Полная версия
Куафёр из Военного форштата. Одесса-1828
Сделав несколько глотков «французской кислятины», грек наконец продолжил:
– Я уже попросил моих добрых знакомых поискать названную женщину. И отдал им рисованные портреты. Но на всякий случай хотел еще раз уточнить: речь идет только о том, чтобы узнать, из какой она семьи и какому помещику принадлежит? Более ничего?
Во время сих вопросов, заданных с улыбкою, в глазах Ставраки появился такой мертвенный блеск, что Натан испугался за здоровье и жизнь искомой цыганки.
– Да-да, конечно. Только найти и узнать место зимнего обитания. Более ничего, совсем ничего!
– О, ти эпитимьес![32] – сказал в завершение Ставраки, приподняв бокал.
Натан поднял свой в ответ. И, отходя от грека, оценил двусмысленность последней застольной фразы, которую он за годы проживания в Одессе уже освоил. Будто бы всего лишь добрые пожелания, но притом, ежели дословно, то еще и констатация того, что это пожелания, чаемые собеседником. К тому ж и слово «епитимия» тут слышится. А в православной церкви – это наказание за грех.
Так Горлис до конца осознал, что шутки кончились: его просьба принята всерьез и рассматривается по-настоящему. По-видимому, кем-то из бывших соратников Спиро. Людьми по-своему симпатичными и в некоторых случаях полезными. Но во многих ситуациях – безжалостными. За это одолжение придется платить чем-то большим, чем туманные обещания или бокал вина. И плата возложена именно на Горлиса. В случае чего удастся ли переложить ее на Шардоне?..
* * *И вот наступил радостный для Одессы день – воскресенье, 22 апреля. В центре Бульвара торжественно высился невидимый пока памятник. Но уже и в таком виде он смотрелся на своем месте – восклицательным знаком на фоне непрерывного ряда домов, от Дворца вдоль Бульвара. Памятник был огражден решеткой, по углам которой на флагштоках средней вышины развевались четыре флага. Притом – не только Русланда.
Да, конечно же, российское знамя было побольше и повешено повыше. Но наряду с ним присутствовали и другие! Прежде всего союзнических Англии и Франции, вместе с которыми громили османский флот. Франция и сейчас казалась самой благожелательной к России (ежели не считать Пруссии). Но вот Англия, ревниво относящаяся ко всему, что творится на море, была к возможным решительным действиям Петербурга в споре за Босфор куда менее расположенной. И четвертое знамя – австрийское! Вена, цесарская держава, соседствующая с Россией на северных Балканах, не менее Лондона опасалась большого и одностороннего усиления Петербурга на пути к чаемому им Константинополю. Так что подобный примирительный жест казался очень показательным.
С внутренней стороны, с тыла, и в направлении Екатерининской площади, ранее захламленной, а ныне приведенной в порядок, памятник надежно прикрывал батальон Уфимского полка. (В Одессе, важном городе, недалеком от границы, традиционно размещали не фрондирующих казаков, современников Хаджибея и Аккермана, а надежные части из дальних губерний.) С остальных трех сторон памятника стояла радостно оживленная гражданская публика. Ближе к месту событий – знатная, далее – чистая и на краях Бульварной улицы – чернь, которой доставались огрызки праздника, тоже, впрочем, чаемые.
Первым выступил генерал-губернатор Воронцов. Он изложил заслуги Ришелье перед Одессой, увлекательно рассказал о своем общении с ним во Франции и сердечно поблагодарил всех, кто участвовал – деньгами, идеями и талантом, в создании сего памятника, первого в городе!
Солнце в зените, шумно трепещущие разноцветные флаги – всё это подогревало нетерпение публики. И вот наступил торжественный миг. Барабанщики-уфимцы дали барабанную дробь, оттеняющую важность момента (но на Горлиса это произвело тяжкое впечатление – сразу вспомнились рассказы Кочубея о том, что наказания шпицрутенами, в том числе до смерти, сопровождаются в русской армии барабанным боем).
Генерал-губернатор подал специальный знак, после чего солдаты ловко развязали покров, облекающий статую, и он упал к постаменту. Чувствительные дамы издали ахи восхищения. Барабанный бой прекратился, зато на кораблях, стоящих в гавани началась холостая пушечная пальба. «Ура!», «Vivat!», «Salut!» – послышались крики. Все вглядывались в памятник в поисках сходства с человеком, коего многие видели и помнили. «Не Дюк! Не тот! Не похож…» – понеслось по рядам. И тут же – встречной волной – ответные пояснения: «Римская тога», «Триумфальный венок», «Античная аллегория!» Так что все затихли. (Одесситы такие люди, что могу спорить до хрипоты, до Faustkampf’а[33], но ежели им что объяснить с ученым видом, высоким штилем и слегка непонятно, то они часто соглашаются.)
Далее слово дали одесскому коммерции советнику Шарлю Сикару. Да, дорогой читатель, это тот самый «негоциант Сикар», по книге которого Lettres sur Odessa[34], изданной в Петербурге накануне войны 1812 года, молодой Натанэле учился французскому языку, а заодно – и жизни. (Как вы, верно, помните, другой книгой, столь же сильно повлиявшей на мировосприятие юноши, стала повесть Вольтера L’Ingénu / «Простодушный».) В тех письмах негоциант воспел Одессу, усилиями дюка де Ришелье взраставшую на месте Хаджибея. Занятно, но сейчас Сикар в своей речи на французском говорил словами и фактами из той книжицы. Видимо, полистал ее накануне.
Забавно, но, когда объявили, что сейчас выступят преподаватели Ришельевского лицея, Горлис вдруг вообразил, что среди прочих и его позовут. Даже начал лихорадочно размышлять, на каком языке лучше говорить – на французском или же русском, как это всё чаще делалось при Воронцове. Также припоминал свой опыт общения с Ришелье, думая, что сказать – не сотый же раз излагать, как понравилось герцогу, когда Натан употребил отцовскую фразу «Надо делать вермишель» по поводу возможностей, открывающихся в Одессе… Но все уж выступили, а Горлиса так и не позвали. И он понял, как наивны были его ожидания. Это при веселом и безалаберном Ланжероне безвестный юноша, недавно прибывший из Парижа, мог стать едва ли не главным выступающим на открытии Ришельевского лицея. А при «милорде Воронцове» всё (или почти всё) было, есть и будет продуманно, просчитано.
Если же вернуться к выступлениям лицейских преподавателей, то более всего запомнились речи не Орлая, не Брамжогло, а профессора правоведения и политической экономии Павла Архангельского. Она была образна и до конца понятна лишь при более близком ознакомлении с тремя символическими фигурами на памятнике – Правосудия, Торговли и Плодородия. Павел Васильевич сказал, что действия де Ришелье в экономике и юстиции были «зримыми и зрячими». В соответствие сим словам богиня правосудия Фемида, вопреки традициям, на памятнике была без повязки на глазах. Одесские старожилы тут же оправдали, объяснили и это художественное решение, говоря, что Ришелье был справедлив высшей христианской справедливостью и часто прощал раскаявшихся преступников.
А далее настало неожиданное продолжение церемонии.
– Господа! – воскликнул Воронцов. – Сегодня экспресс-почтой из Санкт-Петербурга прибыл Указ Его Императорского Величества Николая Первого от 14 апреля.
Все напряглись в ожидании: «Неужели?..»
– Сим Указом наш возлюбленный монарх объявляет войну Османской империи за дерзновенное нарушение ею интересов России в проливах Босфор и Дарданеллы. А также за циничное нарушение прав наших братских православных княжеств Молдовы и Валахии. Что ответят на сие победители Наполеона?
Аллегория. Вторая половина 1828-го – начало 1829 года. На заднем плане силуэт Наполеона, который предупреждает: «Европа, будь начеку, опасайся Калмыка…»
«Ура!» – пронесся вихрь восклицаний среди обывателей. Французский, английский и даже австрийский флаги тоже шумно развевались, как бы одобряя решение возлюбленного русского монарха. Солдаты же Уфимского полка обошли кругом открытый памятник с мрачной сосредоточенностью – их на Балканах вряд ли будет ждать столь же восторженный прием.
– России нужен Босфор с Дарданеллами! И свобода хождения ими! Одессе нужно порто-франко! – воскликнул Воронцов на прощанье.
Натан подумал, что, будучи сейчас на его месте, Степан крамольно пошутил бы: «Еге ж, свобода хождения проливами – единственная, нужная России». Если ж серьезно, живость и доходность одесского порто-франко с началом войны в разы уменьшатся. А жаль…
Он поспешил в Военную гавань, где ждал отправления пароход «Одесса». Тут, вопреки ожиданиям, торжественной церемонии не было. Лишь русский военный матрос из казаков посмотрел предписание, взглянул на деловую сумку с бумагами да теплыми вещами и допустил на борт.
Глава 8
Да, война! И это значит, что Горлис всё верно предвидел. Очень интересно, было бы поговорить по сему поводу с Кочубеем. Но об этом потом…
А пока что – Натана ожидает и вправду исторический рейс на первом русском пароходе, еще более важном в связи с объявленной войной. Матрос указал гостю его каюту – небольшую, но уютную, с двумя кроватями. Причем вторая была пустою. Горлис вообще так понял, что рейс решили в итоге сделать не шумным, а пробным. Он оставил в каюте все взятые с собою вещи, изъяв только кошель, и поспешил наверх, на палубу. Судя по тому, что сходню убрали, а над трубой появился первый дым, сейчас должно состояться отплытие.
Все говорят, что после приведения в порядок фасадной к порту Бульварной улицы вид на Одессу с моря стал особенно хорош. Натану не терпелось его увидеть и запечатлеть. Для чего он приготовил грифель и бумагу. Он застыл в нетерпении, ловя первое, самое сладкое мгновение, когда корабль начинает отчаливать от пристани… Однако время шло, но сего не происходило. Он недвижного положения да на сыром морском ветру Натан начал подмерзать. Особенно руки без перчаток, отчаянно сжимающие планшет с бумагой и грифель.
Что ж, не страшно. В ожидании отплытия Горлис надел перчатки, а также решил размять затекшие члены, пройдясь по пароходу… Тот представлял собой парусник с тремя стройными мачтами, дополненный паровою машиной, которая приводила в движение огромные лопасти с двух боков. В надводной части они были прикрыты специальным кожухом, чтобы предотвратить попадание посторонних предметов, включая птиц и людей.
Пока Натан разглядывал корабль, то дым из трубы совсем иссяк. Взамен снизу раздался металлический грохот, свидетельствующий, очевидно, о последней и самой тонкой настройке русской паровой машины. Интересно, надолго ли сие? Мимо как раз шел смуглый человек в фуражке, похожей на капитанскую.
– Синьор шхипер! Синьор шхипер! – воскликнул Горлис, старательно грассируя и намекая, что, если возможно, готов общаться на французском, каковой итальянцы обычно знают.
Но встреченный человек скорым шагом прошел мимо, не обращая на Натана ровно никакого внимания. Удивительная нелюбезность! Но что поделать, шкипер на корабле – царь и бог. Предполагаемый шхипер Галюфи зашел в палубную надстройку, закрыв дверь с нервическим шумом. Грохот снизу усилился вдвое-втрое. Похоже, настройка, осуществляемая там, переставала быть тонкою. А минут через десять шум прекратился.
Видимо, Галюфи сейчас вновь появится. Но как же к нему обратиться, чтоб он отозвался? Наверное, слово «шХипер», отчетливо прозвучавшее у Воронцова, было ошибочным. И нужно говорить традиционно – «шКипер». Возможно, вместе с фамилией.
Наконец дверь отворились. Горлис рванулся навстречу, но это был не капитан, а три матроса с мешками в руках. Громко переругиваясь по-украински, они сбросили сходню и сошли на берег. Стало ясно, что отправление затягивается. А вот на палубу выглянул и сам капитан. Натан немедленно обратился к нему, всё так же грассируя:
– Синьор шкипер! Шкипер Галюфи!
Но капитан в ответ бросил короткий взгляд, еще более злой, чем прежде. И, издав неопределенного смысла рычание, вернулся обратно, громово хлопнув дверью. Натан понял, что выглядит с планшетом и грифелем в руках довольно глупо и пошел в каюту, чтобы оставить всё это там. Оказавшись в тепле, Горлис почувствовал, как же он замерз. Вынул взятый в дорогу теплый шарф, накрутил на шею и вернулся назад, надеясь, что порученца генерал-губернатора всё же перестанут игнорировать.
Тем временем вернулись матросы, посланные на берег. Все трое катили большого размера тележки, доверху наполненные дровами. Мешки же, укрепленные у них за спиной, издавали отчетливый металлический звон. И то и другое показалось Горлису странным. В мешках – явно некие металлические части, детали. Но зачем они нужны, ежели судно только-только построено? Ну, не может же оно УЖЕ требовать ремонта? Непонятно и с дровами (хорошо хоть не кизяк). Почему они? Как читал Горлис, паровые машины хорошо и надежно работают только на угле.
Моряки сделали еще несколько ходок, доставив побольше дров. Наблюдая за ними, Горлис, кажется, понял, что дело было не в обращении к Галюфи. Может, тот вообще не понял, что ему говорили. Да, нужно прекратить это дурацкое грассирование. И «шкипер» на итальянском, кажется, будет «скиппер». Именно так и нужно обращаться к капитану.
Так что когда Галюфи снова вышел на палубу, Натан приблизился к нему и деловым голосом, как будто бы контакт уже был установлен какое-то время назад, поинтересовался:
– Синьор скиппер, не можете ли сказать, когда ожидается отбытие?
Галюфи ответил, посмотрев на Горлиса, как на очень глупого человека:
– Я! Не! Знаю! Совсем не знаю! – развернулся и начал уходить прочь.
Оказывается, капитан с акцентом, но всё же разборчиво говорит по-русски. Уже хорошо. К тому же, решив, что что-то не договорил, Галюфи вернулся:
– И прекратите, merda cagata[35], меня так называть! Я не «шхипер», не «шкипер», не «скиппер»! Скиппер – эта… это… – Галюфи затруднился, подбирая слова. – …Это, merda cagata, морской лакей на мелком судне, лодке с парусом. А я – большой серьезный капитано! Был… Пока не зашел на эту vergogna russa[36].
– Так как вас называть?
– Не шкипер, а капитано! И не Галюфи, а Галифи! А в остальном всё правильно.
– Благодарю вас, синьор капитано!
Ну вот, хоть одно недоразумение рассеялось. Однако другое оставалось неразрешимым. Время отбытия «Одессы» таилось во тьме, подобной той, которая начинала сгущаться к вечеру в Одессе истинной.
Ветер же к закату стал еще более жестоким, продирающим до костей. Натан опять вернулся в каюту, поискать, нельзя ли еще чего-нибудь надеть, чтобы не так мерзнуть. Но когда он вошел в комнату, снял перчатки, плащ, сюртук, то ощутил забытое блаженство теплоты. Каковы ходовые качества русской машины, проверить пока не удается. Но зато для нагрева, в виде «русской печи», она работает идеально. Ну… что кому больше свойственно!
В тепле и мысли подтаяли, став мечтательными. Горлис подумал, что из русской машины парохода, пожалуй, можно сделать прекрасную систему парового отопления. Великолепная идея – жаль, что не новая. Австрийская пресса еще несколько лет назад писала о том, как профессор технической химии венского Императорского и Королевского политехнического института Пауль Мейснер разработал основы Zentralheizung mit Warmluft[37]… В таких теплых мыслях, согретый паровой русскою печью, Натан уснул.
Но через какое-то время он проснулся от грохота машины и ощущения качающейся поверхности, какое бывает при выходе в неспокойное море. Как славно! Надо сказать, что Горлис, в отличие от многих сухопутных людей, страдавших от морской болезни, качку любил. Подобно тому, как дети любят развлекаться на качелях. Вот и сейчас в блаженном тепле и на качающейся вместе со всем пароходом кровати он мнил, что вернулся в детство… Меж тем и не заметил сразу, как звук работающей машины вдруг прекратился. Что странно для парохода. Впрочем, для русского парохода, как он успел заметить, естественно. Нет, всё же нужно выйти, узнать, что там происходит.
Натан натянул на себя всю одежду, какую взял с собой, и выглянул на палубу. Месяц, почти полный и только начавший стареть, влюбленно смотрел на Одессу, старательно молодящуюся, любящую, когда ее называют юною, но для людей знающих – тоже в летах изрядных.
Странно, уже темно и поздно, однако одесский пароход всё еще не хотел уходить от города, будто чувствуя некую нерасторжимо кровную связь с ним. Более того, Натан вдруг понял, что корабль миновал карантинную крепость и далее направился прямо на дачу графини Ланжерон, которая, безусловно, известна гостеприимством, но вряд ли ждет таких гостей.
Торопясь исправить ошибку, Горлис заметался в поисках Галифи. И, завидев издалека знакомую фуражку, бросился с криком:
– Синьор скиппе… Синьор капитано! Херсон в другой стороне! Он – на востоке, мы ж – идем на юг.
– Я знаю, merda cagata, – сказал капитано Галифи, хоть и грубо, но мирно. – И мы не идем. Нас несет. – Похоже, шкипер истратил всю запасы крепких эмоций и был изумительно спокоен.
Это спокойствие волшебным образом передалось Натану. К тому ж он увидел, что и все окружающие хладнокровны. Матросы, деловито перекликаясь по-малороссийски, быстро и ловко ставили нужные паруса. Тогда всё стало ясно. Паровая машина, имеющая норовистый характер, какое-то время поработала да перестала, вследствие чего пароход с убранными парусами понесло назад к Одессе и даже за нее – в сторону Фонтанов.
Только теперь для Натана стали проясняться загадочные слова графа Воронцова про его, Натанову, смелость. Вправду, можно ли придумать что-нибудь хуже, как в неспокойную погоду отправиться в поход на судне с паровой машиной, требующей ремонта сразу же после ее постройки и установки.
Между тем паруса, установленные своевременно, перестали делать встречу с графиней де Ланжерон и ее дачей неизбежной, уводя судно в сторону моря. Да и машина, будто извиняясь за причиненные ранее неудобства, неожиданно вновь заработала, издавая ритмичные звуки. Корабль довольно живо пошел на восток.
Галифи заметно повеселел в надежде, что его славная карьера капитана на этой vergogna russa постепенно всё же выправляется. И отправился в рубку, вероятно, чтобы свериться с показаниями приборов и лоциями. Натан решил, что всё худшее позади. Впереди же – бодрый ход судна в темноте, малость разбавленной звездами и месяцем. Полюбовавшись лунной дорожкой и Полярной звездой, Горлис решил, что можно идти спать, чтобы встать пораньше да насладиться восходом и морем, широко раскинувшимся во все стороны.
Но тут впервые за всё время капитано Галифи сам подошел к Натану и вежливо осведомился:
– Господин Горли?
– Да.
– Вы сейчас очень заняты?
– Нет. То есть да. Ну… Я собирался идти спать.
– Чуть позже, пожалуй. Думаю, будет лучше, если вы нам поможете.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания
1
Академия куафёров (франц.).
2
Большая книга (нем.). Бухгалтерская книга со сводкой всех счетов и финансовых операций.
3
Да. Прелестно! (Франц.)
4
Великий мастер (франц.).
5
Надстрочный знак во французской грамматике. Дословно – «острый акцент» (франц.).
6
Популярная всероссийская газета, выходившая с 1813 года.
7
Со средневековых времен в Европе было устойчивое мнение, что цыгане – выходцы из Египта.
8
В начале XIX века цирюльники, куафёры, кроме парикмахерских услуг оказывали еще и врачебную помощь.
9
События описаны в первом романе цикла о Горлисе, Кочубее и Дрымове «Дворянин из Рыбных лавок. Одесса-1818» (Харьков: Фолио, 2021).
10
Сейчас – столица Словакии Братислава.
11
Первая граница порто-франко, установленная при открытии в 1819 году, была слишком далекой от черты города с пригородами. Уже в 1821-м порто-франко урезали до зоны порта. В 1822 и в 1823 годах вносились новые изменения. После прибытия Воронцова и с его участием была разработана разумная граница, включавшая город с его предместьями. Ее открыли в 1827 году, и она же просуществовала до конца порто-франко в Одессе (1858–1859).
12
Широкие баки, сросшиеся с усами.
13
Луи Франсуа Арман дю Плесси де Ришелье (1696–1788), правнучатый племянник кардинала Ришелье, дед строителя Одессы дюка де Ришелье. Дуэлянт и волокита, маршал Франции. Друг и покровитель Вольтера.
14
Город Маон, имеющий разное написание в испанском и каталонском языках, главный город острова Менорка, входящего в Балеарские острова. В 1756 году, во время Семилетней войны, был отбит французами у британцев.
15
Алексей Михайлович (1629–1676), второй московский царь из династии Романовых, носил прозвище Тишайший.
16
Крупное морское сражение 8 (20) октября 1827 года между англо-франко-российской эскадрой и турецко-египетским флотом в греческой Наваринской бухте Ионического моря привело к разгрому османского флота. Битва началась во многом случайно из-за слишком решительных действий командира эскадры британского адмирала Эдварда Кодрингтона. Итог боя был во вред британской внешней политике и на пользу российской.
17
Имеется в виду восстание декабристов.
18
Должным образом, как следует (франц.).
19
Жан де Лафонтен (1621–1695) – французский баснописец, чрезвычайно популярный в России, чье творчество изучалось в лицеях. Образец для подражания русских баснописцев.
20
Окончание Русско-персидской войне (1826–1828) было положено Туркманчайским мирным договором, подписанным 10 (22) февраля 1828 года.
21
Греческая революция, называемая также Войной за независимость (1821–1830), закончилась признанием Османской империей независимости Греции.
22
11 апреля 1827 года III Национальное собрание избрало Иоанна Каподистрию правителем Греции, а труднодоступный город Нафплион в горах объявило столицей страны.
23
Academia Domnească – Королевская академия (рум.). Высшее учебное заведение в княжестве Молдова, существовавшее в 1707–1821 годах. Преподавание в нем велось преимущественно на греческом языке.
24
Amaro – горький (итал.). Итальянский травяной ликер сладко-горького вкуса. Ведет свою «родословную» от старых монастырских рецептов. Массовое производство Амаро началось в XIX веке.
25
Дословно «апрельская рыба» (итал). В переносном смысле – День дурака, День шутки. В ряде европейских стран неформальный праздник.
26
Здоровья! (Итал.) Краткое застольное пожелание у итальянцев.
27
Amore, tesoro, dolce – любимый, сокровище, милая (итал.). Традиционные обращения близких людей, супругов.
28
В 1820 году по ходатайству Армана дю Плесси де Ришелье, бывшего одесского градоначальника, в то время премьер-министра Франции, Людовик XVIII пожаловал Жану Рено баронский титул. При этом Государственный сенат Российской империи разрешение на ношение российского титула барона Рено не дал.
29
Формально – доброе утро (итал.). Однако итальянцы используют это приветствие вплоть до послеобеденного времени.
30
Иоганн Готфрид Гердер (1744–1803) – великий немецкий мыслитель, богослов, историософ, историк культуры, один из зачинателей славистики. Автор монументального труда «Идеи к философии истории человечества» (1784–1791).
31
Адриан Блументаль (1804–1881) – выдающийся российский врач, писатель и переводчик, родом из Курляндской губернии. Учился в Гёттингенском и Дерптском университетах. В 24 года был утвержден экстраординарным профессором Харьковского университета. Через три года стал деканом отделения врачебных и медицинских наук. Позже был главным врачом Голицынской больницы и Воспитательного дома в Москве.
32
