Машины времени в зеркале войны миров

Роман Уроборос

Машины времени в зеркале войны миров

ПРЕДИСЛОВИЕ.

Дорогой читатель. Я никогда раньше не писал предисловий ни к одному из своих романов. Хотя, постойте, вру. Один раз я написал предисловие к своему роману «Заклание-Шарко». Зачем? Хотел, чтобы у моего первого романа все было, как у людей. Я попросил своего друга, известного драматурга М.В., написать предисловие к «Закланию-Шарко» (этот роман, он, кстати, так до конца и не дочитал). На что М. ответил мне, что ему некогда, что он занят. Но, сказал при этом, что я могу сам написать предисловие, и он подпишется под каждым моим словом. Я так и сделал. Написал предисловие, ощущая себя в самом конце процесса М.В., и переслал ему по почте это самое предисловие. После прочтения, М. сказал, что он в полном восторге, что текст такой, будто он сам его написал (да, я очень талантлив, но это так, к слову). И здесь вовсе нет никакого обмана. Это предисловие написал М., просто с помощью меня, а не с помощью авторучки. И авторство принадлежит ему, это я и под присягой повторю. Сейчас же предисловие пишу я, автор этого романа. Или, возможно, Вселенная пишет через меня, хотя я в такой бред, естественно, не верю. Ибо не совсем понимаю, что такое Вселенная.

О чем этот роман? Собственно, ни о чем. Я продолжаю выстраивать в окружающем пространстве причудливые потоковые структуры (конструкции) и описываю это, излагая некие «истории». Поначалу, я хотел собрать в одну книгу все свои рассказы, эссе, пьесы, главы, не вошедшие в предыдущие романы. Хотел, возможно, связать их каким-то цементирующим текстом. Хотел назвать этот роман «Ипроч.». Подразумевая, что я за это время, кроме нескольких романов, написал еще кое-что незначащее, и решил это выбросить в некую корзинку, под названием «Прочее», но, как всегда решил выпендриться. Мне не нравилось это название. Хотя, я долго гнал внутренний разговор с самим собой о названии романа, под тем соусом, что все хорошо, все нормально, ну что ты начинаешь, название прекрасное и лучше не придумаешь. И да, я хотел его издать летом 2015 года вот в таком сыром необработанном виде с сырым названием. Хотел, ведь у меня была цель, и уж такого рода цель я просто обязан был достичь, ведь она простая, эта цель. А я – писатель, который должен издавать одну книгу в год. Но весной 2015 года, все в моей жизни пошло не так, все полетело в тартарары. Я сам куда-то улетел в астрал и слава Сатане. Ведь подгоняя себя сроками, я написал бы и издал бы что-то слабое и невразумительное. Но этого не случилось. В 2015 году в моей жизни появилось издательство «Ridero», которое помогло мне уничтожить эту вечную проблему – как издать книгу, заплатив при этом минимальные деньги или вообще без денег. К 2016 году я издал с помощью этого прекрасного издательства три своих романа – «Заклание-Шарко», «День Народного Единства» и «6УК861». И еще один момент. В сентябре, и в октябре, и в ноябре, и в декабре 2015 года я пытался по молекуле воссоздать некую «таблицу», с помощью которой можно со стопроцентной вероятностью предсказать будущее. Об этом тоже будет написано в этом романе. И вот, наконец, в моей голове, лишь к концу 2016 года, все сложилось: компоновка, связующий текст, многослойная структура. Действие, происходящее внутри романа и действие, происходящее вне романа. Да, да. Ведь кроме текста будет сформировано внероманное, скорее всего, сетевое онлайновое пространство, где в зависимости от того, что происходит внутри романа, будет происходить что-то вне романа. И будет прослеживаться некая взаимосвязь между… Внезапно пришло и другое название. Итак, роман теперь будет называться так. РОМАН В СТИЛЕ МЕТАМОДЕРН С ЭЛЕМЕНТАМИ ПОРНО «МАШИНЫ ВРЕМЕНИ В ЗЕРКАЛЕ ВОЙНЫ МИРОВ». Ты скажешь, дорогой читатель, ну вот, опять Уроборос нам эту грязь подсовывает. Порно всякое. Еблю всякую поганую. Вы зачем нам все это подбрасываете? А как же духовные скрепы? А как же общественная мораль? А как же моральный облик строителя коммунизма? А я вам отвечу на это. А идите вы нахуй со своими духовными скрепами вместе с моральным обликом строителей коммунизма! Вы меня реально заебали этими скрепами, аж пиздец! Запрещаете мне все, что только можно! Не бухай, не ебись, книги запрещенные не читай! Не пиши! Не кури! Вообще ничего не кури! Не слушай голос Америки! А как я могу его не слушать, если он у меня всегда звучит в голове? Всегда звучит в голове. Вот и сейчас, он диктует мне, что надо писать, этот голос Америки. И он мне даже иногда советует, что мне надо говорить, этот голос Америки. Нахуй идите! Вот что советует он мне вам сказать. Заебали все запрещать! Заебали насаждать всякие религии! Я – свободный человек в свободной стране. И вот, кстати, то, что я по этому поводу думаю, я написал на своей страничке в Фэйсбуке. Вы скажете, что нет у меня никакой странички в Фэйсбуке. Есть. Все. Идите на хуй!

– Ну, что же, господин Уроборос. У Вас все? Это все, что Вы нам хотели сообщить?

– Вы кто такой? Я никакой Вам не Уроборос! Я свободный гражданин свободной страны. И у меня имя есть. Будьте добры обращайтесь ко мне по имени-отчеству.

– Скажите, больной, Вы понимаете, где Вы сейчас находитесь? Кто с Вами сейчас разговаривает?

– Вот как интересно. Я понимаю, конечно, что нехорошо отвечать вопросом на вопрос. Но все же. А с Вашей точки зрения, где я сейчас нахожусь? И кто со мной сейчас разговаривает?

– Вы находитесь сейчас в психиатрической лечебнице номер (неразборчиво написано), (неразборчиво написано) района, города (неразборчиво написано). Я – Ваш лечащий врач, Гордиевский Олег Александрович. Вот эти товарищи, сидящие по правую и левую руку от меня – члены врачебной комиссии. Мне надо Вас повторно представлять друг другу или в этом нет никакой необходимости?

– В этом нет никакой необходимости. Скажите, Олег Александрович, а почему Вы решили, что Вы врач, а я пациент? На каком основании Вы сделали такой вывод? Обоснуйте, пожалуйста.

– Ну голубчик… Хм… Ну мне это очевидно… Начнем с банальностей. На мне белый халат. А Вы сидите передо мной в смирительной рубашке.

– Не очень убедительно, если честно.

– Хорошо. Ну, я, вот, например, после разговора с Вами поеду домой, к жене. Съем вкуснейший ужин, который она мне приготовила. А Вас санитары сейчас отведут в палату и продолжат колоть те препараты, которые я Вам прописал.

– Мне кажется, что Вы ошибаетесь. Заблуждаетесь даже, если выразиться точнее.

– Обоснуйте теперь Вы, пожалуйста. Разверните свою мысль.

– Все дело в шрифте.

– Простите, я не понял. Вы сказали, что все дело в шрифте?

– Да, да. Вы не ослышались. Все дело в шрифте.

– Что Вы имеете в виду? В каком шрифте?

– Видите ли. Реплики врача в этом тексте выделены курсивом, а мои фразы напечатаны обычным шрифтом. Вот и все отличие врача от пациента. И я сейчас официально Вам заявляю. Вы – самозванец. Вы – никакой не врач. Все очень просто. Мне, для того чтобы стать врачом, нужно всего лишь поменять шрифт. Вот видите? Теперь я объявляю себя врачом. А Вас – пациентом.

- Так. Коллеги. Я думаю, что с пациентом все ясно. Санитары, пожалуйста, проводите пациента в палату.

– Ха-ха-ха. Вы знаете, это очень смешно. Санитары, пожалуйста, проводите пациента в его палату.

– Стойте, подождите, что Вы делаете? Это я – врач. А тот человек – пациент. Вы зачем снимаете с него смирительную рубашку? Санитары! Я Вам что сказал! Прекратить немедленно! Я сейчас полицию вызову!

– Санитары. Снимите с больного, пожалуйста, врачебный халат и наденьте на него смирительную рубашку.

– Санитары, вы что делаете, суки! А ну, быстро отпустили меня! Я кому, блядь, сказал! Я тебе сейчас, сука, устрою! Твари ебаные, отпустите, больно! Больно, нахуй!!! А-а-а! Все, все. Я не буду больше сопротивляться! Все, я сказал! Все!

Санитары уводят больного в палату. Доктор долго и печально смотрит им вслед.

Единственное в книге описание природы.

Мой друг С. как-то сказал мне. Роман, спросил он меня, а почему в твоих произведениях полностью отсутствует описание природы? Хотя бы одно описание природы на все твои тексты. Ведь описание природы, оно помогает читателю лучше понять произведение. Описание природы помогает читателю понять твое произведение лучше. Передает эмоции, например. Я в какой-то момент перестал его слушать, задумался о чем-то, о своем. Мы закончили разговор быстро, потому что я не очень люблю, когда меня критикуют. После этого, я несколько часов разговаривал сам с собой, с С. спорил. Я всегда так делаю, по несколько часов спорю мысленно со своими оппонентами, разговаривая то за него, то за себя. Во-первых, сказал я С. У меня и в романах, и в рассказах, и, даже, в пьесах дочерта разных описаний природы. Ну, с моей, конечно же, точки зрения. И в «Шарко» и, особенно, в «Дне Народного Единства». Но это с моей точки зрения. Нескольких предложений, описывающих природу, вполне достаточно. Поясню вам кое-что, дорогие мои читатели. Я раньше, когда сам был еще читателем, я очень не любил описания природы, всякие пространные рассуждения авторов. Я любил действия и диалоги. И, поэтому, я всегда пропускал описание природы и рассуждения. И читал только действия и диалоги. Я пропускал иногда половину книги. Это плохо. Это очень плохо. Поэтому, когда я стал писателем, не мог же я писать то, что самому мне читать не нравилось. Теперь вам понятно, почему в моих книгах почти полностью отсутствуют разные описания окружающей среды? Дома, природа, помещения – все это описывается у меня мазками, всего лишь несколько словосочетаний. Но один раз, скорее всего, можно сделать исключение, и я накатаю описание окружающей среды настолько длинное, насколько могу себе позволить. Буду писать до тех пор, пока мне не станет нестерпимо больно. Я опишу комнату и то, что находится за стенами комнаты. Я опишу Лондон, в котором я никогда, пока еще, не был. Я буду действовать почти как Кафка. Вот Кафка пишет свой незаконченный роман «Америка». А вот другой писатель. Сидит и, отточенным до болезненной остроты карандашом Kooh-I-Noor, пишет. Небольшая грязная комнатка в доме, который находится в той части Лондона, где протянулась та самая известная Бейкер-стрит. Типичный лондонский июньский вечер. Он хотел добавить к описанному выше слово «летний». Но поостерегся, ибо посчитал, что в предложении будет чересчур много прилагательных. И если еще прибавить слово «теплый». Что получится? Типичный лондонский июньский теплый летний вечер. Мерзость какая, подумал он и сломал карандаш о лист бумаги. Карандаш легко сломался. Белый лист не отреагировал никак. Разве что в конце предложения, казалось, появилась раздавленная муха. Я не могу описывать природу. Если бы я учился в литературном институте, то за курс «Описание природы» я с трудом бы натянул на экзамене тройку, а то и вообще не сдал бы этот экзамен и с третьего раза. Потом я с позором вылетел бы из института. Какая мерзость, снова подумал он, взял со стола пачку сигарет «Мальборо», зажигалку и подошел к раскрытому окну. На город спускался вечер, автомобили пронзительно гудели, ласковый ветерок трепал его шевелюру. В следующий раз надо написать «ласковый теплый ветерок трепал его шевелюру» и это не будет преувеличением, подумал он и закурил. Огни в соседних домах зажигались один за другим. Два парня на улице весело болтали о чем-то, периодически заливались хохотом и неохотно заканчивали смеяться. Из открытого окна на втором этаже доносились аппетитные запахи. Итальянец, снимавший там комнату, готовил спагетти Болоньезе. Он втянул в легкие горьковатый дым и задумался. Курильщики гораздо чаще заболевают раком легких, чем те, которые ни разу не курили или курили несколько десятков раз в жизни. Я тоже сейчас начал гораздо реже курить, чем раньше. Раз в месяц. Или чуть чаще. В основном в предвкушении какой-нибудь пьянки. Накануне какой-нибудь пьянки или во время употребления. Один раз мне подсунули анашу. Это было отвратительно. Никогда не курите анашу вместе с алкоголем. Где же здесь описание природы? Спросит меня вдумчивый читатель. И я отвечу. Все, я устал. Мне нестерпимо больно. И вообще я сейчас думаю не о какой-то там банальной природе. Все мысли мои сейчас вертятся вокруг предстоящего визита. Я не могу больше ни о чем другом думать. Итальянец высунул свою голову из окна. Он курил сигарету. Он повернул голову, посмотрел вверх и приветливо помахал мне рукой. Я ответил ему дружелюбным жестом. Сумерки сгущались. Постепенно вечер превращался в ночь. Ветер еле-еле шелестел листьями деревьев. Я всегда пропускал этот момент, когда вечер превращается в ночь. Это как с засыпанием. Как с засыпанием. Вот ты бодрствуешь, наплывают разные мысли, в теле чувствуется тяжесть, которую ты ошибочно принимаешь за легкость. Начинают забираться в голову потусторонние необычные мысли или картинки. В мозг начинают проникать картинки. Пустынный пляж, яркое солнце, обжигающий пятки песок. Черт, почему я не надел шлепанцы? Ты бежишь по раскаленному песку к морю и, наконец, с наслаждением разбиваешь ступнями воду и прохлада, живительная прохлада, дает твоим раскаленным ступням вторую жизнь, новое рождение. Из моря, навстречу тебе выходит обворожительная брюнетка. Она великолепно сложена, у нее спортивная фигура. Ты смотришь на нее и говоришь про себя. Какие у нее сиськи! Но ты даже не отдаешь себе отчета, что вот уже сорок пять секунд ты смотришь в ее прекрасные бездонные лазурные глаза, цвета моря. Да. Ты все понял. Сейчас ты с ней заговоришь. Ты понял. Вот она, та самая девушка, встречи с которой ты ждал всю свою жизнь. Вдруг, ты отчетливо слышишь стук в дверь. В глазах прекрасной незнакомки появился испуг. Она смотрит куда-то вдаль. Стук в дверь повторятся все настойчивей и настойчивей. Все громче и громче. Ты смотришь по сторонам, стараясь определить источник этого странного звука. Но не можешь. Теперь уже кто-то долбит в дверь со всей дури и еще орет. Открывай дверь! Ты там дрочишь что ли? И весь этот песчано-пальмовый рай на берегу океана начинает рассыпаться, растворяться. Подожди не уходи, в отчаянии кричит прекрасная незнакомка. И звук ее голоса рождает из небытия другой мир. Лондон. Ночь. Зажженная сигарета выпадает из моих рук медленно. Медленно летит на землю. Итальянец опять смотрит на меня снизу вверх и шутливо грозит кулаком. Придурок этот молотит кулаком по двери. Звонок же есть. Ворчу я и, не торопясь, иду открывать дверь. При этом ощущение у меня такое, что подошвы ступней горят так, как будто я только что бегал по раскаленному песку. Я открыл дверь. Он мельком посмотрел мне в глаза, а потом уставился на мой член, который находился в лежачем состоянии.

УПОТРЕБЛЕНИЕ

7-Methoxy-Beta-Carboline (Telepathine).

– Что ты там интересного разглядел? – спросил я его.

– Все-таки ты не дрочил, – хихикнул он. – А чего так долго не открывал?

Он не дождался ответа и прошел в коридор, слегка задев меня плечом. Скинул мокасины и босиком проследовал в комнату. На плече у него висела большая спортивная сумка. Он не бросил ее, по обыкновению, на пол. Он умудрялся бросать сумки именно так, чтобы я обязательно по нескольку раз запинался об них. Он сел на кресло и бережно положил сумку на колени. Потом, помолчав немного, спросил.

– А чего так долго не открывал?

– Я уснул, – я подошел к подоконнику, сел на него и закурил.

– Ты уснул? Так рано?

– Да. Очень странно. Я курил, высунувшись в окно, и внезапно уснул. Сигарета выпала из моих рук и чуть не спалила шикарную шевелюру итальянца, моего соседа снизу.

– Ты видел сон? О чем он?

– Да так, – я немного засмущался, – сисястая брюнеточка с голубыми глазами выходила на берег из моря.

Угу, – я видел, что он не хочет больше обсуждать свой сон, поэтому сменил тему, – ты помнишь, что мы собирались с тобой сегодня делать?

– Не очень отчетливо помню, – ответил ему я, – поужинать в пиццерии? Напиться в соседнем пабе? Пойти к той сестричке и трахать ее всю ночь вдвоем?

– Нет, ты все забыл. Неужели ты не помнишь того, что мы так долго с тобой обсуждали? Группу Coil, машины времени, наркотики. Ты ведь был трезвый вчера. Почему ты ничего не помнишь?

– Я смутно помню. Я не буду употреблять наркотики. Это незаконно. Что это за группа Coil еще?

– Ну как же, – эмоционально отвечаю я ему, – группа Coil. Джон Баланс и Крис Кристоферсон. Мои любимые музыканты. Наркоманы. Алкоголики. Гомосексуалисты.

– Фу, какая мерзость, – отвечаю я ему и, предварительно глянув вниз, выкидываю сигарету из окна, – какая взрывоопасная смесь. Они еще выпускают свои альбомы?

– Нет, они умерли. Сначала Баланс упал с лестницы и сломал себе шею. Потом Кристоферсон тихо умер во сне. Теперь они на небесах и ждут встречи с нами.

– Слушай, зачем ты мне это рассказываешь? Я не хочу слушать их музыку. Я не хочу употреблять наркотики. Это вредно и ведет к половому бессилию.

– Ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха, – я покатился со смеху, – наркотики ведут к половому бессилию? Где ты это прочитал? Насмешил. Но мы ведь решили не просто употреблять наркотики. Мы решили совершить ритуал, где музыка – это дверь. А специально подобранные вещества – это ключ.

– Ключ к чему? – не понял я.

– Этого мы еще сами не знаем. Возможно, они – ключ к осознанию себя, как машины времени.

– У меня появляются нехорошие ощущения, бро. Ты точно ничего не употребил только что, ну или накануне?

– Ничего я не употребил. Я все с собой принес.

– Что ты с собой принес?

– Все я тебе рассказывать не буду. Должна же быть какая-то интрига. Для первого этапа у нас все есть. Это ингредиенты для приготовления ******** (зачеркнуто цензурой) и двойная виниловая пластинка группы Coil. Сегодня мы будем слушать первую сторону. На ней записана одна композиция 7-Methoxy-Beta-Carboline (Telepathine). Это как раз то, что мы будем употреблять.

– Мы музыку будем употреблять?

– Нет. Вещество. Послушай. Извини за оффтоп. Я давно тебя спросить хотел. Скажи, а почему сейчас наш диалог обычным шрифтом в книге оформлен? Не логичней бы было, например, твои реплики обычным шрифтом излагать, а мои, например, курсивом выделять?

– Нет. Не логично. Так было бы логично, если бы я прикидывался, что с кем-то посторонним диалог веду. Со своим эго, например. А я сейчас сам с собой разговариваю. Я всегда, правда, сам с собой разговариваю, но зачастую разыгрываю целые пьесы и играю подчас за несколько персонажей. Иногда количество этих персонажей доходит до нескольких десятков. Плюс массовка.

– Круто, – выдавил из себя я это слово. Я сейчас реально испугался. У меня мурашки по телу побежали, – меня, что ли нет? Ты за меня играешь?

– Не ссы Капустин, поебем и отпустим, – я улыбнулся, но затем стал сосредоточенно серьезным, – я пошутил. Конечно же ты существуешь. Ты – есть. Ты можешь смело говорить, как твои любимые англичане. I am. Но тебе придется развернуть эти понятия. Что такое «ай» и что такое «эм». Хотя бы по несколько предложений. Иначе дальше никак. Как же ты собираешься ******** (зачеркнуто цензурой) свою готовить, если ты не знаешь, кто есть «ты», а кто есть «есть»? Но перед тем, как ты пойдешь на кухню готовит эту свою дурь, а я начну подготавливать и настраивать аппаратуру для прослушивания… Перед этим я должен открыть тебе одну тайну мироздания. Итак, слушай и запоминай. Это очень важно. Узнав эту тайну, ты сможешь единолично управлять Вселенной. Готов? Слушай. Прозшолонуц шцгунуекпарыв хххрххрхршшш шшшшсзззузазззззшегк шгплулллллллубл булбплбулбллу бнбе нлулбулбу проапркгшугкрарцорвпрпн нанеуне папроыне палльллф лопоплолнлуннплоулонп уонп уолнплон плонулн пну плону н пону плону плну лпу лнук лон п улон клон плон луон кН плону лнон.

– Это чего за хуйня?

– Товарищ майор, это магнитофон пленку зажевал. Подождите, сейчас я на «стоп» нажму.

– Иванов, блядь, ты дебил? Ты нахуя в двадцать первом веке прослушку на кассету записываешь? Сейчас в цифре все. Цифровые записи, цифровое хранение.

– У нас аппаратура новая, товарищ майор. Инструкция непонятная. Половина на китайском языке. А у меня по китайскому только базовые знания. Нажимаю на кнопки, программу запускаю, а у меня ничего не работает, ничего не получается. Я давай в техподдержку звонить. А технари пьяные, день рождения Пола Маккартни отмечают. Но я за полчаса перед дежурством одну покупку совершил. Осуществил мечту детства. Купил двухкассетный магнитофон Шарп, три пятерки. И целую сумку проводов и несколько аудиокассет с записью. Ну, я поколдовал немного с аппаратурой и подсоединил кассетник и осуществил запись. Я не знал, что у меня пленка замятая. Визуально вообще все идеально выглядело.

– А продолжение есть?

– Конечно есть.

– Давай отмотай чуть назад, повнимательнее послушаем. Ты конспектируй на всякий случай. Но, Иванов, надо потом будет все в цифру перевести. Ты меня понял?

– Так точно, товарищ майор.

Иииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииии (это идет перемотка) ииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииии. – Ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха, – я покатился со смеху, – наркотики ведут к половому бессилию? Где ты это прочитал? Насмешил. Но мы ведь решили не просто употреблять наркотики. Мы решили совершить ритуал, где музыка – это дверь. А специально подобранные вещества – это ключ.

– Ключ к чему? – не понял я.

– Этого мы еще сами не знаем. Возможно, они – ключ к осознанию себя, как машины времени.

– У меня появляются нехорошие ощущения, бро. Ты точно ничего не употребил только что, ну или накануне?

– Ничего я не употребил. Я все с собой принес.

– Что ты с собой принес?

– Все я тебе рассказывать не буду. Должна же быть какая-то интрига. Для первого этапа у нас все есть. Это ингредиенты для приготовления ******** (зачеркнуто цензурой) и двойная виниловая пластинка группы Coil. Сегодня мы будем слушать первую сторону. На ней записана одна композиция 7-Methoxy-Beta-Carboline (Telepathine). Это как раз то, что мы будем употреблять.

– Мы музыку будем употреблять?

– Музыку. Музыку. На чем, кстати, мы ее будем употреблять?

– Ну как же, на Деноне ДП-2800. Стол из мрамора плюс обтяжка кожей. Легендарный фономотор ДП 2000. Моментально стартует, моментально переключается с 33 на 45 скорость и обратно. Кварцевая стабилизация…

– Стоп, стоп, стоп. Не читай мне лекцию. Ты главное скажи, звук хороший?

– Звук отличный. Ты такого никогда не слышал. На твоей херовой Соне, точно такого звука не добьешься.

– У меня ММ-головка.

– Иди в жопу.

– Ладно. Я пойду готовить зелье. А ты давай священнодействуй с аппаратурой. Басов добавь. Басы здесь главное. У тебя там емкости стеклянные есть? Кастрюли там какие-нибудь?

– Есть, есть. У меня образцово показательная кухня, ты же знаешь. (Пауза). О чем дева плачешь? О чем дева плачешь? О чем дева плачешь, о чем слезы льешь? О чем дева плачешь, о чем слезы льешь?

– Это что блядь такое, Иванов?

– Это, товарищ майор, у меня там раньше на кассете была записана, значит, русская народная песня «По Дону гуляет».

– А запись?

– А запись закончилась.

– Так, понятно. Ответь мне, пожалуйста, Иванов на последний вопрос, перед тем, как я тебя застрелю. Мне одному показалось, что второй раз на записи они немного не то же самое говорили, что в первый раз?

– Вам одному, товарищ майор, показалось. Вы уберите, пожалуйста, пистолет обратно в кобуру. Небезопасно это…

«Что там у тебя грохнуло?» —спросил я, дернувшись от внезапного грохота.

– Разделочная доска на пол грохнулась, – задумчиво ответил я.

Теперь я уже хочу побыстрее нажать на перемотку. Потому что описывать, как один готовит-шаманит ******** (зачеркнуто цензурой), смешивает, там, ингредиенты (или наебывает меня, а сам давным-давно все приготовил, подмешал всякой херни и выдает все это за ******** (зачеркнуто цензурой), пользуясь тем, что я ни разу ее не пробовал), а другой подготавливает аппаратуру (или наебывает меня, а сам тихо снимает пистолет с предохранителя так, чтобы я не услышал и кладет его под подушку), ставит пластинку, крутит ручки громкости, НЧ, ВЧ и подкручивает баланс. Это описывать мне, лично, неинтересно. Поэтому нажимаю на перемотку.

ИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииии вот принес.

Он принес в высоких стаканах, полных до краев, какую-то странную жидкость. Пахла она (сейчас понюхаю) очень странно, и я не удивлюсь, если она вообще никак не пахла. Стаканы были опустошены нами очень быстро. Я подумал, что если я почувствую, что он меня отравил, и я точно буду знать, что скоро умру, то я разряжу в него всю обойму из своего табельного ТТ.