Сталь и Золото. Книга 2. Смерть и Солнце. Том 2

Но все эти мысли вылетели у него из головы, когда «дан-Энрикс» вошел к сэру Ирему. Его сюзерен был в своей спальне не один. Правда, сам Ирем уже встал и даже успел полностью одеться. Зато на сидевшей в соседнем кресле Айе не было ничего, кроме поношенной рубашки коадъютора, которая на ней казалась чем-то средним между очень длинной сорочкой и очень коротким платьем. Ноги девушки лежали на коленях рыцаря. При виде этой сцены энониец чуть не выронил поднос, а рыцарь убрал руку с бедра Королевы и поприветствовал оруженосца так, как будто ничего особенного не произошло. Это подчеркнутое хладнокровие взбесило Крикса даже больше, чем все остальное.

«Он, по-моему, совсем рехнулся, – с раздражением подумал Крикс. – Ладно еще, “Морской Петух”, но Адельстан?! Жаль, сюда не вошел кто-то из кандидатов. Пусть бы посмотрели на нашего коадъютора, перед которым они будут приносить обет безбрачия и воздержания».

Айя смотрела на него, слегка прищурившись, как будто возмущение «дан-Энрикса» казалось Королеве чем-то исключительно забавным.

– Я принес ваш завтрак, мессер Ирем, – сухо сказал Крикс.

Он почти не удивился, когда Айя придвинула себе второй прибор, предназначавшийся для самого «дан-Энрикса». «Позавтракаю в городе», – мысленно успокоил себя Крикс, жалея, что не может надавать наглой островитянке оплеух. Хотя, по справедливости, начинать в данном случае следовало отнюдь не с Королевы.

К счастью, коадъютор не подозревал, о чем в эту минуту думает его оруженосец.

– Мы устраиваем рейд против контрабандистов Алой гавани, – сказал сэр Ирем таким тоном, что не оставалось никаких сомнений: к Риксу это «мы» отнюдь не относилось. – А тебя я попрошу отправиться в Книгохранилище. Мне нужны сведения о всех таможенных сборах, установленных при Наине Воителе. Найди нужные документы, сделай выписки и предоставь их мне.

Крикс готов был подумать, что коадъютор шутит, но увы – судя по выражению лица мессера Ирема, тот был вполне серьезен. Можно было только гадать, почему именно Криксу предлагалось рыться в пыльных свитках, пока остальные будут очищать столицу от пиратов и контрабандистов, но факт оставался фактом: Ирем выбрал для этой малоприятной роли именно его. Крикс постарался сохранить невозмутимость, но, если судить по сочувственно-насмешливой улыбке Айи, получилось не вполне. В то утро энониец затруднился бы ответить, кто из этой пары раздражает его больше – Королева Алой гавани или его, так называемый, сеньор.

В Книгохранилище «дан-Энрикс» шел мрачнее тучи, и весь город словно бы подстраивался под его настроение. Облака то и дело закрывали бледное ноябрьское солнце, и, хотя завтрашний день был годовщиной коронации Валларикса, вид у столицы был отнюдь не праздничным. Никто не украшал дома и не вывешивал штандартов, словно этот день ничем не отличался от всех остальных. Когда пару недель назад дворцовый казначей осведомился у правителя, какую сумму выделить на проведение торжеств, Валларикс заявил, что он не видит никакой возможности тратиться не фейерверки и вино для горожан, когда казне вот-вот придется начинать раздачу хлеба голодающим. Лан-Дарен попытался возразить, что отмена всеми ожидаемых торжеств вызовет в городе уныние и плохо скажется на репутации дан-Энриксов, но Валларикс только устало отмахнулся, и вопрос о годовщине коронации был снят.

Входя в столичную библиотеку, Крикс подумал, что в последние недели император почти не вступал в какие-либо споры со своим советом. Теперь он гораздо чаще сообщал свое решение и сразу предлагал собравшимся перейти к следующей проблеме. Иногда оруженосец коадъютора не мог отделаться от ощущения, что Валларикс нечеловечески устал. И то, с какой тревогой смотрел на правителя сэр Ирем, косвенно подтверждало правоту «дан-Энрикса».

Крикс был бы рад чем-то помочь Валлариксу, будь у него подобная возможность. Но, очевидно, пока что оруженосец коадъютора годился только для того, чтобы отправить его делать выписки из никому не интересных старых книг.

Пока вошедший в главный зал Книгохранилища южанин искал взглядом архивариуса, чтобы попросить у него нужные бумаги, взгляд «дан-Энрикса» невольно задержался на высоком юноше, сидевшем у окна.

Брови у Крикса поползли на лоб. Он решил бы, что обознался, если бы десятки раз не наблюдал, как этот человек в точности так же наклонялся над пергаментом в Лаконе, и свет из окон так же падал на его кудрявые светлые волосы.

– Кэлрин!.. – произнес южанин вслух. А потом крикнул в голос. – Кэлрин Отт!!

Сидевшие за другими столами люди удивленно оборачивались в его сторону, но Криксу было не до них. Лаконский бард тоже узнал «дан-Энрикса» и встал из-за стола ему навстречу. Он обнял «дан-Энрикса» одной рукой, так как второй у него не было – только рукав, зашитый возле самого плеча. Южанин с опозданием заметил, что Отт сильно исхудал, и волосы, которые когда-то были золотистыми, сейчас приобрели тускло-соломенный оттенок.

– Твоя рука… – пробормотал «дан-Энрикс». Он не знал, куда девать глаза. В Лаконе Кэлрин часто говорил, что он хочет стать рыцарем и трубадуром, как его великий прадед, Алэйн Отт. А теперь он никогда не сможет ни сражаться, ни играть на лютне.

– Каждый раз одно и то же! – принужденно рассмеялся Кэлринн. – Ни один из тех, кого я встретил за последние два месяца, не сказал мне, что я стал шире в плечах и выше ростом, хотя это истинная правда. На бороду, которую я отрастил на Островах, тоже никто не обращал внимания, так что в конце концов я сбрил ее ко всем чертям… Но зато каждый почему-то считает своим долгом обратить внимание на то, что я остался без одной руки.

– Как это получилось? – спросил Крикс, который слишком хорошо помнил про Сайрема и «Черный полдень», чтобы принять браваду Кэлринна всерьез.

– Да так же, как у всех… Тебе, наверное, известно, что мы с Рэнси и Димаром бросили Лакон в одно и то же время и отправились сражаться за Акулий мыс под предводительством Аттала Аггертейла. Там я и остался без руки. Аварцы смазывают свои стрелы такой дрянью, что обычно раненых не успевают доносить до лазарета. То, что от меня просто отрезали кусок, еще можно считать удачей. Но, естественно, тогда я так не думал, – с усмешкой признался Кэлрин. – Когда они отказались взять меня обратно на корабль, я пошел к Атталу и сказал ему, что если наш «Бурерожденный» уйдет в море без меня, я прыгну в море со скалы Рассвета. Такая глупость – сейчас даже стыдно вспомнить. Аггертейл спросил: «Зачем тебе теперь место на корабле?» Я сказал: «Чтобы закончить начатое». Тогда он посмотрел на меня, как на какую-то мокрицу, и сказал: «Если это самое лучшее, до чего ты сумел додуматься, то я тебе мешать не буду». Как я его тогда на месте не убил – не знаю… Я ведь думал, что терять мне уже нечего. Зато все слышали наш разговор, и капитан больше не запрещал мне присоединиться к экипажу.

Отт стоял в проходе и говорил, не особо понижая голос, но никто из посетителей Книгохранилища не пытался призвать его к порядку. Воспоминание о схватке за Акулий мыс было еще слишком свежо, а пустой рукав Кэлринна подействовал бы отрезвляюще даже на самых раздражительных людей. Некоторые из посетителей библиотеки уткнулись в свои книги, а другие, как заметил Крикс, забросили свои занятия и украдкой слушали их разговор.

– Ты ведь, конечно, слышал о сражении у Чаячьего острова? – осведомился Отт.

– Кто же о нем не слышал! Менестрели называют его новой Битвой у Ревущего.

– Это они хватили через край… Готов поспорить, Битва у Ревущего стоила трех таких, как эта. Но у Чаячьего тоже было на что посмотреть. Это был мой первый выход в море после лазарета, а высланный нам наперерез аварский флот был почти вдвое больше нашего. Мои товарищи, по-моему, уже чувствовали себя покойниками, и мне захотелось как-нибудь их подбодрить… До сих пор толку от меня было не много, так как ни грести, ни драться я не мог, поэтому теперь я решил сделать то, на что я был еще способен – спеть.

– Значит, это был ты?! – воскликнул Крикс. – Все менестрели в один голос говорят о заколдованном певце, который стоял на носу и распевал «Холмы Равейна», пока его крогг не протаранил «Луноликого».

– Сказать по правде, я не сомневался, что меня подстрелят еще до начала общей схватки. Но вышло наоборот.

Южанин рассмеялся.

– В песнях трубадуров утверждается, что вражеские стрелы отлетали от тебя…

– Скорее, в меня было трудно целиться. Я ведь держался прямо за фигуру на носу, так что попасть в меня было не так уж просто.

– Только не пытайся повторить это в каком-нибудь трактире, а то тебя поколотят. Ирем говорит, что людям нужно верить в чудеса. Кстати сказать, все пленники, которых привезли в Адель, тоже уверены, что это было магией. Они клялись, что твою песню было слышно на всех кораблях.

– Да, помнится, я пел довольно громко… В любом случае, после того сражения мне как-то расхотелось умирать.

– И чем ты теперь думаешь заняться? – спросил Крикс. Он с некоторым удивлением отметил, что лаконский бард, и правда, не особенно нуждается в его сочувствии.

Вместо ответа Кэлринн указал на лежащий на его столе кусок пергамента. Крикс взял его и обнаружил на листе какие-то каракули, больше всего напоминающие первые попытки новичка из Академии овладеть грамотой.

– Я пробую писать левой рукой, – пояснил Отт. – Пока что получается не очень, но со временем, я думаю, дело пойдет на лад. Теперь я уже не так жалею, что остался без руки. Если бы я стал менестрелем, как когда-то собирался, я бы навсегда остался только бледной копией своего прадеда, – произнося последние слова, Кэлринн понизил голос. Ему явно не хотелось, чтобы эту часть беседы слышал кто-нибудь из посторонних. Энониец с удивлением смотрел на собеседника.

– Но почему?! Ты ведь всегда писал хорошие стихи.

– Вот именно, «хорошие». Этого было бы вполне достаточно, если бы я хотел всего лишь стать приличным трубадуром, но я-то всю жизнь мечтал, что превзойду Алэйна Отта! А на это у меня никогда не хватило бы таланта. Теперь у меня появился шанс пойти своим путем.

– И что это за путь?

На сей раз голос Кэлринна упал до заговорщицкого шепота.

– Я понял, что хочу написать книгу. Что-то вроде «Повести о Бальдриане», но совсем не так, как эти сочинения писались раньше. В старых книгах всегда говорится: «Он пошел туда-то, сделал то-то, а потом сказал такие-то слова». Немного смахивает на судебный протокол, не правда ли?.. А я хотел бы, чтобы все герои говорили сами за себя. Как мы с тобой, когда беседуем друг с другом.

Крикс попробовал представить, что могло бы измениться от такого стиля изложения, и подумал, что Кэлринна Отта посетила удивительно удачная идея.

– Я бы с удовольствием прочел нечто подобное, – признался Крикс. – А про кого ты собираешься писать?

– Сказать по правде, я еще не знаю, – беззаботно отозвался Отт. – Пока что я просто хожу по городу и слушаю, как говорят другие люди, а потом стараюсь вспомнить их слова и записать их так, как если бы они были героями моей будущей книги. Когда я опять смогу писать настолько бегло, чтобы записать любой понравившийся диалог прямо на месте, заниматься этим делом станет проще, так что я теперь часто бываю у Саккрониса и набиваю руку. Думаю, теперь мы будем видеться гораздо чаще – ты же ведь всегда любил бывать в Книгохранилище.

– Любил, пока меня не стали пичкать всякой ерундой. Таможенные пошлины, тарнийские спряжения, эдикты императора Гвидарикса… но хуже всего бредни Эйта из Гоэдды, чтобы он в гробу перевернулся, – сумрачно заметил Крикс.

Он уже с полминуты слышал за своей спиной негромкое покашливание, но до сих пор не придавал ему особого значения, решив, что кто-то из гостей библиотеки был простужен. Но сейчас это начало его раздражать, и энониец резко обернулся, чтобы посмотреть, кто именно ему мешает. Он увидел позади себя Саккрониса, державшего на вытянутых руках стопку книг. Должно быть, старый архивариус хотел расставить их по полкам, а стоявшие в проходе Кэлринн с Криксом загораживали ему путь. Зная Саккрониса, было легко предположить, что он стоит здесь уже очень долго – пожилой библиотекарь был из тех людей, которым гораздо проще потерпеть какое-нибудь неудобство, чем кому-то помешать.

Южанину сделалось дурно. Если архивариус слышал его последние слова, то нетрудно представить, что он теперь думает о Криксе.

– Простите, мэтр, – выдавил оруженосец коадъютора, сам до конца не понимая, за что именно он извиняется – за то, что помешал библиотекарю работать, или же за то, как он только что отозвался о работах Эйта из Гоэдды, которого так любил Саккронис.

– Ничего, – вежливо сказал тот. – Может быть, ты поможешь мне расставить книги?..

– С удовольствием, – пробормотал «дан-Энрикс», хотя именно сейчас он предпочел бы оказаться как можно дальше от Книгохранилища и его архивариуса. Кэлринн Отт вздохнул и нехотя вернулся к своему столу – было понятно, что от его помощи в подобном деле толку будет мало.

«Дан-Энрикс» быстро рассовал по стеллажам те книги, которые архивариус держал в руках, и вместе с ним вернулся в Белый зал за новой партией. Вид этой круглой комнаты напомнил юноше о том, как он однажды повздорил с коадъютором из-за того, что тот велел ему больше не трогать сочинения о магии или Галарре. Само по себе это воспоминание было не слишком-то приятным, но сейчас оно немного подбодрило Крикса. Его сюзерен, скорее всего, напрочь позабыл про тот давний случай, а значит, и Саккронис тоже рано или поздно перестанет вспоминать о том, как энониец отозвался о его уроках.

Пока Крикс, взобравшись на довольно шаткую стремянку, снимал с полки перечисленные архивариусом сочинения, Саккронис показал на стену между стеллажами.

– Можешь предположить, что означает этот символ? – спросил он.

Криксу все еще было неловко смотреть старику в глаза, поэтому он обрадовался возможности перенести свое внимание на высеченный на камнях узор.

– Ну, солнце – это, вероятно, герб дан-Энриксов, а меч… даже не знаю. Это ведь Книгохранилище. Логичнее было бы вырезать здесь свиток и перо.

Саккронис поднял сухой палец, словно они были на уроке, и «дан-Энрикс» дал удачный, но неправильный ответ.

– Мне кажется, ты путаешь причину с ее следствием. Ведь это здание было построено задолго до того, как люди Энрикса из Леда пришли в этот город. Правильнее было бы предположить, что первый император сделал солнце своим гербом потому, что этот знак часто использовали Альды.

– Верно. Я об этом не подумал, – признал Крикс. Он посмотрел на стену более внимательно.

– Этот символ называют «Сталь и Золото», – сказал библиотекарь. – Сталь символизирует лучшие качества бойца: бесстрашие, решительность и стойкость. А золото – символ ученого, поэта, врачевателя… короче, человека, которому присущи мудрость, доброта и сострадание. Я бы сказал, что Золото обозначает все то лучшее в мире и в человеке, ради чего существует мир, тогда как Сталь – того, кто защищает это лучшее. В древности так и говорили: «люди Стали», «люди Золота»… И всем было понятно, что имеется в виду. Но этот символ означает нечто большее. Альды вложили в него свою вечную мечту о человеке, в котором хладнокровие бойца не перерастало бы в безжалостность, а сострадание и доброта – в беспомощность. В действительности Сталь и Золото не могут слиться воедино, потому что это изначально – сочетание несочетаемого. Но Альды вырезали этот знак на стенах Четырех дворцов, чтобы он напоминал о том, что всякий человек должен стремиться сочетать в себе оба начала.

Стремянка, на которой стоял Крикс, опасно пошатнулась, но он почти не заметил этого, задумавшись над тем, что говорил Саккронис. Уже после первых слов библиотекаря стало понятно, что он поднял эту тему неспроста, но Криксу почему-то не казалось, что ему читают нудную нотацию. Возможно, потому, что старик явно верил в то, что говорил.

В тот день «дан-Энрикс» задержался в городской библиотеке дольше, чем планировал. Сперва он просто помогал Саккронису, а под конец, махнув рукой на гордость, рассказал ему о своих затруднениях в Лаконе. Архивариус не выказал ни тени изумления и тут же завалил южанина советами о том, какие книги ему следует немедленно прочесть, чтобы быстрее наверстать упущенное. Он даже разрешил «дан-Энриксу» забирать в Адельстан любые сочинения, кроме разве что самых дорогих и редких. Крикс почувствовал себя несколько лучше.

Уже собравшись уходить, он вспомнил, что пришел сюда по поручению мессера Ирема. Память об утренней сцене в Адельстане была еще так свежа, что энониец с трудом отогнал соблазн послать порученное ему дело ко всем фэйрам. Но подводить коадъютора из-за пустой обиды было бы не слишком хорошо, так что «дан-Энрикс» скрепя сердце взялся за работу.

В Адельстан он уже не вернулся, а отправился в «Морского петуха», который размещался всего за две улицы от Алой гавани. Айя выказывала непонятную любовь к этой обшарпанной харчевне, а лорд Ирем с некоторых пор питал странную слабость ко всему, что нравилось островитянке. Крикс практически не сомневался, что после сегодняшнего рейда коадъютор и его товарищи решат отужинать в этом трактире. «А возможно, кое-кто из них останется там даже на ночь», – мысленно добавил Крикс.

Раньше он полагал, что Королева сразу же после прибытия в Адель получит свои корабли и в тот же день отправится в Серую крепость, но при этом как-то упустил из виду, что обещанные Айе корабли еще должны были построить, и что это дело вполне могло затянуться до весны, а Айя и весь ее сброд будут тем временем торчать в столице. Коадъютора такое положение вещей явно устраивало, Айю, как ни странно, тоже… а мнение Крикса никого из них не волновало.

Нижний зал «Морского Петуха» был почти пуст – только в углу сидели несколько островитян, которых Крикс помнил еще по «Зимородку», а у стойки клевал носом худенький темноволосый мальчик лет двенадцати. Оруженосец коадъютора скользнул по нему равнодушным взглядом, но потом, почувствовав неладное, вгляделся в парня повнимательнее.

– Лар?! – не веря собственным глазам, окликнул он.

Мальчишка обернулся – и уставился на энонийца с таким выражением, с каким попавший в силок кролик мог бы смотреть на змею. Именно этот взгляд заставил Крикса окончательно поверить, что он не ошибся. Это в самом деле был Линар.

Приблизившийся к стойке Нойе Альбатрос насмешливо осклабился и отсалютовал «дан-Энриксу» пузатой пивной кружкой.

– Пока этот парень наберется духу тебе что-нибудь ответить, ты уже успеешь поседеть. Лучше спроси кого-нибудь другого… Если тебе интересно, этот мелкий трус приехал вчера вечером. Поскольку он вроде твой друг, я разрешил ему остаться на ночь в нашей с Тиром комнате. Сначала этот недомерок говорил, что утром пойдет в Верхний город, но к утру совсем раскис и предпочел остаться здесь. Не обижайся, дайни, но ты испоганил нам все удовольствие. Мы уже собирались делать ставки, через сколько дней он наберется храбрости, чтобы высунуть нос на улицу.

Шутки Нойе едва доходили до сознания «дан-Энрикса».

– Что случилось? – глупо спросил он у Лара. – Разве ты не должен сейчас быть у себя дома?..

– Дома я сказал, что мессер Ирем отпустил меня только на время. И что мне уже пора вернуться.

– Как это «вернуться»? – повторил южанин, понемногу начиная закипать. Он уже видел, что его надеждам отдохнуть не суждено осуществиться. – Что на тебя вдруг нашло?.. Ты должен был остаться дома, со своей семьей.

На лице Линара появилось не свойственное ему раньше выражение упрямства.

– Звучит на редкость убедительно. В особенности от тебя.

Южанин прикусил язык. Тут ему было трудно что-то возразить – он ведь и сам когда-то убежал из дома.

– Мессер Ирем дал мне кошелек с двадцатью ассами, – сказал Линар после короткой паузы. – А потом сказал: иди, собери вещи, Альверин Финн-Флаэн отвезет тебя домой. И все. Как будто старые перчатки выкинул!..

Не то чтобы «дан-Энрикс» не способен был понять, что подразумевал Линар, но справедливость требовала заступиться за мессера Ирема.

– А почему он должен был считать, что ты предпочел бы остаться? – спросил энониец, скрестив руки на груди. – Ты же с первого дня на корабле только и говорил о том, как тебе хочется попасть домой.

На лицо Лара набежала тень.

– Наверное, ты прав… Только теперь все это выглядит немного по-другому. Знаешь, когда Альверин Финн-Флаэн вез меня домой, я еле вспомнил, где мы жили. А когда мы все-таки доехали, то… я их не узнал, «дан-Энрикс»! Мать с отцом. Я думал, я их помню – а на самом деле давно выдумал какие-то другие лица. Пока меня не было, у них родился еще один сын. И имена сестер я тоже перепутал, пока жил на Филисе. Когда я это понял, я подумал: а действительно ли я хотел вернуться?..

Крикс почувствовал, что у него внезапно разболелась голова. Он помассировал виски – точь-в-точь как мастер Хлорд, когда ему докладывали о каких-то новых неприятностях.

– И что потом?..

– А что «потом»? – бесцветным голосом переспросил Линар. – Они, конечно, ахали и удивлялись: надо же, они давным-давно решили, что я умер, а я все-таки вернулся. Почти восемь лет спустя! Но у меня было такое ощущение, что кошельку от лорда Ирема они обрадовались больше, чем моему возвращению. Но я их не виню, ты не подумай… Мы почти чужие друг для друга, а живут они ужасно бедно. Я как-то забыл об этом. В доме господина Нарста даже слуги всегда ели досыта. А на побережье сейчас почти нет еды. Им эти деньги пришлись очень кстати. Я прожил там месяц с лишним. А потом представил, что придется провести так весь остаток жизни. Чинить снасти, собирать моллюсков, каждый год с апреля по октябрь опасаться нападения пиратов… Я почувствовал, что не смогу так жить. Когда я думал, что хочу попасть домой – я представлял себе что-то совсем другое.

– Ну и что теперь? Чего ты от меня-то хочешь?.. – спросил Крикс, уже предчувствуя, что расхлебывать заваренную Линаром кашу все равно придется именно ему.

– Я хочу остаться здесь. Может быть, ты уговоришь мессера Ирема…

Севший рядом с Ларом Нойе громко фыркнул, сдув со своей кружки клочья белой пены.

– Уговорит?.. Да коадъютор спустит с тебя шкуру, когда выяснится, что ты снова здесь.

Линар поежился и умоляюще взглянул на энонийца.

– Крикс, ну придумай что-нибудь! Пожалуйста…

Не в силах вынести этот умоляющий взгляд, Крикс отвернулся от своего собеседника.

«Накаркал», – сумрачно подумал он. Не далее как этим утром Крикс мечтал о том, чтобы Линар остался слугой Ирема, и вот – пожалуйста. Кто же мог знать, что его пожелание исполнится подобным образом?!

– А если Ирем не возьмет тебя назад? – спросил южанин обреченно.

Лар потупился.

– Я бы мог остаться при тебе…

Услышав это, Нойе засмеялся так, что пиво потекло у него из носа.

– Видишь, Рикс, у тебя уже появляется свой хирд!

– Заткнись, – прошипел энониец. Ему все это совершенно не казалось смешным. – Не нужен мне никакой хирд… а уж из вас двоих – тем более. Чем гоготать, как гусь, лучше придумал бы, что теперь делать с Ларом.

– А в чем проблема? – спросил рыжий легкомысленно. – Если твой Ирем его сразу не убьет, то мелкий может жить со мной. От меня не убудет.

Крикс прикинул – это, в самом деле, было выходом. И лучше всего было бы оставить Лара с Альбатросом, пока не удастся выяснить, как коадъютор отнесется к самой мысли о возможности принять его назад.

Пока Крикс прикидывал, как лучше будет поднять в разговоре с Иремом вопрос о возвращении его стюарда, в зал ввалилась пара новых посетителей.

Первым – как с секундным опозданием сообразил «дан-Энрикс» – был сам коадъютор. Злой, веселый, и, похоже, раненый во время рейда – рукав рыцаря набух и потемнел, а по полу за рыцарем тянулась бисерная россыпь красных капель. Второй человек, которого сэр Ирем втолкнул в комнату впереди себя, жестоко выкрутив ему правую руку, тоже показался энонийцу смутно знакомым. Несколько секунд спустя «дан-Энрикс» вспомнил, что он видел этого юношу на «Бурой чайке», когда Айю ранили стрелой. Кажется, его звали Энно. Странно, люди Айи теперь их союзники… так с чего Ирему вздумалось обращаться с этим парнем так, как будто он изловил на улице карманника?

Крикс еще не успел задать какой-нибудь вопрос, когда сэр Ирем швырнул на пол какой-то предмет, и тот со звоном отлетел за стойку. А потом выпустил руку парня и бесцеремонно пнул его под зад, отчего тот, шатаясь, пробежал пару шагов вперед и налетел на стол. Снова обретя равновесие, островитянин резко развернулся к своему противнику. Сэр Ирем продолжал стоять в проходе, улыбаясь мрачной приглашающей улыбкой. С пальцев правой руки на пол падали тяжелые алые капли.

– Что за?.. – начал было Нойе, поднимаясь на ноги, но закончить фразу не успел. Бросившийся на Ирема островитянин отлетел как раз под ноги Альбатросу, чуть не сшиб на пол и его, после чего скорчился на полу и глухо застонал. Он крепко прижимал ладонь к лицу, и между пальцами текла кровь.