Машины времени в зеркале войны миров

– Что? – удивился я.

– Я говорю, что больше, чем хуй, я любила, когда он мне лизал там своим шаловливым язычком, – бабка мечтательно зажмурилась.

Вдруг она открыла глаза и со словами «батюшки, забыла» пошла в маленькую комнату. Через минуту она вышла оттуда, В руках у нее был небольшой конверт. Она дала мне его. На нем ничего не было написано. Я вскрыл его и прочитал.

– Убей бабку! Выстрели ей в голову! – вдруг ни с того, ни с сего крикнул я.

Убей бабку, легко сказать, подумал я. А что с дедом-мусаром делать? Да и еще я глушителей на обрезе двустволки не наблюдаю. Бабахнет так, что мама родная. Весь подъезд встрепенется, особенно соседние квартиры. Я решил взять театральную паузу и проверил содержимое остальных свертков. Для этого я положил обрез двустволки на пол и начал рыться в полиэтиленовом пакете. В продолговатом лежал еще один обрез двустволки, похожий на тот, что лежал на полу, как две капли воды. В круглом пакете лежали патроны и между ними две корочки. Нет не хлеба. Два удостоверения сотрудников ФСБ. Фальшивые конечно же, но от настоящих не отличишь. И тут я на стене увидел тот крест, который они сперли у нас. Византийский такой, но не канонический. На концах этого креста виднелись латинские буквы. Я присел и положил все обратно в пакет, поднял обрез с пола и машинально проверил, не заряжен ли он. Он был заряжен двумя патронами. Бабка внимательно наблюдала за мной.

– Ну что, ушел этот придурок? – крикнул из кухни дед.

– Подожди дед, сейчас уйду, – тихо сказал я.

Поднялся, взвел курки и выстрелил бабке в голову один раз. Голова разлетелась, как спелый арбуз. Картечью заряжен, подумал я. Тело бабки шмякнулось об пол. В ушах у меня звенело. Я прислушивался к звукам, доносящимся с кухни. Ничего слышно не было. Я тихо пошел на кухню. Дед сидел за столом, как раз напротив меня и закрывался от дула обреза рукой. Рука тряслась мелкой дрожью. Я выстрелил ему в голову. Ему размозжило верхнюю часть черепа. Оставшаяся картечь изуродовала ему руку. Он тихо упал на бок. Я быстро протер все то, до чего дотрагивались мои пальцы, положил в карман удостоверения. Обрезы и патроны завернул обратно в бумагу и положил в полиэтиленовый пакет. Перед уходом я снял со стены крест, выключил свет и вышел из квартиры. На лестничной клетке стоял какой-то ханурик и смолил сигареты. Вонь в подъезде от этих сигарет стояла ужасная. Он посмотрел на меня. Я сунул ему в лицо удостоверение и сказал.

– ФСБ. Проводим учения.

Он ничего не ответил, только посмотрел внимательно на крест.

– Мы изъяли этот крест, в качестве вещественного доказательства, – сказал я первое, что пришло на ум.

Он внезапно заговорил.

– Мы – это местоимение. А местоимение – это «самостоятельная часть речи, которая указывает на предметы, признаки, количество, но не называет их. Европейская грамматическая традиция, восходящая к античности, рассматривает местоимение как одну из частей речи; эта трактовка местоимения сохраняется и в академических грамматиках (например, латинского и греческого языков). В современной лингвистике местоимение определяется более сложно как «лексико-семантический класс знаменательных слов, в значение которых входит либо отсылка к данному речевому акту (к его участникам, речевой ситуации или к самому высказыванию), либо указание на тип речевой соотнесённости слова с внеязыковой действительностью (его референциальный статус). К местоимению можно задать вопросы: кто? что? (я, он, мы); какой? чей? (этот, наш); как? где? когда? (так, там, тогда) и др. Местоимения употребляются вместо имён существительных, прилагательных или числительных, поэтому часть местоимений соотносится с существительными (я, ты, он, кто, что и др.), часть – с прилагательными (этот, твой, мой, наш, ваш, всякий и др.), часть – с числительными (сколько, столько, несколько). Большинство местоимений в русском языке изменяется по падежам, многие местоимения – по родам и числам. Конкретное лексическое значение местоимения приобретают только в контексте, выступая в значении того слова, вместо которого употребляются.» (Взято из «Википедии» (свободной энциклопедии).

Удивленный, я пошел вниз. Он что-то такое в этом же роде продолжал говорить. У меня теперь такое часто происходит в жизни, после того как я начал эти эксперименты с виртуальной реальностью. Я называю это «сбой Матрицы». Вот и сейчас я не помню, как я оказался на переднем сидении пассажира в нашей старенькой «Хендэ Соната».

– Извини, что я не пошел с тобой, – после некоторого молчания произнес он, – мне было бы больно смотреть на это. Все-таки они мои родители.

Вместо ответа я твердо, но ласково поцеловал его в губы.

– Вот зачем вставлять в современный русский роман гомосексуальные сцены? В этом есть много минусов. Первый и самый главный. Тебя могут обвинить в пропаганде гомосексуализма среди несовершеннолетних. Второе. Тебя могут обвинить в разжигании ненависти к социальной группе гомосексуалисты.

– Подумаешь, один мужик другого в губы поцеловал. У меня вот тоже один дружок есть. Он своих детей в губы целует. Что же его теперь, за педофилию сажать?

Поцелуй в губы …. Не скажи. Если один мужик целует другого в губы… Это прелюдия ебли в жопу, это точно. Но вот зачем в этом романе тебе понадобилась вся это мерзость? Ведь ты даже не свой собственный опыт описываешь. Ты какие-то свои фантазии насчет этого опыта описываешь. Скажи мне ведь это так? Не заставляй меня переживать. Не жди, что у меня повысится кровяное давление. Отвечай, ну, живо!

-Не было у меня такого опыта. Успокойся.

– Надеюсь, что ты не врешь.

– Слушай, ты тут устроил такую психодраму из-за этого поцелую в губы. Мне право неловко. Хочешь, я уберу этот эпизод из текста?

– Нет, что ты. Не вздумай.

???

– Ну пойми ты дурья башка, вот пройдет время. Нравы смягчаться. Мы в конце концов догоним в моральном плане Европу и Америку. И тут начнут изучать по серьезному всю русскую литературу этого нашего времени. А нигде практически ни в одном произведении тема гомосексуализма не раскрыта. А у тебя раскрыта. Понятно дурачок?

– Понятно.

После небольшой паузы, он твердо, но ласково поцеловал меня в губы.

Съемки порнофильма. Сцена вторая. Целибат.

Все замерли. Замерли все. Иногда кажется, что время остановилось. Время остановилось. Но это не так. Все дышат, моргают ресницами, печалятся. Никто не может вновь начать разговор или какое-нибудь действие. Безобидное. Например, можно встать подойти к кулеру налить холодной воды, добавить немного горячей. Сделать глоток-другой. Успокоиться. И начать говорить. Говорить начал Дедушка.

– Я вот теперь вообще не понимаю, как я буду ебать Бабушку. Да и Маму с Дочкой. Вы же, оказывается, родные близкие души. Мы с Вами умирали вместе уже раз по сто. Или двести. Мы вечные существа, мы никогда не умрем. Сейчас это совсем ясно стало. Мы только мыкаемся по Вселенной в разных образах. Играем друг с другом. Только раньше мы ничего не помнили. А сейчас вспомнили кое-что. Не все, но кое-что. Нам важными делами надо сейчас заниматься, а не сниматься в этом порнофильме. О душе там надо думать, о Боге. Я, короче, отказываюсь дальше сниматься. Улечу ближайшим рейсом.

– Нет, подождите друзья, – заполнил возникшую пузу, Режиссер, – это в высшей степени непрофессионально.

– Что непрофессионально? – переспросил его Дедушка.

– Ну вот так поступать непрофессионально. Мы же профессионалы. Мы все в этом бизнесе много лет. Многие – десятилетия… – вкрадчиво продолжил Режиссёр.

– Никого здесь нет, кто в бизнесе десятилетия. Может только Дедушка уже лет пятнадцать в бизнесе, – вставила свое веское слово Бабушка.

– Семнадцать, – если быть до конца точным, – поправил всех Дедушка.

Разговор происходил рядом с бассейном. Все лежали, полулежали на лежаках. Лишь один Режиссёр недавно привстал, а затем сел. Закатное солнце нежарко всем светило. Легкий ветерок нежно ласкал, нежно ласкал. Не знаю, что он там нежно ласкал. Пальмы шумели от ветра, как сосны.

– Ну, будем же профессионалами, ну как машинистка, которая печатает не одним пальцем, а десятью пальцами, – опять попытался взять ситуацию в свои руки Режиссер.

– Неудачное сравнение, – весело вдруг ответил Учитель, – вон у нас Дедушка одним пальцем…

– А ну, прекратить, – начал уже кричать, сорвался на крик Режиссер. Его лицо покраснело, он брызгал слюной, – прекратить, я сказал! Пиздеть все профессионалы, и как деньги брать, как авансы получать, все, блядь, профессионалы, в кого не ткни!

Над бассейном воцарилась напряженная тишина. И, как всегда, женщина решила разрядить обстановку. Женщина так всегда. Решила про себя молчать, решила отмолчаться, решила ничего не говорить. Решила – пусть все выскажутся, пусть все всё скажут, а я самая последняя скажу, говорю себе. Молчи дура, ты всегда лезешь вперед. Тебе что, больше всех надо? Но, видимо, мне больше всех надо. Я выхожу перед всеми в умопомрачительном купальнике с открытой спиной и начинаю говорить.

ДОЧКА. Ну, Режиссерчик, ну миленький. Ну подумай, пожалуйста. Как мы можем теперь трахаться, да еще так грубо в групповухе, после всего того, что мы здесь все друг о друге узнали? Я, например, не смогу. И никто, наверное, не сможет.

– Да все смогут, не говори ерунду, – вяло возражал ей режиссер, – я еще раз хочу Вам всем напомнить, что мы профессионалы.

На него посмотрел каждый из присутствующих довольно угрожающе. Режиссер вдруг размечтался, задумался. Он представлял себе те слова, которые он будет говорить инвесторам, которые вложились в фильм. Да, инвесторы были обычными кавказскими бандитами, это автор романа решил дополнить картину происходящего небольшим, но сочным мазком. В голове у режиссера крутился примерно вот такой диалог. Сначала говорит первый инвестор, постарше.

– Слушай, дорогой, а когда ты фильм-то свой уже закончишь? Нам заказчики с этого порно сайта уже всю плешь проели. Говорят, мы его должны были месяц назад сдать. Грозятся неустойкой. Ты нам ничего не хочешь сказать?

– Понимаете, – замямлил режиссер, – у меня тут такая неординарная ситуация на съемочной площадке… В общем, актеры отказались сниматься…

– Ты шутишь, что ли, нет? – Вступил в разговор второй инвестор, помоложе.

– Нет.

– Они почему сниматься отказываются? Ты им что ли денег не заплатил? Все себе взял? – не унимался второй инвестор. Тот, что помоложе.

– Нет, я им все заплатил. Весь аванс согласно смете и в сроки, о которых мы с вами договаривались.

– Так что ж они, суки? Почему не хотят сниматься? Не понимаю, – почему-то гораздо мягче проговорил второй инвестор.

– Видите ли, какая ситуация. У них у всех было совместное видение, что в прошлой жизни они были жителями одного белорусского села. И их, всех вместе, немецкие фашисты сожгли в амбаре, во время Великой Отечественной Войны. И они после такого, трагического события в своей прошлой жизни категорически отказываются сниматься в таком откровенном фильме. Плачут, вообще, рыдают, но сниматься отказываются.

– Так пусть деньги, аванс назад вернут – вступил в разговор первый пожилой инвестор.

– Деньги они вернуть не могут, говорят, что все потратили, – тихо сказал режиссер, посмотрев искоса на инвесторов, низко наклоня голову. По их ответному взгляду он понял, что ничего хорошего от этого разговора ему ждать не надо.

– Ну так ты тогда нам все деньги вернешь с процентами и неустойкой… Через три дня, – спокойно сказал первый инвестор.

– Не, не, не, ребята, у меня нет столько денег. И автомобиля нет и недвижимости. Я только-только вышел из очень неприятной финансовой ситуации, одной из самых неприятных из тех, с которыми мне приходилось сталкиваться. И очередной раз не хочу… Очередной раз не буду… – Режиссер встал с лежака да так неловко, что чуть не упал в бассейн, но удержался на самом краю.

– Да не переживай ты так, – ласково сказала Дочка, – мы все что-нибудь придумаем. И из не таких передряг выпутывались. Давайте лучше познакомимся. А то придумали друг другу клички разные. Режиссер, Бабушка, Дедушка, Черныш Шервудского Леса, или как вы там все бедного Наполеончика называете? Кстати, единственный человек, которого я знаю, как зовут. Вот тебя, Режиссер, как зовут.

Герман, – смущенно проговорил Режиссер, и потом внезапно добавил, – Шульц.

Все вдруг опять начали громко и неудержимо смеяться, как дети. Смех не умолкал по крайней мере пять минут.

Когда они все закончили смеяться, ветер стих. Или затих, если вы хотите. Он затихал и затихал, как будто некий искусный звукорежиссер крутил ручку регулировки громкости. Тишина вдруг воцарилась полная. И тут Партизан сказал, как в лужу пернул.

ПАРТИЗАН. А давайте будем ебаться понарошку, как в эротических фильмах? Без глубокого проникновения, я имею ввиду.

– Что, – спросила его Мама, – это как?

– Ну вообще без всякого проникновения, – продолжал Партизан, – будем все имитировать.

И внимательно посмотрел на Режиссера.

Режиссер тут же нервно ответил.

– Какая имитация нахер? Мы только две сцены из пятнадцати сняли. Нам еще работать и работать. Ладно все, хватит, пошутили и будет. Сейчас третья сцена. Дочка и шоколадный заяц. Готовьтесь, а? Ну пожалуйста. Хватит прикалываться.

Вы заметили, что я сейчас в основном на диалоги упираю? А знаете почему? Чтобы меньшим количеством букв занять большее пространство. Ведь если сейчас какие-то умные мысли толкать, исписав ими пару десятков абзацев, то это, во-первых, долго будет, а во-вторых, много букв. А я себе цели ставлю, например, в день написать одну страницу. Так одну страницу диалогами гораздо быстрее написать. Но это я так, к слову, вспомнил.

Встала Дочка подошла к Режиссеру и внимательно посмотрела в глаза. Присела на корточки, не отводя от него взгляда своих чудесных глаз.

– Слушай, Герман, ну неужели ты не понимаешь, что сейчас важное для всех нас что-то случилось? Что мы, из обычных каких-то банальных порноактеров, превратились в бесконечных сущностей, излучающие свет, любовь и силу? Мы что-то важное такое из этого видения смогли увидеть. Такое, что объяснить словами невозможно, потому что мы слов таких почти не знаем и подобрать не можем. Нас из рая, возможно, всех изгнали или мы сами ушли по дурости. Мы все так хотим обратно попасть туда, в то самое место, где пасутся эти единороги. Понимаешь? Может и места того на самом деле и не существует. Но мы все хотим туда попасть. Понимаешь? У меня цель в жизни появилась. Понимаешь? И этот порнофильм, это совсем не то, что мне поможет реализовать мою цель.

– Нет, не понимаю, – ответил режиссер, – и вот, что я Вам всем скажу.

Режиссер набрал в легкие побольше воздуха и гаркнул.

– Через пять мнут съемки! Ты с Черным Властелином иди готовься! Всем на исходные позиции! Два раза повторять не буду!

– Ах так, – вспыхнула Дочка, – тогда я с сей же секунды принимаю обет безбрачия! Целибат по-нашему!

– Что? – кирнул Режиссер, который все больше и больше выходил из себя, – что за ебибаб такой?

– Не ебибаб, а Це-ли-бат, – спокойно по слогам ответила дочка и продолжила, – Целиба́т (лат. coelibatus или caelibatus) – безбрачие (обязательный обет безбрачия), как правило, принятый по религиозным соображениям. Считается, что обет безбрачия как таковой был распространён в Церкви, как на Западе, так и на Востоке, хотя документов об этом дошло немного. Апостол Павел писал, что в браке нет ничего плохого, но соблюдающий безбрачие поступает лучше. Апостол Пётр и апостол Филипп были женаты. Относительно наличия жены у апостола Павла существуют различные версии. По мнению Климента Александрийского апостол Павел был женат. Климент оспаривает гностиков, все учителя которых – от Маркиона до Мани – видели в целибате непременное условие жизни христианина-гностика. По их суждениям, имеющий жен или мужей, или вступающий в половые связи вне брака, не может считаться полноправным членом христианской гностической церкви, хотя вправе посещать собрания гностиков и слушать там что-либо доброе. Целибат для клириков был впервые закреплён в правилах Эльвирского собора (начало IV века), который предписывает за его нарушение епископов, пресвитеров, диаконов и иподиаконов навсегда отлучать от церковного общения и даже на смертном одре не давать им прощения (18-е правило). (Взято из Википедии. Статья Целибат.)

– Я тоже принимаю обед безбрачия, – громко крикнул Мэр Города Занзибара.

Наверное, читатель не удивиться, если я скажу, что все остальные порноартисты также высказалась за принятие целибата, без какого-либо конкретного обязательства по срокам окончания этого обета. Я, автор всего этого текста (за редкими исключениями) точно не собираюсь принимать целибат. Во-первых, у меня нет никаких религиозных соображений. К христианству, в любой его форме, я вообще с подозрением отношусь, учитывая, скольких людей эти самые христиане разных конфессий убили. Во-вторых, ну это вам сейчас Режиссер объяснит.

– Какой целибат? Вы же все русские православные люди. Целибата в православной церкви нет. Это их католические извращения. У нас даже священникам можно. Мы – за секс во всем мире. А Вы, блядь, тут идеологические диверсии устраиваете. Идете на поводу у мирового сионизма, так сказать.

– Я не православный христианин, – выдал вдруг на чистейшем русском языке Клон Обамы.

– Вот этого я больше всего и боялся, – обреченно сказал Режиссер и, помолчав, добавил – придется тебя убить.

– Я приверженец Ифа, – как ни в чем не бывало продолжил Черный Кафка, – Ифа – система гадания в религиозной традиции Западной Африки. Под названием «ифа» она известна у проживающего в Нигерии народа йоруба, тогда как у народа фон известна как «фа», у народа эве – как «эфа».

Ифа связана в первую очередь с традиционными африканскими религиями, но также практикуется и среди адептов кубинской сантерии из Регла-де-Оха и религии кандомбле в Бразилии в виде так называемого «культа ифа». Во многих традициях считается, что гадание может проводиться только лицами, прошедшими инициацию и длительное обучение под контролем жрецов.

Во время процесса гадания на специальную гадательную доску бросается четыре ореха кола, раковин каури или каких-либо их эквивалентов – предметов, способных упасть либо светлой, либо тёмной стороной вверх. Всего возможно 256 различных комбинаций выпадения предметов, каждая из которых называется оду (или оби).

В 2005 году система ифа была включена в список шедевров устного и нематериального наследия человечества, в 2008 году – включена в список нематериального культурного наследия ЮНЕСКО.

(Взято из Википедии).

Режиссер взял в руки недопитую бутылку виски Glenfidish и попытался ее разбить о голову незадачливого парня из Африки. Началась потасовка, в которую волей-неволей втянулась вся съемочная группа. Вся техническая часть (оператор, гример, осветитель и др.) вступились за Режиссера, так как он не выплатил им аванс и обещал рассчитаться после окончания съемок. Они справедливо полагали, что если съемки не продолжаться, то и денег они не увидят, как своих ушей. Порноактеры выступили единым фронтом против этих всех оппортунистов, начисто лишенных каких бы то ни было моральных устоев. Вот уже пролилась первая кровь. Вот уже кому-то сломали нос. Вот полетели в противника столы и стулья. Ход битвы был переломлен следующим образом. Дочка взяла в руки увесистую ветку, которая лежала около бассейна. Не знаю откуда она там взялась. Наверное, ветер сломал ее, и она упала около бассейна. Дочка взяла в руки увесистую ветку и несильно ударила ей по голове Режиссера. Тот упал на плитку и потерял сознание. Группа поддержки Режиссера вся немедленно ретировалась. Победившие начали отплясывать танец победы. Что-то среднее между танцами диких североамериканских индейцев и японских самураев. Хотя лично я сомневаюсь, что японские самураи вообще когда-нибудь танцевали. Дочка стояла неподвижно, все еще держа в руках ветку, и о чем-то напряженно думала. Вот такие девушки живут в русских селениях. И не такие, и другие, и разные. Расскажу вам, например, историю.

Жила-была девушка Лана, любила она моремана.

(Обычная вроде бы история, но…)

А рядом с ней девушка Лена, она полюбила Романа.

(История вроде бы усложняется…)

Родилась она полвторого.

(А это нам зачем знать?)

И самкой была богомола.

(Вот это еще к чему? Знаете что? Разбирайтесь во всем сами. Я Вам не помощник).

Сон (самки богомола) в летнюю ночь.

Я вошла в комнату. Вокруг сверкали и переливались какие-то лампочки, похожи они были на гирлянды на новогодней елке. Новогодние праздники закончились, и вся эта картина выглядела неуместно. В комнате был один единственный стол с двумя стульями. На одном из стульев сидел мужчина в белом халате и что-то записывал в тетрадь. Больше ничего и никого в комнате не было. Ни окон. Я оглянулась. Ни дверей. Только эта стена с мигающими лампочками. Я подошла поближе к столу, почти вплотную. «Вы врач?», – спросила я молодого человека, который прекратил писать, внимательно посмотрел на меня. «Нет, я – программист», – ответил он и снова что-то начал оживленно записывать. «А почему Вы в белом халате?», – вновь я спросила его. Это было для меня не характерно. Обычно я гораздо менее любопытная, но этот парень понравился мне. Понравился как мужчина. У меня похолодело в груди, по спине покатилась предательская капелька пота. Участилось дыхание. Стало страшно. Это вовсе не из-за этого парня. Это просто накатило, налетело, как внезапный порыв ветра. И через секунду все закончилось. Мне опять стало весело. Интересно, что он там пишет? Я вытянула голову и старалась прочитать слова и буквы. Он увидел это и прикрыл текст ладонью. Он дописал последнее слово и посмотрел мне прямо в глаза. Я три раза быстро моргнула. Я чувствовала тушь на ресницах. «Итак», – сказал программист, но таким тоном, которым врачи обычно общаются с пациентами. Потом он как будто что-то вспомнил. «Белые халаты. Да. Видите ли, владелец нашей фирмы, очень уже пожилой человек. И он в шестидесятых годах работал на вычислительном центре в каком-то научно-исследовательском институте, обслуживал там электронно-вычислительную машину. Так вот они все там ходили в белых халатах. Нас он тоже заставляет всех носить эти белые халаты, хотя никакой необходимости нет». Он внимательно посмотрел мне в глаза, хотел что-то сказать, но ничего не сказал. У меня было ощущение, что он сейчас достанет такую медицинскую трубку как у доктора Айболита, расстегнет мне блузку и начнет слушать меня. Дышите. Не дышите. И я начну задерживать дыхание и чувствовать, как набухли мои соски. Я вдруг неожиданно выпалила. «Ты врач». Села на свободный стул. «Как хотите», – ответил он почти нежно и опять записал что-то в тетрадку.

Начало какое-то невнятное, но подкупает, что автор, что называется, «берет быка за рога». Без всяких вступлений, описаний, раскрытия характеров. Сразу – бах – в ледяную воду действия. Ну и по «набухшим соскам» сразу понятно, что секс будет. В целом неплохо, но сумбурно.

– Итак, – это видимо у него такое слово-паразит, – Вы внимательно ознакомились с текстом договора?

– Внимательно, – ответила я. Хотя это была ложь, я даже в глаза не видела этот договор. Я даже понятия не имела, о каком договоре шла речь.

– Вы готовы его подписать? – он избегает смотреть мне в глаза.

– Готова.

– Что ж чудесно, – с облегчением сказал он и залез в тумбочку и достал два экземпляра этого договора.

Бумага была желтоватой. Было ощущение, что текст договора был напечатан на очень дорогой пишущей машинке. Доктор подвинул экземпляры договоров и положил поверх них дорогую перьевую ручку. «Паркер». Почему-то подумала я. Человек в белом халате кивнул головой, всем своим видом подтверждая мою догадку. «Угадала». Телепатически передал мне мысль. Я взяла первый экземпляр договора, открыла его на последней странице. «Донут Роман Исаакович». Вот значит, как зовут их генерального директора. Я поставила подпись напротив своей фамилии.

– Надо расписаться на каждом листе договора, – настойчиво предложил врач-программист.

Я расписалась на каждом листе договора. Потом взяла второй экземпляр и проделала то же самое. Потом передала ему оба экземпляра договоров.

– А когда Роман Исаакович распишется на каждом листе договора? – спросила я насмешливо.

– Не волнуйтесь, прямо сейчас, – сказал мой собеседник и начал неторопливо, каллиграфическим подчерком расписываться на каждом листе.

– Очень приятно, Роман Исаакович, меня Елена зовут, – я кокетничать что ли начала, как неожиданно.

– Я знаю, – сухо ответил Роман и продолжил оставлять на листах бумаги эти свои произведения искусства.