Тургеневская стриптизерка

– А ласковые слова? – закапризничала Маня. – Ты должен сказать, ну там, я тебя люблю, как чайка высоту… Ну? Как ты меня любишь?

Фёдор честно попытался представить самые дорогие для него вещи.

– Как пиво и футбол! – брякнул он, но, тут же осознав несуразность сказанного, удачно выкрутился: – Ну, заводишь ты меня, Мань, как футбол. Особенно, когда наши с Португалией… Гхм… Перехожу ко второй пуговице!

– И что говоришь?

– Это… А ничего! Музыка играет. Лирическая такая… – попробовал усыпить бдительность второй половины Фёдор.

– Это откуда, интересно, музыка-то взялась? – ехидно поинтересовалась Маня. – Если видик ты еще месяц назад по пьяни в окно выкинул. И телевизор уж, почитай, сколько не работает?

– Ну, допустим, соседи включили, – опрометчиво ляпнул Фёдор.

– Ага, соседи! – завелась Маня. Но завелась не в нужную сторону. – Да они кроме «Владимирского централа» сроду ничего не слушают! Был бы мужик нормальный, давно б разобрался, чтоб гадость эту на всю катушку не врубали!

– Ладно, Мань, отвлеклись мы, – поспешно перебил Фёдор, – продолжим. Расстегиваю, значит, я твою третью пуговку…

В очередной раз попытавшись расслабиться, Марья Петровна оперлась мощным бедром на стоявший рядом хлипкий столик. Столик пошатнулся. Красовавшаяся на нем фундаментальная ваза грохнулась стриптизерше на ногу. Она взвыла от боли. Однако Фёдор истолковал эти звуки в свою пользу.

– Мань, ты чо, уже в экстазе, да?

– Ага, щас! – обломила его жена. – Ваза тут упала. А ты дальше давай!

– Не, ну ты, Мань, беспредельщица! – ахнул многострадальный Фёдор, но вдруг осекся. А через минуту вкрадчиво сообщил: – Манюнь, в нашем эротическом шоу изменения. Тут, кажись, какие–то извращенцы присоединяются!

– То есть?!

– Да вот два мужика подвалили. По-моему, сейчас они снимут с меня пиджак, потом часы, потом… Короче, открывай, Маня!!!

«Вот так всегда, на самом интересном месте», – разочарованно вздохнула Марья Петровна, нажимая на кнопку домофона.

Такие вот дела. А вы говорите: Америка, Америка! Выходит, что американцу хорошо, то нашему человеку – облом.

Почти рождественская история

Анжела шла по жизни с девизом: «Ведь я этого достойна!». Как это «чего?» Ясно, всего самого лучшего: косметики Л`Ореаль, шмоток от Армани и рождества в Париже.

Последнее, правда, в этом году сорвалось. Но Анжела знала: это временные трудности. Как и то, что она работает официанткой в занюханной кафешке, гордо именуемой рестораном «Вираж». Но завтра-послезавтра к подъезду этого вонючего общепита подъедет… – нет, она не такая дура, чтобы верить в принца на белом коне – управляющий банком на белом «мерседесе»! Он поставит к ногам Анжелы корзину алых роз и скажет: «Такой бриллиант, как вы, достоин более дорогой оправы. Предлагаю вам руку, сердце, поездку на Канары и …»

– Эй, девушка! Официантка! – позвал кто–то из весьма немногочисленных в этот вечер посетителей.

Перебьётся. Пусть напарница обслуживает. Анжела и не думала отлипать от барной стойки, где стоял телефон. Один за другим она накручивала номера своего бойфренда – рабочий, домашний. Ни один из телефонов не отвечал, а на сотовом, по ходу, её номер вообще был заблокирован. В чём дело, блин?!

А накануне сказал, что по уши загружен на работе, поэтому запланированная совместная встреча Рождества, увы, отменяется. В это, конечно, можно поверить: как-никак, её возлюбленный – заместитель управляющего банком, молодой и перспективный. Ого? А вы думали! Анжела не такая дура и тастетёха, чтобы бездеятельно утопать в розовых соплях и мечтах. Счастье надо ковать своими руками! Но не так же он занят, блин, чтобы не ответить своей зае! Ага, кажется…

– Официантка! – не унимался настырный посетитель.

Блин, где Татьяна? Где её носит в рабочее время?!

Из кухни, торопливо повязывая на ходу фартук, выскочила напарница Анжелы. Ну, наконец-то! Небось, опять объедки для каких-нибудь бездомных псин выпрашивала.

Татьяна, хотя ей, судя по всему, не было ещё и тридцати, давно превратилась в пресную суетливую тётку. Потому что жила исключительно чужими проблемами. Она со священным трепетом сдавала деньги в фонд мира и помощи голодающим в Африке, подбирала на улице бездомных котят и тащила их домой. Мужа, говорят, она тоже подобрала на улице. Тот отогрелся, отъелся, отоспался. Взглянул на суженую трезвыми глазами и дал дёру. Но Татьяна не потеряла веру в неблагодарное человечество. Стоило кому-нибудь из знакомых попасть в больницу, как она первая неслась в сие богоугодное заведение с судками и авоськами. Последним объектом приложения сил этой сестры милосердия стал охранник Федя, который после драки, случившейся в «Вираже», попал в лечебницу с вывихнутой челюстью.

Отсутствие охранника не замедлило отразиться на контингенте посетителей заведения. Вот и сейчас трещавшая по телефону Анжела краем глаза увидела, что в зал ввалился откровенный и к тому же в дымину пьяный бомж. Несмотря на конец декабря, пришелец был облачён в раритетную, ещё совдеповского производства, куртку типа «болонья», на голове его красовалась детская шапочка с помпоном, а под глазом – смачный фингал.

Нет, ну у них, ясен пень, не ресторан «Максим», но это уж слишком! Впрочем, Анжела и не собиралась пачкать свои наманикюренные пальчики об отбросы общества. Пускай Татьяна разбирается – это по её части.

Однако бомж, обведя зал мутным взглядом, остановил его именно на Анжеле, которая в этот момент удивительно походила на официантку из телепрограммы «Каламбур», никогда не отлипающую от стойки с телефоном. Неправильный посетитель икнул и обложил красотку матерной тирадой, которая, однако, имела конструктивный смысл: на работе надо работать!

Анжела, конечно, в его сторону и выщипанной бровкой не повела. Не царское это дело – на разных хануриков внимание обращать. Тогда поборник производственной дисциплины решил применить более радикальные меры. Он приблизился к девушке и попробовал отнять у неё трубку. Красотка пронзительно завизжала. Агрессор отпрянул и, не удержав равновесия, рухнул на пол. Анжела воспользовалась временной победой и, клацнув кнопками, заверещала в трубку: «Милиция!».

Дежурный наряд прибыл с похвальной оперативностью. Нарушителя спокойствия уже подняли за шкирку с пола и транспортировали к выходу, когда на милиционеров вдруг кинулась Татьяна, эта защитница всех сирых и убогих.

– Да как вы смеете?! – кричала она. – Может, у человека горе? Может, ему помочь надо?

– Чего вы разоряетесь, гражданочка? – изумился грузный сержант в скрипучих сапогах. – Он что вам – муж родной?

– Да, родной! – ухватилась за спасительную идею Татьяна. – Все люди – братья!

– Ну и забирайте своего брата, – разрешил щедрый милиционер и хохотнул: – Подарочек к Рождеству!

– Ну и заберу! – крикнула в запале эта мать Тереза.

Она взвалила на своё хрупкое плечо слегка протрезвевшего от такого оборота дела бомжа и стала утешать как ребёнка:

– Ничего, всё будет хорошо. Пойдём, я здесь рядом живу. Проспишься, пока дежурю, а там видно будет…

Бомж умильно кивал и хлюпал носом. Он был явно сражён ангельским нравом девушки. Романтически настроенный свидетель событий сказал бы, что в эти минуты бродяга переживает катарсис, то есть полное очищение своей заблудшей души…

Станислав Иванович чрезвычайно гордился своими польскими корнями. Правда, внешне в нём ничто не намекало на принадлежность к гордому роду шляхтичей. Экстерьером Станислав Иванович выдался в русопятого отца (а был тот курносым, с простецкой физиономией) плюс, так же как батя, начал рано лысеть. И шарма это облику ну никак не добавляло.

Поэтому шарм и шик Станислав Иванович искал в благородных обычаях предков по материнской линии. В частности, он каждый год пышно отмечал красивый праздник – католическое Рождество. И этой традиции неукоснительно следовали все окружающие его люди.

Вот и сегодня, 24 декабря, в конце рабочего дня управляющий банком «Висла» вышел из своего кабинета. Поздравил хорошенькую секретаршу с Рождеством и вручил скромный подарок – настоящие французские духи. Девушка зарделась, а Станислав Иванович внутренне крякнул: эх, жаль, не с этой красотулей он проведёт волшебную рождественскую ночь! Впрочем, то, что она, не моргнув глазом, принимает от него дорогие подарки, недвусмысленно говорит, что их отношения впереди.

Короче, и ночь не последняя, и дома его сегодня ждёт милашка покруче – победительница «Мисс бюст», вот так-то!

Шофёр, он же телохранитель, внёс в квартиру Станислава Ивановича огромный, как банный веник, букет и масштабный, как банный тазик торт. Затем секьюрити был отпущен хозяином на все четыре стороны: у парня тоже должен быть праздник.

А сам управляющий банком, распаренный в ожидании предстоящих радостных эмоций, отправился разыскивать свою «миску» в лабиринтах необъятной квартиры. Но вместо герлфренд обнаружил второпях нацарапанную записочку: «Папик прасти!!! Мы с Артуром давно любим друг друга!!! И ришили савмесную жизнь ночать с Рождества!!!»

К записочке была ехидно пришпилена реклама средств от облысения.

«Артур! Мой заместитель! Уволю к чертям! – взбеленился было Станислав Иванович. Но тут же сам себя одёрнул. – Поздно боржоми пить, когда почки отвалились. Если парнишка решился такую свинью мне подложить, значит созрел-таки, чтобы своё дело открыть. Ну и флаг ему в руки. К тому же неизвестно ещё, кто кому свинью подложил. «Миска», тварь неблагодарная, – настоящий поросёнок! Вот пусть теперь Артур с ней и мучается!»

Немного побушевав по инерции, Станислав Иванович решил, что измена какой-то дуры, пусть и красивой – ещё не повод портить себе любимый праздник. И потом, есть соблазнительный запасной вариант: он, наконец, сможет осчастливить миловидную секретаршу.

Неунывающий рогоносец подобрал из угла зашвырнутый туда в сердцах букет, расправил его и отправился на такси к предполагаемой новой пассии.

– Кто там? – встревоженно спросил из-за двери девичий голос.

«Бедняжка, сидит одна дома и боится, – умилился Станислав Иванович. – Ну, я сейчас её успокою».

– Посыльный. Велели передать, – пробубнил он изменённым голосом, закрывая глазок букетом.

Девушка распахнула дверь, одновременно поспешно запахивая чрезвычайно короткий, почти не скрывающий её длинные голые ноги, халатик. При виде начальника глаза секретарши испуганно расширились, и Станислав Иванович успел отметить, что она как-то не очень рада сюрпризу.

Тут же за спиной кокетки замаячил здоровенный парень с голым торсом. Станислав Иванович с завистью отметил повышенную волосатость соперника, причём не только на голове, но и на других видимых частях тела.

Крик секретарши: «Армен, это не тот! Армен, я тебе всё объясню!» – управляющий банком слышал уже, кубарем скатываясь вниз по ступенькам. К счастью, приземление было удачным, ни одна из частей тела не пострадала. Свалившийся на голову букет, хотя и несколько помялся, но имел ещё вполне товарный вид.

«А глазки строила! Презенты принимала! И недешёвые! – горько размышлял Станислав Иванович над коварством несостоявшейся возлюбленной. – Никто меня не любит! Все любят только мои деньги!»

На душе было тошно. Кому пожаловаться? Кто его поймёт? Вот бывшая жена понимала. Всегда посочувствует, успокоит, накормит, спать уложит. Только в глубине души Станислав Иванович мог себе признаться, что всё-таки зря развёлся со своей бывшей, годами и жизненной ситуацией проверенной половиной. Она была крепкий тыл и надёжная поддержка. Не то что эти сопливые вертихвостки: толку чуть, зато претензий целый воз!

«А хорошо мы Рождество встречали раньше всей семьёй, – ударился в воспоминания Станислав Иванович. – С Машей и Димкой. Пойду-ка я к ним. Вот обрадуются! – решил он, в очередной раз расправляя букет. – А Димке что-нибудь по дороге куплю».

– Стасик? – улыбчивое, разрумянившееся лицо Маши слегка вытянулось. Она отступила вглубь квартиры. – Ну, заходи. Гостем будешь…

В гостиной за накрытым столом сидели Димка и по-хозяйски расположившийся незнакомый мужик. Причём этот самый мужик был ещё более лысым, чем сам Станислав Иванович! Вот, значит, на кого его Маруся променяла… И Димка не кинулся к отцу, а мог бы! С лысым разговаривает и смеются.

Гостем буду? А этот лысый, значит, не гость? Хотите сказать, что не только поезд ушёл, но и рельсы разобрали?!

Вручив растерявшейся бывшей жене злополучный букет, Станислав Иванович поспешно покинул некогда родное жилище и направил стопы к первому же попавшемуся павильончику. Там он ткнул наугад в батарею водочных бутылок. И тут же за углом выхлестал горькую прямо из горлышка под аккомпанемент не менее горьких мыслей: «Предательницы! Стервы! Никто меня не любит, все любят только мои деньги!»

Банальность формулировки, а также то, что жена явно не укладывалась в эту классификацию, не смущали Станислава Ивановича. Очень скоро его голова, отягощенная тройной порцией горьких претензий и хорошей порцией просто горькой, затуманилась…

… Очнулся Станислав Иванович от нереального какого-то холода, как будто он очутился в кратере на тёмной стороне Луны. По ощущениям, из одежды на нём были только трусы. Да и то не факт.

Вокруг простиралась космическая же темнота. Только вдалеке мерцал какой-то огонёк, даря надежду.

Станислав Иванович с трудом поднялся и, оскальзываясь босыми ногами на снегу, ринулся на спасительный свет. Заледеневшими губами шепча молитву, чтобы это неверное свечение не обернулось бредом. Молитва помогла – огонёк оказался слабой мигающей лампочкой над обитой драным войлоком дверью. Банкир рванул тяжёлую дверь и, словно в райские кущи, ввалился в жаркое дурно пахнущее нутро.

При виде открывшейся картины Станислав Иванович окончательно убедился, что пребывает не в бреду и не в космосе, а в родной россейской действительности. Его глазам предстало помещение, большую часть которого занимали облупленные трубы различного диаметра с множеством разнокалиберных вентилей. На свободном пятачке размещался дощатый стол, на столе – ёмкость с мутной жидкостью. Сидевшие за столом два мужика при виде практически голого пришельца так и застыли с недонесёнными до рта стаканами.

Затем один из них молча сделал приглашающий жест за стол. А когда Станислав Иванович воспользовался приглашением, хозяин так же молча плеснул подозрительной жидкости в третий стакан и подал его гостю. Вероятно, сложившуюся ситуацию хозяин бойлерной оценивал по классической шкале «без бутылки не разберёшься». Бутылка, к счастью, в наличии имелась, поэтому разобрались быстро.

Ну, выпили за знакомство. Разговорились. Тезис Стасика (как без церемоний начали называть банкира новые друзья) «Все бабы – стервы» нашёл здесь глубокое сочувствие.

И вот, когда душа, наконец, развернулась, а беседа достигла апогея взаимопонимания, горячительное внезапно закончилось. Гонцом за новой партией спиртного выбрали Стасика. Потому что денег ни у кого не было, а новый знакомый уверял, что дома у него всё есть: и баксы, и выпивка. Мужики, кажется, не очень верили, но в дорогу собрали. Хозяин долго рылся в углу с ветошью, однако подобрал-таки гонцу и куртку, и треники, и шапочку. Что касается обуви, пришлось пожертвовать запасными рабочими сапогами.

Дальнейшее Станислав Иванович помнил смутно – вероятно, подозрительная мутная жидкость, которую он пил, наконец, подействовала во всей красе. Похоже, в первое попавшееся кафе банкир зашёл с намерением купить алкоголь. То, что карточки при нём не было, гуляка как-то упустил из виду – ведь она была всегда!

Ну и, конечно, не мог Станислав Иванович равнодушно пройти мимо типичной стервы-официантки, которая, вместо того, чтобы заниматься своими прямыми обязанностями, безудержно висела на телефоне. Ну, стерва она стерва и есть! Всего-то замечание сделал, а вот уже вяжет его милиция, ужасные приключения этого нескончаемого вечера продолжаются, весь мир против него и нет ему спасения…

Но спасение всё-таки пришло от невзрачной девушки, которая своей, прямо скажем, не очень-то соблазнительной грудью встала на защиту Станислава Ивановича. И защитила, и спасла! Это был луч света в тёмном царстве, небесное сияние в конце тоннеля.

«Ангел, чистый ангел!» – успел прошептать разочаровавшийся в жизни банкир. И вырубился.

… Привычно зависшая с утра на телефоне Анжела выглянула в окно, и глаза у неё стали круглыми, как грязные тарелки, которые она не спешила убрать со стола посетителя. Бли-и-ин! Похоже, главная картинка её мечты начала воплощаться! Прямо здесь и сейчас!

К подъезду ресторана «Вираж» вальяжно причалил сверкающий «Мерседес». Правда, был он не белым, а чёрным, отчего картинка имела вид негатива. Но это совершенно не важно! Важно, что из роскошного автомобиля вышел сам управляющий банка «Висла» Станислав Иванович. Анжела его сразу узнала – один раз видела, удачно попав на корпоратив со своим бывшим, а ныне столь коварно сбежавшим возлюбленным. Ведь тот в ту пору был заместителем Станислава Ивановича.

Пока Анжела пыталась прийти в себя, холёный мужчина, между прочим, с букетом алых роз в руках, – картинка Анжелиной мечты продолжала проявляться! – поднялся по ступенькам незамысловатого заведения и прошёл в полупустой зал.

Кстати, у Станислава Ивановича это был второй визит дня. Первым вышло посещение той самой бойлерной на окраине города. Как и обещал, гонец вернулся с выпивкой – ящиком дорогущего коньяка для своих спасителей. Мужики ошалели от счастья. Правда, на их лицах при этом читалась одна подспудная мысль: лучше бы благодетель не понтовался, а потратил эти деньги на несколько ящиков простой водяры…

Станислав Николаевич тем временем прошёл меж столиков, направляясь в сторону убиравшей с одного из них грязную посуду Татьяне. Девушка замерла, растерянно таращась на роскошные цветы. Замерли и немногочисленные утренние посетители в предвкушении необычного зрелища. Замерла и Анжела. У неё просто не было слов. Как?! Эта тухлая, ни на что путное не способная клуша украла у неё мечту?!

Но на этом испытания Анжелы не закончились.

В наступившей тишине Станислав Иванович торжественно опустился перед опешившей Татьяной на колено и прочувствованно произнёс:

– Вы произвели на меня неизгладимое впечатление! Вы чудо! Вы лучшая женщина на свете! Предлагаю вам поездку на рождественские праздники в Париж! На само Рождество, правда, уже опоздали, но не всё ещё потеряно!

Оторопевшая от такого напора Татьяна машинально прижала к груди стопку грязных тарелок.

– В Париж на Рождество?.. – смущённо забормотала она. – Ой, не знаю… А как же я Федю брошу, охранника нашего?.. Он в больнице, с вывихнутой челюсть, даже есть толком не может… У него никого здесь нет, приезжий… Бедный мальчик… Ну, нельзя же его бросить… Какой там Париж… Ой, извините, я наверное, не смогу…

Как не дождался Игорь Николаев

Телевизор я не смотрю. Совсем.

Нет, я не имею никакого отношения к религиозным сектам, где оная развлекуха находится под строжайшим запретом. Элементарно, Ватсон: во время бури упала антенна, а поднять это сооружение – целая проблема.

Ну да Бог с ней, с антенной. Зато благодаря не просмотренным телепрограммам столько времени освободилось! Даже не просто вагон времени, а целый состав, идущий в нужном направлении духовного развития. В том смысле, что появился досуг для чтения умных книг. А если принять к сведению, что в моем доме отсутствуют также компьютер, видеомагнитофон и просто магнитофон, плюс, вернее, минус радио… Да мои мозги обречены на интеллектуальный взрыв!

Однако тинэйджеры, с которыми я работаю, шокированы таким наплевательским отношением к священным для них источникам шума и шумихи. «А чайник у вас есть?» – с надеждой (может, дескать, не все так запущено?) спрашивают они. Чайник есть. Правда, на днях перегорел.

Так о чём это я? Ах да, чайник… тьфу ты, телевизор не смотрю. Но рекламный ролик о конкурсе сока «Добрый» с Игорем Николаевым – увидела! Мельком, зайдя к знакомым. А рекламу эту, говорят, все лето по нескольким программам крутили. Но вдруг вы, дорогой читатель, как и я, не относитесь к подавляющему большинству россиян? Вдруг у вас, не дай Бог, конечно, электроэнергию отключили за неуплату? Или вы, к примеру, все жаркие месяцы провалялись на горячем песочке на Канарах и потому не в курсе креативных изысков отечественной рекламы?

Поэтому пересказываю суть. Первое: купить десять литров сока «Добрый». Второе: выпить его (варианты: вылить в раковину или за шиворот доставшему вас человеку; угостить страдающего от сушняка бомжа; устроить маленькое эротическое шоу с взаимным обливанием). Третье: фрагменты освободившейся тары с указанием емкости поместить в конверт. Четвертое… И самое главное! Написать слова доброй песни. Положить в этот же конверт и послать на указанный абонентский ящик.

На самые талантливые стихи музыку напишет сам Игорь Николаев! Да-да! С чрезвычайно обаятельной улыбкой дельфин российской эстрады сказал с экрана: «Пишите. Я жду». Ах! Как приятно, когда такой интересный мужчина ждёт от тебя весточки. Быть может, у экс-супруга Наташи Королёвой обозначился некий кризис, не только в личной жизни, но и в творчестве? Вот и решил маэстро припасть к свежей струе народного творчества.

Вообще-то я не люблю попсу так же откровенно, как профессор Преображенский не любил пролетариат. Но Игорь Николаев в моем попсофобовом сознании, признаюсь, стоит почему-то особой статьей. Может быть потому, что свой обаятельный музыкальный попсовый ширпотреб творит он с эдакой завораживающей моцартианской небрежностью. А может потому, что довелось на одной вечеринке под песню Николаева танцевать с неким весьма меня интересующим кавалером. Как водится в жизни, важное прошло, а мелочь, мелодия, осталась, накрепко связанная с именем её автора.

Короче, шанс вот так, запросто стать соавтором самого Игоря Николаева выпадает раз в жизни. К слову, в конкурсе предполагались и другие призы. К примеру, караоке и даже сто тысяч рублей. Но меня такие мелочи не интересовали. Полюбить – так королеву. В смысле – короля. Короля, уж так и быть, попсы. (Пускай он и король попсы, но все-таки – король!)

Как говорят французы: чтобы сделать рагу из зайца, нужен как минимум заяц (воистину любая банальность прозвучит глубокомысленно, если приписать ее тому, чье имя ласкает ваш слух). Чтобы победить в конкурсе на лучший текст для песни, нужен как минимум этот самый текст. Вообще-то я стихов никогда не писала, если не считать легкомысленных рифмовок к капустникам на корпоративных вечеринках. Но тот, кто этим не занимался, пусть первый бросит в меня рифмой «поздравляю-желаю». Однако, положа руку на сердце (а стихи – на музыку) чем я хуже Ларисы Рубальской? Единственное – по-японски ни в зуб ногой. Но писать-то надо по-русски! Так что здесь мы равны. Хоть это окрыляет.

Итак, не будем рассуждать о вдохновении и озарении свыше. Ведь я не записной поэт, и муза мною не «прикормлена», чтобы являться по первому зову. Отнесёмся к стихотворчеству как к производственному процессу. На мой глубоко дилетантский взгляд, чтобы состояться как стихотворение, текст, кроме рифмованных строчек, разумеется, должен содержать либо достаточно свежую мысль, либо яркий, оригинальный образ. И пусть опровергнут меня профессионалы. (А профессионалы меня не опровергнут: делать им больше нечего за бесплатно-то).

Основательно порывшись в памяти, я извлекла из её недр пусть не ахти какую, зато стопроцентно собственного изготовления мысль. В глубине души я даже ею гордилась, но вот до сих пор не могла никуда пристроить. И вот, похоже, час бесприютного тезиса настал!

Идея, которой предстояло стать сутью будущего стихотворения, заключается в следующем. Чем громче кричат люди на площадях о своих страстях и пристрастиях, чем оглушительнее вопят в газетах о всяких революциях, перестройках, майданах – тем бесследнее растворяется вся эта гремучая смесь в сознании поколений next. И наоборот: чем сокровеннее чувства, чем меньше говорят о них вслух, тем стопроцентнее найдёт отклик в сердцах далеких потомков замешанная на этой сердечной склонности трогательная житейская история. А уж ТАЙНАЯ любовь – это вообще снайперское попадание в категорию хитов всех времен и народов! Вот скажите, кто из подростков искренне не вздыхал над печальной love storу средневековых тинэйджеров Ромео и Джульетты? Разве только те, кто родился до времени юных веронцев.

Итак, идея песенного текста была найдена. Оставались мелочи – упаковать ее в надлежащую форму. Для начала следовало сочинить то, без чего песня, как правило, не существует – рефрен. С этим я, неожиданно для себя, справилась довольно быстро. Если уж речь идёт о том, что главные в жизни слова мы произносим тихо, то ключевое слово – «шёпот». «Шёпот ветра, шёпот дождя, шёпот… сухих губ. Я люблю тебя… Я тебя сберегу». В начале жизни ребенок слышит слова любви от матери, в юности каждый говорит их любимому, взрослый человек говорит эти слова состарившимся родителям.