Русское тысячелетие

Охлаждение между супругами наступило быстро. После того как в 1089 стало ясно, что планам Генриха IV по вовлечению Киева в продолжавшуюся борьбу с папским престолом не суждено сбыться, император начал вымещать свою злобу на жене. Их отношения стремительно принимали скандальные формы. Вот что сообщают под 1093 годом «Анналы пастыря св. Дисибода» (источник 40-х годов XII века, отразивший не дошедший в самостоятельном виде источник, описывающий историю разрыва между Генрихом и Евпраксией):

«Конрад, сын императора Генриха (от первого брака. – С. Ц.) восстал против своего отца по следующей причине. Король Генрих возненавидел королеву Адельхайду, свою жену, да так, что ненависть была ещё сильнее, чем страсть, с какой он её прежде любил. Он подверг её заключению и с его позволения многие совершали над ней насилия. Как говорят, он впал в такое безумие, что даже упомянутого своего сына убеждал войти к ней. Так как тот отказался осквернить ложе отца, король, уговаривая его, принялся утверждать, будто он не его сын, а одного чужака, швабского герцога, на которого названный Конрад был чрезвычайно похож лицом. Королева же, после множества неслыханных оскорблений, нанесённых ей без вины, каким-то образом по милости Божией освободившись бегством из заключения, в котором находилась, прибыла к могущественнейшей в то время госпоже по имени Матильда (герцогине Тосканской, одной из наиболее решительных сторонниц папы. – С. Ц.). Приняв королеву, она сопроводила её к досточтимому мужу Урбану, занимавшему [тогда] апостольский престол (папе Урбану II, 1088—1099. – С. Ц.). Припав к его ногам, обливаясь слезами, в сердечном сокрушении она жаловалась о всех бедах и несчастиях, которые перенесла. Господин же папа, узнав о бедствиях королевы, движимый милосердием и состраданием, собрал всеобщий собор, который снова (Генрих уже подвергался однажды отлучению при Григории VII. – С. Ц.) отлучил короля Генриха от церкви за недопустимые, безбожные и вовеки неслыханные дела, совершённые над собственной законной супругой. Королева же, как утверждают некоторые, вернулась в свою страну и, уйдя в монастырь, стала аббатисой».

Более детальные сведения о судьбе Евпраксии Всеволодовны в Италии обнаруживаем в современной «Хронике» Бернольда (ум. в 1100), монаха в швабских монастырях св. Власия в Шварцвальде, а затем в Шафхаузене, последовательного сторонника папы:

«Супруга императора, уже в течение долгого времени жертва множества беззаконий, много лет содержавшаяся под стражей, дабы не скрылась, в конце концов бежала к итальянскому герцогу Вельфу (мужу Матильды Тосканской. – С. Ц.). Она поведала, что претерпела… столь великие и столь неслыханные злодейства, что не сомневалась – даже у недругов она найдёт сострадание… Эта надежда её не обманула, ибо герцог и его супруга Матильда приняли её милостиво и относились к ней с почтением».

В начале апреля в швабском городе Констанце по инициативе местного епископа собрался церковный собор.

«До Констанцского собора дошла жалоба королевы Пракседы, которая давно скрылась от своего мужа у Вельфа, герцога Италии, и сетовала на столь многочисленные и столь неслыханные и грязные блудодеяния, перенесённые ею от столь многих, что даже враги её легко простили бы ей её бегство, и все собравшиеся на синод были подвигнуты состраданием к ней».

В марте следующего, 1095 года в городе Пьяченца (в Ломбардии на реке По) папа Урбан II собрал уже общий синод епископов Италии, Бургундии, Франции и юга Германии (на котором он впервые обратился к Европе с призывом к Первому крестовому ходу). На нём присутствовало 4 тысячи духовных лиц и около 30 тысяч мирян.

«На этом синоде королева Пракседа, уже давно разлучившаяся с Генрихом, выступила перед господином папой и священным синодом с жалобами против своего мужа, от которого подверглась неслыханным грязным блудодеяниям. Её жалобу господин папа и священный синод приняли весьма милостиво, ибо доподлинно узнали, что эти блудодеяния она не столько совершила, сколько претерпела поневоле. Поэтому она была милосердно освобождена от епитимьи, налагаемой за подобные непотребства, тем более что она нашла в себе смелость по собственной воле и публично исповедать свои грехи».

Снисходительность судей понятна: процесс вокруг Евпраксии Bсеволодовны, по образному выражению автора «Жития Матильды», стал тем «колом», которым израильтянка Иаиль насмерть поразила спящего Сисару (Генриха IV).

Политический авторитет императора был сильно подорван. И хотя он сумел продержаться на престоле ещё почти 10 лет, конец его был предрешён. В 1105 году его второй сын Генрих V изменой заманил отца в крепость Бекельхайм и 31 декабря принудил его к отречению. После вынужденного отречения Генрих бежал в Льеж, где вскоре умер в возрасте 55 лет, всеми забытый.

Что же касается Евпраксии, то, получив полное отпущение своих невольных грехов, она уехала обратно на Русь, где постриглась в монахини.

Эхо всеевропейского скандала, спровоцированного выступлениями Евпраксии, в конце концов достигло и Руси. Поступок Евпраксии, решившейся вынести подробности семейной жизни на всеобщее обсуждение, вызвал, как ни странно, осуждение у русского духовенства. В русских былинах и легендах, где к имени Евпраксии (простонародное Апракса) прочно прикрепился эпитет «волочайка» (потаскуха). Историческая справедливость не вяжется с «очернением» Евпраксии. Она требует охарактеризовать её как независимую личность, отстаивавшую собственную линию поведения.

Евпраксия Всеволодовна скончалась 9 или 10 июля 1109 года. Она была погребена в киевском Печерском монастыре, причём над местом её захоронения была поставлена «божонка» – надо полагать, часовня.

Первый атеист на Святой Руси

Галицкий князь Владимирко Володаревич был известен на Руси своей беспринципностью и «многоглаголивостью» – умением прикрыть красивыми словами самую постыдную политическую комбинацию или интригу.

В 1152 году, во время очередной русской междоусобицы, Владимирко выступил на стороне ростово-суздальского князя Юрия Долгорукого против его противника – киевского князя Изяслава Мстиславича. Последний, дабы обезопасить свой тыл, заключил договор с венгерским королём Гезой II. Венгерские войска вторглись в Галицию, победили Владимирка и принудили его к миру. Геза обязал галицкого князя отдать Изяславу некоторые пограничные города и не «отлучатися» от него «доколе же еси жив», но всегда «на всих местех с ним быти», то есть сопутствовать Мстиславичу во всех его походах (конечно, прежде всего имелось в виду: против Юрия). Сам Изяслав ни в грош не ставил обещания Владимирка и согласился на примирение с ним только после длительных препирательств с Гезой и его воеводами. Король особенно уповал на то, что Владимирку предстояло клясться на кресте святого Стефана, крестителя Венгрии, – эта бесценная реликвия, с которой Геза никогда не разлучался, должна была служить, по его мнению, залогом верности галицкого князя своему слову.

Владимирко поцеловал крест на предложенных ему условиях. Но как только венгерские войска удалились, он тут же напал на владения Изяслава и забрал себе ряд волостей.

Однако не клятвонарушение само по себе примечательно в свете заголовка этого поста. Мало ли князей поступало таким же образом?! Слушайте дальше.

Зимой 1152/1153 года Изяслав послал в Галич своего боярина Петра Бориславича, который был одним из свидетелей клятвы Владимирка на кресте святого Стефана. Мстиславич предлагал Владимирку добром отдать удерживаемые им города, обещая за это «не поминать» прошлого. В противном же случае он угрожал войной.

Ответ галицкого князя не оставлял ни малейшей надежды на примирение: «Скажи брату моему, Изяславу, что он улучил время воевать со мной и короля на меня возвёл. Доколе буду жив, то либо свою голову сложу, либо отомщу за себя!».

Пётр напомнил ему: «Княже, крест к брату своему к Изяславу и к королю целовал, чтобы вместе с ними быти, а теперь преступаешь крестное целование!»

И тут «многоглаголивый» Владимирко не удержался от кощунства. «Что мне сей крестец малый?!», – с усмешкой сказал он, обнаружив своё неверие. (Некогда христиане приводили язычникам тот же довод: «Что ваши боги – древо», т. е. бессильные истуканы.)

Возмущённый боярин возразил: «Княже, пускай крест и мал, но сила его велика есть на небе и на земле… А нарушишь крестное целование, то не будешь жив!».

Владимирко вспылил и выпроводил Изяславова посла без чести, да ещё и посмеялся над ним вослед.

Вечером того же дня случилась назидательная история. Отстояв службу в церкви, князь возвращался в свои палаты, как вдруг на том самом месте, где он насмехался над Петром, ноги его подкосились. «Как будто некто меня ударил за плечом», – только и охнул Владимирко. Это был острый сердечный приступ, после которого князь прожил всего несколько часов и умер ещё до наступления ночи.

P. S.

Владимирку ещё приписывают слова; «В наше время чудес не бывает». Я встречал упоминание о них в литературе, но не припомню, есть ли они в летописях.

Берестяная библиотека древней Руси

Археология ХХ века привела к открытию уникального исторического источника – берестяных грамот.

Правда, следует оговориться, что первую коллекцию берестяных грамот собрал ещё в конце XIX века новгородский коллекционер Василий Степанович Передольский (1833—1907). Именно он, проведя самостоятельные раскопки, выяснил, что в Новгороде есть прекрасно сохранившийся культурный слой. Найденные или выкупленные у крестьян берестяные грамоты Передольский выставил в первом в городе частном музее, построенном на собственные деньги, Берестяные грамоты, по его словам, были «письменами предков наших». Однако разобрать что-либо на старых обрывках бересты было невозможно, поэтому историки говорили о мистификации или считали «письмена предков» каракулями безграмотных крестьян. Словом, разыскания «русского Шлимана» относили к разряду чудачеств.

В 1920-х годах музей Передольского был национализирован, а потом закрыт. Директор государственного Новгородского музея Николай Григорьевич Порфиридов выдал заключение о том, что «большинство вещей не представляло особой музейной ценности». В результате первая коллекция берестяных грамот была безвозвратно утеряна. Чисто русская история.

Сенсация пришла с полувековым опозданием. Как говорится, не было счастья, да несчастье помогло… При восстановлении города в 1950-х годах проводились масштабные археологические раскопки, открывшие в толще многометрового культурного слоя средневековые улицы и площади, терема знати и дома простых горожан. Первая берестяная грамота (конец XIV в.) в Новгороде была обнаружена 26 июля 1951 года на Неревском раскопе: она содержала перечень феодальных повинностей в пользу некоего Фомы.

Академик Валентин Янин в книге «Берестяная почта столетий» описывал обстоятельства находки так: «Случилось это 26 июля 1951 года, когда молодая работница Нина Фёдоровна Акулова нашла во время раскопок на древней Холопьей улице Новгорода, прямо на настиле её мостовой XIV века, плотный и грязный свиток бересты, на поверхности которого сквозь грязь просвечивали чёткие буквы. Если бы не эти буквы, можно было бы думать, что обнаружен обрывок ещё одного рыболовного поплавка, каких в новгородской коллекции к тому времени насчитывалось уже несколько десятков. Акулова передала свою находку начальнику раскопа Гайде Андреевне Авдусиной, а та окликнула Артемия Владимировича Арциховского, на долю которого достался главный драматический эффект. Оклик застал его стоящим на расчищаемой древней вымостке, которая вела с мостовой Холопьей улицы во двор усадьбы. И стоя на этой вымостке, как на пьедестале, с поднятым пальцем, он в течение минуты на виду у всего раскопа не мог, задохнувшись, произнести ни одного слова, издавая лишь нечленораздельные звуки, потом хриплым от волнения голосом выкрикнул: «Я этой находки ждал двадцать лет!»

В честь этой находки 26 июля в Новгороде отмечается ежегодный праздник – «День берестяной грамоты».

Этот же археологический сезон принёс ещё 9 документов на бересте. А сегодня их насчитывается уже больше тысячи. Самая древняя берестяная грамота относится к X веку (Троицкий раскоп), самая «молодая» – к середине XV столетия.

Буквы на грамотах процарапывали заострённым писалом.

Писала находили в археологических раскопах регулярно, но было непонятно, зачем их обратная сторона сделана в виде лопатки. Ответ был вскоре найден: археологи стали находить в раскопах хорошо сохранившиеся доски с углублением, залитым воском – церы, служившие также для обучения грамоте.

Воск разравнивали лопаткой и писали по нему буквы. Самая древняя русская книга – Псалтирь XI века (ок. 1010 г., более чем на полвека древнее Остромирова Евангелия), найденная в июле 2000 года, была именно такой. Книга из трёх табличек 20х16 см, залитых воском, несла на себе тексты трёх Псалмов Давида.

Берестяные грамоты уникальны тем, что, в отличие от летописей и официальных документов, дали нам возможность «услышать» голоса простых новгородцев. Основная масса грамот – это деловая переписка. Но среди грамот есть и любовные послания, и угроза вызвать на божий суд – испытание водой…

Широкую известность получили обнаруженные в 1956 году учебные записи и рисунки семилетнего мальчика Онфима. Процарапав буквы азбуки, он напоследок изобразил себя в виде вооружённого воина, верхом на коне сокрушающего врагов. С тех пор мечты мальчишек не сильно изменились.

Подлинной сенсацией стала берестяная грамота № 9. Это – первое на Руси женское письмо: «Что мне дал отец и родичи дали в придачу, то за ним (имеется в виду – за бывшим мужем. – С. Ц.). А теперь, женясь на новой жене, он мне не даёт ничего. Ударив по рукам в знак новой помолвки, он меня прогнал, а другую взял в жены».

Вот уж, действительно, долюшка русская, долюшка женская…

А вот любовное письмо, написанное в начале XII века (№ 752): «Я посылала к тебе трижды. Что за зло ты против меня имеешь, что в эту неделю ты ко мне не приходил? А я к тебе относилась как к брату! Неужели я тебя задела тем, что посылала к тебе? А тебе, я вижу, не любо. Если бы тебе было любо, то ты бы вырвался из-под людских глаз и примчался… хочешь ли, чтобы я тебя оставила? Даже если я тебя по своему неразумению задела, если ты начнёшь надо мною насмехаться, то пусть судит тебя Бог и я».

Интересно, что письмо это было разрезано ножом, обрывки завязаны в узел и выброшены в кучу навоза. У адресата, видно, завелась уже другая зазнобушка…

Есть среди берестяных грамот и первое на Руси предложение руки и сердца (конец XIII в.): «От Микиты к Анне. Пойди за мене. Я тебя хочу, а ты меня. А на то послух (свидетель) Игнат…» (№ 377). Вот так буднично, зато без обиняков.

Ещё один сюрприз преподнёс 2005 год, когда было найдено несколько посланий XII—XIII веков с нецензурной лексикой – е… (№ 35, XII в.), б… (№ 531, начало XIII в.), п… (№ 955, XII в.) и т. д. Так был окончательно похоронен устоявшийся миф о том, что своеобразием нашего «русского устного» мы якобы обязаны монголо-татарам.

Берестяные грамоты открыли нам поразительный факт почти поголовной грамотности городского населения древней Руси. Причём, русские люди в те времена писали практически без ошибок – по оценкам Зализняка, 90 % грамот написаны грамотно (простите за тавтологию).

Бродя по Новгородскому музею, я натолкнулся на грамоту «Я послал тебе ведёрко осетрины», которая может служить хорошей альтернативой заглавию известной книги Янина «Я послал тебе бересту» – ей-Богу, звучит заманчивее…

По оценкам археологов, Новгородская земля хранит ещё не менее 20—30 тысяч берестяных грамот. Но поскольку их обнаруживают в среднем по 18 в год, потребуется больше тысячи лет, чтобы извлечь на свет божий всю эту бесценную библиотеку.

Полный свод берестяных грамот выложен в 2006 г. на сайте «Древнерусские берестяные грамоты» http://gramoty.ru/birchbark/.

Русь и Великая степь

Русь и Хазарский каганат

Этническая принадлежность этого народа, как и его самоназвание, остаются загадкой. По одной версии, этноним «хазары» происходит от тюркской основы kaz, обозначающей кочевание; по другой – от персидского слова «хазар» – тысяча. Современники относили хазар к племенам «бреющим голову и носящим косы». Бритоголовыми обитателями южнорусских степей были булгарские и угорские племена. «Именник булгарских ханов» называет этих владык «князьями с остриженными головами». Булгары оставляли на голове пучок волос, который иногда заплетали в косу, но не в косы. Несколько иначе носили волосы угорские племена: мужчины выстригали их спереди, а сзади заплетали в несколько кос. Какую из этих причёсок предпочитали хазары, остаётся неясным. Правда, арабские писатели Х в. аль-Истахри и вслед за ним Ибн Хаукаль определенно заявляют, что «язык булгар подобен языку хазар». Значит, тюрки? Однако другие авторы роднят хазар с грузинами и армянами, а третьи делят их на два разряда: смуглых («красных»), черноволосых – и «белых, красивых, совершенных по внешнему виду». Сами хазары считали себя по происхождению родственниками угров, аваров, гузов, булгар (тюрок), савиров и барсельтов – всё это племена различной этнической принадлежности, пришедшие на Северный Кавказ и в Европу вместе с гуннами.

Причину этой неразберихи надо искать в истории хазар. Собственно хазары, скорее всего, были тюрками. Однако среди них могли находиться союзные угро-финские племена и европеоиды северокавказского типа. Последние, будучи преимущественно оседлыми скотоводами, с большим трудолюбием предавались и земледельческим занятиям, особенно разведению дагестанских сортов винограда. В те времена любая более или менее крупная орда кочевников состояла из нескольких подвластных или союзных племён и орд; но своё название она получала по имени главенствующей орды или рода.

В источниках хазары известны с III в. по нападениям на Армению, Грузию и Албанию.

В 560-х гг. хазары попали под власть Тюркского каганата, а после его распада в начале VII в. вошли в состав Западно-Тюркского каганата. Они приняли участие в войнах тюрок с Византией и Сасанидским Ираном и в 629 г. подвергли страшному разгрому Тбилиси. Но в середине VII в. Западно-Тюркский каганат, охваченный междоусобицей, в свою очередь, развалился под ударами китайской империи Тан. Хазары обрели самостоятельность. Однако они приютили у себя тюркского кагана из династии Ашина («Волков»), оставив за ним функции верховного правителя. Политический и религиозный авторитет тюркских каганов был настолько велик, что иметь представителя их династии у себя на престоле считалось среди хазар за необыкновенную удачу, поскольку ни один хазарский князёк не мог претендовать на то, чтобы олицетворять своей персоной благословение Неба. Так возник независимый Хазарский каганат с правящей тюркской династией во главе, опиравшейся на многочисленную тюркскую дружину.

Вместе с династией Ашина хазары унаследовали политические традиции Тюркского каганата с его претензиями господства над всем кочевым миром.

Главным противником хазар в Северном Причерноморье была Великая Булгария хана Кубрата. Она рухнула от первого же удара. Преследуя булгар, хазары устремились на запад. В письме хазарского царя Иосифа (X в.) говорится, что хазары преследовали булгар до самого Дуная.

К концу VII в. власть хазарского кагана распространилась на всё Северное Причерноморье, включая большую часть Крыма. «Хазары, великий народ… овладели всей землёй вплоть до Понтийского моря», – пишет византиец Феофан. Империи удалось отстоять один Херсонес, который, впрочем, на время потерял всякое экономическое значение. Папа Мартин I (ум. в 656 г.), сосланный в Херсонес, в письмах жаловался на недостаток и дороговизну продуктов в этом городе, некогда снабжавшем хлебом Византию. Теперь, по его словам, «в этих краях… голод и нужда такие, что хлеб здесь известен разве по названию, а его и видом не видать». К VIII в. хазары подчинили также волжских булгар и многие народы Северного Кавказа. За каких-нибудь полсотни лет Хазарский каганат превратился в крупнейшую державу Восточной Европы.

В основу государственного устройства Хазарии было положено федеративное начало – в том смысле, что входившие в неё племена и народы сохраняли в неприкосновенности свою внутреннюю организацию и даже часть внешнеполитической самостоятельности. Государственное единство обеспечивалось посредством династических союзов. В гареме кагана было 25 жён – по числу подвластных хазарам народов.

Верховную власть олицетворяли две фигуры – тюркский каган и хазарский бек (царь). Первый был окружён священным ореолом и пользовался величайшим почётом, однако не обладал политической властью – он был сакральной фигурой. Причисление к небожителям обрекало его на постоянное затворничество во дворце, ибо считалось, что сакральная сила кагана может причинить несчастье простым смертным. Жизнь его протекала в обществе 25 жён и 60 наложниц, состоящих под присмотром некоторого числа евнухов. Посетителей каган принимал, восседая на золотом троне под балдахином. Сам бек падал перед ним ниц и приближался к трону не иначе как босой, предварительно очистив себя ароматическими курениями. Кроме него во дворец допускали ещё привратника и двух сановников, равных, по словам одного арабского писателя, достоинством беку. Для народа каган оставался невидимым, как и полагалось божеству. Раз в четыре месяца он выезжал из дворца в сопровождении всего войска, которое двигалось сзади на значительном расстоянии, – и народ на его пути падал ниц, дабы не быть ослеплённым величием кагана.

Однако с этим сверхчеловеческим существом и поступали бесчеловечно. Арабский писатель Масуди рассказывает, что, если хазар постигала засуха, военное поражение или другое бедствие, чернь и знать спешили к беку, крича: «Мы приписываем своё несчастье этому кагану, его существование приносит нам вред. Убей его или отдай его нам – мы его убьём». Бек поступал по своему усмотрению – иногда выполнял народное требование, иногда принимал кагана под своё покровительство. Даже обычное человеческое долголетие не было уделом хазарского земного бога. Согласно арабскому путешественнику Ибн Фадлану, побывавшему в Хазарии в начале Х в., хазары опасались истощения его божественной силы, поэтому каган не мог царствовать больше 40 лет – по истечении этого срока его убивали. Описание погребения кагана во многом напоминает похороны Аттилы и Алариха – его хоронили под водой вместе с убитыми слугами и рабами. По словам аль-Истахри, многие соседние народы не решались воевать с хазарами из-за великого почтения к кагану. Случалось, что одно его появление на поле боя вызывало паническое бегство врагов.

Реальная верховная власть находилась в руках бека (именно его в источниках именуют царём). Он объявлял войну и заключал мир, предводительствовал войсками, повелевал зависимыми князьями, собирал дани и пошлины, судил и наказывал, словом, был полновластным владыкой в государстве. Полное повиновение ему было делом обычая и чести. Вельможа, навлёкший на себя его недовольство, обязан был добровольно покончить с собой, если, конечно, в намерения бека не входила публичная казнь.

Средоточием Хазарского каганата были прикаспийские земли. При устье Волги находилась хазарская столица и резиденция кагана – Итиль.

На юге славился своими виноградниками и садами Семендер (чаще всего Семендер отождествляют с более поздним городом Тарки, на севере приморского Дагестана. Согласно другой точки зрения, он находился в низовьях Терека у современного Кизляра). Здесь же, по свидетельству Ибн Хаукаля, в плетёных из хвороста хижинах, обмазанных глиной, жила основная масса хазарского населения.

Религиозная история хазар выглядит весьма необычной. Сначала хазары пребывали в язычестве (исповедуя религию верховного бога тюрков – Тенгри, то есть Неба), потом ненадолго приняли ислам, отказались от него и вернулись к язычеству и, наконец, хазарская верхушка и какая-то часть простого народа перешли в иудаизм (об этом ещё скажем подробнее). Кроме того, на хазарской земле звучала христианская проповедь. Правда, апостолу славян Константину (Кириллу) Философу, побывавшему в Хазарии около 862 г. с христианской миссией, удалось крестить всего две сотни человек. Но в хазарских городах существовали целые колонии купцов-христиан, и крещёное население Хазарии, судя по всему, не уступало в численности иудеям и мусульманам. По сообщению Масуди, в Итиле власти назначили семь судей для разбора дел: двое судили хазар-иудеев, двое – магометан, двое – христиан и один – язычников (русов и др.).

Вообще арабские писатели очень хвалят благоустройство и порядок в стране, справедливость и веротерпимость хазарских правителей.

Все восточнославянские племена лесостепного юга в течение VII—VIII вв. оказались под властью хазарского кагана. По летописным сведениям, дань хазарам платили поляне, радимичи, вятичи и северяне.