Мир пустых Горизонтов

С нами мощь!

Персональный макроидентификатор

Председателя Совета директоров: интегрирован

Актуальная дата: проставлена»

Молоденький курьер только что унёс искусственный пергамент, на котором Лукаш поставил дот-подпись. Электронная копия документа была прислана раньше, и нынешний лаборант-исследователь уже успел в полной мере на него отреагировать. Но печатная копия вновь заставила взорваться негодованием:

– Назвать их козлами, значит козлов обидеть! Недоумки! Где метафизика, а где Горизонт. Да он реальнее, чем протёртые штаны на заднице мирового научного сообщества.

Немного выпустив пар, Раховски призадумался:

– Что предпринять-то? Не оставаться, в самом деле, лаборантом на побегушках у очередного светила, дожидаясь, пока его мысль доползёт до понимания возможности и необходимости дерзкого эксперимента Люберца на Горизонте. Значит, увольняться, уходить на вольные хлеба. И это итог многолетней работы клейдесдалем на научной пашне. – Раховски поискал глазами свой «Кандидат». Нашёл его, придвинул поближе, похлопал по кожаным бокам. – Дулю вам! У меня на руках все козыри – теория и практический проект «метафизической авантюры». Нужен только…

– Работодатель. Солидный, надёжный, щедрый к заслугам, расчётливо агрессивный, в меру консервативный, инновационно-открытый – словом, единственно возможный, кто сможет поверить в успех вашего, мистер Раховски, эксперимента.

Моложавый мужчина выше среднего роста, чуть-чуть полноватый; с отличной, легко узнаваемой выправкой, однако в костюме-тройке строго классического стиля; улыбчивый, но с приметным колючим взглядом по-хозяйски прошёл в кабинет Лукаша. Огляделся, направился к прозрачной внешней стене, сунул руки в карманы брюк, стал раскачиваться с носка на пятку. Дав себя рассмотреть, повернулся к бывшему хозяину помещения.

– Вы можете называть меня куратор. Господин куратор. – Голос приобрёл властные интонации, но снова стал доброжелательным, даже мягким.

– Да, мистер Раховски, справедливость сейчас редкий гость в храмах науки. Одни делают открытия, другие под ними ставят свои имена. Совсем не глупо обвинить коллегу в беспочвенных фантазиях и… как это?.. «в непонимании роли теоретического наследия», затем переступить через горемыку и самим выбиться в локомотивы прогресса. Думаете, на вашей работе поставлен крест? Ошибаетесь. Руководство ИЦПЭ… Ладно, оставим это и вспомним, что справедливость – привилегия сильных. Мы – сильная организация, а вы не глупый, амбициозный человек, не любящий проигрывать. Вы уже всё поняли, собирайте рабочую группу. Пора что-то начинать доказывать.

Не дожидаясь ответной реплики от Раховски, куратор вышел, а тот перекрестил закрывшуюся дверь.

«Альянс. Это Альянс. Для них нет стен. Смертельно опасная игра с огнём, но какие возможности! Разве я не хотел этого? Да! Договор с Джоном Фарретом будет подписывать Лукаш Раховски – представитель Альянса».

18

В точно рассчитанную секунду маршевые двигатели отключились, плазма погасла. Тяжёлый космический грузовик класса «Спейс Ро-Ро» перешёл в инерционный полёт на высоте двадцати одного километра над поверхностью Луны, ожидая начала процедуры посадки в заданном секторе. Вскоре под управлением автоматики, но под контролем экипажа, маневровый силовой узел стал оттормаживать корабль, гася его скорость и снижая орбиту, пока не включился режим мягкого, строго вертикального спуска.

Внизу, на первый взгляд, лежал обычный лунный кратер диаметром около десяти километров, с невысоким по местным меркам – порядка двух сотен метров – рваным краем. Множество мелких воронок, разломов горных пород, пыльных плоскостей делали ландшафт привычным для естественного спутника и не вызвали бы у современного землянина желания здесь побывать: туристу скучно, учёному малоинтересно.

Справедливо. Если только не знать, что всё это фикция. Ни один летательный аппарат не сможет совершить здесь посадку, как и стартовать. И не потому, что ближайший космос патрулируется классными «Кане-корсо», не допускающих чужаков, а ровно потому, что поверхности просто не существует. Есть только её совершенная имитация: от оптической картинки до физических свойств природного объекта.

Грузовик снизился до отметки двух километров, завис в некоторой нерешительности, но затем двинулся вниз, постепенно погружая свой плоский корпус в мгновенный растворитель. Вот ещё виден обтекатель, рубка, часть радара… И всё. Теперь вокруг только мирный пейзаж из звёзд и приближающейся линии терминатора на правдоподобных скалах.

– Уф, не могу спокойно переносить переход. На моём счету это шестьдесят четвёртый, а каждый раз волнуюсь как новичок до дрожи в коленках, – сказал первый пилот, стаскивая подшлемник с мокрых курчавых волос. По инструкции требовалось надевать громоздкий скафандр, но пилоты частенько её нарушали: ощущения при переходе были неприятными, но не смертельными.

Второй пилот оторвал красное лицо от гигиенического пакета:

– Какие коленки? Каждый раз блюю. Уволиться бы к чертовой матери, да платят хорошо.

– Что есть, то есть… Ладно, вроде висим надёжно. Давай на малой тяге к причальной стенке, под захваты. Они мне как-то больше душу греют.

Грузовик вновь запустил заглохшие маневровые двигатели и тяжеловесно поплыл к ажурной конструкции причального комплекса, для разгрузки.

Очередной транспорт доставил кучу научного оборудования для готового лабораторного корпуса, конструкции для строящегося ускорителя, шесть тысяч тонн воды для технических и хозяйственных нужд, семьдесят пять специалистов различных профессий в качестве вахтовой недельной смены и одного пассажира. Инеты на погрузчиках очищали трюмы от груза, специалисты убежали в жилой корпус размещаться, а пассажир остался один возле лифта, в общем-то, не зная куда податься. Здесь он был впервые, и его никто не встретил, хотя в кармане лежало личное приглашение от научного руководителя Инновационного Центра «Аспект» Лукаша Раховски.

Джон Фаррет – это был именно он – грубо остановил ни в чём не провинившегося инета:

– Стоять, лось! Карту персональных локаций, быстро!

Инет расстегнул на груди стёганую спецовку, присел, чтобы Джону было удобно видеть дисплей. Фаррет для своей идентификации сунул кулак под нос инету, отчётливо сказал:

– Объект – Лукаш Раховски. Видеоконтакт или местоположение.

– Ограничение прав, господин Фаррет. Вам доступна информация общего порядка. Лукаш Раховски родился…

– Заткнись, железяка.

Джонни полез в карман за приглашением: там имелся встроенный макроидентификатор.

– А так? Объект – Лукаш Раховски. Видеоконтакт или местоположение, – повторил махинатор.

Инет спросил:

– Мистер Раховски, вы ищите сами себя?

– Не твоё дело. Итак?

На дисплее нарисовалась схема с пунктирной линией.

– Вы в бассейне, мистер…

– Понял. Теперь себя нашёл. Иди, работай.

19

– А ваш бассейн будет побольше нашего, пансионатского. Вы не слишком расточительны, Лукаш?

Одинокий пловец перешёл с позы «медуза на спине» на собачий стиль. Медленно добрался до мраморных ступеней широкой лестницы, стал подниматься из воды.

– Джон, подайте, пожалуйста, халат и называйте меня прилюдно с должностью «профессор». С приездом.

Фаррет понимающе причмокнул:

– Уже профессор… – И повысил голос. – Как скажите, господин профессор, однако, здесь кроме нас нет никого.

Гулкое эхо многократно отразилось от сводчатых стен: «никого», «кого», «ого», «о»…

– Тише, Джон, не ребячьтесь. Ушей везде хватает. Снимайте свою доху и пройдёмте ко мне. На самом деле, я вас очень ждал.

Они шли по стеклянным туннелям с зимними садами экзотической растительности, мимо пустого теннисного корта, мимо небольшого поля для гольфа, мимо фитнес-зала, где одинокий качок тягал железо.

– Нет, всё-таки расточительно и невостребованно, – Фаррет как будто делал некие выводы.

Раховски, шагающий чуть впереди, ответил:

– Как посмотреть. В первые несколько месяцев строительства от желающих поплавать, помахать ракеткой или клюшкой, подтянуть фигуру отбоя не было. Потом интерес пошёл на спад. Сейчас, как и снаружи стеклянных развлекательно-спортивных кладбищ, тишь и гладь. Да божья пустота. Только бары переполнены.

– Может в ней и дело? В пустоте-то?

Лукаш в знак согласия тряхнул мокрыми волосами.

– Эти объекты задумывались, чтобы нивелировать депрессивное влияние среды. Но, похоже, мы потерпели фиаско…

Не понятно, зачем Лукаш вёл Джона пешком, в то время как рядом пролегал общественный монорельс. Возможно, хотел продлить у гостя чувство восхищения и зависти к размаху руководимого им, профессором Раховски, бизнеса. Если так, то в начальственном голосе должна была звучать гордость, а слышались сарказм и горечь.

Партнёры шли по жилому корпусу Центра, миновали с десяток однотипных таун-хаусов, направились к двум-трём оригинальным особнячкам. Раховски пояснял:

– Общежития рабочих построены уровнем ниже. Здесь жильё для среднего инженерного звена и топ-менеджмента.

– Очевидно, вот тот домишко, с флигельком… Это ваш?

Они не дошли до презентабельного строения, свернули в узкий проулок – аллею из туй, – и оказались…

– О, как, Лукаш! Да вы, живёте в лифте!

– Не говорите ерунды. Мы поднимаемся ко мне в лабораторию, там есть жилой блок… Налево, пожалуйста… Ну, вот. Заходите, располагайтесь, хотя места немного. Не удивляйтесь – это мой выбор.

Действительно, после масштабов и изысков общественных коммунальных объектов Фаррет приготовился съязвить по поводу личных апартаментов главного босса, но просто промолчал. Раховски же вернулся к теме фиаско:

– Мы проиграли и продолжаем проигрывать… Сигару? Спиртное?.. В чём, спросите вы, мы проигрываем? Ведь за год, вы могли убедиться, проделана грандиозная работа. «Аспект» практически готов. Через месяц можно включать вакуумные насосы главной трубы. Казалось бы, чем ближе эксперимент, тем меньше должно быть препятствий. Всё как раз наоборот.

Места для двоих в помещении явно не хватало. Лукаш ходил, задевая всё подряд: стулья, полискан, ноги Фаррета, тахту. Он ничего не замечал, продолжал невесёлый монолог:

– Взять, к примеру, строителей. Первые вахты длились до месяца, народ с энтузиазмом работал, активно отдыхал и довольный заработанными деньгами улетал, чтобы с пользой их потратить. Но постепенно длительность вахт по просьбе свежих бригад наёмных рабочих сокращалась, даже в ущерб заработку, а также, по настойчивым рекомендациям медперсонала. Участились случаи глубокой депрессии, повышенной нервозности, необоснованного агрессивного поведения. Следовательно, обострились конфликты: и личностные, и национальные, и религиозные. Произошло одно самоубийство, правда, только одно, но какое!

Раховски налил себе виски, жадно выпил:

– Расскажу подробнее, это заслуживает внимания.

Монтажник, сварщик методом графитовой ленты, упал с семидесяти метров. Думали, несчастный случай, но в кармане робы нашлась записка в нецензурных выражениях по отношению… к администрации стройки. Что от него могло остаться? Мешок костей. Ну, отнесли его в морг. Помянули по пятьдесят грамм. А через день… До сих пор не верится… А через день сварщик порозовел, через два сидел на каталке с номерком на пальце ноги. Доктора самого впору было в пластиковый пакет упаковывать. Их обоих списали, а я задумался. Сильно задумался.

Какова главная цель моего эксперимента? Главная цель моего эксперимента – это поднять здешнюю энергию наверх. Эта задача благородна и утилитарна. Стоит ли объяснять, какой рывок вперёд… Ладно, оставим рывки в покое.

Снова и снова, в который раз, мысль профессора спотыкалась на этом месте, ведь он повторял чужие слова, сошедшие с многочисленных лозунгов и плакатов, развешенных по всей стройке, а также, с агитационных митингов и собраний, где он сам до хрипоты требовал ускорения темпов реализации амбиционного проекта. Повторял и свято верил, что части правды будет достаточно и другим и себе.

Раховски сглотнул слюну:

– А если здесь правда лежит глубже, чем она видится? Где-то на границе живого и неживого, материального и духовного. А за масштабностью опыта не видно тонкого предназначения этого мира.

Вот-с… Сейчас вахты не больше недели, платят вдвое, но ничего не помогает. Пришлось второстепенные объекты заморозить как того сварщика. Здесь это просто.

Помолчали. Лукаш хотел ещё налить, но сдержался.

– Непонятное творится и с инетами.

– А с ними то что? Тоска по земным подружкам? – пошутил Джонни, плоско, но необходимо в тягостной атмосфере разговора.

– Мне не до зубоскальства, Джон. Инеты… уходят. Сначала просто исчезали неизвестно куда. Потом одного застукали, когда он был уже за периметром охраны. Спросили: «Зачем?», ответ поражает: «Мне надо домой». Каково? Пришлось сменить всю серию. И знаешь, заказали инетов предыдущего поколения, а не с новой продвинутой модификацией мозгов.

Хорошо: работяги, инеты… А что делать с научно-техническим персоналом? Они ещё не сбегают, но проблемы те же, симптомы схожи.

Кто будет аппаратуру монтировать? Я спрашиваю, кто её будет монтировать правильно. Когда однажды при тестировании довольно крупного узла обнаружилось, что он собран не по официальной схеме, а по… наитию, снизошедшее на инженера, я подумал, что это недоразумение. По-тихому отправил инженера в отпуск расслабиться в ближайший к Земле бордель. Но… Что же мне теперь через одного специалиста отправлять к девкам?

– А узел прошёл тест? – спросил Фаррет. Раховски удивлённо поднял брови: такого вопроса от балагура Джонни он не ждал.

– Как ни странно, да. Но кто его примет, кто возьмёт на себя ответственность? Я – нет. Но чаще видоизменённые узлы не работоспособны, и такого брака всё больше Теперь двойной, тройной контроль, чтобы всё тютелька в тютельку согласно рабочей документации.

– А вы не пробовали провести анализ общей схемы с учётом всех случаев неправильной сборки?

– Это же бред. Я не железный. Два дня здесь, три на базе-обсерватории «Сескуальта». Скорее бы этот эксперимент начался. И закончился.

Джон почувствовал в этих словах недосказанность.

Вообще-то Фаррет с самого начала сегодняшней встречи с Раховски ловил себя на мысли, что его партнёр за прошедший год сильно изменился. Если недосказанность в высказываниях честолюбивого, волевого, немного высокомерного человека раньше придавала мыслям талантливого учёного дополнительный вес, то нынешний профессор просто боялся взболтнуть лишнего. С былой самоуверенности, замешанной на внушительной доле снобизма, основательно сошёл лак, что, конечно, не плохо, если не скатиться к пассивной растерянности.

– Профес… – начал «человек средней ценовой категории». Лукаш махнул рукой. – Лукаш, дружище, вы что-то не договариваете.

– Я расскажу. Для этого я и пригласил вас, Джонни.

По договору, если я не ошибаюсь, с вами, как с владельцем портала, должен согласовываться каждый проход любого летательного аппарата в обе стороны. Ага, вот… параграф четвёртый.

Фаррет подтвердил:

– Да, должен, но… На практике мне объяснили, ссылаясь якобы на мою недоступность, что это неудобно, что это снижает темп подготовки, что есть пункт о неустойках… – Он явно копировал кого-то из администрации. – Я один раз протестовать задумал, взывал к параграфу четвёртому, так очень прозрачно намекнули о случаях смены владельцев частной собственностью: дарственная в благотворительный фонд Микки Мауса, душевное расстройство и опекунство, скоропостижная кончина… Я от греха…

– И правильно… Но ваш сегодняшний визит сюда, скажем, по пустяковой цифре для налоговой справки, вызовет меньше подозрений, чем наша встреча где-либо на Земле или, упаси бог, в вашем пансионате. Так что придерживайтесь этой версии.

Раховски понизил голос:

– Джон, я под большим прессом. Ставки сделаны огромные. Случись повторная… эээ… неудача, полетят головы как качаны капусты. Что вы делаете круглыми глаза? Не в курсе истории с Люберцем? Нет? Своих проблем хватает? Оставайтесь в счастливом неведении. А мне страшно. Эксперимент…

– Может пойти не так?

Профессор Раховски посмотрел на дверь в лабораторию, будто ожидая, что оттуда весело выскочат все ответы на его тревожные вопросы.

– В том то и дело, что я не знаю, как он может пойти. Раньше знал и был уверен в успехе. Теперь… Теперь, когда мне кое-что известно о жизни профессора Люберца до работы в моей бывшей конторе; когда вокруг подготовки к опыту, на который, будем честны, меня вдохновил и подвигнул Людвиг, происходят труднообъяснимые вещи, я часто вспоминаю… Сомова.

– Кого?! – у Фаррета отвисла челюсть. Вот так поворот!

– Сомова. Его предостережения. Думаю, он тогда при нашей запоминающейся встрече, сказал меньше, чем знал. И окажись Сомов прав, шансы выиграть у тайного соперника минимальны.

– С любым соперником есть шанс договориться.

– Он слеп, мы слепы. Как двум слепым договориться о цвете радуги?

– Прозреть.

– Джон, Джон, – Лукаш дружелюбно потрепал того по плечу, – вы натуральный пацифист. У вас молочные зубы. А у того же Альянса они стальные. Я осторожно высказал свои сомнения одному скользкому куратору насчёт достоверности некоторой части теоретического обоснования эксперимента, так он просто ответил: «Это ваши проблемы, парень», – а мне сразу повеситься захотелось самому, так как хоть смогу верёвку мылом натереть. А проблемы-то есть.

– Разве у Люберца всё не чики-чики?

– У него всё именно так. Но даже он, задумав исследование пространственной метрики Горизонта с помощью энергии самого Горизонта, смог дойти только до определённой черты. Сейчас задачи шире, аппетиты больше, и вероятность в результате получить фигу с маслом очень высока. Вот если бы…

– Что? – Разговор подошёл к своей кульминации. – Не мнитесь, профессор!

– Если бы у меня в команде был Сомов, хотя бы заочно… Послушайте, Джонни, я знаю, он не согласиться, но, если бы я передал ему через вас все материалы моей задумки, подробно, поэтапно, до последнего факта… Его мнение могло бы стать решающим в успехе общего… да, общего дела.

– Ну, не знаю. Серж непредсказуем, но смотреть через холмы умеет. А в чём задумка?

20

Пошёл шестой день, как Джон Фаррет покинул Инновационный Центр «Аспект» на том же грузовике, что и привозил его на встречу с профессором Раховски. Улетал Джон в спешке, озадаченный разговором с Лукашем, его неожиданным предложением.

Фаррет скакал с корабля на корабль как заяц по болотным кочкам. Грузовик ушёл по своему маршруту, а Джонни отстрелился в индивидуальной капсуле на обсерваторию «Сескуальта»; с челноком добрался до Межпланетного Спейс-терминала «Селена – Стоп /005», а дальше родным трансфер-барком до своего пансионата «Островок на горизонте».

С коротким комментарием он отдал материалы Лукаша Сомову, ожидая русского посыла, но Серж принял цилиндрический биостэк (для хранения конфиденциальных данных Раховски использовал сложный метод хранения информации на основе дезоксирибонуклеиìновой кислоты), сказал: «Нужен инет серии АР 07/500» и наглухо закрылся в лабораторных помещениях.

В очередное утро Фаррет постучал в дверь друга, на которой простым карандашом было написано «Институт памяти». На этот раз дверь оказалась не запертой.

В полутёмной комнате Серж стоял у глаувизора, сцепив пальцы рук на затылке. Разговор как будто не прерывался.

– Всё рассказанное тобой тревожно, закономерно и… небезнадёжно. Тревожит упрямое безрассудство получить результат любой ценой. Закономерно возрастающее сопротивление Горизонта, а надежду даёт случай со сварщиком. Интересно. Очень.

Ты правильно сделал, Джонни, что принёс эти документы. Я догадывался, что Раховски захочет модифицировать опыт Люберца, но подробностей хода его мыслей не знал.

– Это он назвал задумкой. Проясни и, будь добр, попроще, а то Лукаш только туману напустил.

– В двух словах это звучит так: изначально хотели зажечь соломинку в стоге сена, а сейчас решили её заливать бензином.

Фаррет подошёл ближе к глаувизору, на котором светилась ветвистая схема. Серж ткнул в изображение карандашом.

– Вот видишь на алгоритме хода эксперимента блок под названием «Контроль выхода энергетического пучка»? Самое слабое место. Лоренцо, покажи… А-а, вы незнакомы… Джон, это Лоренцо, – Сомов даже не повернул головы ни в сторону Джона, ни в сторону… инета АР 07/500. – Лоренцо, поприветствуй мистера Фаррета.

Инет несколько развязано по-армейски отдал честь. Джонни фыркнул.

Появилось изображение гигантского прямоугольника с нагромождением элементов разной формы и объёма.

– Платформа «К». Надо признать, как инженер, Раховски создал прекрасную конструкцию: логичную, сбалансированную, надёжную. Но её функционал основан на очень хлипком теоретическом базисе. Выкладки профессора сырые, требуют проверки и проверки; в них нет безусловной доказанности как в работе Людвига Люберца. Преждевременность, спешка… Это не безопасно, Джонни.

– А почему бы тебе напрямую не обратиться к Раховски? Ваш тандем мог бы стать эффективным. Время ещё есть.

– От профессора сейчас мало что зависит. Он потерял лидерство и плывёт по течению. Решение приняли другие.

– Тогда тем более тебе надо быть на «Аспекте».

– Если бы человек мог точно знать, когда и где ему следует быть. – При этих словах Сомов плюхнулся в кресло на колёсиках и, сильно оттолкнувшись, подкатил к недоеденному бутерброду и чашке с кофе. – Вот тебе, я думаю, лучше принять предложение профессора и находиться во время эксперимента на этой платформе.

– Ты шутишь? Сам назвал её самым слабым местом. Да и с какой стати? Мне Раховски не указ!

Сомов покачал бутербродом:

– Ты забыл о тридцатипроцентном погашении кредита за пансионат. Настал час благодарить. Не тушуйся, Джон-бизнесмен и садись за парту: пора вспомнить учёную молодость. Где пройдёт обучение и стажировка?

– Я ещё не согласился, – буркнул Джонни. – На самой платформе. Её строительство полностью завершено. В настоящее время платформа «К» дрейфует пердячим паром около точки L2 Лагранж. Если тебе надо, то я могу…

– Лоренцо, а как Джон догадался, что мне надо?

Лоренцо, не отличимый от человека, высокомерно ответил:

– Я только вступил на шаткий путь познания специфических нейро-химических…

Джонни перебил инета:

– Ну, и флаг тебе в руки, барабан на шею.

Сомов прервал, начавшиеся было, прения:

– Ребята, ребята… Лоренцо, ты это брось. Позже поговорим… Джон, друг… Мне нужен надёжный парень в самом пекле, в смысле, центре вражеского лагеря. А Лукаш надеется через тебя выходить на меня: он одинок и ищет поддержки при непредсказуемом развитии событий. Что касается слабости, то я имел в виду слабость теории. Если бы дело ограничивалось только измерением пространственной геометрии перехода (тоже не сахар), что и задумывал покойный Люберц, то платформа «К» и не возникла бы. Амбициозный же Раховски намеревается изменить метрику для вывода неограниченной энергии Горизонта за его пределы. И тогда платформа играет роль и кольцевого лазера, «размягчая» пространство, и главного концентратора. Здесь важно – не переусердствовать с мощностью, иначе получим чёрную дырочку, как в злополучном «Айкулаке»… Ах, да ты же не в курсе. Проехали… Исходя из заявленных характеристик Трубы – ускорителя пучков ионов – и алгоритма опыта, пробить мембрану перехода удастся. Так считает профессор Раховски. Не удастся, более того, возможно аварийное закрытие портала. Это моё мнение. Если прав я, то платформа будет самым безопасным местом дня «Х». Если игра пойдёт по чужим правилам…

– Я понял.

Джон помолчал и тихо добавил:

– Тогда не привози мой прах на Горизонт в нефритовой коробочке. Померла, так померла. Остальное – не для меня.

Серж сделал вид, что не заметил грустных интонаций:

– Удивлён и польщён: ты интересуешься моими факультативными увлечениями. Ладно, стажёр, держи подарок – карандаш удачи. И ступай, мне ещё покумекать надо. Лоренцо, к доске!

21

«Стратегический альянс «Основа»

Головной офис по региону «Атлас – Восточный»

Первому заместителю

от

руководителя подразделения «Нейтраль»

Восходящий файл по каналу «Гонец плюс»

строго лично

Импульс: одиночный, без повторов

Печатная версия: центральный архив

Рапорт

Из оперативных данных по операции «Горизонт событий» наибольший интерес представляют:

– Встреча объекта наблюдения «Бизнесмен» с объектом наблюдения «Второй» на территории ИЦ. Цель встречи уточняется;

– Отъезд объекта наблюдения «Бизнесмен» на «К». Цель отъезда: учёба, стажировка для участия в мероприятиях дня «Х»;

– Резкое увеличение информационных запросов в Большой Информаторий со стороны объекта наблюдения «Затворник» с терминала прибытия туристов пансионата «Онг». Обобщённый анализ запросов проводится;