Операция Моро

Это радиация.

* * *

Просыпаюсь от холода. Вода остыла.

Как бы не простудиться. Сновидения упрямо не оставляют меня. До сих пор звенит стальной шлем наемника, и в руке отчетливо чувствуется потертая, слегка треснувшая рукоять моего тяжелого 8-миллиметрового рот-штейера М.07 образца 1907 года.

Откуда я это знаю?! Думаю с трудом, затем обнаруживаю, что и дышу немного с трудом, словно мохнатый домовой сдавил мою грудь.

Какое-то странное состояние… Что это со мной?

Я проснулся, да. Точно не сплю, нахожусь у себя дома.

Но словно еще не полностью вынырнул из царства Морфея. Мое сознание где-то рядом… Агент Малдер, где твои ноги?

Где-то рядом.

Я начинаю сопоставлять события. Мне, наконец, предоставлено время разобраться, что же это со мной в последнее время происходит.

Включаю горячую воду, теплые струи согревают меня, и я снова блаженствую. Думай, крокодил, думай…

Может быть, я съел что-нибудь? Но питаюсь я как обычно, кое-как и чем попало. Особого предпочтения к каким-либо продуктам нет. Не голодаю, но дело вряд ли в питании.

Банальная усталость, и я просто от переутомления выключаюсь? Тоже мимо, я не сильно напрягаюсь. Особенно в последнее время.

Есть еще какой-то фактор. X-фактор. Которого я не учел… Должен быть какой-то пусковой сигнал. Какая-то точка отсчета.

На работе, хотя мне не хочется сейчас думать о работе, тоже ничего особенного не происходило. Ан нет, точно! Новость одна была. Мы стали получать зарплату на магнитные карточки. Это благо цивилизации дошло и до нашей конторы. И какая здесь связь с видениями? Наверное – никакой. Точно. Карточка ни при чем. Что же еще?

Всё же мне надоело лежать в ванной, выбираюсь, обматываюсь полотенцем и по привычке беру в руки свой мобильник, проверить, нет ли новых СМС и прочих новостей. Новости обычно от Мегафона, он достал меня своими бонусами. То присвоит, то игнорирует какие-то баллы. Зачем? Чушь какая-то. И банк достал своими предложениями, два раза мне свои карточки присылал по почте.

«Карточка является собственностью банка…».

Я с наслаждением резал эти карточки ножницами вдоль магнитной линии.

И вдруг я понял…

Словно током ударило.

На мой и без того многострадальный мозг со встроенным микрочипом активно воздействуют или скрытыми звуками, или, не дай Бог, неизвестным излучением. Я знаю, что при наборе клиентов в сетевой маркетинг вовсю используются аудиозаписи с психотронной музыкой.

– А теперь бросим всё и поаплодируем!

И человекообразные бибизяны в зрительном зале (в спортзале, в столовой, на стадионе и черт знает, где ещё) слушают музон с подкорковыми сигналами и становятся податливыми, послушными и покладистыми.

Согласный клиент – действуем на центр удовольствия, несогласный клиент – бьем по мозгам. Пока не согласится и не поймет, как это хорошо.

Припоминаю, что звонки из банка доставали меня регулярно, с частотой три-четыре раза в неделю, если не чаще. Очень может быть, что я впадал в спячку как раз непосредственно после звонков. Минуты через три после нескольких завлекательных фраз диспетчера и моего стандартного отказа.

И сейчас был предварительный звонок.

Так, складывается схема. Во-первых, звонок из банка. Наверняка, дело не в звонке, а в особом типе воздействия на мозг клиента, которое они используют. То есть, первое – мой мозг кратковременно подвергается особому излучению. Это как сигнал к переходу в особое психоидное состояние. Снова сам себе удивляюсь – откуда я знаю это слово?!

Дальше – дыхание. У меня всегда сбой дыхания после звонка, просто я как-то не замечал этого, вернее – замечал. Но не связывал это событие непосредственно со звонком из банка. Теперь это настолько очевидно, что поражаюсь своей же непроницательности, эдакой наивности, доходящей до дурости.

Закономерность, методика, позволяющая сознательно проникать в сновидения. Мое сознание теперь работает по непривычной схеме, я теперь обладаю странной логикой, доселе неизвестной.

Причина моих необычных сновидений, само собой, – микрочип и стартовое излучение, стартовый выстрел, сигнал. Из телефона. К сожалению, процесс этот мною не контролируется. И слово какое-то неточное – сновидения. Какие же это сновидения? Это явное проживание, я чувствую запахи, боль, вкус, с каждым разом это состояние становится всё более реалистичным. А в последний раз, вот только что, я вообще не спал.

Вернее, спал, конечно, в ванне. Но я одновременно и был там, в этой странной реальности!

А сам процесс – особое дыхание. Оно запускается автоматически, после сигнала.

Третий необходимый фактор, то есть место сеанса – горячая ванна. Или теплая. Может быть, с солевыми растворами поэкспериментировать? Хуже не будет, а голову чем-то занять надо.

А голова-то уже не моя. В голове вдруг возникли готовые формулы раствора. Органика и неорганика. Столько-то воды, столько-то хлоридов, столько-то йодидов. Проценты протеина, аминокислот, витаминов. И сложные эфиры высших карбоновых кислот. Я уже и забыл эту грамоту, а вдруг вспомнил. Настолько отчетливо, словно книгу читаю. Вижу каждый значок, каждую букву.

Назову это состояние – «путешествие Иеро». Почему-то именно это произведение Стерлинга Ланье еще в детстве повергло меня в состояние шока. Или проще – п-Иеро ии даже Пьеро-путешествие. И так понятно, что не сон.

Подведем итог. Я могу отправиться в мир галлюцинаций, используя три фактора – сигнал, дыхание и ванну. А как управлять сигналом? Если сигнал идет с номера банка, надо его записать!

И опять словно током прошибает меня до самой пятой точки. А ведь мой аппарат автоматически пишет последние десять диалогов! И сигналы эти все наверняка записаны. А как же проверить? Я ведь опять провалюсь в сон, в путешествие, то есть.

Охваченный внезапным воодушевлением, лечу, как на крыльях. На неоперившихся еще крыльях. Да чего там… Честно признаюсь – и с огромной долей страха, набираю в ванну новую порцию горячей воды. Руки сами высыпали в воду полпачки поваренной соли, немного яичного белка, пузырек спиртового раствора йода. И добавил ещё ароматической соли, так, для смаку. И снизу вверх, снизу вверх…

Придвигаю поближе ящик для белья, кладу на него свой мобильник, запускаю последнюю запись. Пульс учащенный, но это ни о чем не говорит, я просто волнуюсь… Последнее, что я услышал – стук падающего телефона.

(расшифровка сновидения А. Павловского 75/1)

Лекционный зал, за трибуной доцент Горяйнов. Он немного устал, графин с водой опустел, да и красноречие иссякло. Поговаривали, что вместо воды доцент туда наливает водку и попивает осторожно, прямо на лекции, не закусывая.

– Теперь – самое главное, – устало продолжает Горяйнов, вытирая губы носовым платком. – Перед вами поставлена следующая задача, скажем так – непростая. Нашей группе надо разработать дешевое, простое и технологичное в производстве наркотическое средство или психотропное вещество. Дело в том, что в ближайшее время алкоголь будет запрещен. Полный запрет, абсолютный сухой закон. Требуется другое средство, заменяющее алкоголь. Настоятельно требуется. Принятие сухого закона задерживается отсутствием альтернативы алкоголю.

Девушка из нашей группы подняла руку и спросила:

– Какие формы этого вещества наиболее желательны? Жидкость, порошок, курительные составы?

Доцент осторожно, мягко, но весьма решительно подошел к девушке и как-то незаметно, жестом фокусника, отобрал у нее блокнот.

– А вот за это мы будем наказывать… С этого момента – никаких записей! Ясно?

– Ясно… – почти шепотом ответила девица, пожимая плечами.

– Отвечаю на Ваш вопрос, – продолжал доцент Горяйнов, хлопая блокнотом по ладони. – Любые формы хороши! Жидкость закачаем в бутылки, сохраним традиции застолья. Порошки добавим в шоколадки, кстати – шоколад также попадет в немилость, его также запретят, как только появится заменитель. И табак…

– Табака тоже не будет? – подал голос один из семинаристов. В его голосе звучала искренняя тоска…

* * *

Телефон развалился на части. Не страшно, эта модель способна выдержать и не такие потрясения.

Эксперимент удался, снова эти четкие и ясные видения, информационно насыщенные и хорошо запоминающиеся. Надо расписать график путешествий. Пока четыре-пять Пьеро-путешествий в месяц проходили для меня практически без заметных последствий.

Путешествия…

Когда я в последний раз покидал пределы края? Страшно подумать – в 1993 году. Тоже сказочное путешествие.

Тогда только-только появились автобусные рейсы. Комфортабельные спальные места, видеофильмы. Красота. До обеда радио слушаешь, пряники жуешь, после обеда – кино какое-нибудь. Всё равно, какое. Все равно вполглаза смотришь, дремлешь всю дорогу. Потом темнеет, в салоне чувствуется отчетливый сивушный запашок – пассажиры жрут водку, втихаря, несмотря на инструктаж водителей. Потом я погружаюсь в сон и…

Портал. Телепортация. Россия, Россия, глухомань, провинция и вдруг – столица.

Москва! Усохни моя душенька, Москва! Воздух – другой, солнце – иное. Вокзал, подземные переходы – из области фантастики. Присутствие столичного волшебства я чувствую кожей. Во всем теле легкое покалывание, и в кончиках пальцев – зуд. Стеньку Разина везут…

Граница – это ступени эскалатора. Магическое действие – шаг на убегающую лестницу.

Я принят. Меня уносит наверх, в иной мир. Здесь другой воздух, здесь другое солнце. Я вдыхаю этот божественный одуряющий прозрачный газ и лечу. Я не голоден, но все время что-то ем. Мне нужна энергия. Не отпускает чувство сновидения, призрачности реальности. Я покупаю всякую чушь, ищу невесть что, иду на звук и на запах. Карта метро наложила на мой мозг свою паутинную сеть, и я легко перемещаюсь в этой волшебной стране, где дорога вымощена серым кирпичом.

Арбат. Множество артефактов и апокрифов. Холсты, холсты… Серый, как плесень, налет политики и снобизма. Но иногда я вижу настоящие шедевры. Маленький смешной котенок с широко раскрытыми глазами. Простой аэрографический рисунок, но приковывает внимание.

Мне доставляет наслаждение прогулка по этому пространству, где почти каждая вещь наполнена силой. Этот мир – мир вещей, потому что люди, продающие эти предметы, мне не интересны.

Только один художник привлек тогда мое внимание. Он рисовал характерные портреты тушью, чернилами в перьевых ручках, спичками с ватным тампоном…

Причем на газетной бумаге, используя мелкий буквенный текст как фон рисунка. Блики обозначал белой гуашью. Драматический эффект таких портретов был потрясающим.

Все дни я провел на Арбате. Стараясь сохранить в себе это состояние впрок, словно аккумулятор. Я беру билет на обратную дорогу, в Ставрополь. Могу уехать 14-го, могу 16-го. Деньги еще остались, и уезжать не хочется. Но что-то меня подтолкнуло под руку и лукавым бесом извернулось желанием уехать именно 14-го, чтобы успеть. Куда успеть?!

Я был одет в свое стандартное облачение. По прибытии домой с вокзала не смог усидеть дома. Черт меня понес. Я несся, обгоняя пули. Меня подстегивало чувство времени, сильный, ураганный ветер надвигающихся событий. Не ждите от грядущего наград… Но все же хватит, сентиментальных воспоминаний хватит, пора идти. Тяжек путь познания истины.

Взял по дороге у придурковатого кришнаита тоненькую книжечку, почитаю в метро.

«Пуджари-махатма, брахман преклонных лет, решил найти причину своей жажды, неутолимой и необъяснимой, потому что эта мучительная, изнуряющая жажда начала невосполнимо истощать его ум и сердце.

– Что есть высший Брахман, и что есть я?.. – с надеждой вопрошал он, глядя в лазурное небо. Но небеса молчали, только могучий Кшатрий, обитавший неподалеку, обратился к нему:

– Свагат, уважаемый! Что тревожит тебя, почтенный махатма? Какой путь ты себе наметил и что надеешься найти в итоге своего пути?

Испугался Пуджари-махатма исполинского вида Кшатрия, холод сковал его волю, но неутолимая жажда вновь спутала его мысли.

– Нужда позвала меня сюда, о почтенный Кшатрий. А нужда моя проста. Я ищу в свой дом человека из касты вайшья. Мне нужен шудра, умелый шудра, маздур и грихастини.

Кшатрий пристально всмотрелся в глаза махатмы и удивился бездонной пропасти, открывшейся ему.

– Махатма, я могу принять на себя тяготы этой ноши и выполнять все обязанности этой касты, я отказываюсь от своего имени и звания, зови меня просто Шудра.

Махатма склонил голову перед Кшатрием, в знак уважения к нему и к его принятому решению, но страх не уходил из сердца махатмы.

– А кто есть Владыка жертвоприношений и как он пребывает в твоем теле, о Шудра? Чем платить тебе за снисхождение твое?

– Всё решил Брахман непреходящий, Высший. Я, Шудра-кшатрий, иду по пути кармы твоей, о махатма, и к своему воплощению тоже иду. Я один – владыка жертвоприношений в этом теле. А тело мое востребует немногое – простую пищу, я буду довольствоваться водой и чапати. Только год жизни пройдет в услужении, и через год придет момент твоей смерти, ты познаешь свою жажду и обуздаешь её.

Пуджари-махатма окаменел, страх сковал его члены и соляным столбом застыл человек перед лицом не скорой, но неминуемой смерти. Шудра-кшатрий преклонил колено пред махатмой и произнес страшные слова, словно ветер пронесся над деревьями.

– Я убью тебя, потому что через год я снова стану Кшатрием, и в час смерти своей ты оставишь тело свое и достигнешь природы высшего Брахмана.

Махатма, усилием воли и разума, закрыл все врата тела своего, заточил свой ум в сердце своем.

– Понимаю тебя, о Шудра, и принимаю тебя в дом свой сроком на один год. И кто знает, что такое день Брахмы, и с приходом нового дня бесчисленное множество дней растворяется помимо нашей воли.

Шудра-кшатрий вошел в дом махатмы и жил в нем, как мистик, ушедший из мира в тумане, днями и ночами в трудах и размышлениях, в течение года, довольствуясь водой и пресными лепешками.

По пути служения в одиночку идут и не возвращаются, а вместе с высшим Брахманом – возвращаются снова.

Подходил срок окончания служения, махатма истощал свое сердце не только жаждой, но и страхом. Жажда измучила его мысли, но страх оказался могуч и неистощим.

– Подойди ко мне, Шудра. Я возвещу тебе самое сокровенное знание, познав которое, ты освободишься от зла. Для тебя есть последняя служба, служба истинного Шудры-кшатрия.

Шудра, почти год истощаемый постом и тяжелой работой, не потерял своей силы и своей воли. Его взгляд выражал решимость совершить любую службу.

Махатма сказал:

– Ты пойдешь к тем, кто предан другим богам и поклоняется им.

Я тебе открою великую тайну. Мои слуги – ракшасы, злые демоны. Они преданы мне, поклоняются мне. Я пребываю в их сердцах. Ты должен пойти к ним и принести мне всё золото, что они приготовили мне.

Шудра ничего не сказал, только суровая складка залегла на его высоком лбу.

Недолог путь Шудры-кшатрия, и вот стоит он перед вратами, скрывающими ракшасов, злых демонов.

– Кто ты, смелый человек, не испугавшийся славы злых демонов? – раздался громоподобный голос из-под земли.

– Среди людей я – Кшатрий! Я – удар молнии, из змей я – Васуки, из нагов я – Ананта, из обитателей вод я – Варуна, из предков я – Арьяма, из судий я – Яма, из богов я – бог Смерти. Я – наказание, пресекающее беззаконие, я – безмолвие тайн, я – мудрость мудрых.

– И что же нужно тебе, о почтенный? – голос из-под земли утратил свою силу и звучал тише водного источника. – Чем умилостивить тебя и твою волю? Какой частью себя нам пожертвовать и сохранить наш мир?..»

Моя станция. Закрываю эту брошюру, иду в толпе, соблюдая равнение, и странное мысленное послевкусие не дает покоя. Словно я уже читал эту легенду, причем очень давно. Ну да… Конечно, как я сразу не догадался. «Сказка о попе и работнике его Балде».

Наниматься в работники за еду и кров, целый год работать, чтобы в качестве награды получить право трижды ударить священника. Выдурить у чертей мешок золота и отказаться от него, чтобы тремя ударами убить священнослужителя. Хорошая сказочка. Как бы ни был дурен и жаден поп, но роль Балды – гнуснейшая по своей одержимости и жестокости. Такой радостный, улыбчивый парень… Наемный убийца, по сути.

* * *

Обнаруживаю, что предаюсь этим воспоминаниям, стоя на мокром линолеуме, в луже холодной воды, совершенно голый.

А ведь надо бы пожрать! На моей кухне стоял холодильник. Старый «Саратов-2». Из него давно ушел фреон, и его компрессор мог гонять по системе просто воздух, не охлаждая ничего.

Я его и не включал. Хранить там нечего, не держу запасов съестного. А в недрах холодильника, на тонкой бечеве, связанной петлей Линча, я подвесил плюшевую мышь, как символ моей крайней бесхозяйственности.

Чувство голода было гораздо слабее жгучего желания вновь уйти в чужую реальность. Я ведь, как никак, провожу научный эксперимент! А этот единичный опыт не говорит ничего. Единичный случай Пьеро-путешествия мог быть спонтанным, случайным и недостоверным. Где-то в глубине души я чувствовал, что обретаю страшную зависимость. Пьеро-путешествие могло оказаться куда страшнее героина.

Но заветный бочонок амонтильядо манил, манил, а рука судьбы уже размешивала сырой бетон пространства и времени серебряным мастерком.

Вода в ванне почти не остыла, и мое вожделенное корыто приняло меня в свое лоно по-матерински нежно. Я уже хотел приукрасить свое Пьеро-путешествие некой изысканной ноткой, например – сжечь опийную настойку «Лауданум» на куске сахара и выпить его с горьким джином. Но это потом, не сейчас. Я нажимаю кнопку плеера…

(расшифровка сновидения А. Павловского 9/07)

– Необходимо подготовить население к войне, – продолжает доцент Горяйнов, наливая себе из графина. – То есть – надо в кратчайшие сроки научить народ держать в руках оружие и убивать. Качество оружия и умение стрелять – не главное для сражения. Нужно сделать акт убийства привычным и морально оправданным.

Семинаристы вникают, или делают вид, что вникают. Ни один из проектов, сделанных нашей группой, не был принят в разработку, нашу группу собирались расформировать. Я задумался и потерял нить лекции.

– …немалый риск, между прочим! – слышу голос лектора. – Нельзя допустить массового привыкания к субстанции «флогистон». Это огонь крови, жизненная сила. Она частично поглощается всеми, кто находится рядом в момент смерти человека. Больше всего флогистона достается победителю, палачу.

Горяйнов снова наливает себе из графина.

– Недаром на похоронах сидят многочисленные старухи, просто так сидят и смотрят, – продолжает он, утираясь салфеткой. – Флогистон пока еще не ушел из поля умершего человека, он притягивает стариков, поддерживает их истощенные тела, как слабые токи – батарейку.

Он смолкает и вдруг пристально смотрит мне в глаза. Он вытягивает вперед руку и острым указательным пальцем указывает точно на мою персону.

– Или я тебя сей час сожру!.. – с невыразимой злобой, с нарастающими обертонами, по-медвежьи рычит Горяйнов, и его лицо застывает в едва сдерживаемом напряжении. Он словно готовится к прыжку.

У меня вываливается авторучка, я обмякаю, лоб покрывает сильнейшая испарина, по спине змеятся потоки ледяного пота…

– Или ты меня слопаешь! – вдруг усмехается Горяйнов, быстро разводя руками и принимая свой обычный вид. – Вот такой закон джунглей, это закон войны, или ты убьешь, или убьют тебя. Морали и этики на войне нет.

Едва справляюсь с желанием плюнуть и чертыхнуться от души, с усилием переводя дух.

Так и до инфаркта недалеко. Ничего себе, шуточки. Горяйнов чешет дальше, как по писаному:

– Есть люди, генетически склонные к поглощению этой субстанции, они режут жертве горло и питаются этой формой энергии. Даже простейшее жертвоприношение – убийство ягненка на религиозном празднике – вызывает привыкание к этой дозе.

Звучит сигнал окончания лекции, и Горяйнов вытряхивает остатки жидкости в стакан.

Мы выходим в коридор и разбредаемся в разные стороны, следующая лекция в том же зале.

Слышу, как Горяйнов беседует с начальником кафедры.

– Конечно! И это тоже пропаганда! Футбол – это же торговля людьми. Пропаганда продажности, вот что скрывает покупка людей-легионеров. Можно торговать чем угодно, кем угодно, а воевать нужно только за того, кто больше заплатит.

* * *

А теперь послушаем начальника транспортного цеха.

На этот раз я пролежал в ванне до утра. Такое впечатление, что люди из моих зазеркальных путешествий – мои старые знакомые. Я знаю их привычки, особенности характера. Словно это моя жизнь, жизнь настоящая, а не это унылое пребывание в моей не менее унылой реальности.

Там, по ту сторону зеркального стекла, там, далеко, в повторяющихся сюжетах, я семинарист странного учебного заведения, где разрабатываются некоторые секретные технологии, а как меня звать – понятия не имею.

В некоторых сновидениях я полевой командир, и зовут меня – Абель Мергенталер. Умею стрелять, умею убивать. Могу командовать орудийным расчетом. Вот так. Это не хрен в стакане. Это не дули воробьям крутить…

Там, в зазеркалье, жизнь протекает иначе, там осознаешь нечто главное, понимаешь ценность жизни. Этого состояния не передать, это надо прочувствовать.

Моя лоджия выходит на восход, солнечный диск лезет из-за горизонта всё выше, намереваясь заявить о себе во всей своей красе.

Не курю, но иногда позволяю себе просто так, почти бесцельно, постоять и подумать на разные темы. Процесс курения обеспечивает курильщикам эти минуты отдыха.

Самые болезненные мои воспоминания – посещения зубного врача. Ни о какой анестезии тогда и речи не было, бормашина примитивная, педальная, боль страшная, непередаваемая. До обморока, до холодного дождя по спине, и до крутого кипятка в штанах.

Как я только не старался усмирить боль, чем только не забивал голову, только бы перенести внимание с бормашины в никуда, в дальние дали. Пытка, настоящая пытка, ничего не могу добавить. И пломбы, с серебряной стружкой. Единственная радость – два часа не есть!

Спросите – почему такая радость? Просто Вы не знаете, как нас кормили в детском саду. Наш детский садик был на государственной дотации, но в него вкладывали средства еще две организации – колхоз «Страна Советов» и безымянный откормочный совхоз. Нас действительно откармливали, как поросят на колбасу. Даже на фото мы все с одинаковыми мордочками, с пухлыми щеками, только костюмчики разные. И бантики не у всех поросят в волосах.

С момента прихода в меня вливали стакан молока, или кефира, или ряженки, или еще чего молочного, чтобы я не упал в голодный обморок перед завтраком.

На завтрак – творожная запиханка, то есть – запеканка, с тонкой такой желтой корочкой сверху, которую ненавидели все без исключения. И стакан на выбор из вышеперечисленных молочных продуктов. Иногда – рисовая, вермишелевая, но всегда – запиханка. Думаете – это весь завтрак? Как бы не так, это только аперитив, закуска перед едой.

Перед настоящим завтраком.

Он начинался часов в десять. Подавали котлеты, или тефтели, или биточки, или зразы. Да, выбор велик и кулинарное мастерство наших поваров зашкаливало. По одному на тарелку, а на тарелке – еще пюре, или вермишель, или рожки или рис…

Ух, ах, ох… Но это так и было! А на десерт – бутерброды с яблочным, мягким мармеладом, с листа папиросной бумаги или с яблочно-шоколадной пастой.

В больших железных банках она стояла на кухне. С девушкой из Болгарии на этикетке. Сколько мы ее сожрали, этой пасты – не знаю. Но брать сверху из общей кучи бутербродов на блюде не всем хотелось, паста размазывалась по всей поверхности хлебного куска. Поэтому самые хитрые малыши дожидались, пока блюдо ополовинится, и подбирали хлебушек с самого дна, намазанный только с одной стороны, чистый.

Вот так мы завтракали. А потом шло дело к обеду, и мы становились в очередь за томатным соком. Вкус томатного сока до сих пор вызывает у меня дикий жор. Люблю я этот сок, да, признаюсь, до настоящего момента. Давали всего по полчашечки, и пили мы с рук, как лекарство, для аппетита.

Потом мы рассаживались напротив тарелок. Необъятное, необозримое море супа или борща. Хуже всего – рассольник.

Черт его знает, почему? Сейчас рассольник – деликатес, уже слюнки потекли, а тогда …

Мы огурцы эти соленые, вареные эти огурцы ненавидели всей душой, всем поросячьим коллективом, до дрожи в копытцах и до щетины торчком.

Потом второе, третье…

Туго набитые животы превращали нас в лимончиков, только с ножками и в колготках. Да, мальчики тоже носили колготки и лифчики. У них, то есть у колготов, вытягивались носки и висели носки эти, как тряпочки. Мы наступали на них при ходьбе и падали. Потом тихий час с приключениями, как же без них, потом полдник. Полдник мы ожидали без страха, там всего-то было печенька или вафля. Печенье «Шахматное» и вафля «Снежинка». Как будто в мире и не было другого печенья и других вафель человечество не придумало.