Тень Луны

Аристарх Петрович готов был ждать сколько угодно, но я убедил заявителя не терять времени и пообещал перезвонить и сообщить, когда у шефа получится его принять. Он дописал в заявлении номер своего мобильного телефона и собрался уходить.

– Ну вот, Саша, – вдруг с едва заметной улыбкой заметил на прощание Колохатько. – Теперь и от вас зависит судьба Земли. Не подведите ее.

– Постараюсь, Аристарх Петрович, – уверенно ответил я. – Для этого здесь и работаю.

Он пожал мне руку, а мне это снова напомнило ритуал посвящения в рыцари, благо образование историка навеяло подобную ассоциацию. Только в рыцари какого-то другого, более значимого ордена.

И у стареющего профессора оказалась, на удивление, крепкая мужская рука.

– Я наберу вас, – только и остаётся пообещать мне.

– Время у нас есть, но его очень мало, – требовательно озвучил Колохатько. – Жду звонка.

И исчез из приемной отделения. Так же тихо, как и появился.

Понедельник уже не похож на обычный….

– Доложи о происшествиях, – скомандовал Мостицкий, когда появился в отделении ближе к вечеру. Шеф лично выезжал на места преступлений, и по виду его было ясно – Иваныч не раз вытер сегодня пот со своего могучего лба.

– Есть, – отреагировал я и, оказавшись в его кабинете, начал доклад.

Перечислив зафиксированные кражи и грабежи, я почувствовал дрожь в голосе, когда вынужден был положить ему на стол заявление Колохатько. Шеф пробежал по нему глазами и, помрачнев, нахмурил свои суровые брови.

– Ну зачем ты эту хрень принимал? – устало переспросил он. – Я же четко велел тебе его отправить куда подальше, – и добавил себе под нос, – Ох, блин, молодняк. Когда научитесь работать?

– Да не псих он, Иван Иванович, – возразил я, будучи готовым к такой реакции полковника. – Не псих, это точно. Пожалуйста, примите этого Колохатько и выслушайте. Ему явно есть что сказать.

– Ты его обследовал? – с издевкой уточнил шеф и почти заорал. – Рудный, на нас пять нераскрытых «тяжеляков» висит! Заявление его зарегистрировал? Правильно, молодец, все как учили! А теперь мы должны на него реагировать, провести работу, перенаправить по подведомственности. А куда? Там, где с нас ржать будут, как с кретинов? Скажут – парни, вы тут заработались совсем, мозгами поехали….

Мостицкий добавил еще пару крепких полицейских выражений (не для текста), а я сидел перед ним, как студент на защите диплома. Одна половинка сознания тухнет от нахлобучки шефа, но другая, более сильная, понимает – мне есть что защищать.

– Иван Иванович, – говорю я, когда Мостицкий умолк. – Позвольте мне поработать с этим заявлением.

Иваныч еще раз пробежал по бумаге глазами, откинул его мне и пронзительно посмотрел на своего зеленого еще опера.

– Уничтожение Луны, говоришь? И кто его может устроить?… Мировые террористы? Ох, Саня, книжек начитался. Много свободного времени, значит. Надо тебе еще пару-тройку краженок подкинуть. Пропавших котов поискать, в нагрузку.

Да подкидывай, не боюсь я работы. Просто разобраться хочу, с чем этот профессор на самом деле пришел.

– Дипломную закончил? – уже спокойней уточнил Мостицкий.

– Закончил, – бодро заверил я. – Через три дня защита.

– Хоть у нас потом останешься? – усталым тоном переспросил шеф. Он переживает, что пережмет нас, молодых ребят, что мы от него уйдем, уволимся, и не с кем ему, динозавру оперативной деятельности, будет работать. И статистика раскрываемости рухнет вниз.

– Пока останусь, – И здесь я честен.

– В общем так, – подытожил Иваныч. – Колохатько этого завтра вызови на свежую голову и убеди забрать заявление. Откажется – действуй по закону.

– Есть, товарищ полковник.

– Свободен, историк, – и он по-отечески махнул мне ладонью.

А я с неким облегчением, но с одновременной готовностью к новым событиям вышел за дверь.

* * * *

Утром план на день стал прокручиваться в голове, едва приоткрылись мои заспанные глаза. Тело и мозги быстро втягивались в нужный для оперативника ритм. Заявление странного профессора не покидало мысли ни весь вечер, пока я пролистывал готовую дипломную работу, отыскивая в ней последние возможные косяки, недопустимые для претендента на «красный» диплом, ни ночью, когда впечатленный мозг долбили замысловатые сны.

Мамочка уже приготовила мне завтрак, когда я появился из ванной на кухне нашей небольшой квартирки. Самый близкий для меня человек, мама заботливо поинтересовалась, как я выспался, отметила мои круги под глазами, порекомендовала меньше работать и завести постоянную девушку (что немыслимо при моем жизненном ритме), чмокнула усевшегося за стол сына в щеку и открыла кастрюльку, высвобождая аппетитный пар.

– Кушай, сынок, – и удалилась смотреть новости по телеку в комнату. Погруженный в раздумки, я наворачивал мамины пельмешки, одновременно создавая мысленные алгоритмы по предстоящей защите дипломной, расследованию краж и беседе с профессором – все в вперемешку, как манная каша (ее я отказался есть уже давно, как мама ни старалась мне ее готовить). Версия о подготовке к уничтожению Луны, выдвинутая Колохатько, и его заява, повисшая на мне, как чугунная гиря, прочно застряли в мозгу. Как ее отказать?

– Сынок! – услышал я мамин голос с соседней комнаты. – Это по твоей части, – и доносит до меня телевизионную новость. – Похитили картину!

– Какую картину, мам? – задумчиво уточнил я, не воспринимая информацию на фоне обдумываемых событий, как тут, словно молния ударила в затылок.

«Они уже начали похищение картин».

Колохатько. Его фраза вчера…. Что, блин, происходит? Как самолет-истребитель, я вылетаю со стула и рвусь в комнату с телеком.

« -… Полотно Джаконды, известное также, как Мона Лиза, является шедевром мировой живописи и уже сотни лет представляет загадку для всех искусствоведов. Сегодня еще большей загадкой стал факт похищения величайшей картины Да Винчи с парижского Лувра, – активно вещал журналист по «ящику». – Система безопасности музея отличалась высшей степенью защиты и исключала подобные преступления века. Оперативно создан следственный комитет, проверяются на причастность музейные сотрудники, а также введен режим проверок в аэропортах Парижа и всей Франции с целью недопущения вывоза картины….».

– Ой, что делается, сынок, – говорит мамочка. – Уже до Лувра добрались. Они там в Европе от воров не могут избавиться, где уж нам тут….

Ограбление Лувра – это не обчистка квартиры коммерсанта с набережной. А великое полотно – не «Айфон», уведенный в метро у невнимательной студентки. Как такое могло произойти? Лувр обокрасть невозможно. И этот ли случай прогнозировал вчера профессор Колохатько? Ощущения приближения настоящего события, в котором я сыграю ключевую роль, застучали внутри с новой силой.

Лечу на работу в отделение. Вот заявление с оставленным мобильным номером. Набираю нужные, написанные аккуратным профессорским почерком цифры.

– Аристарх Петрович…. Доброе утро, это вас младший лейтенант Рудный беспокоит…. Да, можете подъехать.

Когда странноватый профессор вошел в мой кабинет, я поймал в себе еще одно ощущение, будто Колохатько не уходил вчера из отделения, и что виделись мы минуту назад, а не сутки. И что его беспокойство становится моим, связывая с совершенно незнакомым чудаком с неустановленным психическим состоянием невидимой, но крепкой нитью. Мозг закипел, подбирая нужные вопросы для его допроса.

Он пожал мне руку, а я почувствовал в его рукопожатии надежду. Эта самая надежда быть понятым и принятым засветилась в его глазах.

– Присаживайтесь, пожалуйста, – постарался придать я голосу официоз, Колохатько сел напротив меня, а мои руки привычно достали лист бумаги. Процессуальная формальность, получение объяснения от заявителя мне сейчас не казалась формальной. Я готов был услышать непонятные, но важные сведения.

– Аристарх Петрович. По вашему вчерашнему заявлению я должен задать вам ряд вопросов. Расскажите пожалуйста, что вам известно о готовящемся правонарушении?

Я думал, что профессора сейчас буквально понесет, и он засыплет меня кучей фактов, сформулированных с научной точностью и обоснованностью. Но вместо этого Колохатько взял паузу, словно допрашивая сначала самого себя, а потом выдал.

– И многое, и ничего.

Содержательно, ничего не скажешь.

– Поподробней можно? – придавливая в себе раздражение, уточнил я.

– Саша, – как к старому приятелю обратился Колохатько. Его голос вдруг стал тише, будто желая исключить подслушивание за дверью. – Мне неизвестно, каким способом будет уничтожен спутник Земли, но есть основания утверждать, что это произойдет в самое ближайшее время. Будет ли он взорван, или сбит, или еще какой-то способ приведется в действие – неважно. Важно, что процесс запущен, и вопрос его доведения до конца получил счет на фазы.

– Какие фазы? – непонимающе спросил я. Неужто и вправду Колохатько псих?

– На фазы Луны, – ответил он еще тише и обернулся к двери.

Мозги мысленно отмечают, что записать в объяснение излагаемое пока нереально, и надо придать сведениям более конкретную форму.

– Аристарх Петрович. Мы должны отреагировать на ваше заявление, но я прошу, сообщите конкретные факты, включающие возможный способ преступления и перечень предполагаемых лиц. Если вы не поможете, мы не сможем предотвратить правонарушение.

Я повторяю, как примерный студент, то, что слышал в таких ситуациях от Мостицкого. Шеф был настоящий профи проводить допросы. Его бы сейчас сюда вместо меня, он бы закончил с профессором за десять минут.

– Я действительно не знаю, как это случится. Но уничтожение Луны приведет к скорой гибели и самой Земли. Во всяком случае, всего живого на ней, – подавленно сообщил Колохатько.

И выдержав многозначительную, разрезающую диалог на разные уровни важности, паузу добавил.

– А все потому, что они уже готовят Конечное Затмение.

После этой фразы у меня застучало в висках.

– Что-что?

Наверно, все мое тело в этот момент стало похоже на знак вопроса.

– Понимаю, – заметил Колохатько, – Ваше образование, Саша, усложняет вероятность того, что вы поймете все, о чем должен вам рассказать. Юриспруденция – штука точная, и не позволяет сознанию выходить за рамки стандартов, фактов и конкретного практического опыта.

– Вы ошибаетесь, Аристарх Петрович. Образование у меня историческое. Я – историк, а юриспруденцию еще только изучаю на практике, – признался ему.

Колохатько оживился.

– История? Тогда совершенно другое дело. Это наука, которая учит верить в возможность любого события, а в истории человечества столько невероятного, – удовлетворенно заметил профессор, – А я – религиовед. Знакомы с таким предметом?

– Третий курс истфака, – вспоминаю я. – Полгода лекций и отметка в зачетке.

– Вот-вот, значит поймете суть моего изложения. Я всю научную жизнь занимался изучением религиозных концессий – всех, от христианства до язычества. Полгода назад я участвовал в конференции религиоведения в Германии, и мне, благодаря одному моему немецкому коллеге, попал в руки кое-какой документ. Старинный пергамент детально описывал процедуру Конечного Затмения.

– Что это? – скептицизм сменился любопытством, и оно червяком ковыряло внутри. Я готов был пожирать все, что излагал Колохатько.

– О Конечном Затмении, как ритуале, описывалось еще в Некрономикон…

– Из романов Лавкрафта? – недоверчиво перебиваю я. – Так это же придуманная книга писателя-фантаста.

В памяти сразу всплыли детские комиксы по рассказам известного автора ужастиков.

– Нет, Саша, Лавкрафт ссылался на вполне существовавшую вещь, написанную последователями Сатаны, – уверенно заперечил Колохатько. – Просто он не мог предъявить ее наличие, а у нас, людей, так принято: не покажешь – не докажешь. Другое дело, что подлинник Некрономикон до сих пор не идентифицирован, а количество версий книги настолько велико, что выявить среди них настоящую нереально. И все же, я находил в авторитетных источниках утверждение, что Некрономикон существовал и содержал подробное описание ритуала Конечного Затмения.

Я будто забыл, где мы с заявителем Колохатько находимся в этот момент, а все происходящее напоминало живую дискуссию научного совета.

– И в чем же смысл этого…. Конечного затмения? – наконец, спросил я.

Самое важное, что мне предстояло узнать. Чувствую, как сипнет голос и покрывается влагой спина.

Колохатько отворачивает взгляд в сторону, будто ищет ответ где-то в стороне.

– Селена, Диана, Хана, Чандра, Мецтли, – начал вдруг перечислять профессор. – О ком идет речь, молодой человек?

– Богини Луны, – быстро проговорил я в ответ, пытаясь уследить за его мыслью.

– Верно. Разные народы ее по-разному называли, – кивнул Колохатько. – Это женщина, своей силой оберегавшая небесное тело. Ее создала природа как олицетворение Луны, ее жизни и ее предназначения. У богини магический дар охранять спутник, пока он, в свою очередь, бережет самое ценное – нашу Землю.

– Вы излагаете мне доклад по мифологии, Аристарх Петрович, – усмехаюсь я. Зачем он мне все это рассказывает?

– Я годы потратил на то, чтобы понять, – спокойно продолжил Колохатько. – Существовали боги, или это выдумка креативных людей? Не знаю, Саша, есть ли у меня однозначный ответ. Но отрицать то, что богиня Луны существует, брать такую ответственность в сложившейся ситуации, не могу.

– Вот-вот, – нетерпеливо заметил я, пытаясь вернуть профессора к сути. – Давайте все же о ситуации.

– А я от нее и не уходил, – строго заметил Аристарх. – Но без вступления по мифологии вы меня далее просто не поймете. Теперь более важное.

– Мой коллега, профессор Ганс Миллер на конференции в Мюнхене показал мне старинный монускрипт, четко описывающий Конечное Затмение. Миллер читал мои исследования по роли богини Луны в религиях разных народов и уважительно относится к этим работам, поэтому предположил мою заинтересованность в данном письме и любезно позволил снять с него копию.

– И вы его прочитали? – задал я, пожалуй, самый тупой вопрос за сегодняшний день.

Колохатько усмехнулся. Ловлю в себе ощущение растущего мандража.

– Что там написано? Что происходит при этом самом… Затмении?

– Там описывается подробная процедура, которую долго пересказывать. Но итог ее трагичен.

Аристарх Петрович сделал паузу, нервно помяв губами, а затем выдал. То, к чему вел меня весь свой рассказ.

– Нейтрализация богини Луны!

Можно по разному относится к мифам. Можно приписывать маразм стареющим людям, готовым передать тебе свои домыслы, выдаваемые за непреложный факт. Можно смеяться над любой мыслью, выходящей за рамки принятых истин. Наверно, ни один оперативник не вникал бы на моем месте ни в какое «конечное затмение» и откровенно пропустил бы мимо ума «нейтрализацию богини Луны», в которую в современном мире не верят даже дети, а обозначил бы Колохатько душевнобольным и, пообещав разобраться, вывел бы его за двери отделения и забыл о нем через пять минут.

Но когда не хватает знаний, человек ведом чувством. Его называют интуицией, наитием, еще как угодно. Оно подсказывает мне, что на все излагаемое религиоведом нужно посмотреть под другим, нестандартным углом. Чувство бывает сильнее ума, и в эти минуты мозги должны ему подчиниться. Я всего лишь делаю свой выбор.

– Аристарх Петрович…. Какие последствия у Конечного Затмения?

Профессор взволнован не меньше моего и готов к продолжению допроса.

– Богиня Луны при проведении ритуала теряет свою силу. Ее погружают в Короб Сатаны, и под чтение заклинаний держат в нем целую ночь. Сама богиня не погибает, но спутник, который охраняется божеством, становится уязвимым и открытым для уничтожения. А ликвидация Луны для нацеленных на подобную программу сил – лишь дело техники. Чем это катастрофично для Земли, расскажет любой астроном. Исчезновение магнитного поля спутника – это изменение наклона земной оси, нарушение времени суток, тотальные перемены в земном климате с непредсказуемыми последствиями для флоры и фауны, наконец, глобальное потепление и таяние ледников, всемирный потоп с постепенной гибелью человеческой цивилизации. Если же Луна разлетится на куски, то они метеоритным дождем полетят на наши головы, и гибель человечества произойдет еще быстрее.

– И вы в это верите?

– Я верю, что именно этот ритуал имеет разрушительную силу. У меня есть основания так считать, – настаивал профессор.

– Но это всего лишь текст в манускрипте, – выпалил я, и во мне снова просыпается скептик. Чувствую, как нервная волна накрывает мозг, и я почти кричу. – Вам могли передать очередную легенду!

– Браво, Саша! – среагировал Аристарх. Он шел на один шаг впереди меня, как и положено информатору, и вел за собой мою мысль. – Вы заметили самое главное. Конечно, написать можно, что угодно. Мне по долгу профессии приходилось изучать различные мифы, а манускрипт с Конечным Затмением запросто мог оказаться одним из них. Но вся суть даже не в том, что в нем написано, а в том, где его нашли.

Я ощущаю, что эта история поглощает меня живьем.

– И где? – остается вопросить мне.

– После Второй Мировой войны послевоенная администрация Германии обнаружила уцелевшую часть одного любопытного архива, – оживленно продолжал Колохатько. – Наткнись на него американские или советские войска, уверен, он бы попросту исчез. Фашисты не смогли его вывезти и не успели уничтожить. Профессор Миллер получил в него скрытый доступ и в числе разных документов обнаружил манускрипт. Это была часть архива «Немецкого общества по изучению древней германской истории и наследия предков».

– «Аненербе»! – возбужденно воскликнул я.

Рассказ Аристарха набирал совершенно новый оборот.

– Именно! Саша, признаюсь, приятно общаться с профессионалом, – похвалил мою подготовку историка Колохатько.

Да, это кое-что…. Аненербе – структура Третьего Рейха, изучавшая оккультизм и эзотерику. Одной из ее целей было разыскать артефакты, имеющие мистическое значение и способные влиять на формирование мировых событий. Курировал Аненербе лично Гиммлер, а Гитлер всерьез считал, что организация должна сыграть ключевую роль в победе нацизма и установлении фашистского правления над всем миром. Историки впоследствии тщательно исследовали деятельность этой полумистической структуры, но многое в ней так и осталось печатью за семью замками, похороненными под руинами истории.

Но есть ли основания считать, что интерес Аненербе к манускрипту с Конечным Затмением подтверждает действенность ритуала? Именно в этом меня и пытался убедить Колохатько.

– Вы полагаете, в Аненербе верили, что Конечное Затмение приведет к гибели Луны? – спрашиваю я профессора.

– Саша, документ был найден в папках под брифом «Совершенно секретно». Если фашисты берегли этот манускрипт, они рассчитывало использовать его по назначению, причем, самому прямому.

То, что в команде Аненербе работали ребята, которые ничего не делали бы просто так, меня убеждать не стоило. И здесь Колохатько был прав. Но надо размышлять дальше.

– Допустим, – продолжаю я. – Но откуда вам известно, что Конечное Затмение будет совершено в ближайшее время?

– Ритуал предполагает определенные действия с богиней Луны, так, во всяком случае, написано в документе, – объясняет профессор. – А три месяца назад состоялось первое похищение. Была украден картина Рубенса «Богиня Диана с нимфами», прямо с выставки в Лондоне. Совершить преступление при том уровне охраны считалось невозможным, а полотно так и не нашли. Неделю назад исчезло творение Ботичелли «Богиня Луны, а этой ночью…

– Мона Лиза! – с догадкой перебил его я. Чувствую, как спирает дыхание, и заведенным мотором стучит сердце.

– Точно, – кивнул Колохатько. – Такое же невероятное похищение, и никаких следов. Вам, как сыщику, уже сам факт этих краж века должен показаться интересным. И странным в своей…. невозможности, что ли.

– Две из них изображают богинь Луны, но третья – просто девушка…. Как Мона Лиза вяжется с предыдущими? – теряюсь я в догадках.

Колохатько взял паузу, будто потерял нить рассказа, а теперь пытается ее нащупать, но на самом деле….

– Я опять начну издалека, чтобы вы все поняли, уж извините, – попросил профессор.

И я приготовился к очередной лекции. Но признаюсь себе, что уже забыл, когда я настолько увлеченно внимал чему-либо.

– Моя докторская диссертация была посвящена изучению богинь Луны в древних и языческих религиях. Уверяю, я очень глубоко разобрался в данном вопросе, за годы перелопатив огромное количество исторических документов, сведений и прочих материалов, которые касались знаний человека об этом удивительном божестве женского рода. Объявлять эти материалы легендами слишком просто и, как ни странным может показаться – ненаучно, ведь это признания большого количества людей. Богиню описывали, как красивую и невероятно яркую девушку, часто контактировавшую с простыми смертными.

Колохатько говорил о богине Луны, как о живой, существовавшей на самом деле женщине. Он будто разделял верования древних и, казалось, жалел, что не знаком с богиней лично. Я понимаю его. Старый профессор просто любил науку – свое дело. Когда настолько вовлечен в исследования, начинаешь верить, что выдуманное людьми существовало взаправду.

– И Ботичелли, и Рубенс, и Леонардо да Винчи в разное время уверяли, что им позировала сама богиня Луны. Акцентирую, это лишь их утверждения, но задокументированные – я нашел их в источниках. Все три картины, по их мнению – не фантазии, а портреты, написанные ими с натуры. Да-да, картина Моны Лизы – это также портрет богини Луны, жившей в тот момент в средневековой Италии среди простых смертных и каким-то образом открывшейся знаменитому Да Винчи. Утверждению Леонардо просто не придали серьезного значения – ни современники художника, ни потомки. И если бы я не занимался вопросом профессионально, то и сам решил бы, что заверения авторов мировых шедевров – не более чем реклама, дополнительная попытка оставить свои картины в вечности. Хотя эти полотна и так вошли в категорию бесценных.

Я слушал завороженно. Колохатько сообщал интересные версии, но насколько они были фактами? А профессор не останавливался.

– Если поверить, что художники написали портреты настоящей богини Луны, то мне оставалось увязать этот факт с подготовкой Конечного Затмения. Без богини Луны его не проведешь, а картины с ее изображением могли показаться злоумышленникам альтернативой ее фактическому присутствию. Вот и прошла эта серия похищений. Поняли? Им нужно изображение для ритуала!

– А почему они не ограничились одним портретом? Например, Рубенсом. Он ведь был украден первым.

Профессор был готов к ответу.

– Логический вывод напрашивается простой. Рубенс таки слукавил, утверждая в мемуарах, что ему позировала богиня. Похитители убедились в этом, попробовав провести с ней Конечное Затмение, но ритуал не получился, по понятным причинам. И тогда они пошли дальше….

– И с портретом Ботичелли вышло то же самое, – продолжаю версию профессора я.

– Верно, иначе с Луной уже случились бы неприятности, а до кражи Моны Лизы дело бы не дошло. Она была бы им попросту не нужна, – моделировал фабулу событий Колохатько.

– Но картина Ботичелли тоже оказалась фантазией, а не портретом богини, и все же дошло до Моны Лизы, – говорю я, не выключаясь из наблюдения догадок профессора.

– Да, и если Леонардо да Винчи действительно написал ее с натуры настоящей богини Луны, то катастрофа уже на пороге. И эта катастрофа – Апокалипсис для всего человечества.

Финальный вывод профессора оставлял огромный восклицательный знак.

Как знак угрозы.

– А если и Мона Лиза не была богиней? – не оставляя скептицизм предполагаю я. – Старик Леонардо тоже мог пошутить. Или девушка, ему позировавшая, придумано представилась богиней.

– Они все равно не остановятся, – выдохнув воздух, после паузы, мрачно проговорил Колохатько. – И доведут начатое до конца. Ко всему, я почти уверен, что полотно Да Винчи – оригинальный портрет.

Чем больше Аристарх насыпал информации, перемешанной с собственными версиями, тем больше возникало у меня вопросов.

– А почему бы им саму богиню не найти? – иронично замечаю я.

Колохатько пожал плечами.

– Ну, Саша… Я не отрицаю, что богиня Луны существовала когда-то, но не настолько, чтобы утверждать, что она живет среди нас по сей день. Какие сейчас могут быть богини? Они затерялись в современном мире, и найти их невозможно…. Какие богини? – почти раздраженно повторил Аристарх. – История богинь осталась в прошлом. Теперь весь мир верит только в интернет.

Вот это тезис. Я готов был засмеяться, насколько старый профессор прав. Но версии Колохатька не хватало одного звена, которого он не знал. Или знал, но не озвучил? И эта мысль наталкивала меня на вопрос.

– Хорошо, Аристарх Петрович, допустим. Но почему вы так уверены, что злоумышленники похищали картины с целью проведения ритуала Конечного Затмения? Может, какой-нибудь коллекционер-фанат живописи хочет собрать у себя коллекцию портретов богини Луны? Да и картины сами по себе стоят огромного состояния. Жадность, как мотив преступления, еще никто не отменял.