Полная версия
Мерцание зеркал старинных. Странная любовь
– Наташа, вот вечно ты, – недовольно буркнула она. – Не успела приехать, и тут же всё перебаламутила. Зачем ты вообще явилась в Москву, сидела бы в своей столице…
Улыбнувшись, я пожала плечиками:
– Меня отец прислал.
Заиграла музыка, звуки медленного гавота наполнили залу, и к нам вновь подошел Николай. Анечка затрепетала в ожидании приглашения. А Николай галантно поклонился и протянул руку мне.
– Наталья Дмитриевна, дорогая гостья, окажите честь танцевать со мной.
Я смущенно встала и вложила свою руку в его.
– С большим удовольствием, милый граф.
Глава 145. Пикантная ситуация
Мы закружились, меняя фигуры, легкость наполнила мою душу, смущение отступило, и я открыто взглянула в глаза Николаю:
– Вы прекрасно движетесь, я давно не танцевала с таким великолепным партнером.
Он ничего не ответил, лишь улыбнулся уголками губ. Мы сделали несколько туров по залу, прежде чем он заговорил.
– Вы удивительно хороши, очаровательная Наталья! Там, в Петербурге, вы ослепили меня своей красотой, я долго не мог забыть вас. Я видел вашего жениха… вы по-прежнему собираетесь замуж, милая барышня? Если мой вопрос не оскорбляет ваших чувств, не томите, ответьте. Мне так интересно, что случилось, почему отменили свадьбу в нашем дворце…
Мне было стыдно признаться ему во всём, я слегка покраснела, но вдруг кто-то словно подхлестнул меня: «Да что же я робею перед ним? Эта нагловатая улыбка… взгляд… Словно он видит меня насквозь… Да не бывать этому!» Я вскинула голову и ответила как можно беспечнее:
– А может, я передумала выходить за него замуж!
– Что так? – улыбнулся он.
Я не смогла быстро сообразить и подобрать слова, чтобы ответить что-то вразумительное и правдоподобное. А ответить нужно было обязательно. Николай неотрывно смотрел мне в глаза, и это волновало всё сильнее и сильнее.
– Ну, может быть, я полюблю кого-то другого… Вот прямо сейчас, на этом самом месте, – вдруг выпалила я.
Услышав такой ответ, Николай смешался, а меня позабавила его растерянность.
– Да-а-а… Я, оказывается, совсем не знал вас. Ох и дерзки же вы, барышня! И мысли ваши, и речи. – Я ничего не отвечала ему, лишь поглядывала краешком глаза. – Но вы знаете, мне нравятся и ваша дерзость, и ваши речи. И вы. Скажите, Наташа, что я могу для вас сделать?
– Что сделать… – я мечтательно подняла глазки и, чуть подумав, ответила: – Я еще не решила. Скажу вам позже.
Николай усмехнулся, но игра, которую я вела, ему явно нравилась.
– Ах, милая барышня, вы наша гостья. Любой ваш каприз будет исполнен.
Музыка смолкла, Николай чуть прищелкнул каблуками и галантно поклонился. Потом подвел меня к дивану, на котором я сидела прежде, и, откланявшись, исчез.
Дамы смотрели на меня как разъяренные тигрицы. И даже Варвара, которая тепло приветствовала меня и казалась кроткой овечкой, с неодобрением сдвинула брови. В этот момент она держала руку Анечки, и было понятно, что с ее губ только что слетали слова утешения. «Сестрица-то разозлилась на меня. Видно, я нарушила их планы».
Я не стала присаживаться, никто не изъявил желания завязать беседу, и мне стало скучно. Уверенным шагом я направилась к хозяину дома. Петр Борисович давал указания слугам. Дождавшись, когда он повернется ко мне, я извинилась и, сославшись на усталость, попросила позволения отправиться отдохнуть.
Граф отдал слугам распоряжение разместить меня в отдельном павильоне, где, как он выразился, я буду как дома. Тут же появился мажордом, и я последовала за ним. Мне показалось, что все с облегчением вздохнули, как только я удалилась. «Глупые коровы, – думала я, идя по коридорам. – Куда вам со мной тягаться? Испугались? Что графа вашего молодого украду? Да-а-а… он, конечно, хорош, и даже чем-то Федьку напоминает… глазами, что ли, темными… Статный такой, красивый! Что же я сразу-то не разглядела его как следует, еще в Петербурге… Но ничего, я до тебя, милый граф, еще доберусь. А сейчас – спать».
Меня проводили в отдельно стоящий дом недалеко от дворца, а там служанки распахнули передо мной двери комнаты на втором этаже, которая на эти дни была в моем распоряжении. Осмотревшись, я довольно улыбнулась: мне всё понравилось, хотя комната была совсем не похожа на мою. Не очень большая кровать с изголовьем, обтянутым узорчатым шелком, стояла в углу, а не посередине. Стены были затейливо обиты гобеленами, одна картина плавно переходила в другую. Пейзаж с красивой речкой и густым лесом выглядел настолько реалистичным, что, казалось, птичка, сидящая на ветке, вот-вот слетит с нее и закружится по комнате. Большое зеркало напротив окна отражало закат, и комната освещалась каким-то удивительно мягким светом.
Я открыла окно, и в него влетел прохладный ветерок; запахло лесом, рекой, комнату наполнил звонкий птичий гомон. Воздух был сухой и приятный, совсем не похожий на петербуржский, дышалось легко, и на душе было спокойно и радостно, словно я приехала… пусть не домой, но к очень близким людям.
Я закружилась по комнате, не удержалась на ногах и с размаху упала на кровать. «Эх, надо отдохнуть. Кажется, здесь со мной должны случиться удивительные вещи. Вся усадьба – как сказка волшебная, а в сказке что? Правильно: происходят чудеса». Так мне тогда казалось…
Нужно раздеться… В дверь постучалась служанка, но я отказалась от помощи, решив всё сделать сама. Сняв платье, я осталась в кружевной рубашке. Вынув шпильки из волос, распустила кудри по плечам и растрепала их. Подошла к зеркалу и начала строить рожи своему отражению. Это всегда веселило и забавляло меня. Мне казалось, что я еще маленькая девочка и, стоит мне захотеть, окажусь на гобелене, в лесу на берегу реки. Я беззаботно радовалась, играя с отражением.
В дверь опять постучали, и я подумала, что это та же навязчивая служанка.
– Все прочь! Ничего не надо. Всё прекрасно. Прочь, прочь, прочь.
Но в дверь продолжали настойчиво стучать. «Да что же это такое? – подумалось мне. – Кто смеет беспокоить барышню?!»
Я с негодованием распахнула дверь, чтобы высказать служанке всё, что о ней думаю. На пороге стоял Николай. Он держал в руках серебряный поднос, на котором стояли два бокала с розовым шампанским.
– Графиня, извините, что побеспокоил. Я искал вас в зале, да не нашел, вот и подумал принести чего-нибудь прохладительного.
Я совершенно растерялась, не зная, что ему ответить, а потом сообразила, что не одета, и начала стыдливо прикрываться.
– Не соблаговолите ли пару минут подождать, милый граф?
И, не дав ему вымолвить ни слова, захлопнула створку перед самым его носом так, что бокалы на подносе задрожали.
Прислонившись спиной к двери, я так громко дышала, что он услышал.
– Ну что вы, барышня, не стоит беспокоиться, – раздался его насмешливый голос. – Не дышите так громко: ваше сердце разорвется, а я этого не переживу.
Я удивилась перемене, которая произошла с Николаем: он больше не был так застенчив и робок, как в Петербурге. Накинув на плечи шаль, чтобы не оставаться в столь пикантном виде, я снова распахнула дверь.
– Проходите, коли пришли. Не ровен час кто увидит, тогда нашей репутации конец.
Он с усмешкой оглядел меня с ног до головы.
– Так-то вы печетесь о своей репутации…
– Вы меня смущаете!
– Я?! Вас?! А может, наоборот? Посмотрите, как алеют мои щеки.
Я не удержалась, ей Богу, не удержалась и спросила:
– От любви или от желания?
Он будто подавился ответом.
– Что-о-о-о?!
– От любви к шампанскому или от желания войти в мою комнату? – быстро проговорила я.
– Ну да-а-а, от желания войти, – он быстро закрыл за собой дверь.
– Право, я уже готовилась ко сну и никак не ожидала вас увидеть. Простите, что в столь неподобающем виде приглашаю вас войти.
– Ах, Натали, вы прекрасно выглядите, и эта шаль вам весьма к лицу. – Он едва заметно улыбнулся. – Попробуйте самое лучшее, что я смог найти в наших погребах. На это ушло немало времени.
Вместо того чтобы любезно поблагодарить его, я вдруг задала нелепейший вопрос, посчитав это самым подходящим выходом из щекотливой ситуации. Уж коли он не постеснялся впереться ко мне, что же я-то буду изображать из себя кисейную барышню?
– А где же бутылка? Или вы думаете, что я напьюсь одним бокалом, тем более таким тонким? Это вы своим кисейным москвичкам предложите, – я засмеялась. – Мне бы чарку побольше да бутылку подлиннее.
Он тоже улыбнулся.
– Как вы переменились, Наталья Дмитриевна…
– Вы тоже, Николай Петрович, – лукаво улыбнулась я.
Он присел на край кровати, поставил поднос на столик. Я подбежала, схватила и залпом осушила бокал. Качнув головой, он с интересом меня разглядывал.
– Шустра, ох, шустра… О чём же мы будем говорить, Наташа?
– Вы ведь зачем-то пришли, Николай? – я присела рядом. – Ах, какое вкусное шампанское! Я бы не отказалась выпить еще бокальчик этого благородного напитка.
– Чем больше я вас узнаю, тем паче вы меня удивляете, милая Наташа! – он мерно потягивал вино из своего бокала, вальяжно расположившись в кресле. – Расскажите мне, как вы живете? Как поживает ваш батюшка, как граф Орлов? О своем суженом поведайте: наверное, он какой-то особенный, раз вы собрались за него замуж? Не привелось нам поговорить с ним, да, если честно, и не хотелось… Ну не таите же ничего! Мне так интересно, право слово! Что нового в Петербурге? А то тут, в нашей Москве, скука смертная…
– А как же Анечка Белосельская? Она тоже заставляет вас скучать? Такая хорошенькая и нежная, как лебедь.
Николай улыбнулся и внимательно, с интересом посмотрел на меня.
– Увы, Наталья Дмитриевна. Скучны наши разговоры, робеет со мной Аннушка, и, сдается мне, у нее на меня особые планы…
– Никак влюблена без памяти?
– Пожалуй… – отпив еще шампанского, заулыбался Николай.
Хмель ударил мне в голову, и я вдруг, гордо подняв подбородок, выпалила:
– Ах, как глупо показывать мужчине свои чувства!
Николай удивленно глянул на меня, встал и медленно подошел поближе.
– Ах, Наталья, как вы дерзки! Не специально ли вы меня раззадориваете?
Я посмотрела на него с опаской, замотала головой:
– Нет-нет, что вы… Извините меня, пожалуйста. Я совершенно не хотела вас смутить.
– Хотя мы и не пили на брудершафт, я всё же предлагаю перейти на дружеское общение и обращаться друг к другу «на ты». Как вы на это смотрите, Наташа?
– Я не против, Николя.
– Так расскажи мне о своем суженом, Наташа, уж очень любопытно.
– Зачем вам, граф, о моем суженом знать? Не нужно это вовсе. Может, я еще и не пойду за него. Вдруг эта поездка так жизнь мою перевернет, что, когда вернусь домой, всё поменять захочу. А возможно, и за границу уеду…
– За границу? Это хорошо… А куда?
– Я страстно хочу во Францию. Я в совершенстве знаю язык и веду переписку на французском с одной очень высокопоставленной особой.
– Да? – уклончиво спросил он. – Ну, утро вечера мудренее, Наташа, спокойной тебе ночи.
– Как? Вы уже покидаете меня? – я по-прежнему обращалась к нему «на вы», не могла так сразу пренебречь условностями.
– Да, я и так слишком долго здесь задержался. Не стоило мне нарушать твой покой после столь долгой дороги и смущать даму своим присутствием… А то я не знаю, как с тобой себя вести.
Я закуталась в шаль, Николай явно намекал на мой излишне фривольный вид.
Глава 146. Шахматная партия
После этих слов он вышел. Отчего-то мне было очень обидно, я чувствовала себя набитой дурой! Мне стало так стыдно, что я неподобающе повела себя и не выпроводила его тотчас же… От стыда из глаз закапали слёзы. «Ну как? Как я могла так опрометчиво поступить? С чего я решила пренебречь всеми правилами и вляпаться в столь щекотливую ситуацию? Отчего я подумала, что он влюблен в меня? Да если бы даже и так, разве нужно было пускать его в комнату, находясь négligé? – недолго погоревав, я вытерла слёзы. – Нет, это неправильные мысли! Слезами горю не поможешь, нужно исправлять ситуацию! – разозлилась я. – Он так восхищался мною в Петербурге, а здесь словно насмехается… Почему в его отношении произошла столь разительная перемена? Почему он повел себя со мной так странно? Это дурацкое шампанское…»
Поглядев на себя в зеркало, я нашла, что прекрасна. И вдруг меня осенило: я знаю, знаю… он просто расставляет сети и заманивает меня в них. Слова подбирает, чтобы я покрепче увязла. Ах, милый граф, я вас недооценила. Ну что ж, Николенька, давай поиграем… И я усмехнулась своим мыслям. Мужчины столь высокого происхождения не так просты, тем более он намного старше и опытнее меня, как же я забыла об этом. Но знай, Николя, и я не так проста, как кажется. Мы еще посмотрим, кто кому поставит шах и мат, я играю в шахматы не хуже любого стратега! Пусть я и сделала один неверный ход, но партия еще в разгаре! Нет, этот Николай совсем другой, не то что мой Федька, и требует особого подхода.
Приняв ванну, я улеглась, и в голове моей созрел коварный хитроумный план…
– Анька, берегись, – прошептала я. – Ох, чую, не быть тебе его женой!
Зла я на нее не держала… но играть любила – и этими мыслями сладко уснула.
Проснувшись, я быстро вскочила с кровати, предвкушая прекрасный день и великолепную игру. Я еле сдерживалась, чтобы не начать бегать по комнате.
Осмотрев свои вещи, я выбрала самое закрытое, «пуританское» платье из тех, что взяла с собой в поездку. Ворот поднимался под самое горлышко, не показывая ни сантиметра моего тела. Тонкие перчатки прятали руки, поверх перчаток я не надела колец. Волосы собрала в чопорную гладкую прическу и тоже не стала украшать. Взяв веер, спустилась вниз.
Слуга проводил меня в особняк. В гостиной никого не было, кроме Анечки. Она сидела у камина и грела свои бледные худенькие ручки. Подойдя к ней, я поздоровалась и пожелала ей доброго утра.
– Как ты себя чувствуешь, Анечка, – сказала я очень учтиво, так, что от избытка сахара в голосе запершило в горле.
– Плохо, – с раздражением ответила Аня. – Отвратительно!
Я смотрела на нее, и мои брови ползли вверх от удивления. Куда делись степенность, мягкость, деликатность этой барышни? Ее тон был настолько резким, что даже мне стало не по себе.
– Почему ты так разговариваешь, словно с базара приехала, где тебе все ноги отдавили?
Она вздохнула, понимая, что с головой выдала себя, и уже спокойнее проговорила:
– Наташа, если ты мне подружка…
«Ха-ха, – улыбнулась я. Интересно день начался, что же дальше-то будет?»
– …Уезжай, пожалуйста! – вскрикнула она сквозь слёзы отчаяния. – Хочешь, золота дам. Что тебе нравится? Хочешь, ожерелье сниму? Кольца, браслеты – что угодно! Лошадей забирай, я знаю, ты в них души не чаешь. – Она воодушевилась, решив, что наконец-то придумала, что мне предложить. – Наташка, у меня от двух породистых, безумно дорогих орловцев жеребята народились. Серые, в яблоках, как ты любишь! Забирай обоих, и кобылу в придачу отдам!
Я смотрела на нее и отчего-то совсем не жалела эту девушку, которая от страха потерять жениха, по-моему, потеряла и разум.
– А ты чего так разволновалась, Аня?
– Наташа, ты ведь мне жизнь рушишь, сердце разбиваешь!
– А не ты ли мне вчера говорила, что не хочешь выходить за него?
– Ну, это я сболтнула… Не к лицу сразу признаваться. Воспитывались-то мы с тобою в одном месте, помнишь, как учили? Все барышни так говорят, все! По этикету положено. Или ты не помнишь?
– Всё я помню, не надо так волноваться. Не понимаю твоего беспокойства. Что случилось? Мне кажется, вы красивая пара, прекрасно друг другу подходите. И я совершенно не собираюсь вам мешать.
– Наташа, как ты не понимаешь, что своим появлением уже мешаешь?! Я здесь несколько дней, и до твоего приезда всё шло прекрасно. Не буду говорить кто, но мне сказали, что вечером он пошел к тебе. А сегодня не появился, как обычно, в гостиной, не поздоровался и не предложил мне кофия. Его нигде нет. Куда ты его спрятала?
– Да больно надо! Успокойся. Что ж ты думаешь, я его под юбкой укрываю? Барышня, имейте гордость, держите себя в руках! Или ты забыла самое главное правило нашей мадам? Высокородной барышне следует сохранять спокойствие, и пусть даже мир рушится, она должна улыбаться. Посмотри на меня: я не теряю хладнокровия. Я счастлива, я уверена в себе. Он мне не нужен, дорогуша, забирай его себе! Забирай!
– Кого забирай? Кто не нужен? – раздался знакомый голос за спиной.
Обернувшись, я увидела Николая. Ох, как же меня скрючило… мир всё-таки начал рушиться! «Что там нужно делать, когда рушатся стены? – пронеслось в моей голове. – Улыбаться? Вот и улыбайся теперь, идиотка, – и я обозвала себя последними словами».
Аннушка поудобнее устроилась на диване и с удовольствием принялась наблюдать, что же будет дальше. Как я, так высоко взлетев, начну стремительно падать. Увидев ее довольное лицо, я зло подумала: «Зря радуешься, где тебе со мною тягаться. Не надейся, я не доставлю тебе такого удовольствия».
Сделав неглубокий реверанс, я подала молодому графу руку для приветствия, и Николай, ничего еще толком не понявший, как воспитанный человек не замедлил ответить. Слегка касаясь руки, он поклонился в ответ и дотронулся губами до кончиков моих пальцев.
Стараясь придать своему голосу предельную беспечность, я томно произнесла:
– Ах, граф, право слово, не стану лукавить: мы говорили о вас. Я прошу вас, любезный граф, больше не посещать меня в столь поздний час и не стучать в мои двери. Ваша невеста буквально извела меня, вопрошая, зачем вы ко мне приходили. Как вы думаете, нравятся мне подобные объяснения? Вы меня смущаете, и моя репутация под угрозой…
Николай, видно, ожидал чего угодно, но только не того, что услышал. Он аж позеленел от такой наглости, попытался что-то сказать, но поперхнулся, и слова застряли у него в горле, а я как ни в чём не бывало продолжила, изображая на лице святую невинность.
– Я вас прошу, избавьте меня от подобных расспросов, – продолжила я наслаждаться возникшей ситуацией, которая сейчас работала на меня. – У вас замечательная невеста, она так любит вас, так печется о вас, что просто слезы умиления наворачиваются. Коли вы такая прекрасная пара, то я считаю своим долгом предостеречь вас от опрометчивых поступков. Да и я обручена… и моему жениху не понравится, если кто-то скажет ему, что молодой граф проник в комнату незамужней барышни, которая собирается под венец с другим. Пожалуйста, простите меня великодушно, но я вынуждена была вам это сказать, дабы сохранить и свою, и вашу безупречную репутацию.
– Это у меня-я-я-я? А-а-а… – он задохнулся, не смог вымолвить ничего вразумительного, и, лишь чуть отдышавшись, возопил, как раненый зверь. – Всё-о-о, более ни слова! От ваших речей у меня голова болит. Я, пожалуй, не буду завтракать с вами, попрошу, чтобы подали в покои.
У Николая был настолько обескураженный и растерянный вид, что я едва не расхохоталась, глядя на него, но мне было никак нельзя позволить себе это. Я сохраняла гордую невозмутимость, всем своим видом показывая, что меня здесь больше ничего не интересует. Развернувшись на каблучках, я двинулась к выходу.
– Ах ты… – от волнения он не знал, как меня назвать. – Да как ты посмела? – донеслось вслед.
Я медленно повернулась:
– Гра-а-аф, – я сделала драматическую паузу, – право слово, не к лицу вам подобные речи. Всего доброго, дамы и господа, – я сделала реверанс и удалилась, высоко подняв голову.
И это сработало! Граф был совершенно сбит с толку. И только зайдя в свою комнату и закрывшись на все замки, я смогла позволить себе побыть той самой чертовкой, которой родила меня мама.
– Мамочка! – восторженно восклицала я. – Как жаль, что ты не видишь моего триумфа! Мамочка…
Я стала тереть ладошки так, что они стали красными. Вскочив на кровать, весело запрыгала, как маленькая девочка, радостно восклицая:
– Как хорошо! Как хорошо! Какая я ум-м-м-ни-и-ца-а-а…
Расхохотавшись, я распласталась на кровати. Как же я была довольна собой! Немного поуспокоившись, я села и стала репетировать, как буду общаться с Николаем, когда он придет.
– Холодно – вот как я стану говорить с ним! И больше никакого растрепанного вида! Все должно быть очень достойно. Ведь я же приличная барышня? Да! Значит, и вести себя должна прилично!
Вволю натешившись, я привела себя в полный порядок и попросила принести кофию и чего-нибудь вкусного: от возбуждения у меня разыгрался аппетит.
– Ох, ну когда же? Мне, право, скучно… – томилась я, уплетая за обе щеки. – Он высокого рода, хорошо воспитан, а значит, обязательно должен прийти за объяснениями.
И Николай пришел… через два часа. Я думала, что это случится раньше, но не угадала. И стучал он в мои двери так, будто это не комната, в которой почивала высокородная барышня, а казарма, а он командир, пришедший вершить праведный суд, и ему непременно нужно вытащить наружу провинившегося солдафона.
– Открыва-а-ай, Наташка! – кричал Николай, барабаня в мою дверь. Вдруг я услышала, как он заорал на слуг, видно, посмевших высунуться: – Пошли во-о-он-н-н отсюда, щас всех поубиваю. – И вновь забарабанил в дверь. – Сию же секунду открой и объяснись со мной! Как ты посмела так меня опозорить? Ты знаешь, что сестрица влепила мне пощечину? Открывай!
– Кто там? – спросила я голосом невинной овечки.
– Кто та-а-ам?! – орал он. – Ты открой – и увидишь! Там тот, от которого ты нынче смерть примешь!
Я не открывала, очень ласково говоря с ним через дверь: игра продолжалась.
– Ой, граф, мне кажется, вы не в себе! Вам нужно остыть. Я не могу позволить вам войти в свои покои. Боюсь, вы всё тут разрушите, а здесь такая прекрасная комната. Ваши домашние, видимо, так старались, придавая ей столь изысканный вид.
– Наташка-а-а! Оставь этот бред! Пусть его слушает этот бедный недоносок, твой будущий муженек! Ох, как я ему сочувствую! Боже мой, – восклицал Николай, доведенный до крайности, – бедный мужчина, которому досталась столь необузданная особа! Открыва-а-ай!
Он стучал всё громче, и мне пришлось открыть. Он только занес руку, чтобы снова ударить, как она распахнулась… и его ладонь опустилась точно на мою грудь.
– Граф, – я приняла надменный вид, – что вы себе позволяете? Уберите руку! Фи-и-и…
На него словно вылили ушат холодной воды. Он отдернул руку и попросил прощения. Николя совершенно запутался и не знал, что сказать. Я стояла, сложив руки на груди, и смотрела на него в ожидании:
– С чем пожаловали, граф? Напоминаю вам, – назидательно сказала я, – что вы вновь стучитесь к незамужней барышне, которая собирается под венец.
– Да замолчи ты, несносная, оставь это! – наконец пришел он в себя. – Ты зачем такое со мной сделала?! Я тебе не нравлюсь?! Ты хочешь сделать мне больно?! Сорвать мои намерения жениться? Что?!
Я молчала, сохраняя спокойствие и делая вид, что внимательнейшим образом его слушаю.
– Где?! Где ответ на твои загадки? Где он лежит? Я схвачу его и убегу во-о-он!
– Ответ? Поищи. Ведь ты же умный. Вот и попробуй! А сейчас мне нужно переодеться, пожалуйста, удалитесь, граф!
Он дохнул мне в лицо горячим воздухом и, развернувшись на каблуках, вышел. О, как прекрасно от него пахло! Как великолепно он был одет, как статен и прекрасен в своем гневе! Я закрыла дверь и улыбалась, расхаживая по комнате. «Какая виртуозная игра! Как хорошо, что я сюда попала. Замечательно!» Я забыла все свои недуги, головные боли, даже Федька мне ни единого раза не снился. «Ах, следующая ночь – она вторая. Интересно, осмелится ли он? Как волнительно, дождаться бы… Сумерки, спускайтесь поскорее! Я жду развития событий!»
Глава 147. Усадьба Кусково
Через некоторое время в дверь робко постучали. Я чуть не подпрыгнула от радости, но услышала робкий голос служанки. Я смотрела на нее с надеждой: быть может, он послал за мной? Но я ошиблась: граф Петр Борисович приглашал гостью к обеду.
Я не замедлила явиться. За столом, кроме старого хозяина, никого не было.
– Наталья Дмитриевна, голубушка, составьте компанию старику. Я не понимаю, что происходит в доме, куда все разбежались? Вас и за завтраком не было… Может, вам не понравилось, и вы голодовку решили объявить?
– Дражайший Петр Борисович, я просто устала после долгой дороги, вот и не вышла к завтраку, но с удовольствием с вами отобедаю.
Граф улыбнулся и велел подавать закуски. Мы мило беседовали об отце, о петербуржских новостях… Мне совсем не скучно было с этим добродушным стариком, который даже к слугам своим обращался вежливо и учтиво.
– Наташенька… можно я вас так буду называть, по-отечески? – Я улыбнулась и кивнула. – Ну, коли нас никто более не удосужился посетить, разрешите предложить вам и далее составить мне компанию: ангажирую вас на прогулку по поместью. Я в ближайшие дни должен уехать по делам, так вот хочу со своей гостьей пройтись в охотку по окрестностям. Позволю себе заметить: здесь много интересного.