Вестники времен: Вестники времен. Дороги старушки Европы. Рождение апокрифа

Бейлиф вздохнул, прошелся вправо-влево и, видимо, решившись, снова взялся за свиток.

– Хорошо, – сказал сэр Аллейн. – Если вы, господа, считаете необходимым ознакомиться с посланием, то я его зачитаю. Мой сын служит при дворе короля Иерусалимского Гвидо Лузиньяна. Это письмо написано с ведома короля и с его одобрения. Письмо датировано четвертым июня, и только сейчас его, а также копии, доставили мне, а заодно в Англию. Принц Джон, констебль Лондона и господин де Лоншан тоже извещены.

Бейлиф близоруко сощурился, поднося пергамент к глазам, и начал читать:

– «Дорогой отец!

Я был бы счастлив сообщить, что христианские владения в Палестине процветают, а народ живет в достатке и счастье, но, к моему глубочайшему сожалению и горю всех христиан, сие не соответствует истине. Вам наверняка известно, что два года назад войско сарацин вторглось в земли Иерусалимского королевства, затем мы потерпели чудовищное поражение в великой битве при Тивериаде, а вскоре, к неизбывной скорби каждого, верящего в Крест и Господа нашего Иисуса Христа, потеряли Святой Город, захваченный султаном Саладином.

Теперь же в наших руках остались лишь несколько крепостей на побережье: маркграф Конрад Монферратский удерживает Тир, граф Раймунд по-прежнему находится в Триполисе, а король Иерусалимский Гвидо после своего освобождения из сарацинского плена и недолгого пребывания в Дамаске собрал остатки верных ему рыцарей и направился к крепости Акка, где мы все сейчас и находимся.

Что и говорить, положение христианского воинства под Аккой самое жуткое и поддерживает нас лишь вера во Спасение и истинную правоту нашего дела. Лагерь осажден сарацинами со всех сторон, очень плохо с водой и пищей, множество больных, которым невозможно оказать помощи. Безусловно, мы всеми силами пытаемся не допустить, чтобы Саладин снял осаду с города, но возможности наши на исходе и теперь христиан Святой Земли вдохновляет лишь известие о скором прибытии короля Ричарда, Филиппа Августа и императора Фридриха Барбароссы. Может быть, с их приходом в Палестину дела пойдут значительно лучше…

Ни для кого не секрет, что маркграф Конрад Монферратский, верный своему обычаю, затевает новые интриги, видимо, стараясь сохранить свое положение владыки Тира. Между прочим, дорогой отец, при его дворе объявился небезызвестный Рено де Шатильон, коего мы все почитали погибшим еще год назад. Даже ходили слухи, будто убил его сам Саладин после Тивериадского поражения. Сам я Рено Шатильонского не видел, но некоторые рыцари, прибывшие к Акке из Тира, утверждают, будто этот негодяй действительно жив и граф Конрад всецело благоволит ему.

Теперь, дорогой отец, самое неприятное. Слишком многие владетельные князья Святой Земли, к величайшему сожалению, полагают, что новый крестовый поход, созванный Святым Папой Клементом III, не принесет ничего, кроме новых поражений и потерь. Сейчас некоторые правители предпочитают держаться за то, что имеют, забыв о Иерусалиме и Гробе Господнем, пребывающих ныне в руках язычников. Думаю, тебе, отец, понятно, что срыв или отсрочка крестового похода сыграет лишь на руку этим бесчестным людям и Саладину, с которым они готовы вступить в предательское соглашение, при условии, если сарацинский султан сохранит их земли и города в неприкосновенности. Ради спасения собственных никчемных жизней и достояния своего они готовы даже заключить союз с самой порочной и злокозненной сектой, отколовшейся от последователей пророка Мухаммеда. Не стану долго описывать все мерзости и непотребства, чинимые исмаилитами, как они себя именуют, вот уже на протяжении многих лет, но их глава, известный под прозвищем Старца Горы, полагает лучшим способом добыть власть и влияние бесчисленными убийствами противников. Для убийц-асассинов не имеет значения, кем является их жертва – приверженцем ислама или христианином, низкорожденным или князем.

Королю Гвидо Лузиньяну доверенные люди донесли, что некий христианский владыка, замыслив сберечь свои земли и положение, встал на путь, ведущий к погибели души. Есть возможность, что указанный человек нанял одного или нескольких исмаилитов с целью не допустить прибытия в Палестину крестового воинства, а особо нашего короля Ричарда. Неизвестно, какой именно приказ дан убийцам, но мы знаем точно, что смерть Джона, принца Английского, равно как и королевы Элеоноры Пуату может надолго отвлечь Ричарда от подготавливаемого похода, вызвать смятение в стране и привести к неисчислимым бедствиям.

Король Гвидо поручил мне посоветовать вам, как бейлифу, отвечающему за нормандские порты и дороги, ведущие к ним, присматривать за проезжающими, особо обращая внимание на людей, явно побывавших в Святой Земле, не делая различий в сословиях и происхождении. Главная отличительная примета исмаилита – маленькая татуировка на предплечье слева, в виде коршуна, сидящего на полумесяце. Предупреждаю, что все до единого асассины происхождением южане, но могут знать нужные наречия и прикидываться кем угодно.

Эти люди донельзя опасны, потому сообщение о их возможном появлении отправлены не только вам, но также в Англию, Аквитанию и Лангедок. Если удастся перехватить людей с вышеназванной приметой, король Гвидо Лузиньян советует уничтожать их без всякой жалости, как детей сатаны и богомерзких преступников.

Надеюсь на вас, дорогой отец. Да поможет нам всем Господь Бог.

С пожеланием удачи – ваш сын Альбрехт д’Эмери.

Дано четвертого дня июня 1189 года по пришествию Спасителя, окрестности Акки, что в королевстве Иерусалимском».

Бейлиф замолчал, прокашлялся и отложил свиток в сторону.

– Вот такие дела, – коротко сказал он. – Полагаю, господа, теперь вы сознаете, почему я просил вас собраться здесь. Я не могу полагаться только на наемную стражу графства или подчиненные мне военные отряды.

Возникла довольно долгая заминка. Некоторые из дворян удивленно перешептывались, другие молчали, явно не понимая, как может христианский владыка желать смерти членам королевской семьи и добиваться срыва похода для освобождения Иерусалима. Гунтер же сидел, глубоко задумавшись, так как услышанное поразило его несказанно. Германец достаточно знал историю двенадцатого века, но во всех прочитанных прежде книгах ни единого разу не встречалось упоминание о возможном покушении на принца Джона или вдовствующую королеву.

«Вариантов два, – думал Гунтер. – Либо в настоящей истории все прошло незамеченным и убийц переловили, либо начал действовать человек, про которого нам говорил отец Колумбан… Этот посланец Мессира вместе со своим хозяином – большая сила, переломить хребет которой практически невозможно. Если предположить, что я не ошибаюсь, то, по крайней мере, у нас с Мишелем появились некоторые намеки на то, кем является мой противовес в этом мире…»

Тут сэр Мишель подтолкнул оруженосца локтем в бок и прошептал:

– Послушай, Джонни, а если речь шла о Понтии?

Гунтер решительно замотал головой:

– Не может быть. Понтий, пускай и не может называться образцом благородства, совершенно не подходит.

– Почему? – поднял брови сэр Мишель.

– Во-первых, он не южанин, хоть и темноволос. А я читал, еще у себя, в Германии, будто исмаилиты не брали к себе в обучение европейцев. Только сарацин. Во-вторых, ломбардец едет, вообще не скрываясь, а с его склочным характером скрытным наемным убийцей стать просто невозможно…

– Зато у него слуги – сарацины, – рассудительно напомнил рыцарь. – Помнишь?

Гунтер охнул и почесал в затылке. На самом деле, Мишель прав. Разве станут обращать внимание на рыцаря, у которого слуги с Востока? Теперь это самое обычное дело…

– Ты прав, – кивнул Гунтер. – И что теперь делать?

– Как – что? – изумился сэр Мишель. – Надо все рассказать сэру Аллейну, вдруг мы напали на след?

– Слишком просто, любезный сэр. Донельзя просто. Ладно, потом подойдем и расскажем.

Бейлиф подождал, пока разговоры стихнут и первая волна изумления спадет, потом встал, снова кашлянул и произнес:

– Думаю, господа, вы поняли, каковы требования мои, а значит, и английской короны. Каждому из вас в отдельности и всем вместе поручается разыскать этого человека или людей. По возможности, следует доставить преступников ко мне. Вам следует задерживать каждого, кто по вашему мнению подходит под данное в послании описание. С помощью своих слуг осмотрите все странноприимные дома в округе, опросите содержателей постоялых дворов, особенно обращая внимание на подобные заведения, расположенные на побережье. Отмечайте все необычное – полагаю, посланные в Англию убийцы не смогут пройти незаметно или сделают по дороге нечто странное. Они могут хорошо говорить на нашем языке, но не знать местных обычаев… Каждый из вас, господа, получит необходимую бумагу, дающую право приказывать всем отрядам стражи в городах и деревнях, и получить помощь у владельцев маноров. Содержание, само собой, корона не оплачивает, но вознаграждение за труд я обещаю. Теперь, если кто-нибудь из вас, господа дворяне, желает задать мне вопросы – прошу.

Снова поднялся оживленный гомон, рыцари спорили между собой, договаривались о совместных действиях, но вопросов по существу ни у кого не было – бейлиф сумел предельно ясно и лаконично изложить суть дела.

– Все-таки это был Понтий! – уверенно заявил сэр Мишель Гунтеру, пока прочие дворяне переговаривались и обсуждали услышанное. – Надо же, он был у нас в руках!

Германец вздохнул и серьезно посмотрел на рыцаря:

– Если быть точным, это ты был у него в руках. Какая досада, что пуля задела только плечо…

– Вот-вот! – Глаза сэра Мишеля азартно заблестели. – Он ранен, и необычно. Конечно, будет искать помощи, правда не знаю, кто окажет ее такому ублюдку? Впрочем, люди у нас добрые… Идти за Понтием по следу будет легко, я уверен – достаточно порасспросить о раненом рыцаре и не была ли странной его рана! Насколько я понял, твое жуткое оружие делает маленькие дырочки в плоти?

Рыцари, позвякивая кольчугами, поднялись с кресел, стали прощаться друг с другом. К сэру Мишелю подошли несколько молодых рыцарей, которых Гунтер мысленно окрестил «бывшими собутыльниками», перебросились парой куртуазностей насчет погоды-природы и здоровья родителей, пожелали удачи и тепло распрощались, пообещав всячески помогать друг другу в их совместном великом деле. Сэр Мишель, отвыкнув немного от такого блестящего общества и соскучившись, сиял от удовольствия и чувствовал себя так, будто службу свою уже выполнил с честью и держит в руке голову врага.

Когда все покинули зал, сэр Мишель, слегка робея, подошел к бейлифу, который уже начал разбирать на столе какие-то свои бумаги. Гунтер, как обычно, держался чуть позади. Сэр Аллейн несколько недоумевающе взглянул на Фармера и поинтересовался:

– Вы что-то хотели спросить, сударь?

– Сэр Аллейн, – осторожно начал рыцарь, – Я и мой оруженосец хотели бы сообщить вам некоторые сведения относительно человека, которого должны разыскать и задержать…

Бейлиф серьезно посмотрел на обоих и жестом указал на кресла.

– Говорите, шевалье де Фармер, я внимаю каждому вашему слову, – произнес он, откинувшись на спинку стула.

Неторопливо и обстоятельно сэр Мишель изложил свои соображения и подозрения относительно личности сэра Понтия Ломбардского, рассказал о новом происшествии в разнесчастном монастыре Святой Троицы и подкрепил сказанное описанием его внешности, слегка походившей на восточную.

– Любопытно, – покачал головой сэр Аллейн, потеребив перо, которым собирался писать. – Ваш рассказ, сударь, интересен, особенно в части, где говорилось о слугах-сарацинах и странном ранении…

Сэр Мишель сделал вид, будто не расслышал последних слов. Гунтер строго-настрого запретил рыцарю хоть кому-нибудь говорить про автомат и прочие необычности, привезенные из двадцатого века. Бейлиф же задумчиво продолжал:

– В последние дни произошло много необъяснимых событий, господа. Люди утверждают, что недавно видели некое летающее существо, кружившее над полями к югу и востоку отсюда.

«Начинается! – с легким ужасом подумал Гунтер. – Вот что значит искать аэродром в двенадцатом веке! Неужели он что-то заподозрил?»

Сэр Мишель оказался на высоте и врал совершенно бесстрастно и убедительно:

– Мы ничего не знаем об этом, сэр. Какое существо?

– Летучий змей, может быть, дракон… Один священник прислал письмо, в котором написал, будто третьего дня появился сам дьявол…

«Точно, появился! – Германец состроил как можно более невинное лицо, понимая, что если выдать себя, то положение может непоправимо осложниться. – Удивляюсь, почему этому военному губернатору не доложили, как в некоторых деревнях скисло молоко или застоявшиеся лошади были в пене – самые ясные приметы явления нечистого духа».

Но бейлиф и не думал подозревать сына барона де Фармер или его оруженосца. Просто слишком много неприятностей обрушилось на графство за минувшие четыре дня. Помолчав, сэр Аллейн лишь развел руками и произнес:

– Что ж, сэр Мишель, ищите вашего Понтия, только помните – если он действительно является исмаилитом или подкуплен этой дьявольской сектой, у него могут иметься тайные сообщники, и не в едином числе. Знаете что? Если вдруг вы обнаружите его, не пытайтесь захватить или убить, а пошлите вашего оруженосца ко мне за помощью или просто следите за ним. Хотите, дам вам сэра де Муалена и его копье в попутчики? Это опытные люди…

– Мы тоже, – самоуверенно заявил рыцарь. – Справимся.

Тут Гунтер осмелился вмешаться в разговор, потому что появилось одно немаловажное соображение:

– Господин бейлиф, нам говорили, будто ломбардец поехал в Руан. Там порт и, возможно, Понтий хочет плыть в Англию. Нам преследовать его за пределами графства?

– Конечно, – кивнул сэр Аллейн. – Давайте сделаем так: вот вам подорожная. – Бейлиф черкнул несколько слов на чистом пергаменте и, капнув красным сургучом, приложил свое кольцо с печаткой. – Это даст возможность сесть на первый же корабль к Дувру, если выяснится, что ваш сэр Понтий отправился в Англию. Денег у вас хватит?

– Смотря на что… – замялся сэр Мишель. – Надо еще купить оружие…

– Вы без оружия? – изумленно поднял брови бейлиф, но потом, старательно подавив улыбку, добавил: – А, понимаю! Вы наверняка проиграли поединок и победивший рыцарь по праву забрал доспех?

– Так и было, – встрял Гунтер, останавливая Фармера, который явно собирался сказать сэру Аллейну грубость. Ведь бейлиф прекрасно знал, в какую историю попал сэр Мишель в монастыре Святой Троицы и какой именно поединок был проигран. – Разрешите откланяться, ваше превосхо… Простите, сударь.

– Идите. – Бейлиф отвернулся, давая понять, что аудиенция окончена. – Да благословит вас дева Мария и святой Бернар.

– И вам того же, – проворчал под нос Гунтер, выходя из зала вслед за сэром Мишелем. – Ну вот, поздравляю, мы на государственной службе… Никогда не думал, что стану работать на английского короля!

Глава десятая

Короткая дорога через Нормандию

Покинув замок бейлифа, сэр Мишель и Гунтер решили прежде всего как следует подкрепиться – с самого раннего утра у обоих во рту не было маковой росинки, если не считать опустошенные по дороге две банки сгущенного молока. Они разыскали более или менее приличный трактир, располагавшийся неподалеку от площади с церковью.

Заведение называлось «Кованый сапог», и, как подтверждение тому, над входом висел на толстых цепях немыслимых размеров литой железный сапожище. В зале сэр Мишель узнал двух-трех рыцарей, присутствовавших у бейлифа, приветственно кивнул им, но выбрал стол подальше от них, в самом углу, так чтобы можно было обозревать весь зал, не пребывая на виду. Рыцарь уже с головой окунулся в свое новое дело и, по мнению Гунтера, корчил из себя эдакого Пинкертона. Впрочем, мысли свои германец оставил при себе, как и велел ему сегодня по дороге рыцарь, под гербом которого Гунтеру довелось служить. Будь они неладны, и герб, и рыцарь!..

Хуже всего было то, что германец отлично представлял, с какой именно непобедимой, коварной и жестокой организацией им предстоит связаться, если Понтий Ломбардский действительно имеет отношение к исмаилитам. Попытавшись вспомнить все известные из книг и исторических документов сведения про Старца Горы и его последователей, Гунтер сделал неутешительный вывод: влипли! На счету убийц, глава которых сделал власть и жестокость самоцелью, были многие тысячи жертв – как простых людей, так и великих. В основном погибали люди известные – султаны, визири, полководцы. Фидаи – так иногда называли исмаилитов – отправили к праотцам восемь восточных государей, включая трех халифов, многих шейхов, наместников и правителей. Крестоносцам тоже не очень везло – старый граф Раймунд из Триполи был зарезан фидаем, а Конрад Монферратский, как вспомнил Гунтер, должен погибнуть от руки асассина через три года. Однако сейчас маркграф Конрад жив. Если будет желание, его смерть можно даже предотвратить…

Глава исмаилитов, некий Хасан ибн Саббах в начале двенадцатого века создал свое учение, не слишком отличавшееся от законов шариата и Корана, но в то же время совершенно новое. Хасан придумал имама, которому «известны все замыслы Божьи», а главный постулат исмаилитской ереси звучал так: «Познание Бога разумом и размышлением невозможно. Познание возможно только личным поучением имама». Все человечество, не признающее имама, известного одному Хасану ибн Саббаху, погрязло в заблуждениях. Таким образом, мусульмане, не принадлежащие к исмаилитам, попадут в ад, христиане и иудеи – тоже. Каждый, не исповедующий учение Старца, – нелюдь, а если кто-то смеет противостоять исмаилитам в открытую – то его смерть неизбежна.

Хасан ибн Саббах, захватив крепость Аламут, распространил свое влияние вплоть до побережья Средиземного моря на западе и Багдадского халифата на востоке и стал властелином никем не признанного государства. Исмаилиты террором или обманом заняли множество крепостей вокруг Аламута, используя свою славу непримиримых врагов сельджукских завоевателей. Но сейчас, когда часть Палестины находилась под рукой христиан, а Саладин изрядно поприжал исмаилитскую вольницу, могущество секты пошло на убыль и фидаи все чаще нанимались к людям, не имеющим отношения к учению Старца. В том числе и к некоторым христианам, коим требовались услуги прекрасно обученных убийц…

«Одного не могу понять, – думал Гунтер. – Неужели человек, нанявший фидая, не разумеет, что срыв похода Ричарда играет на руку только мусульманам? И кем может оказаться этот “владетельный князь”? Маркграфом Конрадом? Нет, конечно, если судить по сохранившимся к моему времени летописям или книге Бернгарда Куглера про крестовые походы, Монферрат был удивительной скотиной, но никогда не стал бы связываться с асассинами. Впрочем, они же Конрада и прирезали, вернее, прирежут… Интересно, за что? Рено Шатильон, которому полагается год как быть в могиле? Вот этот может. Большего мерзавца за всю историю христианских королевств в Святой Земле не бывало. Граф Раймунд? Вполне приличный человек, пускай и себе на уме… Король Гвидо? Безусловно, его описывают полным ничтожеством, да и спасение его трона в руках Ричарда, так что Лузиньяну прибытие крестоносцев просто необходимо. Да разве стал бы предупреждать пославший убийц человек свою жертву? Брат Гвидо, Альмарик? Тоже нет… А вдруг это кто-нибудь из духовных лиц? Абсурд… Самым оригинальным будет, если нанимателем является мусульманин. Саладин, например. Султан вполне может это сделать и одновременно распространить слухи, будто нанести удар по английской королевской семье желают христиане… Вот тебе и простенький двенадцатый век! Запутано ничуть не хуже чем у нас… Ладно, разберемся!»

Сэр Мишель, хлебнув вина, сказал, отвлекая Гунтера от размышлений:

– Все беды в мире – от сарацин!

– А я думаю – от пьянства, – ответил германец и тоже приложился к кружке. – С чего начнем, сэр?

– Со свинины, – легкомысленно отмахнулся рыцарь. Дальнейшие действия ему были понятны насквозь: догнать Понтия, стукнуть чем-нибудь тяжелым или острым, а потом искать у него и его восточных слуг указанную в письме метку. Все просто и понятно. Зачем ломать голову?

Предостережения отца Колумбана начали забываться.

* * *

«Снова дорога… До чего же хорошо на воле! Ни жуткого смрада, ни страхолюдных калек, ни толкотни, ничего не осталось от города, – думал сэр Мишель, глядя по сторонам. – Скорее бы поймать этого мерзавца Понтия и сдать, куда надо – бейлифу в тюрьму, если Джонни его прежде из своего чудесного арбалета не “пришьет”, как он странно выражается. Хотя, если правда, что от тех стрел-шариков дырочки получаются, то похоже будет… Теперь еще за этим бастардом Ломбардским в Руан ехать! Но нет худа без добра – в Руане можно добрыми доспехами и оружием разжиться».

…Рано утром, с превеликим трудом соображая, где находится и какой нечестивец так назойливо трясет его за плечо, сэр Мишель приподнял тяжелую, будто налитую густым горячим маслом голову и с отвращением подумал о предстоящей неблизкой дороге. Спать бы сейчас да и спать, так нет, не спится Джонни, знай себе толкается да гавкает что-то на своем странном языке.

– Изыди, нечистый! – попытался отмахнуться сэр Мишель и уронил голову на свернутый меховой плащ, но тут же вздрогнул от пронзительного крика.

– Поднимайся! – завопил Гунтер, потеряв терпение. Сам он не спал с того момента, как в тяжелый хмельной сон вонзился дребезжащий звук упавшего на деревянный пол медного таза с водой – какой-то идиот безрукий нес его по коридору… Разлепив веки и оглядевшись, он обнаружил себя лежащим на жесткой широкой деревянной лавке, застланной шкурами, напротив на таком же ложе мирно посапывал сэр Мишель, трогательно свернувшись калачиком и свесив одну руку, из-под плаща-подушки виднелись ножны меча.

В окно небольшой комнаты протянулись солнечные лучи, освещая выскобленный стол, сплошь изрезанный кинжалами прежних постояльцев, огромный кувшин с водой, небрежно отброшенные в угол сапоги – оба Мишелевых, и один свой, – два тяжеловесных табурета и откатившуюся в угол пузатую глиняную бутылку в плетеной корзинке. Пустую, как печально констатировал Гунтер, осторожно поднявшись и едва не на четвереньках добредя до нее. После чего он принялся будить сэра Мишеля.

Рыцарь, издав недовольный рык, оттолкнул назойливого оруженосца и сел, угрюмо глядя по сторонам.

– Дай-ка мне… – Он протянул руку, указывая на валявшуюся в углу бутылку, но Гунтер отрицательно помотал головой:

– Не дождешься, вчера все вылакал. На-ка, водички попей.

Гунтер взял со стола кувшин и подал сэру Мишелю, но тот, нагнув голову, молча указал на свой взлохмаченный затылок. Намек был понят с полуслова, и поток холодной воды щедро оросил голову страдающего очередным похмельем рыцаря. Отфыркиваясь и протирая лицо ладонями, сэр Мишель прогудел хриплым басом:

– М-м-м… Хорошо…

Вчера, когда все так замечательно разрешилось, рыцари, собравшиеся в трактире, как водится, начали пить за знакомство, потом за знакомство оруженосцев, потом за знакомство рыцарей с оруженосцами, а дальше за все, что только на ум приходило.

– Слушай, я вечером сильно напился? – озадаченно потер лоб норманн, – Ничего не помню.

– Не злоупотребляй вином, тогда и память прояснится. Ты мне лучше ответь, куда дел мой сапог?.. – проворчал Гунтер, шаря под лавками.

– Я? Какое мне дело до обуви моего оруженосца? – возмутился сэр Мишель и, вытянув тяжелый яловый сапог за голенище из-под скрученного в ком плаща, служившего Гунтеру подушкой, швырнул его на пол.

Так, мирно беседуя, они собрались, позавтракали и закупили провизии на два предстоящих в пути дня. Только выехав за городские ворота сэр Мишель, собравшись с духом, задал Джонни вопрос, который возник с самого утра и несказанно мучил его:

– Слушай, Джонни, у нас еще много денег осталось? Ну мы вчера случайно не пропили все?

Гунтер потрогал кожаные кошельки на поясе, заметно убавившие в весе, но по-прежнему обнадеживающе тяжелые, и ответил:

– Осталось, на орехи…

– Тебе бы все шутки шутить, а нам еще оружие да доспехи покупать надо, – пробурчал сэр Мишель.

– Не переживай. Денег твой папенька дал, я полагаю, с расчетом на то, что его дружелюбный и любвеобильный сынок захочет продемонстрировать свою щедрость в первом же попавшемся трактире.

Сэру Мишелю осталось только горестно вздохнуть:

– И когда же я научу тебя, как должен оруженосец разговаривать со своим рыцарем… Наверно, никогда…

* * *

Ближе к вечеру между холмами показался замок. Утомленный долгим переездом Гунтер смотрел на серые стены с надеждой – там можно будет подкрепиться и переночевать, если, конечно, сэр Мишель не успел насолить чем-нибудь его хозяину и захочет туда наведаться. Германец сильно устал, несмотря на два привала – один, коротенький, возле перекрестка, где на этот раз они повернули к Руану, и другой, подольше, у небольшой речушки Риль, где сэр Мишель ухитрился изловить парочку форелей из крутящейся на мелководье стаи. Срезав небольшое тонкое деревце и освободив его от веток, он примотал к одному концу кинжал, скинув сапоги, вошел по колено в воду и, дожидаясь, когда какая-нибудь неосторожная рыбина подплывет к нему поближе, молниеносным движением втыкал под жабры импровизированную острогу, после чего перекидывал сверкающее на солнце рыбье тельце на берег. Большинство форелей срывалось и уплывало, но сэр Мишель не расстраивался, так как делал это больше из удовольствия, чем по надобности – еды хватало вдоволь. Тем не менее, пойманные рыбы были распотрошены и зажарены над костром, который Гунтер разжег своей зажигалкой.