На задворках чужого разума

– Вот как, – закивала я. Голоса в голове тоже оживились и одобрительно загудели. Значит, он говорит правду.

– Твой отец покончил с собой. Это не было убийство, так было нужно. Теперь должна ты, – заявил Андрей Владимирович. – Готова ли ты исполнить свое предназначение?

– Готова, – я вновь яростно закивала, громкость голосов все нарастала.

– Что ж, тогда нужно назначить дату.

– Скоро годовщина смерти отца, – ляпнула я, – думаю, это не совпадение. Но как мне надо сделать? Как он?

– Прислушивайся, они тебе подскажут, – весело блеснул глазами врач. Я торжественно кивнула. В моей картине мира все встало на свои места. Голоса звучали звонко и ясно, словно бы оркестр сопровождал меня перед главным выходом. Последним выходом.

Надежда

Я пришла на очередной сеанс с чувством тревоги и пугающим предчувствием. С каждым разом я все яснее осознавала, что мне не нравится мой врач, но не могла понять: что-то не так с ним, или это мои нервы окончательно сдают, отчего я становлюсь параноидально настороженной.

Встреча была угнетающей. Психоаналитик на меня давил. Я все яснее понимала, что он мне не помогал, не направлял к способам решения моей проблемы, не подталкивал к правильным мыслям и решениям. Он только ухудшал мое состояние. Вместо беседы у нас с ним по сути происходил ожесточенный спор.

– Милая моя, вы же просто взбалмошная барышня. Вы предали единственного человека, который вам помогал на протяжении долгих лет, вы пользовались благами, которые он вам давал, а потом его бросили. А лишь он умер – за счет оставленного вам наследства значительно улучшили свою жизнь. Вы что же, хотите меня убедить, что это вы психологически травмированы? – снисходительно говорил мой собеседник. В этот момент я практически начала его ненавидеть. Можно ли так говорить с пациентом? А он, не подозревая о моих мыслях, продолжал:

– Это ваш отчим был глубоко несчастным и серьезно психологически травмированным человеком. Это ему нужна была помощь. Кстати, вы ведь сами говорили про его робкие попытки наладить отношения – но вы не протянули ему руку помощи, уже будучи взрослой девушкой. Да-да, в пятнадцать-шестнадцать лет вы могли бы уже повзрослеть и начать его понимать. Всего-то и нужно было, что протянуть ему руку помощи, выразить сочувствие, поддержку. Но вы его добили. Это из-за вас он в итоге окончательно разочаровался в жизни и решил спиться, став алкоголиком, – на этих словах я хотела возразить, что алкоголиком он стал, когда я еще пешком под стол ходила, но врач, очевидно, понял, что я собиралась сказать, и не дал мне даже рта раскрыть.

– Полноте, полноте. Не был он настоящим алкоголиком до последних лет своей жизни. Вы, милая, не жили с человеком, у которого есть реальная пагубная зависимость. Знаете, что такое жизнь с такими индивидами? На столе крошки хлеба нет, потому что глава семейства все пропивает. Постоянные побои и больницы – потому что травмы после каждого запоя становятся все серьезные. Долги перед соседями, перед криминальными личностями, которые потом ходят и выбивают деньги у несчастных родственников алкоголика. Стыдно смотреть в глаза знакомым и придумывать оправдания, что синяки появились из-за случайного падения, а вовсе не из-за того, что пьяный родственничек съездил разок-другой по физиономии. А у вас что? Проблема не в этом. Проблема в том, что вы просто личность истеричного склада характера, избалованная, не приспособленная даже к малым лишениям в жизни. Вы всегда будете чем-то недовольны, потому что у вас такой характер. И от малейшей неприятности вы так и будете каждый раз получать психологическую травму, – вещал собеседник.

Из моих глаз брызнули слезы. Сейчас вслух он повторил те мысли, которые возникали в моей голове, когда меня начинало мучить чувство вины. Но обычно в моих самокопаниях все-таки побеждал разум: ведь были же прецеденты, которые очерняли отчима и его поведение. И потом, каждый человек имеет право на чувства, на любые, и я имею! А он сейчас просто обесценил все мои переживания!

– Вот, вы сейчас плачете. А что такого я вам сказал, чтобы плакать? Совершенно ничего обидного, – пожал плечами психоаналитик. И продолжил:

– С таким отвратительным характером, как у вас, только на серьезных препаратах и жить постоянно. Для вас все – стресс, кто бы и что с вами не делал.

– Я так не хочу, – сквозь слезы ответила я. Ответом мне был красноречивый вздох и предложение выбрать следующую дату для записи. Я решила повременить и подумать. Вслух я сказала, что у меня сейчас очень много работы, а потому я выберу дату позже и позвоню, чтобы записаться. На этом мы и расстались.

Я вышла из кабинета, спустилась на улицу и села в машину. Проехав пару кварталов, я припарковала машину и стала переваривать услышанное. Он сказал, что таким, как я, только всю жизнь на лекарствах. Неужели это правда? И какой в этом толк – все равно никакого эффекта я не вижу. Значит ли это, что без них мне будет еще хуже? Что если бы не они, то болталась бы я уже в петле или мое тело в виде не очень аккуратной лепешки лежало бы под окном дома? Что я вообще пока еще тяну эту жизнь только на лекарствах?

Боже, лекарства! Меня как током ударило. Я ведь даже не удосужилась прочитать в интернете информацию о тех медикаментах, которые он мне прописал. Зачем их назначают, и о побочных эффектах неплохо было бы узнать. Кстати, может быть у меня как раз вылезли какие-то побочки, именно поэтому лечение течет так вяло? Вероятно, мне просто не подходят препараты?

Ругая саму себя на все лады за недальновидность, я достала смартфон и вбила в поисковую строку название препаратов, коих было два. Я читала инструкцию по применению и холодела. Вот почему нет результата. Его не может быть. Эти лекарства в моем случае лишь усилят тревогу и депрессивное состояние. Они вообще не назначаются при том расстройстве, от которого страдаю я. При моей проблеме они могут лишь значительно усугубить ситуацию. Как же так?

Зачем он это сделал? Ошибся? Сам страдает какими-то проблемами и потому назначает неверное лечение? Что это вообще такое? Поначалу я склонна была полагать, что это какая-то случайность, может быть, он что-то напутал. Но мысли перешли к нашим сеансам психотерапии, которые напоминали, скорее, ожесточенные бои. И ведь меня интуитивно тоже напрягал такой подход, но почему-то совестно было сомневаться в действиях профессионального врача, а потому я гнала нехорошие мысли прочь.

Я завела машину и в шоковом состоянии поехала домой. Переступив порог, зашла прямиком в душ. Горячая вода распалила меня и придала мне решимости. Я знаю, что мне делать. Мне нужно поговорить с мужем. Переодевшись, я стремительно прошла в комнату и села рядом с супругом и выпалила:

– Мне надо с тобой поговорить.

– Я слушаю тебя, – оторвавшись от книги, сообщил муж.

– Разговор будет долгим и трудным для меня, – предупредила я. И начала говорить. Про то, чего никогда ему не рассказывала. Про свое детство. Про отчима. Про переживания. Про их последствия. Про то, почему тот эпизод в гостинице стал триггером и выпустил всю мою боль наружу. Про врача. Про унижение на приемах. Про неверно выписанные таблетки.

На протяжении всего разговора муж внимательно слушал. Выражение его лица сменялось то жалостью, то ужасом, то удивлением. По окончании моего спича он лишь спросил:

– Но почему же ты раньше не рассказывала и не просила о помощи? – хороший вопрос. Я лишь в бессилии пожала плечами и прошептала:

– Мне нужен совет со стороны. Я хочу понять. Действительно ли мой отчим был полностью нормальным, а я тварь? Скажи, это так?

– Это не так, – резко ответил муж, – если я правильно понял твой рассказ, ему досталось, конечно, и мне его тоже жаль. Но он не вел себя нормально. Мне тяжело судить, я осознаю, что каждый может сломаться. И тут нет виноватых. Ему было некому помочь, он невольно и, наверное, сам того не желая, поломал жизнь и тебе. Мне кажется, это очевидно даже непрофессионалу. А специалист должен помочь, но никак не доламывать волю пациента.

– То есть полагаешь, с врачом что-то не так? – я немного воспряла духом.

– Определенно, специалиста тебе надо сменить. А таблетки эти перестать пить, раз они только усугубляют твою проблему.

– Спасибо, – устало ответила я. И впервые за долгое время поняла, что моя тревога несколько улеглась. Я нащупала верное направление и могу пока хотя бы перестать делать самой себе хуже.

Врач-психопат

Я был доволен. У одной из жертв исход уже очень близко. Вторую я прилично раскачал. Тут главное не переборщить, чтобы она не поняла, что что-то не так. Но насколько я мог судить, она настолько погрязла в чувстве вины, что едва ли должна услышать за ним голос разума.

Между тем, у меня есть и более насущные проблемы. Через неделю мне предстоит командировка – меня пригласили на международный форум, где наша страна и ряд дружественных государств будут обмениваться опытом по самым разным направлениям. Одно из них – психиатрия и оказание подобной помощи в рамках благотворительности. Мне предстоит выступить с рядом лекций, но вот беда: на этот период выпадает дата, когда первая жертва должна прийти к финалу. Что ж, думаю, я узнаю об этом. У ее матери есть номер моего личного мобильного – я запугал ее серьезностью заболевания и попросил звонить в экстренных ситуациях. Смерть ее дочери определенно будет таковой.

Что ж, в таком случае нужно взять с собой в командировку мой дневничок. Скоро-скоро в нем появится еще одно свидетельство моего величия и всемогущества.

Марина

Я готовилась к своей миссии. Настроение у меня было благостное. Жизнь обрела сакральный смысл. Это должно было произойти совсем скоро, и я коротала время до назначенного дня. Больше меня ничего не интересовало.

Немного раздражала мать. Она все тормошила меня, пыталась то заставить есть, когда не хотелось, то выгнать в душ – а для чего мне душ, у меня есть миссия, она глобальна, а душ мне не нужен. Мне хорошо и так, скоро я приведу в действие свой план.

Голоса звучали в моей голове теперь часто и очень торжественно. Они тоже пророчили мне скорый финал. Я все спрашивала их, как мне лучше сделать, и они дали ответ.

Я готова.

Надежда

Нового психотерапевта я пока не нашла, да и, если честно, пока не представилось возможности нормально поискать. Мне предстояло ехать в командировку в отдаленный регион нашей страны – на международный форум, в котором принимала участие и наша компания. Мне нужно было присутствовать не некоторых совещаниях, впрочем, сама поездка должна была занять всего пару-тройку дней, а потом назад.

Я собрала чемодан, попрощалась с мужем и поехала в аэропорт. Перелет был длинным и утомительным, к тому же смена часовых поясов. Слава Богу, в пункт назначения я прилетела вечером по местному времени, как раз накануне открытия форума и переговоров – можно было хотя бы отоспаться. Прибыв в гостиницу, я первым делом отправилась в душ, а потом, заведя будильник, сразу же бухнулась в кровать.

На следующий день в назначенное время я была на месте и ждала открытия форума. Компания, где я работаю, должна была продвигать тут свой софт, искать партнеров – мы надеялись договориться о сотрудничестве с зарубежными брендами. Я тоже должна была выступить с небольшой речью – грубо говоря, прорекламировать один из наших проектов.

А вообще какие только специалисты сюда не слетелись – здесь собирались проводить различные конференции по международному сотрудничеству в самых разных сферах: в рекламе, в торговле, в медицине, в бизнесе – проще сказать, какие темы обсуждать не планировалось.

Конференция, на которой должна была присутствовать я, планировалась после 12 дня в зале в восточном крыле здания. Перед совещанием тут шла какая-то встреча, посвященная благотворительности. Я пришла несколько раньше и решила краешком уха послушать, о чем говорят на этом мероприятии. Аккуратно и очень тихо отворив дверь, я вошла внутрь помещения и присела на краешек кресла, расположенного в углу комнаты возле столика, где можно было взять кофе или чай и перекусить. В самом его центре стоял стол для переговоров, все места были заняты. Возле каждого участника стоял стакан с водой и микрофон, так что любой спикер мог выступать прямо со своего места, а чтобы видно говорящего человека было всем, его изображение транслировалось на экраны, развешанные по всему периметру помещения.

К своему удивлению, среди участников брифинга я увидела своего бывшего врача. Он тоже был в числе выступающих. Впрочем, к чему удивление – я ведь наслышана, что он частенько выступает на подобных мероприятиях. Мне вдруг захотелось выйти в центр зала и закричать, что он самозванец, рассказать всем присутствующим о том, что он сотворил со мной. Но я справилась со своим праведным гневом и стала тихонько ждать, пока встреча закончится. Я находилась в тени, и едва ли этот неприятный мне человек мог бы меня заметить. А если он захочет подойти сюда, чтобы выпить кофе по окончании беседы, я успею выскользнуть за дверь.

Впрочем, он куда-то торопился. Лишь только брифинг завершился, врач стал споро собирать бумаги, разложенные на его месте. К нему подошел кто-то из коллег, и они живо стали что-то обсуждать. При этом Андрей Владимирович ни на секунду не собирался задерживаться: он сложил материалы в свой кожаный портфель и направился к противоположному выходу из зала, продолжая увлекательный, судя по его заинтересованности, разговор с собеседником. На самом выходе из бокового кармашка его портфеля упала какая-то небольшая книжица. Я огляделась по сторонам и вздохнула. Все уже успели выйти. Придется поднять и потом все-таки разыскать его, чтобы вернуть потерю.

Я подошла к двери и подняла вещицу. Оказалось, что это небольшой кожаный ежедневник. Внезапно сзади раздался громкий хлопок – это зашла уборщица, чтобы прибраться в помещении перед следующим мероприятием – и я от неожиданности выронила блокнот. Он раскрылся на одном из разворотов. Я хотела было снова поднять ежедневник и закрыть его, но взгляд зацепился за мое имя.

Не утерпев, я начала читать, и тревога, жившая во мне, снова подняла голову. Я стала судорожно перелистывать листы назад – заполненных было немного, но то, что я узнала, было чудовищным. В ушах зашумело, появился странный звон. Я машинально убрала книжицу в сумку. Невозможно. Неужели я все верно поняла? Как такое возможно?

Врач-психопат

Я был в ярости. Я рвал и метал. Я не мог потерять свой ежедневник! Как это получилось, а главное – где? Так вышло, что я направился на форум прямиком из аэропорта, так что возможности оставить блокнот, например, в сейфе, у меня не было. И основная моя головная боль – гадать, выпал ли он еще в самолете, в воздушной гавани, или уже в здании, где проводился форум.

Самое страшное, я не представлял, как мне отыскать пропажу. Я даже возвращался во все залы, где успел побывать за день и незаметно попробовал их обыскать, но ничего не вышло. Спрашивать, не нашел ли кто-то ежедневник, нельзя – вдруг человек прочитал содержимое.

Впрочем, мой острый ум сразу же мне подсказал, что риски минимальные. Нигде не указано, кто владелец дневника. Жертвы указаны там лишь по именам и начальной букве фамилии, вряд ли кто-то сможет их идентифицировать. Так что грозит ли мне что-то – нет, полагаю, что не грозит. Но есть вещь, которая меня просто бесит.

Теперь на какое-то время мне придется затаиться, перестать вести свои игры. Мало ли. Лучше перестраховаться. Но как же это злит, ведь выпал такой шанс совершить давно уже задуманное! Тем более одна из жертв вот-вот придет к финалу.

Но что поделать. Записи я восстановлю. Заведу новый дневник и пропишу там все. И новое имя там появится, но вероятнее всего, лишь одно. Я не успел довести вторую жертву до нужной кондиции. Придется изменить схему ее лечения, а также и психотерапевтическую тактику. Придется ей действительно помогать. Старания псу под хвост! Как все не вовремя.

Марина

Этот день и час настал. Чтобы все было торжественно, я даже по своему желанию приняла душ и надела свою лучшую одежду. У меня ее в принципе не так и много, но кое-что есть – я достала единственное нарядное красное платье. Обычно я в нем отмечала Новый год. Сегодня тоже в какой-то степени для меня начинается новый этап. Уже не здесь. Также я решила слегка подкраситься. Обычно я не использую косметику, да и нет ее у меня. Впрочем, позаимствовать ее можно у матери, вот та любит яркий макияж.

Из скрипучего шкафчика в ванной я достала черный карандаш для глаз и ярко-красную помаду. Накрасила свои тонкие губы, которые пламенной полосой заалели на моем лице. С карандашом возиться пришлось дольше: линия получалась неаккуратной и неровной. В итоге я чуть-чуть размазала ее пальцем, чтобы края были не очень четкие. Так не слишком бросается в глаза, что криво.

Еще раз заглянув в шкафчик, я выудила полузасохшую тушь и провела пару раз кистью по ресницам. После этого отошла чуть подальше от зеркала и оценила результат. Тушь легла слегка комками, но выглядела я необычно и празднично. Пойдет. Для особого случая – особый вид.

Мать крайне удивилась, увидев, что я так вырядилась. Она спросила:

– Чего вдруг решила достать платье? И Бог ты мой, лицо-то как разрисовала!

– У меня праздник, – ответила я.

– И какой же? – с опаской поинтересовалась мать.

– У меня теперь новая жизнь, – торжественно ответила я. Мать сразу просветлела. Думает, я «излечилась». Да я и не больна, но не объяснять же всем подряд. Она не входит в число избранных и посвященных в тайну. Пусть думает, как хочет, это неважно.

А она тем временем собралась в магазин. Отлично. Самое время. Как только дверь за матерью захлопнулась, я достала единственные свои туфли на выход – на каблуке и с камушками, имитирующими жемчужины, на мыске. Втиснулась в них. Неудобно, непривычно, узкий нос натирает мизинцы. Хотя мне и не ходить в них, так что какая разница по сути. Ну что же, я при полном параде. Я готова к тому, чтобы сделать переход. Он поможет изменить мир. Я не знаю, как именно, но голоса сказали – я пойму, как только окажусь там, за чертой.

Я вышла на захламленный всякой дрянью балкон. Отодвинула дырявый таз, переставила в угол старый стул, который мать так и не выкинула, а зачем-то продолжала хранить, и настежь распахнула окно. Придвинула к каркасу невысокую табуретку и взобралась на нее. Взглянула вниз. Высоко. Получится.

Я перегнулась через парапет и полетела вниз. Больно. Темно.

Глава 2. Противостояние

Надежда

– Ты понимаешь, что это означает? – обращаясь к мужу, я нервно ходила по комнате. Я вернулась из командировки, и одному Богу известно, как я вообще прожила эти несколько дней в другом городе, не сорвавшись домой. Они тянулись для меня просто бесконечно, и в день вылета я чуть ли не бегом выскочила из гостиницы и впрыгнула на улице в такси. Во время полета я никак не могла ни на что отвлечься, мне хотелось, чтобы самолет летел быстрее, часы в небе казались мне неделями.

Но наконец я очутилась дома. Это был выходной, и мой супруг находился дома. Сбросив в прихожей уличную обувь, я влетела в квартиру и начала мельтешить по кухне. Я выпалила все, что узнала, лихорадочно комментируя произошедшее своими выводами. Я была слишком сильно возбуждена. Так сильно, что даже мои флешбэки отошли на второй план. Сейчас, кажется, мне угрожала куда более реальная опасность, нужно было мобилизовать силы.

– Это просто невероятно, – ответил муж. Вот уже примерно час он слушал мою сбивчивую речь и изучал вместе со мной те несколько страничек со скудными, но такими шокирующими записями. Сначала я пыталась сама себя убедить, что все надумала. Ведь там было лишь мое имя и первая буква фамилии. Но то, что было описано в этой адской книжонке как «тактика», слишком походило на все, что проделывал со мной психиатр. Да он сам псих!

– Ты думаешь, это все пациенты? – поинтересовался муж. Я замотала головой и сказала:

– Нет. Девушка под первым номером покончила с собой, когда у него еще молоко на губах не обсохло. Это точно не пациентка. Да и второй с третьим номера тоже вряд ли были пациентами, не сходится по годам.

– Да, действительно, – согласился муж, – и что же это получается? Он специально получил такую профессию, где можно изводить пациентов?

– Он ненормальный, – простонала я. Как же мне могло снова так «повезти» в жизни?

– И что ты собираешься делать? – спросил муж.

– Я в растерянности, – призналась я, – нельзя же просто так это все оставить и сделать вид, что я ничего не знаю. Ведь он же продолжит.

– Да уж. Еще и сам записывал доказательства своих преступлений, – покачал головой муж. И предложил:

– Слушай, помнишь Стаса?

– Какого? Твоего одноклассника? – спросила я.

– Ну да, мы иногда продолжаем общаться. Он же работает в Следственном комитете. Может быть, мне с ним посоветоваться. Ну что вообще делать нужно, куда обратиться.

– Давай, – согласилась я. Мне было абсолютно непонятно, как вести себя дальше. У кого просить помощи, к кому обращаться.

– Договорюсь о встрече, сначала один с ним поговорю. А потом, наверное, надо будет и тебе к нам присоединиться, – закончил муж и, взяв телефон, вышел в другую комнату – видимо, звонить приятелю. Хоть бы он что-то подсказал. Потому что сейчас в моей душе борются противоречия: ужас, сомнения, тревожное возбуждение – и никакое из этих чувств не является хорошим советчиком разуму.

Врач-психопат

Как жаль, что придется сворачивать план со второй жертвой. Первая уже пришла к финалу: как я и предполагал, мне позвонила ее мать и сообщила о самоубийстве дочери. Она была скорее удивлена, чем подавлена. Меня обвинять в том, что я не помог, даже не пыталась. Впрочем, я и ее морально готовил: рассказывал, насколько тяжелое заболевание у ее дочери и сколь может быть непредсказуемо ее поведение.

До этого я старался выбирать жертв таким образом, чтобы их близкие не знали о походах к психоаналитику. И так как в принципе проводил свои эксперименты я не то чтобы очень часто, это мне вполне удавалось. Никаких проблем не возникало. Впрочем, на этот раз мать пациентки мне нисколечко не мешала. После первого же общения с ней я понял, что она крайне неумная женщина. Едва ли сможет меня в чем-то заподозрить. Мой нынешний телефонный разговор с ней только подтвердил эту мысль: она даже и не собиралась разбираться в том, что произошло. Ее устроили мои объяснения и высказанные слова о сожалении и глубоких соболезнованиях.

Да вообще никто никогда бы меня не мог в чем-то заподозрить: настолько я был любезен и правилен в поведении. Само совершенство – другого такого человека нет и быть не может.

Потеря дневничка с каждым днем беспокоила меня все меньше. Если кто-то его и найдет, то никак не свяжет со мной. Так что можно не волноваться. Что же касается свидетельств моих экспериментов – я уже завел новую книжицу и скрупулезно переписал всех жертв туда. Включая одну новую.

Как все-таки досадно, что из-за столь мелкого прокола придется отложить в сторону выполнение моего давнего плана. Но я умен и потому понимаю: лучше на год-два залечь на дно. Просто на всякий случай. Перестраховаться всегда как-то надежнее. Пусть будет так.

Максим

Мы сидели втроем у нас на кухне: я, моя жена и мой школьный приятель Стас. До этого я уже встречался с ним приватно и вкратце пересказал суть дела. Сегодня он пришел к нам домой, задал уточняющие вопросы жене, и мы решали, что делать с той, мягко говоря, нестандартной ситуацией, в которую попала Надя.

– Дело в том, – объяснял Стас, – что пока нет ни одного прямого доказательства. Записи в ежедневнике не указывают на конкретных людей, имя и первая буква фамилии – это слишком пространно, да может быть, она и не к фамилии относится. А, например, к прозвищам, которые он давал этим людям. Далее – нет указания, что это действительно его дневник. Да, можно провести экспертизу и доказать, что почерк в записях – именно его. Но, в конце концов, ничто не мешает ему сказать, что это просто его выдумка. Заметки к художественному роману, который он хочет написать, например.

– А неверная схема лечения? Он ведь профессионал со стажем и репутацией, не мог так ошибиться, – нервно произнесла жена. Я ободряюще сжал ее ладонь. Она мельком с благодарностью взглянула на меня и вновь перевела взор на Стаса.

– Ну тут разве что халатность можно ему вменить, но не попытку довести пациентку до суицида, – терпеливо ответил Стас. И продолжил:

– Нужно, во-первых, провести подготовительную работу. Я попробую по своим каналам узнать что-то о людях из его окружения с подобными именами и первыми буквами фамилий. Но с пациентами будет трудновато: все-таки у него частная практика, а сведения о клиентах являются врачебной тайной. Но я попробую что-то придумать.