Предначертание. Том I

– Вы здесь что, все свихнулись вконец? – рефлекторно заслонила Эйнара своим телом я, – какое изнасилование? Как вам вообще такое на ум пришло? Когда вы успели превратиться в мерзких, спесивых снобов, все на свете меряющих деньгами и квартирами? Вы презираете Эйнара, но он такой же человек, как и вы, с двумя ногами, с двумя руками… Однажды он достигнет всего, о чем пока может лишь мечтать, а я всегда буду с ним рядом. Если вы посмеете натравить на него полицию, я…

– Рина, не надо! – не обращая внимания на родителей, крепко обхватил мои трясущиеся плечи парень, – мы ничего не можем изменить, пока тебе нет восемнадцати. Но ты должна знать, что где бы я ни был, что бы со мной ни происходило, я люблю тебя, помни об этом, ты поняла меня? Рина, не молчи! Скажи, что ты меня поняла?

– Эйнар! – всхлипнула я и безвольно обмякла в его объятьях, будучи не в состоянии и дальше выносить эту адскую пытку, – забери меня отсюда, умоляю, я не смогу без тебя!

– Дядь Витя, теть Люда, зачем вы над ними издеваетесь? – подскочила с кресла едва не плачущая Симка, – посмотрите на Ринку, неужели вам ее не жалко?

– А мне и не нужна ничья жалость, – мрачно бросила я, – даже не надейтесь, что я откажусь от Эйнара, я дождусь его из армии и поеду за ним хоть в гарнизон, хоть на край света.

– Поживем –увидим, – ухмыльнулся в бороду отец, – сердце красавицы склонно к измене и перемене, как там в песне поется? Ромео, ты сам уйдешь, или мне тебя за шкирку в окно выкинуть?

– Меня зовут Эйнар Мартис, Виктор Геннадьевич, – заиграли желваки на скулах парня, – а всего через каких-то полтора года мою фамилию будет носить и ваша дочь.

– Это еще вилами на воде писано, Эйнар Мартис, а сейчас разреши мне проводить тебя к выходу, -подтолкнул парня отец, – давай, давай, не задерживайся, пока Люся тебе кошелек не подкинула.

– Эйнар! – пулей метнулась в коридор я, – я никому не позволю причинить тебе вред, они ничего тебе не сделают!

– Только если ты успокоишься и перестанешь тут театральный кружок устраивать, – красноречиво швырнул Эйнару тонкую, демисезонную куртку отец, – а ты не вздумай названивать моей дочери, доверие мое она сегодня потеряла, так что на мякине вы меня больше не проведете.

– Я был с вами честен, – уже в дверях воскликнул парень, – но вы мою честность не оценили, и это вас совсем не красит.

ГЛАВА XII

Эйнар ушел с гордо поднятой головой, несломленный и непобежденный, и я сумела отпустить его вопреки непреодолимому желанию рвануться вслед за ним вниз по лестнице, догнать в районе первого этажа и уйти навстречу неизвестности, безжалостно сжигая за собой мосты. Я знала, что мы оба поступили единственно правильным образом, и наше сегодняшнее самопожертвование обязательно окупится сторицей, но я не представляла, как прожить полтора года в черно-белом мире, населенном бездушными манекенами, столько лет подряд успешно притворявшимися моими любящими родителями. У меня было такое ощущение, словно я осталась одна против целой вселенной, и для того, чтобы выстоять под натиском общественного мнения, мне придется вытравливать остатки подростковой наивности и прямо с этого момента резко повзрослеть. Эйнар назвал меня своей невестой, он четко обозначил свои дальнейшие планы относительно нашего совместного будущего, и я не могла обмануть его доверия – фактически на меня возлагалась миссия хранителя нашей любви, и врученный мне факел никогда не должен был погаснуть. Нас разделяла вечность, но как бы не удивительно это звучало, мы с Эйнаром стали многократно ближе, мы будто проросли друг в друга, сплелись ветвями и превратились в единый организм с одним сердцем на двоих. Мне еще не доводилось испытывать такие сильные чувства, и я была сметена обрушившимся на меня эмоциональным шквалом, электрический ток всеобъемлющей любви стремительно бежал по проводам оголенных нервов, а мои дрожащие губы шептали нерушимую клятву верности, которую я непременно собиралась сдержать.

– Рина, иди домой! – осторожно прикоснулся к моему плечу отец, – хватит стоять на сквозняке, простынешь.

– Оставь меня в покое! – судорожно дернулась я, и едва не сползла по стенке от внезапного приступа головокружения. В глазах потемнело, к горлу подкатил тошнотворный комок, а затылок пронзила острая, стреляющая боль. Я сжала разламывающиеся виски ладонями, сглотнула скопившуюся во рту слюну и попыталась глубоко вдохнуть, но все тело будто налилось свинцовой тяжестью и категорически отказалось повиноваться поступающим из мозга сигналам. Подъездные стены плыли в зыбком мареве, а плафон на потолке распространял ослепительно белый свет, проникающий под своды черепа и выжигающий беззащитный разум. Я летела сквозь мутную пелену, окутывающую мое сознание плотным коконом, но в конце тоннеля меня ждал лишь кромешный мрак, и я камнем рухнула в пропасть, на дне которой влачила свои темные воды река забвения.

Я пришла в себе уже в своей комнате: вокруг меня суетились родители, а на заднем фоне хаотично металась рыжим метеором Симка. Я с трудом разлепила непослушные веки, окинула безразличным взглядом знакомую обстановку и к вящему ужасу подбежавшей ко мне со стаканом воды мамы снова закрыла глаза. Но погрузиться в спасительное полузабытье мне, увы, больше не удалось. Вскоре выяснилось, что напуганные родители вызвали неотложку, и по мою душу экстренно прибыла врачебная бригада. Желания сотрудничать с медиками и отвечать на вопросы я принципиально не пожелала и в итоге мстительно наблюдала, как мама отдувается в одиночку. После укола меня заметно клонило ко сну, и обрывки разговоров доносились до меня будто издалека.

– Да вы не переживайте, – успокаивала родителей немолодая женщина-фельдшер, – с вашей девочкой всё хорошо, переволновалась просто. Я ей легкое снотворное поставила, утро вечера мудренее, выспится, отдохнет, а там и шекспировские страсти поутихнут… А что вы хотели, первая любовь – штука жестокая, кажется, что жизнь кончена, никто тебя не понимает, везде одни враги, только и мечтающие вас разлучить. Поневоле тут в обморок хлопнешься, сами посудите! А вообще вы с ней поаккуратнее себя ведите, метод и кнута и пряника используйте, иначе мало того, что отношения с ребенком испортите, так еще и она сдури может что-нибудь с собой вытворить. Недавно вот вызов был, пятнадцать лет девчонка, значит… Семья небогатая, мама ее одна воспитывает, денег мало, а этой пигалице приспичило на концерт к своему кумиру попасть – хоть в лепешку расшибись, но вынь ей билет да положь. Мать ей, конечно, ни копейки не дала, так эта красавица в ванне вены вскрыла и кровью на стене имя того певца накалякала, как вам это нравится? Повезло, что порезы нанесла поверхностные, обошлось без последствий, но мы по инструкции все равно психиатра в известность поставили. Вам такое счастье надо? Любовь пройдет, дочка вырастет, а данные из базы психдиспансера никуда не денутся. Так что, дорогие мама с папой, я вам по опыту советую, не доводите до греха. Подростки сначала делают, а затем думают, психика у них так устроена. Отвлекайте ее, займите чем-то интересным, учебой загрузите, но пилить беспрестанно не нужно, если противоположного эффекта добиться не хотите. Ей сейчас бы новых друзей завести, в спортивную секцию записаться или в кружок по интересам, главное, чтобы времени на копание в себе поменьше стало.

– Рина нас ненавидит, – доверительно поделилась с фельдшером мама, – вы бы видели, как она смотрела на отца, когда он вытолкал взашей ее кавалера, я думала, дырку на нем взглядом прожжет.

– Естественно, ненавидит, – согласилась женщина, – она считает, вы ей судьбу искалечили, любить за такое, что ли? Надо на компромиссы идти, например, скажите ей так: мол, доча, погорячились мы вчера, ты уж прости, но мы же не со зла… Если вы так этому мальчику не доверяете, ваше право запретить им встречаться, на то вы и родители, в конце концов, но сплеча рубить тоже не стоит, деликатность нужна. Пусть ждет его из армии, жалко вам что ли? Есть такая мудрая пословица – «с глаз долой, из сердца вон». Думаете, она полтора года так и будет убиваться? Любовь постепенно сойдет на нет, но упаси вас бог, говорить потом «ну, мы так и знали»! Относитесь к ее чувствам серьезно, не насмехайтесь, скажите, дождешься, там и решим, что делать.

– Спасибо вам, доктор, – искренне поблагодарила фельдшера мама, – первый раз с Риной такое… Обычно, поревет пару дней и всё, а тут совсем голову потеряла. Был бы парень приличный, пускай бы дружили на здоровье, я только за, но этот… Мать, прости господи, шалава, отчим – алкаш, живут в какой-то халупе возле кладбища.

– В «Живых и мертвых»? – уточнила врач, – да, народ там веселый, что не вызов, то отравление суррогатной водкой, то передоз, то ножевое…А фамилию знаете? Может, наши постоянные клиенты?

– Мартис его фамилия, – сообщила мама, – слышали о таких?

– Не припоминаю, – разочаровала маму фельдшер, – фамилия редкая, такие обычно в памяти машинально откладываются…

– Ну, нет так нет, – огорчилась мама, – а я надеялась, что вы нам что-нибудь про семью этого Эйнара расскажете…

– Эйнар? –переспросила врач, – красивый такой паренек, как с картинки – светленький, глаза зеленые, волосы золотые? Он?

– По описанию подходит, да, Люсь? – вступил в беседу отец, – вспомнили, все-таки? Мать у него беременная…

– Так это, получается, Грищенко сын, – осенило фельдшера, и, несмотря на то, что меня почти сморил липкий, обволакивающий сон, и я неумолимо теряла нить разговора, я изо всех сил напрягла слух, – на Пятой линии они живут, это прямо у самых могил. Когда хоронить негде стало, смотрители начали землю продавать, так кладбище до жилой зоны и разрослось. Люди готовы огромные суммы платить, только бы не за городом могила была. Их, с одной стороны, тоже понять можно, говорят, на новом кладбище и скотина пасется, и свиньи роются, там же крестьянское хозяйство поблизости… Так вот дома на этой Пятой линии, где Грищенко живут, стоят в двух шагах от свежих захоронений, там буквально из подъезда выходишь и в кресты упираешься. Бывает, приедешь на вызов, а среди надгробий местная алкашня сидит… По мне, так лучше пускай коровы ходят, корова хотя бы оградку на металлолом не сдаст. Вы про Грищенко спрашивали… Приезжала я к ним, один раз мужика в токсикологию возили, а последнее время жена его с вызовами зачастила. Лет ей уже за сорок, беременность тяжелая, здоровье тоже не то, что раньше, сами понимаете… А мне сразу показалось, что Эйнар ее мужу не родной, не зря у них фамилии разные. Грищенко-то этого, по-моему, кроме бутылки и не волнует ничего, а Эйнар за мать беспокоится, каждый раз меня спрашивает, может, ей витамины какие нужны или что. Дома более или менее чисто у них, но нищета жуткая, это с порога в глаза бросается, ну и перегарищем за версту несет. На что живут, не ясно, как не приедешь, Грищенко либо пьяный, либо с похмелья, а вот Эйнара я, честно сказать, никогда под градусом не видела. Может, он один у них и работает, хотя он вроде в этом году только школу заканчивает, если я не ошибаюсь.

– Слышал, Вить, какая семейка? – торжествующе обратилась к отцу мама, воспринявшая озвученную фельдшером информацию исключительно в негативном ключе, притом, что даже сквозь неумолимо одолевающий меня сон, я чувствовала в словах медика определенную симпатию к парню, – не зря мы этого Эйнара поганой метлой выгнали! Спасибо вам, доктор, мы еще раз убедились, в какую грязь наша Рина едва не вляпалась.

– Справедливости ради, я про Эйнара ничего плохого сказать не могу, – не стала кривить душой фельдшер, – надеюсь, у него еще все в жизни сложится.

– А мы разве против? – отозвалась мама, – я ему желаю всего наилучшего, но без Рины, правда, Витя?

– Нечего Рине в «Живых и мертвых» делать, – поддержал отец, – верно говорят, коготок увяз, всей птичке пропасть. Один раз дадим слабину, потом Рина ни столицы, ни института не увидит…

– Вы – родители, вам решать, – дипломатично заняла нейтральную позицию врач, – тем не менее постарайтесь быть с дочерью поласковее, угрозами вы ее только еще больше раззадорите, и она из духа противоречия начнет коленца выкидывать. Понемногу она сама поостынет, но лучше если это произойдет без излишнего давления.

– Сима, ты бы шла домой, время позднее, – закрыв за фельдшером дверь, мама вернулась в мою комнату, заботливо подоткнула мне одеяло и устало опустилась на стул. Веки у меня к этому времени отяжелели настолько, что я могла лишь слышать разрозненные отголоски, а спутанные мысли мешали мне адекватно оценивать происходящее, – Рина теперь до утра проспит, а тебя родители заждались. Дядя Витя тебя проводит…

– Да я и сама дойду, тут же близко, – проявила самостоятельность Симка, но мама приведенными аргументами совершенно не впечатлилась.

– Никаких сама, ночь на дворе, – безапелляционным тоном распорядилась она, – завтра Рина скорее всего в школу не пойдет, скажешь учителям, что она приболела, ладно?

– Хорошо, скажу, – пообещала Симка и шепотом спросила, – теть Люда, пожалуйста, не сдавайте меня родителям, а?

– Ишь ты, как захотела! – хмыкнула мама, – ну уж нет, если я промолчу, ты неровен час вместо Рины начнешь к Эйнару бегать и любовные записки передавать. Сима, ты на моих глазах росла, и ты мне как дочь, я за тебя не меньше, чем за Рину беспокоюсь, поэтому с мамой твоей я сегодня же созвонюсь и подробно опишу ей всю ситуацию, чтобы тоже меры принимала.

–Ну, теть Люда! -умоляюще заныла Симка, – я вам честное слово даю, что больше никого обманывать не буду!

– Свежо предание… – грустно усмехнулась мама, – даже не рассчитывай, что я тебе поверю. Один раз уже поверила, так мне это доверие боком вылезло. Иди, Сима, одевайся!

– Вы только Ринку сильно не ругайте, – на прощание попросила моя подруга, – думаете, легко, так просто взять и разлюбить?

– Да никто ее ругать не собирается, – вздохнула мама, -кто же знал, что всё так обернется? Скорее бы уже этот Эйнар в армию ушел, а то еще два месяца, как на иголках, жить… А ты, Сима, лучше бы тоже на Рину повлияла, чем выходки ее покрывать!

– Будто она меня слушать станет, когда у нее такая любовь, – скептически фыркнула Симка, – извините, теть Люда, но тут я пас. У меня до сих пор перед глазами стоит, как Эйнар ей предложение делал, разве можно такое забыть?

– А ты попробуй, – отрезала мама, – и чтобы с сегодняшнего дня я даже имени этого парня не слышала. Поиграли в «Ромео и Джульетту» и хватит, а вас с Риной я завтра на настоящие курсы английского запишу, чтобы на приключения не тянуло.

ГЛАВА XIII

Удушливая волна депрессии накатила на меня девятым валом, и последующие полторы недели я не ощущала в себе сил даже для того, чтобы элементарно подняться с постели. Целыми днями напролет я апатично созерцала потолок, практически не реагируя на активные старания родителей привести меня в чувство. Мама отобрала у меня мобильный телефон, и я полностью лишилась связи с Эйнаром, отныне не имея возможности написать ему короткое сообщение с клятвой в любви и верности. В моей опустошенной душе воцарился звенящий вакуум, интерес к событиям окружающего мира безнадежно угас, а витающая в воздухе аура мрачной безысходности лишь усугубляла мое состояние. Я почти ничего не ела и вскорости отощала до костей, а мое заметно осунувшееся лицо приобрело нездоровую бледность. С родителями я общалась преимущественно жестами, и сколько бы отец не пытался меня разговорить, я всякий раз молча отворачивалась к стенке и снова погружалась в мысли об Эйнаре. Вечером прибегала с работы мама, и вокруг меня начинались бесконечные «танцы с бубнами» – мне поочередно предлагались дефицитные в это время года фрукты, нежно любимые когда-то шоколадные десерты и прочие недешевые деликатесы, но я неизменно отталкивала мамину руку, а однажды и вовсе в ярости зашвырнула уставленный вкусностями разнос через всю комнату. Без Эйнара все казалось чужим и ненастоящим, я словно дрейфовала в безвоздушном пространстве, где меня со всех сторон обступала гнетущая непроницаемая тьма, таящая в себе жуткие порождения воспаленного рассудка. Абсолютное безразличие постепенно приобрело хронический характер: утром я вставала, на автопилоте шла в ванную, механически умывалась, чистила зубы и вновь ложилась в кровать. После обеда ко мне приходила Симка и взахлеб пересказывала школьные новости, но мой разум воспринимал поступающую информацию лишь в качестве череды бессвязных фрагментов, и я упорно не могла сосредоточиться на конкретных фактах. Просить подругу о помощи я больше не осмеливалась: Симке и так изрядно досталось за участие в наших недавних похождениях, да контролировали ее сейчас ненамного меньше моего. Я могла только догадываться, согласилась бы Симка вновь рискнуть ради нас с Эйнаром, но совесть не позволяла меня втягивать подругу в еще одну опасную историю. Телевизор и интернет меня также не спасали – я бессмысленным взглядом пялилась в экран, отрешенно щелкала мышкой, а перед глазами по-прежнему стоял образ преклонившего одно колено Эйнара, за отсутствием помолвочного кольца вручающего мне свое сердце.

Пусть и не сразу, но всё-таки меня отпустило. Минуло десять однообразных дней, и я медленно, но верно начала оживать. Я заставила себя возвратиться в реальность, дабы исполнить данное Эйнару обещание, но что-то во мне как будто надломилось – наверное, это и наступило то самое пресловутое взросление, о котором без устали твердили светила подростковой психологии. Розовые пони и радужные тона остались в прошлом, мой новый мир был насквозь пропитан вопиющей несправедливостью, социальным неравенством и жестоким насилием над личностью, в нем больше не было места иллюзиями и мечтам. С этого момента от меня требовались лишь несгибаемая твердость, хладнокровный цинизм и готовность мужественно противостоять внешним невзгодам. Я снова посещала школу, наверстывала пропущенный из-за «болезни» материал, зарабатывала хорошие оценки, но отношения в семье у меня так и не наладились. Друзей я одного за другим растеряла после того, как у меня радикально поменялся круг интересов, странички в соцсетях предпочла удалить, и кроме Симки мне было совершенно не с кем поговорить. С мамой мы по известным причинам с недавних пор находились по разные стороны баррикад, и, хотя я очень скучала по нашим прежним беседам на любые темы, первой идти на примирение все равно не собиралась. Отец отправился в новый рейс, и я впервые за всю жизнь нарушила традицию и не вышла проводить его в дальнюю дорогу. До глубины задетая моим поступком мама предсказуемо устроила мне выволочку, но я только вяло отмахнулась и поспешно скрылась за дверью своей комнаты. Я искренне полагала, что имею право поступать подобным образом: родители добились своего, и мы с Эйнаром не виделись уже вторую неделю, но ждать от меня горячих проявлений любви и заботы – это уже откровенный перебор. Холодная война стремительно набирала обороты, я хранила олимпийское спокойствие и с невозмутимым видом проходила мимо мамы, словно мы с ней не более, чем просто делили жилплощадь. Со стороны это выглядело чуть ли не плевком в душу, и на мамино лицо все чаще опускалась черная тень, но нанесенная мне рана была слишком свежа, чтобы задумываться о моральном аспекте своего вызывающего поведения.

Ненависть к родителям значительно поутихла, но я всё также была невероятно далека от прощения. Когда отец с мамой буквально выставили Эйнара за порог, я ужасом увидела в них неведомые ранее черты, у меня не укладывалось в голове, что родители так отвратительно обошлись с парнем только из-за его текущего места жительства. Я не понимала, как можно сравнивать моего Эйнара с маргинальным населением «Живых и мертвых», и почему это так важно не допустить наших встреч на протяжении несчастных двух месяцев, оставшихся до армии. Даже вспыхнувший на набережной конфликт с участием подвыпивших гопников казался мне совершенно логичным в свете господствующих в криминальном районе нравов, и если у Эйнара получилось убедить меня в целесообразности временного сокращения количества свиданий, то позиция родителей не поддавалась рациональному объяснению, как бы я не старалась войти в их положение. Навешав на парня ярлыки, они упускали главное – невзирая на свое происхождение, он был гораздо честнее, порядочнее и благороднее всех моих предыдущих ухажеров, но маму намертво заклинило на его семье, а отца насторожила проблема с внятными перспективами нашего совместного будущего. Я ни на мгновение не сомневалась, что Эйнар сделает блестящую карьеру в избранной области, и, если уж на то пошло, я была стопроцентно уверена, что мы будем счастливы даже в отдаленном гарнизоне, однако, мне явно не стоило рассчитывать на родительскую поддержку.

Встреч с Эйнаром мне не хватало до физической боли, и отчасти я винила в нашей вынужденной разлуке себя. Тогда, в кафетерии, мне не стоило кидаться в панику в ответ на просьбу парня сделать небольшой перерыв – сейчас, по прошествии определенного времени я в полной мере сознавала, какие мотивы двигали Эйнаром в тот день, и насколько сильно волновала его потенциальная угроза моей безопасности. Парень отправился ко мне домой с единственным намерением доказать мне свою любовь, убедить меня в серьезности настроя и развеять мои смехотворные подозрения, я спровоцировала его на это отчаянный шаг и теперь сполна пожинала горькие плоды своей глупой истерики. Эйнар не выдержал моих слез, он сорвался с места и помчался делать мне предложение, только бы я не чувствовала себя обманутой, но в результате он пал жертвой предрассудков, преодолеть которые моим вроде бы достаточно прогрессивным родителям, к сожалению, так и не удалось. Мое сердце изнывало от тоски по нашим прогулкам, я засыпала и просыпалась с именем Эйнара на губах, и даже учебная нагрузка в школе и дополнительные занятия английским языком не помогали мне отвлечься. Я изнемогала от желания послать парню весточку, а иногда мне становилось до такой степени плохо, что я хотела прямо с утра поехать в «Живые и мертвые» и перехватить его на пороге печально знаменитой 12-й школы. Меня не пугали ни агрессивные молодчики, ни наркоманские сборища, ни кладбищенские кресты: сдерживал меня только страх за Эйнара, внушенный мне родителями. Как сам парень пытался оградить меня от неприятностей, так и я прекрасно помнила, что мама обещала упечь его в колонию, если кто-либо из нас посмеет нарушить установленную дистанцию.

Вечерами я в основном сидела дома. На языковые курсы мы Симкой ходили в ту же школу, где и получали образование, на посиделки с одноклассниками мама отпускала меня крайне неохотно, да и я больше не получала удовольствия ни от походов в кино, ни от шумных вечеринок – в итоге меня почти перестали куда-то приглашать, а я не особо по этому поводу расстраивалась. Однако, маме совсем не нравилось, что я превратилась в унылую затворницу, и она непрерывно искала способы вытащить меня из раковины, а ее главными союзниками в этой нелегкой миссии стали давние друзья семьи: Симкины родители и близкая мамина подруга тетя Лена Маркелова. Похоже, мама решила, что клин необходимо вышибать исключительно клином и развернула мощную кампанию по моему сближению с Игорем Маркеловым. Мне крупно повезло, что Гарик, как называла Игоря Симка, был далеко не идиотом и отлично понимал истинные причины происходящего, хотя мама с тетей Леной всячески маскировали свой замысел под обоюдные визиты вежливости.

– Я сказала Лене, что ты приболела, – в один прекрасный день сообщила мне мама и ничтоже сумняшеся добавила, – а Игорек сразу же выразил желание тебя навестить. Будет некрасиво, если я ему откажу, и перед Леной неудобно…

– Какая мне разница, пусть приходит, кто хочет, – на моем лице, вероятно, отражалась высшая степень презрения к этой мышиной возне, и, хотя мама ожидала от меня категорического отпора, демонстративное равнодушие ее явно не обрадовало.

– Я попрошу тебя вести себя прилично, – на всякий случай подстраховалась мама, – Маркеловы думают, у тебя грипп, я не стала выносить сор из избы.

– Мне все равно, -повторила я, – но не рассчитывай, что я буду безостановочно одаривать твоего Игоря улыбками. Чем скорее он сообразит, что развлекать я его не планирую, тем быстрее оставит затею ко мне наведываться.

– Это вы уже сами между собой разбирайтесь, – на удивление миролюбиво произнесла мама, и я интуитивно почуяла подвох, – только фруктами в него бросаться не надо, парень от чистого сердца о тебе беспокоится.

– Да мне плевать, – красноречиво скривилась я, – будто я не вижу, откуда тут ноги растут. Ты мне этого Игоря уже лет пять навязываешь, самой-то не надоело?

– Никого я тебе не навязываю, – судя по всему, мама была безмерно счастлива, что я наконец-то вступила с ней в диалог, и раз за разом спускала мою грубость на тормоза, -но без друзей ведь тоже жить нельзя…А у Маркеловых родственники в столице, всяко пригодятся, когда поступать поедешь. И квартиру нормальную снять помогут, и дельный совет, если надо, дадут.