Сталь и Золото. Книга 2. Смерть и Солнце. Том 2

Сам Валларикс при виде Светлого испытал уже ставшую привычной смесь радости и раздражения. С момента прошлого визита Князя прошло около трех лет, на протяжении которых тот ни разу не давал о себе знать. А перед этим Князь покинул их, не удосужившись ответить на вопросы, занимавшие Валларикса – хотя правитель полагал, что после выпавших на его долю испытаний он вправе рассчитывать на откровенность Светлого.

А вот теперь Седой вернулся – как обычно, неожиданно и без предупреждения.

Словом, у Валларикса была масса причин почувствовать себя рассерженным. Но когда Князь, коротко поприветствовав его, устало опустился в кресло, раздражение Вальдера схлынуло само собой. Он никогда еще не видел Светлого настолько старым и усталым. Император неожиданно подумал, что долгие отлучки Князя могут быть связаны отнюдь не с его безразличием к делам дан-Энриксов, а с тем, что Светлый еще больше нужен где-то в другом месте. «Интересно, сколько человек он навещает так же, как меня?» – спросил себя Валларикс, ощутив нечто вроде укола ревности. До сих пор император полагал, что Князь «принадлежит» династии дан-Энриксов и занимается по большей части их делами.

Седой настоял на том, чтобы лично присутствовать на будущей аудиенции «дан-Энрикса». У Ирема эта идея почему-то вызвала резкое недовольство. Когда Валларикс сказал ему об этом, рыцарь сдвинул брови.

– Парень только вернулся из Каларии. Неужели нельзя дать ему чуть-чуть пожить спокойно?..

Это было настолько неожиданно, что император посмотрел на коадъютора почти растерянно.

– Но слушай, Ирем… Князь всего лишь хочет посмотреть на мальчика. Не понимаю, что в этом плохого.

Ирем резко рассмеялся.

– Бросьте, государь. Не мне вам говорить, что Светлый ничего не станет делать просто так. Если он внезапно захотел увидеть Рикса – значит, он намеревается опять вмешаться в его жизнь. А у планов Князя есть один серьезный недостаток – эти планы плохо отражаются на тех, с кем они связаны. Седому свойственно взвалить на человека непосильную ношу, а потом сказать, что это воля Изначальных Сил. Или что самый верный путь – не обязательно самый приятный. В том, что касается других людей, пусть поступает, как ему угодно, но если речь идет о Риксе, то Седому не мешало бы сначала получить мое согласие.

Император изумленно посмотрел на рыцаря.

– О чем ты говоришь?.. Мое согласие – еще куда ни шло: Крикс мой племянник. Ну а ты-то здесь при чем?

– Он мой оруженосец, – процедил лорд Ирем. – И я думаю, что он прекрасно проживет без Тайной магии – во всяком случае, пока не повзрослеет и не сможет сам решать, стоит ли в это ввязываться.

– В его возрасте ты не считал себя ребенком, – напомнил Валларикс.

Калариец как-то странно покривился.

– Я и не сказал, что он ребенок. Но… честное слово, государь, Крикс еще слишком молод для затей Седого.

– Я уверен, что никто не станет требовать от мальчика чего-то такого, на что тот не согласится сам.

– Именно этого я и боюсь, – отрезал коадъютор.

Валларикс тогда не понял, с чего его старый друг так сильно разозлился, но сейчас, поймав сосредоточенный и отрешенный взгляд Седого, заподозрил, что сэр Ирем знал, что говорит.

* * *

Сентябрь в этом году выдался на редкость солнечным и теплым, и больных в лаконском лазарете было мало – только новичок, который заболел во время путешествия в Адель, и юноша из пятого энгильда, Марк Этайн. Именно с последнего целитель начал утренний обход, не ожидая здесь каких-нибудь особых сложностей. Этайн явился в госпиталь с распухшим горлом и начинающейся лихорадкой, но с тех пор прошло уже пять дней, и Маркий выглядел вполне поправившимся.

Лекарь мимоходом прикоснулся ко лбу юноши и с удовлетворением отметил:

– Жара нет. Как ты сегодня себя чувствуешь?

– Плохо, – коротко ответил Марк. Это был совсем не тот ответ, которого ожидал лекарь.

– Что у тебя болит? Горло, голова?..

– Да… горло. И все остальное тоже, – отрывисто буркнул юноша. Лекарь приподнял брови.

– Открой рот.

Беглый осмотр показал, что никаких видимых признаков простуды у Этайна не осталось.

Лекарь озадаченно нахмурился.

– Мне кажется, что ты вполне здоров, – заметил он. Обвинять Маркия в обмане ему не хотелось – в конце концов, Этайн никогда раньше не проявлял склонности к притворству.

– Нет, я болен!.. – выкрикнул Этайн. Кровь бросилась ему в лицо, и сейчас Маркия действительно можно было принять за человека в лихорадке.

Лекарь почувствовал себя сбитым с толку. Большинство учеников считали госпиталь самым тоскливым местом на земле и готовы были идти на любые уловки, только бы скорей вернуться в свою башню. Правда, иногда кто-нибудь из лаконцев все-таки пытался задержаться в лазарете, чтобы отделаться от занятий или от каких-нибудь обязанностей, но они обычно имитировали слабость, говорили тихим голосом и вообще всем своим видом демонстрировали, что находятся в полушаге от могилы. Ни один из них пока не пробовал буянить в лазарете, доказывая, что он нездоров. И меньше всего такого поведения можно было ожидать от сдержанного Марка.

Лекарь взял Этайна за запястье. Пульс был учащенным, но, скорее, от недавней вспышки раздражения, чем от чего-нибудь другого. Лекарь готов был поклясться, что молодой человек, которого он держит за руку, обладает прекрасным здоровьем.

– В данный момент я не вижу никаких причин задерживать тебя в лазарете, – откровенно сказал лекарь Марку. – Но если ты в самом деле чувствуешь себя так плохо, как говоришь, то тебе еще рано приступать к занятиям. Думаю, я оставлю тебя здесь, чтобы понаблюдать за твоим состоянием.

Марк вздохнул с явным облегчением, и лекарь мысленно спросил себя, почему юноше так хочется остаться в лазарете. Марка никогда не бывало среди «упавших с лестницы» учеников, которых приводили в госпиталь с кровоподтеками и синяками на лице – а значит, дрался он нечасто. Недоброжелателей, из-за которых юноше пришлось бы отсиживаться тут, у Марка тоже не было. Наоборот, с первого дня его болезни побратимы Маркия буквально осаждали лазарет, упрашивая пропустить их внутрь (этим лекарь отказал по просьбе самого Этайна, который категорично заявил, что он не в состоянии никого принимать). Словом, ситуация с Этайном выглядела совершенно непонятной.

После ухода лекаря Марк сидел на постели, поджав ноги, и страдал. То, что он делал, выглядело в его собственных глазах не только малодушием, но и просто глупостью. Не может же он оставаться в лазарете всю оставшуюся жизнь. Пусть не сегодня и даже не завтра, но ему все равно придется встретиться с «дан-Энриксом». И вернуться на службу к королю. Будь это не Валларикс, а кто-то другой, еще можно было бы надеяться, что за время болезни Марка он найдет себе другого секретаря и откажется от услуг Этайна, но такой поступок был совершенно не в характере правителя. Значит, после своего выздоровления Марку придется возвращаться во дворец, снова проводить утренние часы за переписыванием бумаг в кабинете императора… и рано или поздно встретить там Элиссив.

Маркий стиснул зубы. В день, когда в столице чествовали лорда Ирема с «дан-Энриксом», он пробрался во дворец, чтобы увидеться с Криксом и передать ему, как сильно его ждут в Лаконе. Лэр и Рейхан наговорили еще тысячу вещей, но Маркий справедливо рассудил, что остальное они скажут Криксу сами. Орденские рыцари давно привыкли к Маркию и пропустили его безо всяких расспросов, хотя впору было удивиться, зачем Валлариксу секретарь на празднике. О том, чтобы пробраться в тронный зал, Маркий даже не помышлял – он собирался подождать южанина где-нибудь в коридоре или в галерее. Правда, под конец терпение Этайна лопнуло, и он все-таки заглянул в Зал тысячи колонн – но только для того, чтобы узнать, что Крикс примерно час назад ушел оттуда и, как передавали друг другу придворные сплетники, отправился на поиски принцессы.

Сердце у Марка сжалось. Получалось, что аристократы в голос обсуждают отношения Элиссив и оруженосца коадъютора. Интересно, до чего они осмелились дойти в своих предположениях… и что из этих выдумок могло быть правдой.

Марк отправился на поиски, пообещав себе, что не уйдет, пока не побеседует с «дан-Энриксом». Правда, в конечном счете получилось так, что он нарушил свое слово и вернулся в Академию, не обменявшись с Криксом ни единым словом. Просто потому, что после сцены, которую он увидел, Марку не хотелось разговаривать ни с кем, а уж с оруженосцем коадъютора – и подавно.

Он нашел Элиссив и «дан-Энрикса» в Оружейном зале. Сначала Марк услышал доносившуюся из-за двери музыку – невидимый исполнитель играл какую-то быструю и яркую мелодию на гаэтане, – а потом тихонько приоткрыл резную дверь. Музыкантом, которого он услышал, оказался знаменитый менестрель Феррен Малик, изредка приходивший в Академию к своему бывшему ученику, мэтру Этару. Он играл какой-то быстрый танец, а Элиссив с Криксом танцевали. Сердце у Этайна сжалось. Дочь Валларикса что-то сказала Криксу, а южанин вскинул голову и улыбнулся. Сейчас он стоял вполоборота к Марку, но по-прежнему не замечал его. Этайн подозревал, что ни южанин, ни принцесса не заметили бы его появления даже в том случае, если бы он распахнул дверь и вошел в зал. Несколько секунд Марк продолжал смотреть прямо перед собой, но уже ничего толком не видел. «Лучше бы он умер – там, в Каларии», – подумал Марк – и тут же ужаснулся этой мысли. Разве энониец не был его другом?!

Марк до крови прикусил губу. Разумеется, даже Элиссив не решилась бы танцевать с «дан-Энриксом» прилюдно, прямо на пиру. Но то, что она решилась бросить своих дам и остальных гостей, чтобы привести Крикса в Оружейный зал, уже свидетельствовало о том, насколько Лисси потеряла голову. Когда Этайн пытался угадать, действительно ли Лисси влюблена в «дан-Энрикса», он думал о каком-то полудетском увлечении. Ему и в голову бы не пришло, что все могло зайти настолько далеко, и что южанин отвечает дочери Валларикса взаимностью.

А этот менестрель, Феррен Малик?! Вот кто действительно хорош! Не только знает о затеях Лисси, но и помогает ей, словно какая-нибудь сводня из Веселого квартала. Впрочем, может быть, что Элиссив тут и ни при чем. Просто старый придворный музыкант всегда симпатизировал «дан-Энриксу». Несколько лет назад он даже обучал его игре на гаэтане.

Все эти мысли уместились в несколько секунд, а потом Маркий отшатнулся от двери и бросился бежать по первому попавшемуся коридору, не задумываясь, куда он ведет. Маркия переполняли самые недобрые чувства. Если бы сейчас он чудом встретился с Валлариксом, то, пожалуй, тут же рассказал бы ему о том, что видел в Оружейном зале.

Впрочем, к тому моменту, когда он вернулся в Академию, настроение у Марка совершенно изменилось, и он ощутил глубокую апатию. Итак, оруженосец коадъютора влюблен в принцессу, и она об этом знает. Теперь каждый раз, когда Марк станет появляться во дворце, ему придется наблюдать счастливое лицо Элиссив и слушать ее бесконечные рассказы о «дан-Энриксе». Жизнь представлялась отвратительно бессмысленной.

В тот день Этайн никак не мог заснуть. Стоило закрыть глаза, как он, будто наяву, видел дочь Валларикса, присевшую на край стола или устроившуюся в массивном кресле своего отца. Марк прокручивал в голове какой-нибудь из их недавних разговоров, и ему хотелось выть, поскольку сразу вспоминалось, как Элиссив танцевала с Криксом. Узкий шерстяной тюфяк казался ему раскаленным. После сигнала к тушению огней прошло не больше часа, но Этайну все равно казалось, что он провел в этой темноте и тишине уже целую вечность.

Он окликнул Юлиана, но тот уже спал. Тогда Марк встал и тихо вышел в коридор. «Дан-Энрикс» как-то показал ему, как можно выбраться из башни, миновав дозорного внизу, и сейчас Марк воспользовался этим способом, чтобы выйти в сад. Обувь осталась наверху, и босые ступни скоро заныли от холодной, мокрой от росы травы, но Марк и не подумал возвращаться. Он долго бродил по парку, подобрал несколько яблок, даже пробежал пару кругов вдоль стены, словно на утренней разминке. Метод оказался действенным – усталость во всех мышцах и ноющая боль в босых ступнях немного отвлекли его от мыслей об Элиссив. Запыхавшись, он дошел до Нового колодца, поднял полведра воды и с наслаждением напился. Удовольствие было бы полным, если бы из-за холодной, словно лед, воды у него не заболели зубы.

После этого Этайн почувствовал, что он уже достаточно устал, чтобы вернуться в башню и лечь спать.

Когда лаконский колокол пробил сигнал к подъему, Маркий с трудом смог оторвать голову от подушки. Горло у него саднило, а в глаза как будто бы насыпали песок. Попробовав высунуться из-под одеяла, Маркий тут же ощутил озноб. С тех пор, как он начал учиться в Академии, Этайн оказывался в госпитале всего пару раз, но в детстве он болел довольно часто и надолго запомнил ощущение противной слабости, из-за которой вынужден был проводить в постели долгие унылые часы.

Обычно мысли о болезнях были крайне неприятны Марку, но сейчас открытие, что он довольно сильно простудился прошлой ночью, привело его в восторг. Это давало ему основание остаться в Академии и не являться во дворец, а значит, не встречаться ни с Элиссив, ни с «дан-Энриксом». Раньше Марк ненавидел лазарет, где он когда-то провел несколько недель со сломанной лодыжкой, но теперь он обнаружил, что судил слишком предвзято. В некотором смысле госпиталь был лучшим местом на земле: в нем совершенно ничего не происходило, и все люди и события за дверью лазарета тоже начинали представляться удивительно далекими, как будто не вполне реальными. Тогда, пять дней назад, Этайна это полностью устраивало. Тем более что жар сопровождался сильной слабостью, и было удивительно приятно лежать на мягкой кровати, ни о чем не думая и наслаждаясь ощущением покоя. Впрочем, поправляясь, Маркий начал понимать, что это ни к чему не приведет. Нужно было мало-помалу возвращаться к настоящей жизни, как бы тяжело и неприятно это ни было.

Для начала Марк решил нарушить свое добровольное затворничество и принять у себя Юлиана, который упрямо продолжал бывать в лаконском госпитале каждый день. Все остальные после нескольких отказов перестали приходить, но Лэр, очевидно, полагал, что капля камень точит, и являлся каждый раз после обеда, когда у лаконцев был свободный час перед вечерними занятиями. На сей раз Марк попросил у лекаря впустить его, и тот исполнил его просьбу с явным удовольствием – наверное, надеялся, что посещение товарища окажет на Этайна благотворное влияние, и он не захочет больше оставаться в лазарете.

– Тебе лучше?.. – спросил Юлиан прямо с порога. Марк кивнул.

Проходя мимо кровати новичка, который не успел познакомиться со своими будущими побратимами, и которого из-за этого никто не навещал, Лэр на секунду задержался, вытащил из кармана яблоко, добытое в саду, и положил его на прикроватный столик. А потом бесцеремонно сел на край кровати Марка, прямо поверх одеяла. Марк невольно вспомнил, как они когда-то навещали Крикса – вот уж кто был настоящим мастером влипать во всевозможные истории, после которых энонийца отправляли в лазарет. То драка, то падение на брусьях, то внезапный обморок в саду…

Марк резко встряхнул головой. Думать о Риксе ему совершенно не хотелось.

– Когда думаешь возвращаться? – напрямую спросил Юлиан.

Маркий слегка пожал плечами.

– Я уже почти здоров, так что, наверное, уже сегодня или завтра… Есть что-нибудь новенькое?

Сердце у Этайна замерло. Ему казалось, Лэр сейчас ответит что-то вроде: «Представляешь, Крикс сбежал с принцессой!». Это было глупо: такое известие Лэр выпалил бы с самого порога, не тратя времени на нудные расспросы о его самочувствии. Но Марку все равно было не по себе.

Маркий ошибся лишь наполовину: Юлиан действительно заговорил о Криксе, хотя дочь Валларикса была тут совершенно ни при чем.

– «Дан-Энрикс» почти целые дни проводит в Академии. Сам он говорит, что Ирем отослал его в Лакон, чтобы не мешался под ногами, но мне кажется, что дело тут не в Иреме.

– А в чем же? – напряженно спросил Маркий.

– Крикс бодается с Нетопырем. Не знаю, зачем ему это надо… Они, разумеется, всегда терпеть друг друга не могли, но то, что он сейчас затеял – это уже слишком. Крикс как будто бы нарочно выжидает, когда можно будет снова надерзить Нетопырю.

– А что Вардос?

– Спрашиваешь! Вардос – то же, что обычно, – Юлиан изобразил высокомерную улыбку Мастера-со-шрамом. – «Пожалуйста, еще четыре круга вдоль ограды, Рикс. Сегодня вечером нальете масло в светильники во всех скрипториях». Или: «Будьте любезны взять утяжеленный меч. А после окончания занятий пойдете со мной. Слуги не успевают вычистить камин в Аркморе, вот вы этим и займетесь». И так далее.

– Но почему так получилось?.. – спросил Марк.

Юлиан вздохнул.

– Ну, если хочешь знать мое мнение, то они оба хороши. А началось это дня три назад, на тренировке. Нетопырь шел мимо, остановился посмотреть и почти сразу стал цепляться к Лен-Деннору. Ну, ты знаешь, Нетопырь иногда начинает обходиться с кем-то из учеников, как с куском грязи. Вардоса послушать, так в Лаконе нужно оставлять только самых способных, а все остальные только мешают другим и понапрасну тратят время мастеров. Ну, может, он в чем-то и прав. Вот, например, Ликар и Фавер никогда не могут справиться с тем же заданием, что остальные, и нам без конца приходится их ждать – кому это надо? Раз они такие слабаки, сидели бы у себя дома и не приезжали в Академию. Ну ладно, Лен-Деннор – он хоть не нытик и не трус, а уж Фессельд – тот просто маменькин сынок.

– Но к Фаверу-то Вардос никогда не придирается, – заметил Марк.

– Ага! Тут ему уже не до принципов – у Фавера отец в Совете лордов. Остается Лен-Деннор. Думаю, он на нем отводит душу сразу за двоих. Ну ладно, фехтовальщик из Ликара в самом деле отвратительный, а в этот раз он дрался еще хуже, чем обычно… Хотя, может, это потому, что Нетопырь стоял у него над душой и продолжал его отчитывать. Самое мягкое, что тот ему сказал – это что мало кто на пятом году обучения в Лаконе может махать мечом, как баба скалкой, – Юлиан состроил гнусную гримасу и передразнил Нетопыря: – «Даже законченный тупица уже чему-то научился бы за такое время. Вы, Ликар, меня буквально поражаете!» Ну, и так далее, и все тому подобное. Хлорд как раз куда-то отошел, оставил за старшего Рейхана. Тот, понятно, попытался вести тренировку, словно ничего не происходит, но весь остальной отряд не столько занимался, сколько все время косился на Ликара с Вардосом. А Крикс – он в этот раз был со мной в одной паре – взял и бросил заниматься вообще. Стоит с опущенным мечом и смотрит на Нетопыря в упор. Я понял: все, приплыли… Сейчас Нетопырь это заметит, спросит у «дан-Энрикса», в чем дело – а тот ляпнет что-нибудь такое, за что Вардос его вообще убьет. Потом я, правда, слегка успокоился. Увидел, что Хлорд идет, ну и подумал: пронесло. Так нет же. Вардос тут как раз сказал что-то такое… ну, дословно я не помню, но что-то вроде: «Как вы полагаете, Ликар, – может, ваша семья досрочно заберет вас из Лакона? Такой выпускник, как вы – это позор для Академии». И ведь нарочно постарался, чтобы Хлорд это услышал – видимо, хотел ему побольше досадить. И тут «дан-Энрикс» громко говорит: «Сначала на себя посмотрели бы, мастер».

– Как? Нетопырю?!

– Ну да… Тот к нему повернулся и очень спокойно переспрашивает: «Что вы только что сказали, Рикс?..» Я его по лодыжке пнул, чтобы он хоть сейчас заткнулся, но этот придурок даже бровью не повел. Смотрит прямо на Вардоса и говорит, как будто гвозди заколачивает: «Вам нравится высмеивать и унижать учеников, которые не могут вам ответить. Это не Ликар, а вы – позор для Академии. Такие люди не должны быть мастерами». Хлорд даже забыл о том, что злился на Нетопыря – так его рассердил этот поступок. Это, говорит, неслыханно, чтобы какой-то ученик так разговаривал с наставниками. Он хотел отстранить Крикса от занятий и отправить его в карцер, но Вардос вмешался. Говорит: «Как можно: Рикс у нас герой и кавалер Стальной звезды. Четыре круга вдоль ограды, Рикс». Я поначалу даже удивился – как, и это все? А потом Крикс начал стаскивать доспех, и Вардос его сразу же остановил. «Зачем же, – говорит, – вы ведь в Каларии не налегке сражались?..»

– Вот урод, – поморщился Этайн.

– Это еще цветочки, – заверил Юлиан. – Крикс решил показать Нетопырю, что ему это нипочем, и пробежал четыре круга почти так же быстро, как и без доспехов. Вернулся весь красный, лицо в пыли и в разводах от пота. Смотрит на Вардоса нагло, как и раньше, и докладывает: «Сделал все, как вы приказывали, мастер». Нетопырь кивает: «Вот и замечательно – надеюсь, вам это пошло на пользу, и вы поняли свою ошибку. Не желаете ли извиниться?..» Ну, ты знаешь, какой Крикс упрямый, если его зацепить. И потом, на него же все смотрели – ждали, что он теперь скажет. Он ответил: «Я сказал, что думаю, и извиняться за свои слова не собираюсь». Вардос улыбается, как будто меда обожрался: «Как хотите, Рикс. Еще три круга». Ну, эти три круга он бежал в два раза дольше, чем четыре первых. А когда вернулся, Нетопырь затеял отрабатывать с нашим отрядом новую технику на брусьях. Наверх загнал «дан-Энрикса», который на ногах едва стоял, а противниками ставил всех подряд, кто посильнее. Хлорд пытался возразить, что Криксу нужен отдых. Тогда Нетопырь уставился на Крикса своими кошачьими глазами и спросил: «Так значит, вы устали, Рикс?». Думаю, Крикс не хуже Хлорда понимал, что Вардос над ним просто издевается, но решил его переупрямить. Отвечает: «Нет!» На брусьях он довольно долго продержался – я даже не представлял, что он теперь так хорошо фехтует. Но в конце концов Грейд его сбил на землю. Я боялся, что Вардос опять что-нибудь придумает, но тут как раз прозвонили на обед. Все пошли переодеваться, а Крикса Нетопырь отправил разливать еду по мискам. Может, он успел там что-нибудь перехватить, но мы на всякий случай все равно принесли его порцию в Рейнсторн.

В тот вечер он остался в Академии. Точнее, днем он снова что-то сказал Вардосу, и тот отправил его оттирать столы в скриптории и наливать свежее масло в лампы. Освободился уже около полуночи, вернулся и сразу же рухнул спать. А за полтора часа до подъема Нетопырь послал за ним дозорного, и Крикс куда-то ушел с ним. Потом сказал, что Вардос снова гонял его вдоль ограды – правда, уже без доспехов. Словом, последние три дня у Крикса выдались очень «веселыми».

Марк недоверчиво смотрел на Юлиана.

– И наставник Хлорд не попытался это прекратить?

– Пытался, разумеется… но Крикс уперся рогом. Его вообще никто не держит в Академии – он ведь служит лорду Ирему и может приходить и уходить в любой момент. Но он нарочно остается тут и ведет себя так, чтобы сильнее досадить Нетопырю.

– Нашла коса на камень, – пробормотал Марк.

– Точно. Вардос не привык, чтобы ему перечили, а Рикс… – Лэр покривился и махнул рукой, не досказав.

– Понятно, – сказал Марк. Он понимал, что должен посочувствовать «дан-Энриксу», но вместо этого испытал только радость оттого, что Крикс провел последние три дня в Лаконе и никак не мог навещать Лисси во дворце.

Час, который был у них в распоряжении, уже закончился, и Юлиан поднялся на ноги, пообещав вернуться завтра. В ответ Марк сказал, что попытается покинуть лазарет уже сегодня вечером, так что надеется застать «дан-Энрикса» в Рейнсторне.

Крикс перестал отскребать застывший жир в большом котле и вытер лоб предплечьем. Все тело у него болело после тренировки во дворе. Сегодня ночью прошел дождь, и всю тропинку для пробежки развезло, а энониец так устал, что ноги плохо слушались его. В какой-то момент он споткнулся и растянулся в жидкой грязи, не успев даже выставить перед собой руки.

Волосы и всю левую сторону лица после этого злополучного падения коркой стянула высохшая грязь, которую он смог отмыть только много часов спустя. Если бы Ирем мог увидеть своего оруженосца в тот момент, он бы, наверное, приподнял брови и поинтересовался, не затем ли энониец возвращался в Академию, чтобы иметь возможность в свое удовольствие валяться в каждой грязной луже. Рыцарь и без того все время поддевал оруженосца его дружбой с иллирийскими повстанцами и некоторыми привычками, которые тот приобрел за месяцы своих скитаний с мародерами.

Радовало только одно: его противостояние с Вардосом не только приковало к себе внимание всего отряда, но и на время притушило старые противоречия. Многие были не меньше Крикса возмущены тем, как Вардос втаптывает в грязь Ликара Лен-Деннора, и молчаливо одобряли поведение «дан-Энрикса». Даже те, кто в остальное время терпеть не мог энонийца, сейчас видели в нем своего. Сегодня на пробежке, когда он упал, бегущий следом Грейд Декарр остановился и молча помог «дан-Энриксу» подняться. Крикс уже не был так наивен, как в свой первый год в Лаконе, так что эта неожиданная помощь от давнего врага не ввела его в заблуждение. Но, даже не строя никаких иллюзий относительно того, что они с Грейдом могут стать друзьями, энониец знал, что если мастер Вардос вздумает поставить их с Декарром в одну пару, тот не станет бить в полную силу и будет стараться незаметно помогать противнику. Общая вражда с Нетопырем объединяла лучше, чем любая дружба.