выдавил из себя улыбку. – С вашей дочерью все в полном порядке. Небольшое растяжение. Мы наложили повязку. Никаких серьёзных физических нагрузок ближайшие несколько недель. И репетиции тоже считаются. Только покой и холод. Через полторы недели придёте на дополнительный осмотр.

Напряжение внутри тут же спало.

Он не изменился ни на день. Взгляд бледных серых с темной окантовкой глаз все так же проникал под кожу и вытаскивал наружу всю подноготную.

Алан Маккензи.

Уголки губ Алана дёрнулись, и он, довольный как кот, улыбнулся.

– Благодарю вас, доктор… – Маккензи прищурился, рассматривая бейджик на груди Уилла, – Уильям Белл. Какое интересное имя. Мы с вами никогда раньше не встречались?

– Возможно, – пожал плечами Уилл. – Чикаго – очень маленький город. – Он сделал еще несколько записей и обратился уже к Эйлин: – Подожди здесь. Мне нужно обсудить с твоим отцом некоторые формальности.

Уилл закряхтел, поднимаясь с табурета, и это не укрылось от Алана – он прыснул под нос и протянул Уильяму руку, но тот только закатил глаза и отмахнулся. Планшет с бумагами отправился в руки подозрительно наблюдающей за ними медсестры. Уилл, схватив висящий на стене халат, поспешил накинуть его на плечи и толкнуть бедром дверь. На секунду он замер в дверях и головой позвал Алана с собой. Маккензи потрепал дочь по светлым волосам и поцеловал в макушку.

– Мы скоро вернемся. Не скучайте. Амелия, подождёшь меня, ладно? – Алан оглянулся на вторую девочку.

– Конечно, мистер Маккензи.

Подождав, пока Алан соизволит ленивой походкой преодолеть несколько метров, разделявшие кушетку Эйлин и выход, Уилл вылетел в коридор и быстрым шагом направился на улицу. Лавировать между пациентов стало немного сложнее, когда у тебя на хвосте повис Алан Маккензи собственной персоной, и пару раз Уильям резко останавливался, чтобы оглянуться. Появление Алана все еще казалось чем-то нереальным. Но он действительно был здесь. Как и Эйлин Маккензи, которая, судя по всем документам, действительно была его дочерью. Уильям усмехнулся: несколько лет назад он даже представить не мог, что все обернётся подобным образом.

Но чувство любопытства все же не могло перебить горьковато-миндального налёта на языке, появившегося с приходом старого друга.

Улица встретила Уильяма привычными запахами сырости и небольшой кофейни прямо напротив больницы. Двери плавно сомкнулись за его спиной, и на секунду у Уилла появилась слабая надежда на фору. Которая, впрочем, сразу же испарилась, стоило довольному лицу Алана появиться прямо перед ним. Ладони захлопали по карманам. Найдя в одном из них пачку сигарет, Уильям поспешил закурить, выдыхая горький дым в лыбящуюся физиономию друга.

– Я до последнего надеялся, что вы просто однофамильцы. Но ваше, – Уилл помедлил, прикусывая щеку, – внешнее сходство слишком ярко бросается в глаза.