Дакия в огне. Часть первая. Лузий Квиет

Не знал Децебал, что переправившихся через Боспор Фракийский (пролив Боспор) послов его, римляне перехватили. Произошло это уже в Вифинии. Схваченные послы, под пытками во всём признались. Кстати, об этом Траяна известил никто иной, как легат провинции Вифинии.

Марк Ульпий Траян (к тому времени уже единолично правивший империей), хладнокровно набрасывал удавку на шею Децебала.

Котины и квады намеренно отдалялись от даков, так как им из имперской казны возобновили выплаты. И лишь только карпы вроде бы решили поддержать дакийского царя.

Но всё равно, на правобережье Истра продолжали в ускоренном темпе прокладываться новые дороги. Для двух флотилий, которые действовали на Истре и в водах Понта Эвксинского под имперскими красными флагами с чёрными орлами, прорыли даже судоходный канал.

С западных и восточных провинций стягивались непрерывно всё новые легионы и вспомогательные части.

Глава третья

И вот, весной 854 года от основания Рима, имперская армия, сопровождаемая флотом и усиленная наёмниками, составившими отдельные вексилии, набиравшиеся из маркоманов, квадов и… конечно же, и из язигов (которые к этому времени стали непримиримыми врагами Децебала), собралась в Верхней Мёзии.

Там был проведён смотр восьмидесятитысячной армии, отдыхавшей три дня у Виминация.

Марк Ульпий Траян остался доволен проведённым смотром, а затем… Две колонны (по сорок тысяч воинов в каждой) перешли через Истр. Одна во главе с самим принцепсом по составленной из судов переправе у Ледераты, а другая под командованием нового префекта Претория Мания Либерия Максима у Диерны.

Траян намечал, что эти колонны соединятся у Тибиска (ныне река Муреш), от берегов которого всего ничего до Тап, ключевой крепости, прикрывавшей самый удобный горный проход к Сармизегетусе.

Децебал предпринял отвлекающий манёвр.

Союзники даков, крупное фракийское племя гетов, неожиданно напали на провинцию Нижняя Мёзия. Гетам удалось сжечь Новиодум, Трёзмис, Диногецию, Дорастор и ещё с десяток крепостей и городков. Они так же разбили несколько отдельных номерных когорт и вексилий, но развить первоначальный успех им так и не удалось. Подошедшие на выручку к легату Нижней Мёзии войска вытеснили гетов за Истр.

У Тап, как и намечал Траян, две римских колонны встретились с основными силами даков.

***

В армии Децебала, помимо самих даков, сражались многочисленные перебежчики из империи. Из них формировались целые отряды.

Под Тапами с обеих сторон сошлось до двухсот тысяч воинов.

Сражение было упорным и необыкновенно кровопролитным. В некоторых римских легионах, до четверти воинов погибло. Траян принял непосредственное участие в этом сражении и по окончанию его распорядился разорвать на бинты даже собственный плащ и сменные одежды, что везли в обозе, и одежды преторианцев-телохранителей.

У легионеров не хватило сил преследовать отступавших даков.

Тапы пали. Траян праздновал триумф. Но опытный воин, после столь тяжёлой битвы, не решился идти на Сармизегетусу. Туда через некоторое время отправились послы.

В обмен на жизнь и сохранность царской диадемы, Децебалу предложено было срыть стены крепостей, сооружённых с помощью римских ремесленников, разорвать союзные отношения с соседями гетами, распустить большую часть армии и признать верховенство над собой империи.

Децебал отверг эти условия.

***

Упорный, привыкший всегда добиваться намеченного, принцепс-полководец предпринял второй штурм «Дакийской скалы».

Летом следующего года снова две крупных римских армии переправились через Истр и двинулись к горным проходам, открывавшим путь к Сармизегетусе. Траян попытался взять её в клещи.

Преодолевая всё возрастающее сопротивление (римлянам приходилось брать с боем не только замки, но и даже не защищённые деревни) колонна Мания Либерия Максима уподобилась змее. Скрежещущей, громыхающей железом, со смертельно опасным жалом. Эта змея должна была ужалить- оторвать от союза с Децебалом гетов.

И она ужалила. Манию Либерию Максиму удалось это сделать, так как он обезвредил гетов.

Ну а вторая колонна, вновь возглавляемая Траяном, продвигалась по земле Дакийского царства. Сколь не безгранична была храбрость даков, сколь не велика была жажда бороться до последней капли крови за свою свободу, дакийские крепости одна за другой переходили в руки римлян. Вернее, римлянам доставались лишь сожжённые, обуглившиеся развалины с трупами дакийских воинов.

И тут уже Децебал прислал к Траяну посольство. Принцепс не пожелал его выслушивать, а потребовал личной встречи с царём даков.

А тот по-прежнему ещё уповал на милость Замолксиса, ведь когда-то этот бог не раз проявлял эту самую милость к нему и ко всему царству даков. К тому же, Децебал всё ещё надеялся на Парфию. Но он не знал, что послы его были перехвачены римлянами, да и в самой Парфии начались очередные смуты. И причиной их стали в том числе и происки Рима.

Траян неумолимо приближался к Сармизегетусе. И теперь, учтя прежние битвы, он шёл с севера, где горные хребты были более пологи и доступны.

Вскоре римская армия овладела важнейшей дакийской крепостью Апул. С падением её царство даков фактически расчленялось на две части. И Децебал отрезался от всех северных племён.

В захваченном Апуле римляне нашли осадные машины, оружие и не выданные римские штандарты, включая серебряного орла V легиона Жаворонки (болезненное напоминание о неудачнике Корнелии Фуске).

У стен столь неприступной, столь вожделенной для римлян Сармизегетусы, обе римские колонны, и принцепса, и Мания Либерия Максима, встретили, наконец-то, остатки армии Децебала, те, что вырвались из окружений под Напокой, Апулой, Тапами и Буридавой. Против почти ста тысяч хорошо обученных и вооружённых римлян встало пятнадцать тысяч смертельно уставших даков. Завязалась последняя битва.

Дакам было ясно, что они обречены. И ничего их уже не спасёт. Но осознавая это, даки бились мужественно. Они не просили пощады!

После многочасовой битвы вся армия Децебала полегла под стенами его столицы.

Не склонный к проявлению своих чувств, принцепс Марк Ульпий Траян не мог не поразиться отвагой противостоявших ему даков, и потому пленённого и раненного Децебала он принял в личном шатре.

Децебалу оказали почести как доблестному воину и царю!

***

Так что же, получается Замолксис по какой-то причине был разгневан и отвернулся от Децебала?

На этот раз Децебалу пришлось принять условия римлян.

Все!

Отныне царь даков объявлялся другом Римского народа, государства и принцепса (признавал своё подчинённое положение). Децебал не имел права предоставлять убежища перебежчикам из империи, враги Траяна становились и его врагами. В важнейшие дакийские крепости вводились римские гарнизоны, стены Сармизегетусы срывались. Неподалеку от столицы даков, буквально на её виду, был устроен военный лагерь, в котором на постоянной основе разместили усиленный римский гарнизон.

По повелению принцепса, уроженец Сирии, инженер и главный архитектор Римской империи, Аполлодор Дамаскин, начал возводить через Истр каменный чудо-мост. Мост, который надёжно связал бы римские гарнизоны в Дакии с империей. Мост получил имя своего создателя Аполлодора.

Марк Ульпий Траян с триумфом вернулся в Рим. Сенат удостоил его титулом «Величайший Дакийский».

Dactcus Maxsumus

Так закончилась Вторая Дакийская война.

Ну и через некоторое время наступил черёд уже Третьей…

Глава четвёртая

Отряд префекта Лузия Квиета вытянулся в протяжённую цепь. Все всадники отливали на солнце серебром, так как были облачены в обычные для римлян стальные доспехи (называвшиеся лориками скваматами), а головы их защищали шлёмы с гребнями (эту разновидность шлёмов называли галликами). У каждого всадника имелся трёхдневный съестной запас в торбах, притороченных к конским крупам, и почти все были с копьями наперевес. Продвигались они по приграничной дороге.

Всадники шли по двое.

Впереди этого растянувшегося в длинную цепь отряда находился сам префект Лузий Квиет. А за ним, немного отстав, двигался старший декурион (десятник). Его звали Цельзием. Это был такой же, как и Квиет, темнокожий воин, только не негр, а гетул (гетулы являлись прямыми предками туарегов, нынешних кочевников пустыни).

Цельзий, как и многие воины алы, тоже был родом из провинции Мавретании Цезарейской, но только он был уроженцем города Тагисиса.

От долгой походной жизни лицо Цельзия стало обветренным, а от пристрастия к неразбавленному вину и от неумеренного его возлияния одутловатым, и всё к тому же покрылось глубокими морщинами, как у семидесятилетнего старца. За глаза воины прозвали старшего декуриона «Дедом» или «Стариком Цельзием». Пагубное пристрастие к вину не раз уже приводило Цельзия к не очень хорошим последствиям, но Лузий в последний момент его почему-то жалел, и только благодаря префекту гетула до сих пор с позором не выгнали со службы. Его даже не разжаловали в простого воина.

Сейчас старший декурион стеганул хлыстом коня и, нагнав префекта, спросил у него:

– Лу-узий, ну а как ты думаешь, к вечеру успеем добраться?

Лузий Квиет не ответил, так как по-прежнему был погружён в свои мысли и ему было не до пустых разговоров. Да и переживать ему не стоило. На участке от Кастры Мартиссы и до Виминация, на протяжении целых ста пятидесяти миль, где отроги Гема (ныне Балканские горы) встречаются с рекой, на стыке Верхней и Нижней Мёзии, рубежи империи защищались надёжно. Здешний правый берег Истра густо был усеян крепостями-кастеллами, так что казалось – находясь на башне одной, непременно добросишь копьё до башни другой. И в каждой кастелле (в каждой, без исключения) находились римские гарнизоны, состоявшие из одной-двух центурий.

Граница с даками уже который год считалась неспокойной, и потому охранялась как никакая другая. И даже на Парфянской сейчас находилось меньше легионов, конных вексилий и номерных когорт.

Так и не дождавшись ответа, Старина Цельзий не обиделся и задал ещё вопрос:

– А ты слышал, Лузий, про Дробеты?

– Ну, что? Что тебе ещё?! – очнулся от раздумий префект.

Цельзий не унимался:

– Говорят, что даки не просто напали на них, а использовали при этом по-варварски подлый приём…

– И какой же такой приём они использовали?

– Они напали ночью. Не-ет, даже скорее не ночью, а где-то под утро. На рассвете. И напали прямо на Мост, – вновь попытался разговорить префекта старший декурион.

– А хотя бы и днём это бы случилось, – наконец-то, отреагировал на высказывание назойливого гетула Квиет. – Да какая нам разница? Война есть война! Тут каждый поступает по своему усмотрению… Разве я не прав?

– Ну-у, да… ну, да… Но… но ведь даки напали без предупреждения, и при этом их было намного больше! Напала варваров тьма!

– Целая тьма?!

– Ну, конечно… Их было больше в десятки раз!

– Да хотя бы и в сто!

– А ещё им удалось сжечь три крепости, защищавшие Мост. Камня на камне от этих кастелл уже не осталось. А четвёртая – еле ещё держится. А также взяты ими и сами Дробеты…

– Они тоже уже взяты, говоришь?! – нахмурился Квиет.

– И они.

– Хм… слушай, а новость эту тебе кто сообщил? Сорока её на хвосте принесла?

– Не-е-ет… Гонец проговорился.

– Мда-а-а… А ещё он тебе о чём проговорился, а? Или ты всё это выдумал? Цельзий, у страха же глаза велики.

Гетул, не распознав иронии в словах префекта, или же сделав только вид, что ничего не понял, всё ещё не желал униматься. За этим разговором он надеялся хотя бы отчасти подавить охватившее его беспокойство от неопределённости и предчувствия, с чем им предстояло уже скоро столкнуться. Всё-таки у них была не обычная прогулка, и они направлялись не куда-нибудь, а в самое что ни на есть пекло. Туда, где уже вовсю даки схлестнулись с римлянами. Ну а эти самые даки, ещё те воины! Как утверждали сведущие люди, эти даки принимали свою смерть легко и со смехом, они так же были свирепы и в схватке никого не щадили. И это не раз доказывали в многочисленных битвах.

А ещё Старина Цельзий знал, что уже вся Дакия была усеяна останками так и не погребённых по-человечески римских легионеров. Дакия стала для них огромным кладбищем.

– Лузий, ну а ты ещё слышал? – продолжил гетул. – Божественный со свитой уже в Салоне. Прибыло туда множество кораблей. Больше трёхсот. И на них – войска! Четыре… Не-ет, пя… Да, да, пять… Нет, даже семь легионов. Точно, их семь! Они уже разгружаются в портах Салоны и Пулы, и вскоре направятся в сторону Дакийской границы.

– Цельзий, как же ты мне надоел! – не выдержал Лузий. – И что ты пристал?! Тебе не лень сплетни собирать, а потом этим мне досаждать…

– А что, по-твоему я не прав? – отреагировал декурион.

Квиет на это ничего не ответил. Складка на лбу у префекта проступила ещё отчётливее.

Откровенно говоря, Старина Цельзий префекту до того надоел, что казался сейчас уже хуже горькой редьки. «Вот же пристал!..» – зло подумал префект.

– Лу-у-узий, а…а-а-а…а ты знаешь?

– Ну-у, что?! Что ещё?! – Квиет всё больше раздражался. Цельзий стал сейчас уже совсем невыносим.

Увидев выражение на лице Квиета, декурион-гетул осёкся и сразу же напрягся. Он знал, что это выражение означало. В такие минуты Лузия лучше было не трогать и не выводить из себя.

Однако через некоторое время складка на лбу у Лузия разгладилась, и он уже в более спокойном тоне декуриону-гетулу ответил:

– Цельзий, ну всем же понятно, что будет скоро… Принцепс ничего не спустит дакам. И он настроен против них как никогда серьёзно. Даки нарвались. И с ними будет война. Но давай не будем это сейчас с тобой обсуждать. Ну сам же понимаешь, не нашего это ума дело. Что нам прикажут, то и будем выполнять! Мы оба с тобой – на службе!

– Да, да, я всё понял, я понял… – мотнул головой старший декурион-гетул и после этого он надолго притих.

***

Где-то двадцать семь, а может и все тридцать лет назад Лузий Квиет имел другое имя. Он до сих пор помнил, что в действительности звали его с рождения Мабуале.

Странное это было имя. И совершенно оно звучало не по-римски!

Сейчас высокий, отменно сложенный, с развитой мускулатурой натренированного атлета, стяжателя олимпийских венков, ещё не в годах (точно возраст свой он не знал), а также с блестящей и очень тёмной кожей, и с пышной копной курчавых волос, префект Лузий Квиет когда-то жил в племени, обитавшем далеко к югу от Великой Ливийской пустыни (которую местные племена называли Сахрой или Сахарой). Он жил у величаво нёсшей мутные жёлтые воды Ленивой реки (эту реку сейчас называют Нигер).

Отец Лузия-Мабуале был вождём. И у него от младшей, четвёртой жены, родился Лузий.

«Как же называлось их племя?.. Чиари? А-а-а… Ачиари? Нет, Чинг… Чиингириари?»

Лузий Квиет так и не мог вспомнить, как же родное ему племя называли.

Просто он тогда был ещё слишком мал.

***

Соплеменники Лузия ловили рыбу в реке. Это они делали на лодках и у берега. А ещё они собирали различные плоды с деревьев, и понемногу возделывали землю. А также охотились. Чаще на антилоп, коз, жирафов и мелких птиц. И ещё они ставили на зверей и птиц сети и ловушки.

Их племя постоянно окружали опасности. Оно враждовало со многими соседями. Особенно с теми, которые обитали за густыми чащами на противоположном берегу Ленивой реки.

И вот однажды эти воинственные и зло настроенные соседи, прикрыв лица устрашающими масками, глухой ночью напали со всех сторон на деревню Лузия-Мабуале и выкрали его. Ему тогда не исполнилось ещё и шести лет. Его не убили ради ритуальной жертвы, и не съели, как делали это с некоторыми захваченными детьми, а продали светлолицым купцам, привёзшим откуда-то с севера соль.

Купцам Лузий понравился, и те прихватили его с собой.

Три месяца они находились в пути.

Вначале на лодках они поднялись по Ленивой реке до тех мест, где заканчивались леса. Лузий впервые увидел саванну – бескрайнюю степь, изредка оживлявшуюся рощицами пальм и полнившуюся стадами слонов и антилоп, и стаями птиц. За саванной начинались бескрайние пески Великой пустыни. Люди, обитавшие в ней, называли её Сахарой.

По истечении третьего месяца караван подошёл к большому городу. Город этот был Ламбесом. Населяли его в основном светлокожие.

Там, на невольничьем рынке, и продали чёрного мальчугана, самого младшего сына вождя.

***

Будто испугавшись чего-то, дорога метнулась в сторону от реки. Резкий поворот (удивительный для славящихся безупречной прямотой римских дорог) и неожиданно взору двухсот всадников предстала Бонония…

Всадники ещё обогнули вершину, сглаженную как стол, выделявшуюся на фоне соседних лесистых сплошной скалистой проплешиной, и достигли мильного столба. От этого столба дорога разветвлялась.

Одна ветвь, пересекая речушку Тимак, устремлялась к Ад Аквасам и дальше – к Железным воротам (зажатому Дакийскими горами и Гемом узкому ущелью, через которое прорывался в привольно равнинную Мёзию Истр), а другая, короткая, совсем уж коротенькая, спешила к Бононии.

Полторы-две тысячи вышедших в отставку легионеров, с семьями и рабами, образовали вначале поселение-канабу при крепости, выбранной для пребывания командующего легиона II Скифского. Вскоре легион перевели в Дуростор, а поселение-канабу преобразовали, и она приобрела муниципальные права.

На десять-пятнадцать миль к югу и северу от Бононии земли очистили от леса, и теперь этот небольшой городок окружали сады, поля, засеянные злаками, в основном пшеницей, встречались и виноградники. Бононийцы из винограда давили вино, и как кельты и германцы из ячменя варили варварский хмельной напиток пиво. Их глиняные кувшины, большие амфоры для зерна и кубки использовали в хозяйстве не только жители долины Тимака, но широко расходились они и по всей остальной провинции, и даже встречались далеко к югу – в Македонии и Иллирии.

За стенами, выложенными из аккуратных плит песчаника, виднелись черепичные красные крыши домов, купола нескольких храмов, купол общественной бани-термы и небольшая (примерно на тысячу-тысячу двести зрителей) цирковая арена.

– Может свернём туда? – спросил вновь подъехавший к префекту старший декурион Дед.

– Не будем сворачивать! – бросил раздражённо в ответ Лузий

– Ну, там же можно на славу заморить червячка! О-о, там умеют готовить. Да и вино в Бононии неплохое. Я знаю там одну таверну, которая называется «У Лупианы Фенистуллы». Я их вино уже не раз попробовал, – заметил гетул, и при этих словах он закатил глаза, и непроизвольно и смачно причмокнул. – Особенно оно хорошее, если не тёплое и если по-варварски его не разбавлять водой!

– Я же сказал, что не будем сворачивать! Остановимся теперь только в Ад Аквасах! И об этом сообщи остальным, – ответил гетулу Лузий.

Квиет всем своим видом дал понять, что обсуждать это решение не намерен.

Сегодня гетул-декурион ему показался особенно назойливым. С ним они были знакомы давно. По времени почти столько же, как и с другими декурионами из его алы, с неграми Квартом и Шадаром. Но вот к этим своим давним друзьям, к двум, как и Лузий, здоровенным неграм, у префекта практически никогда не возникало претензий, ну а за то к Цельзию они были. Однако Лузий скрипел зубами, играл желваками, но мирился с выходками этого декуриона. Всё-таки ими уже столько пережито, и столько пройдено испытаний! И даже на службу в армию Рима они завербовались вместе. И потому Лузию приходилось все выходки Цельзия как-то сносить. Ну а у этого Цельзия язык в последнее время уж совсем развязался. И Цельзий чесал им неостановимо, как какая-та торговка с рынка. Ну не мог он долго держать его за зубами. И по мнению Лузия, это был его главный недостаток, помимо пристрастия к вину.

Не успел Лузий в сердцах строго отчитать надоедливого старшего декуриона, как раздался хруст от сломанной ветки и послышался вновь возглас. Уже откуда-то с боку, с обочины дороги:

– Я приветствую тебя префект! Будь здоров!

Квиет осадил коня, и оглянулся. У него невольно поднялась бровь, потому что он увидел, как к мильному столбу подошёл седовласый, жилистый, и по виду действительно старый римлянин. У этого незнакомца лицо выглядело пугающе-необычно. Оно было изуродовано несколькими шрамами. Одного глаза у него вообще не было, и прикрывала отсутствующий глаз широкая чёрная повязка. На ногах у незнакомца были легионерские калиги, подбитые гвоздями. Старик опирался на посох. За спиной у подошедшего был холщовый мешок. Видно незнакомец направлялся из близлежащего поместья в город.

Квиет несколько сурово обратился к одноглазому:

– И я приветствую тебя!

– Юпитер Вседержатель и Громовержец, а также и другие Олимпийцы пусть вам будут в помощь! – откликнулся незнакомец.

– И тебе того же желаю! – поддакнул незнакомцу префект. – Кто ты такой?

– Я?

– Да!

– Я – Авлет Орозий.

– Это ничего мне не говорит, – ответил старому римлянину Лузий.

– Я бывший центурион V легиона Жаворонки, – пояснил старик.

– А-а-а! Знаю-знаю. Того самого легиона, который полностью пал с Фуском, – Квиет не сдержался и усмехнулся. – Выходит не весь V Жаворонки пал?! Кое-кто из того легиона остался и в живых…

– Было дело, префект, – не смутившись, ответил одноглазый. – Но меня, за то, что я выжил, не стоит укорять!

– Почему же? Ты же, наверное, быстро бегаешь? И успел показать дакам спину? – возразил префект.

– Это не так! Никто из нас тогда не спасовал. Клянусь Юпитером!

– Ты именно так вот считаешь, Авлет?.. Хм-м…– и Лузий при этих словах вновь усмехнулся. – Ну, ну…Ты, разумеется, можешь и так утверждать…

– Префект, не подвергай мои слова сомнению! Всё было именно так! Клянусь не только Юпитером, но и Марсом! Мы бились до последнего! – возразил старик. – И ещё раз повторю: никто из наших тогда не дрогнул, и не проявил малодушие! Мы не показали спины! Мы бились отчаянно! Бились все! И мы не уронили чести V Жаворонки. А ведь этот легион был сформирован ещё самим Цезарем, который первое время содержал его на свои личные средства. У нашего легиона было славное имя. И славное прошлое. Он участвовал в завоевании Галлии, сражался в Африке и Германии, подавлял возмущение батавов в низовьях Рейна, и только в Дакийскую кампанию ему не повезло, префект. Потому что он попал в устроенную даками ловушку.

– Что, получается вы бились все до последнего? И никто из вас не сдался?

– Ни один из наших добровольно не сдался, префект.

– Ну а ты сам-то почему тогда выжил, центурион? Можешь объяснить, почему ты вот сейчас стоишь передо мной?

– Я выжил случайно. Потому что был ранен. И из-за этого на какое-то время я потерял сознание. Даки подобрали меня и не стали добивать, а решили сделать своим рабом. Ну а после их поражения они вынуждены были меня освободить, и теперь я живу здесь, у самой границы с ними.

– И как тебе было у даков в плену? – уже одноглазого старика спросил старший декурион-гетул, выглядывавший из-за спины Лузия.

– Жилось не сладко.

– А поподробнее можешь рассказать? – поинтересовался Дед.

– Мёдом, конечно же, меня они не потчевали, – ответил одноглазый старик. – Впрочем, у меня всё-таки был выбор. Да-да! Даки ведь предлагали мне свободу, если я приму их веру и стану таким же, как и они. Но я отказался. И скажу ещё так: даки хотя и суровы, однако же и справедливы. Без причины они меня не обижали, это надо признать.

– И сколько ты пробыл у даков в плену? – спросил Авлета Орозия Квиет.

– Почти семь лет.

– Ну, допустим. А вот скажи мне: ты видел царя даков Децебала?

– Да, видел. Как тебя сейчас! – ответил префекту одноглазый бывший центурион легиона V Жаворонки.

– Ну и каков он? – переспросил Квиет. – О нём много говорят. Земля о дакийском правителе полнится слухами… И не знаешь, где правда, а где ложь. Вот и расскажи…

Бывший центурион задумался и через какое-то время переспросил:

– Хочешь услышать моё мнение о дакийском царе, префект?

– Да, хочу.

– Хорошо. Тогда слушай! Децебал – действительно воин! И не простой воин, а великий! Он хотя и враг Риму, но это следует признать! Одно время я у него был в услужении. Я четыре раза пытался бежать из плена, но всякий раз меня ловили. И после четвёртой попытки мне подрезали сухожилия. И теперь я еле хожу. Однако после последней победы нынешнего принцепса, мне даки были вынуждены вернуть свободу.

– А расскажи ещё о Децебале? – не смог скрыть своего любопытства Квиет.

– Ну, что ж, могу и ещё кое-что о нём рассказать…Если у тебя есть время и ты не спешишь, префект…

– Я вообще то спешу, но тебя всё-таки готов выслушать, Орозий, – ответил Квиет. – Но только не тяни, давай, рассказывай. Ты же был с Децебалом получается близко знаком.

– Ну, ла-адно, слушай тогда, – и одноглазый старик, бывший центурион V легиона Жаворонки, усмехнулся, и от этой усмешки его изуродованное лицо вдруг окончательно перекосило, и оно стало ещё более неприятным, и даже каким-то не живым, а уже похожим на маску. – Вот скажи, префект, почему у даков на всех их знамёнах изображаются волчьи головы? Ты знаешь, почему?