Цикл «Ядовитый Джо»

– Коленька, ты его покалечишь, – подскочила тетя Люба. – Отпусти ущербного.

Еремеев хорошенько встряхнул Сергея и разжал пальцы. Химик встал на ноги, молча оправил комбинезон и, окинув присутствующих ненавидящим взглядом.

Сергей тяготился своим присутствием на станции. Ему не нравился ни коллектив, ни работа, к которой он относился как к ссылке, и не особо скрывал, но ранее еще пытался держать себя в рамках приличия. Помогала ему в этом лаборатория, запершись в которой Сергей синтезировал и пробовал на себе новые виды амфетаминов. Он называл это «маленьким невинным хобби», которое, однако, ему дорого обошлось, несмотря на широкие связи родни. Когда Сергея застукали за производством наркотиков, перед ним встал выбор: длительный контракт на работу в дальнем космосе либо тюремное заключение. Химик, не будучи дураком, выбрал первое, о чем, впрочем, иногда жалел.

– Вы! – прошипел он. – Вы все!..

Не договорив, химик выскочил из столовой.

– Зря ты так, Николай, – сказала Влада, внимательно глядя на Еремеева. – Он – мстительная сволочь, и у родителя широкие связи.

– Папаше не связями надо было обзаводиться, а ремнем, – выдохнул Еремеев. Отхлебнув из тарелки раз-другой, он раздосадовано бросил ложку в суп и вышел.

– Иной раз, пори дитя – не пори, толку нет, – вздохнула ему вслед тетя Люба.

– Извините, Любовь Павловна, но вы не правы, – сказала Влада. – Воспитание во многом формирует личность.

– Легко тебе, Владочка, рассуждать, – тетя Люба убрала посуду со стола и вытерла расплескавшийся по поверхности суп. – Вот появятся детки, послушаем, как запоешь.

– Если появятся, – ответила Влада.

– Что значит «если»? Обязательно появятся. Ты у нас баба красивая. Вон как на тебя мужики заглядываются.

– Кто, Любовь Павловна? – Влада не смогла удержать улыбки.

– Да тот же Еремеев, например, – улыбнулась в ответ тетя Люба.– Ты думаешь, чего он так вспылил?

– Он Медера защищал. И вас.

– Это, конечно, тоже, – тетя Люба присела рядом. – Я – ничего, да и Медер – хороший парень, только замкнутый, неуверенный. Постоянно как не в своей тарелке. Что улыбаешься? Проживешь с мое, лапушка, иначе на мир смотреть станешь, глубже. Чем тебе Еремеев не нравится? Бобыль бобылем, но и в этом есть прелесть. Видно же, что без ласки женской звереет мужчина. Не мужик, заметь, а мужчина – сильный, умный, за которым, как за каменной стеной. А то, что половину себе не нашел, так только к лучшему. Значит, на кого попало не бросается. Тоже положительное качество. А если Еремеев не нравится, подыщи другое местечко, где полюднее. Не засидеться бы в невестах!

Влада выходила из камбуза с легкой улыбкой, а на душе скребли кошки. Тетя Люба озвучила ее сокровенные мысли, по-бабьи, интуитивно поняв, что волнует собеседницу. Вот только не догадывалась Любовь Павловна, что в дальнем космосе Влада оказалась не по своей воле.

Под космический монастырь медичку подвела яркая внешность. Мужчины попроще таких боятся. Глаз не решаются порой поднять. На красоту особо падки самцы при должностях и жирке над ремнем. Власть щедра на иллюзии и нередко убеждает в том, что любая женщина готова пасть к ногам. Логика бремяносцев примитивна, несколько вульгарна, но широко распространена.

Ухажеры в чинах отпугивали редких мужчин, к которым тянулась Влада, мечтавшая о простых, понятных и искренних отношениях. Один из отвергнутых воздыхателей ей этого не простил. Владу перебросили с оживленного пересадочного центра на отдаленную станцию, недвусмысленно дав понять, что требуется для перевода обратно. Возвращаться на подобных условиях Владе претило, а теперь даже гипотетическая возможность стояла под вопросом.

Влада заперлась в каюте и рухнула на постель, не раздеваясь. Она чувствовала, как за обшивкой станции сгущался ледяной мрак, и куталась в одеяло, чтобы сохранить тепло хотя бы в себе. Проваливаясь в тяжелый и беспокойный сон, ей вспомнилось далекое детство в маленьком марсианском поселке, тесную каморку, часть которой отец отгородил алюминиевым шкафом, чтобы создать для дочки подобие отдельного уголка. Спать приходилось на металлической дверце, застеленной тонким пластиковым матрасом. К утру, когда купол, под которым пряталась колония, отдавал последние крохи накопленной за день энергии и пропитывался холодом, продрогшая девочка перебиралась к родителям, чтобы согреться теплом их тел.

Когда купол пробил крупный метеорит, этого оказалось недостаточно. Часть поселения разметало взрывом, уцелевших убивала разряженная и холодная атмосфера Марса. Сотни людей погибли, а Влада выжила. Отец закрепил на ней кислородную маску, укутал в одеяла, сдернутые матерью с постелей, и крепко прижал к себе. Родители замерзли, обнимая дочь, а она не могла и пошевелиться. Их так и нашли сутки спустя, когда запас сжатого воздуха в баллоне закончился, и Влада, пережив долгие часы ужаса, провалилась в безвременье клинической смерти.

За последней чертой не было тоннелей и света. К ней не спускались ангелы. Смерть не служила переходом в иной мир, иначе это бы запомнилось. Умерев однажды, Влада уверовала: потусторонней жизни нет, но события последних дней не вписывались в модель. Сирена представлялась Владе бездушным темным миром, и она боялась раствориться в безграничной его пустоте.

Влада куталась в одеяло, но чувство безграничного одиночества и холод становились все более невыносимее. Когда сил терпеть не осталось, она тихо вышла в коридор, прокралась на цыпочках к каюте Еремеева и поскреблась ноготками в дверь.

Еремеев открыл дверь сразу, будто стоял за ней, ожидая ночного визита. Лицо его осунулось и в тусклом свете лампы казалось серым. Но оно было живым, настоящим, человеческим. Влада, не дожидаясь приглашения войти, проскользнула внутрь и, нисколько не смущаясь ошарашенным взглядом Еремеева, прикрыла дверь.

– Обними меня, пожалуйста, – сказала Влада. – Я очень боюсь.

Еремеев сжимал ее в объятьях, тая от нахлынувшей нежданно неги. Ощущение было непривычным, но до боли в груди приятным. Еремеев чувствовал себя счастливым, и все происходящее на станции в этот момент казалось ему вторичным, призрачным, а абсолютной и непогрешимой реальностью был только он и Влада, давно занимавшая его мысли. Начвахты не единожды порывался признаться в чувствах к медичке, но каждый раз охватывала его странная робость, ноги становились ватными. Еремеев нес несусветную чушь на посторонние темы, проклиная себя за то, что сам считал трусостью.

– Как ты поняла? – тихо спросил он.

– Это мой маленький секрет, – улыбнулась Влада, чувствуя, как трепетно бьется в мощной груди Еремеева сердце.

Тетя Люба, оставшись на камбузе в одиночестве, еще раз перемыла всю посуду, потом налила себе обжигающе горячий чай, выпила, слегка прихлебывая и, сполоснув кружку, поставила на полку. Посидев несколько минут в тишине, она достала с полки маленькую иконку и зажгла лампадку. По помещению растекся теплый запах воска, но и он не мог отогнать от женщины липкое чувство древнего животного страха. Тетя Люба опустилась на колени и принялась горячо молиться.

Боялась тетя Люба больше не за себя, хотя инстинкт самосохранения взвывал в ней ангельскими трубами, возвещавшими о начале Судного дня. Страшно ей было за тех, кто ждал ее на Земле – двух малолетних внуков, оставшихся сиротами после дорожной катастрофы, в которой погибли любимая дочь тети Любы вместе с зятем. Кроме бабушки у несчастных детей больше никого в подлунном мире не было, да и той пришлось улетать в дальний космос, где она, доселе сторонясь даже авиаперелетов, надеялась ухватить за хвост длинный рубль. Но, как думалось ей теперь, лучше жизнь в нужде, чем смерть в безвестности.

Затушив лампадку, тетя Люба тихонько вышла из камбуза и проследовала в свою каюту.

Во втором часу ночи на станции взвыл сигнал тревоги. Люди выскакивали из кают и бежали к кают-компании – месту общего сбора – одеваясь на ходу. Там их уже ждал Алексей, одетый в скафандр.

– Друзья, коллеги, – сказал он взволнованно. – Нечто, представившееся Степаном, приближается к станции. Судя по показаниям датчиков, оно уже у периметра. Я встречу его снаружи – у шлюза.

– Один не пойдешь, – заявил Еремеев.

– Я выйду вместе с ними, – сказала Татьяна. – Здесь я сейчас не нужна, а снаружи лишние руки могут пригодиться. Тем более, что он и со мной разговаривал.

– Хорошо, – ответил Еремеев. По лицу начвахты было понятно: он предпочел бы вообще никого не выпускать из станции и тем более впускать что или кого-либо снаружи. Он протянул Алексею электромагнитную винтовку. – На всякий случай.

– Оружие! – выдохнул Алексей. – Откуда?

– Меньше знаешь, крепче спишь, – сказал Еремеев и вложил оружие в руки связиста. – Держи крепче!

– Будьте осторожнее! – крикнула вслед уходящим тетя Люба. Контактеры помахали руками и задраили люк переходной камеры.

Еремеев развернулся и направился в пункт визуального контроля. Он вывел на большой экран картинку с камеры, направленной на проход в металлическом ограждении периметра, поймал в фокус покачивающуюся фигуру. Некто или нечто, пошатываясь, медленно брело по направлению к станции. Еремеев, несомненно, видел гуманоида, но откуда тому взяться на Сирене? Человек (человек?), тем временем, остановился у ямы, вырезанной в грунте. В нее несколько дней назад положили Степана. Существо (Еремеев до выяснения всех обстоятельств решил про себя называть неизвестного так) постояло несколько секунд, переминаясь с ноги на ногу, словно что-то мучительно пыталось вспомнить, а потом продолжило движение.

Пара смельчаков ждала гостя у люка. Еремеев настрого запретил членам команды отходить от шлюза и врубил прожектора, прорезав темноту на много метров вперед.

– Вот он, – выдохнула Таня. На свет выступила и двинулась к шлюзу высокая фигура. Вскоре стало понятно, что человек или то, что выглядело как человек, закован в скафандр, визуально такой же, как у людей на станции. Забрало шлема визитера было поднято, словно и жгучий мороз нипочем, открывая лицо тройке контактеров.

– Степан, – прошептал Алексей.

Лицо Степана или его двойника было белым, словно вылепленным из снега. Белыми были даже радужные оболочки, ресницы, борода, которую техник отрастил за время вахты.

– Привет честной кампании, – сказал он и качнулся вперед. – Я голоден. Хочу есть.

– Стой, где стоишь, – сказал Алексей. – Пока мы не осмотрим тебя и не убедимся, что ты – Степан, внутрь не попадешь.

– Больно надо, – ухмыльнулся визитер и перевел взгляд на Таню.

– Танюша! – он хищно осклабился, и сходство со Степаном на миг исчезло. – Где чай?

Существо выбросило вперед руки и шагнуло к Татьяне, но между ними встал Алексей. Мощный удар чужака впечатал связиста в затвор люка. Потом чудовище схватило Таню и поволокло в темноту.

– Стоять! – закричал Алексей. – Стрелять буду!

Фигура удалялась, не реагируя на окрик. Алексей выстрелил в воздух, но двойник погибшего товарища даже не остановился, будто ничего не произошло. Тогда Алексей выстрелил удаляющемуся Степану в спину. Заряд прошел насквозь, не оставил на белом чудовище и следа.

– А-а-а-а! – страшно закричал связист и, схватив винтовку за ствол, как дубину, побежал вслед за похитителем Татьяны.

Еремеев побелел и стремглав побежал к шлюзу. За спиной, безнадежно отстав, громко топал ботинками Медер. Еремеев прыгнул в скафандр и влетел в переходную камеру. Начальнику вахты казалось, что внешний люк открывался катастрофически медленно. Когда, наконец, образовалась щель, достаточная, чтобы в нее мог пролезть человек, Еремеев бросился наружу, где чуть не сбил с ног Алексея. Тот, пьяно покачиваясь, плелся ко входу на станцию, волоча за собой винтовку. Забрало его шлема было разбито.

– Где Таня?! Что со шлемом?!

– Не знаю, – устало сказал Алексей. – Монстр исчез вместе с ней. Он был передо мной, а потом перед глазами все поплыло. Буквально на миг. Так казалось. Прихожу в себя – лежу в снегу. Никого рядом нет, а из меня как будто всю энергию высосали. Чертовски холодно. Простите.

Алексей обессилено сел на пол. Еремеев вытащил его из шлюза и стащил заляпанный замерзшей кровью скафандр. Лицо связиста было покрыто ледяной коростой алого цвета. Он был неестественно бледен и тяжело дышал, но нашел в себе силы вцепиться в начвахты и просипеть:

– Не вздумайте выходить! Не вздумайте бросить станцию! Там – тьма!

Алексея отнесли в медотсек. Около связиста суетилась Влада. Еремеев устало присел у кушетки. Связист что-то бормотал о ночной тьме и сиянии на небе. Он бредил.

– Николай! – в дверях медотсека стояла тетя Люба, белая, как стена. Ее губы дрожали. – Николай Иванович! Там… Там…

– Что там? – вскочил Еремеев.

– Там Степан, Таня и… Лешенька! – тетя Люба с ужасом посмотрела на лежащее тело связиста, отвела глаза и зарыдала. – Я не знаю, какой из них настоящий! Вдруг мы притащили сюда чужака!

Алексей вдруг резко сел, обвел отсек невидящим взглядом и громко захохотал. Тетя Люба взвизгнула и спряталась за спину Еремеева. А связист упал на кушетку и забился в конвульсиях, брызгая пеной изо рта.

– Припадок! – закричала Влада. – Держите его крепко, пока не сделаю укол.

После инъекции Алексей отрубился, а Еремеев успокоился. На чужака, наверное, инъекция бы не подействовала. Начвахты вышел из отсека, увлекая за собой тетю Любу.

– Что же это происходит! – причитала она, размазывая по лицу слезы. – Господи, что деется?

Навстречу Еремееву бежал Медер.

– Они мнутся у входа, – выпалил Медер. – Войти не пытаются. Просто стоят и зовут наружу. Я на всякий случай запечатал люк. Намертво запечатал. Его теперь только изнутри открыть можно. Снаружи, конечно, тоже можно, но с помощью лазерного резака, а он – на станции.

– Проводи Любовь Павловну в кают-компанию, – приказал Еремеев. – А потом ко мне – в пункт визуального контроля.

– Я с ума сойду, если останусь одна в кают-компании, – сказала тетя Люба. – Умоляю, Николай, не бросайте!

Еремеев махнул рукой. Ладно, мол, пойдемте с нами. В пункте визуального контроля, куда стекалась вся видеоинформация с камер вокруг и внутри станции, тетя Люба тихо присела у переборки, бросая осторожные взгляды на экран, на котором отображалась странная и одновременно страшная картинка. Три человеческие фигуры с открытыми забралами топтались у шлюза, разбредались в стороны, и неспешно возвращались обратно.

– Почему они не пытаются войти? – тихо спросила тетя Люба.

– Ждут, когда их впустят, – горько усмехнулся Медер.

– Людей воровать и калечить они могут, а войти – нет? – со злостью произнес Еремеев. – Чушь!

– В фольклоре Земли описываются мертвые существа, которые могли войти в дом только после приглашения, – ответил Медер.

– Всему должно быть здравое объяснение, – отрезал Еремеев.

– У меня оно есть, – за их спинами раздался голос Влады.

Медик вошла в отсек и присела рядом с тетей Любой.

– Я думаю, это не мертвецы, – сказала Влада. – Иначе среди них не было бы двойника несчастного Леши, который сейчас лежит в медицинском отсеке.

– Допустим, – согласился Еремеев. – Но почему они не пытаются войти внутрь?

– Что-то мешает, – пожала плечиком Влада. – То, что работает даже в шлюзе.

– Шайтан их дери! – воскликнул Медер. – Я понял! Они не могут войти, потому что станция накрыта электромагнитным полем. Оно работает постоянно, потому что мы бы тут загнулись от бурь, которые бушуют на здешнем солнце.

– Мы так до электромагнитных форм жизни договоримся, – хмыкнул Сергей. Когда он подошел, никто не заметил. Сергей стоял, прислонившись к переборке у входа в отсек.

– Да, Сергей, – сказала Влада. – Строй из себя скептика сколько угодно, но почему бы не предположить, что жизнь, существовавшая на Сирене, как предположил Медер, смогла приспособиться к этим экстремальным условиям, и приняла новую форму? Нам магнитные бури такой категории без защиты не пережить. А им хоть бы хны, потому что наши визитеры не имеют физических тел в нашем понимании. Пусть это будут призраки, фантомы, энергетические субстанции. Все же видели, как Алексей стрелял в спину «Степана». Заряд прошел насквозь.

– Не верю, – сказал Еремеев. – Да, заряд прошел насквозь, но ведь Степан или то, что выдает себя за Степана, имеет твердую оболочку. По крайней мере, тогда, когда ему нужно. Это существо напало на Алексея и утащило Татьяну. Забыли?

– А что если фантом имеет волновую структуру? Я, конечно, не сильна в физике, но нам известно: материя по сути своей волна. Давайте представим, что местная эволюция была вынуждена возвратиться к истокам, не привязываясь надолго к более поздним состояниям – твердому, жидкому и газообразному, но и не отказываясь от возможности принимать эти формы.

– Хорошо, – ответил Еремеев. – Можно принять за рабочую версию. Но как объяснить, почему вокруг станции бродят двойники Степана, Тани и Алексея, а Медера среди них нет? Он неоднократно выходил наружу.

– Может их просто рядом не было, – сказала Влада. – Или чтобы просканировать нашу память им требуется, чтобы мы были без сознания. В каждом из нас живет целый мир, десятилетия воспоминаний, переживаний, ощущений.

– Поддерживаю целиком и полностью, – сказал Медер. – И думаю, что как только магнитная буря уляжется и звездный ветер ослабнет, фантомов мы не увидим. Вспомните пустыни на Земле. Пока сушь и жара, ничего нет. Живность прячется или уходит, флора мертва, но стоит начаться дождю, все зеленеет, пташки поют, жизнь возвращается. А на Сирене дождь – магнитная буря. А? Почему бы нет? Чертовщина началась вместе с ней.

В этот момент станция погрузилась в темноту. Затем переходы и отсеки залил багрянец аварийных ламп, превратив лица людей в кровавые маски.

– Реактор отрубился! – с тревогой воскликнул Медер. – Система не рассчитана на продолжительные магнитные бури таких категорий. Предохранители не выдержали нагрузки.

– Мы остались без барьера?! – Еремеев вскочил.

– Система перезагрузится автоматически, – ответил Медер. – Это займет пару минут.

– У нас нет этого времени, – неестественно глухим голосом сказал Сергей. – Они уже здесь.

Люди, толкаясь, высыпали в коридор, по которому в направлении их отсека двигались три фигуры. Фантомы шли уверенно, неспешно, словно в их распоряжении была целая вечность.

– Надо бежать, – равнодушно, как в полусне, произнес Медер и медленно опустился на пол. – Надо ли бежать?

Рядом с ним опустилась тетя Люба, а за ней – Сергей. Влада застонала, сжимая голову, а Еремеев замахал руками, инстинктивно пытаясь отогнать темноту, которая застилала глаза, и холод, болезненными толчками проникающий в сознание. Ноги начвахты подкосились и он, скребя пальцами по переборке, сполз вниз. Над ним остановилась одна из фигур.

– Здорово, начальник! – сказала она голосом Степана. – Как житье-бытье? Тяжело, сердешный?

Еремеев потерял сознание.

Он очнулся от боли в глазах. В лицо бил яркий свет. Еремеев обнаружил, что лежит на спине у отсека визуального контроля. Судя по яркости освещения, энергосистема перезапустилась, а значит барьер, накрывавший станцию невидимым куполом, восстановился, спугнув или уничтожив фантомов. Холодные черные щупальца, сдавливающие мозг, исчезли, и начвахты чувствовал в голове необыкновенную легкость. Сознание было ясным, как небо в солнечный день.

Еремеев сел, оглядываясь вокруг. Его товарищи лежали там, где их настигли фантомы. Все, кроме Сергея. Еремеев растормошил товарищей, и бросился к переходной камере. Он надеялся, что найдет химика там, и боялся, что не успеет, и тот исчезнет в ледяной пустыне вслед за Степаном и Татьяной.

Химик лежал лицом вниз у входа в шлюз. Створы выходного люка, как и говорил Медер, были запечатаны. Но фантомы, видимо, умели проходить сквозь стены. Еремеев перевернул Сергея на спину и отпрянул. Открытые глаза химика были бесцветными, словно кто-то вставил нечастному в глазницы белые шары.

– Кома, – констатировала подоспевшая Влада.

– Насколько дело плохо? – спросил Еремеев.

– Я вряд ли смогу привести его в сознание, – сказала Влада. – Оборудование, которое есть на станции, может только поддержать ему жизнь. Сергея нужно отправлять на Землю.

– Корабль прилетит только через пару недель. Ты и сама знаешь.

Влада медленно подошла к маленькому дисплею на стене, на котором отображалась картинка с наружной камеры, висящей над входом в станцию. У шлюза – с той стороны – стояли четверо. К «Степану», «Татьяне», «Алексею» присоединился «Сергей».

– Они – там, – устало произнесла Влада. – Зачем мы им? Что мы им сделали?

– Они нас изучают, – сказал Еремеев. – Я так думаю. Сначала Степана. На него, наверное, одна из тварей наткнулась случайно. Степан шел, а она не торопясь, чтобы не повредить уникальный материал, его исследовала, считывала импульсы мозга, училась, пока не поняла, что можно не осторожничать и добыть других. А с остальными уже не церемонились – полоснули скальпелем уже не жалея. Мы для них, наверное, как лягушки. Поймали – препарировали. Интерес и ничего личного.

Звездный ветер, трепавший Сирену, начал стихать на следующий день, а неделю спустя центральное светило успокоилось, и люди смогли выйти наружу – на поиски Татьяны, хотя никто не сомневался, что живой ее уже не увидят. Ее тело нашли недалеко от периметра. Там же лежал и Степан. Их перенесли внутрь и, на всякий случай, накрыли тяжелым колпаком.

Канал связи с Землей, однако, не восстановился. Алексей считал, что небывало сильная магнитная буря сбила настройки, и рвался все исправить, но Влада запретила ему покидать медотсек. Еремеев согласился подождать.

Через несколько суток в системе появился долгожданный корабль, по злой иронии названный «Быстрым». Пилот вывел его на орбиту и связался со станцией, сообщив, что смена спустится с опозданием. На выходе из гиперпрыжка корабль попал в небольшое пылевое облако, и челнок, закрепленный на одной из плоскостей межзвездного судна, получил незначительные повреждения. Перед спуском требовалось провести осмотр и, возможно, мелкий ремонт. Сгореть в атмосфере Сирены не хотелось никому.

На тревожной, но полной надежды ноте краткий сеанс завершился. Еремеев ждал, когда с ним, как он просил пилота, свяжется капитан «Быстрого». Начвахты хотел доложить ему о событиях на Сирене, но корабль молчал. Возможно потому, что светило ледяной планеты озарилось вспышками. Звездный ветер поднимал новую бурю.

…Механик «Быстрого» открыл люк и вышел в открытый космос, когда корабль медленно плыл над ночной стороной планеты. Он планировал завершить осмотр за несколько минут. Далеко внизу белел тонкий диск Сирены, и у астронавта ненадолго закружилась голова. Под его ногами бушевало разноцветными огнями полярное сияние. Море всполохов тянулось к краю атмосферы высокими бурунами, лизнув, казалось, раз-другой ноги астронавта, обшивку корабля, открытый люк в переходную камеру.

– Боже, какая красота, – прошептал он, прежде чем связь с ним оборвалась…

– Стоянка, я Быстрый, – канал связи ожил спустя несколько часов ожиданий. – Не могли связаться из-за магнитной бури. Поломка устранена. Челнок на старте. Готовьтесь к смене.

Станция наполнилась нетерпеливыми возгласами, топаньем ног, хлопаньем дверей. Медер, Влада и тетя Люба сносили багаж к переходной камере, радостно улыбались друг другу, забыв о пережитом. У шлюза появился Алексей – неестественно прямой из-за терапевтического корсета. Он вез кушетку, на которой лежал Сергей. Только Еремеев ходил мрачнее тучи. Он считал, что планету нужно закрыть на карантин, и думал, какие аргументы привести, чтобы убедить руководство. Тела погибших на месте, автоматы исправно качали и перерабатывали полезные ресурсы, а фантомы растворились в снегах и больше их никто не видел.

Челнок приземлился у периметра. Из его чрева высыпали и двинулись к станции человеческие фигурки. Когда они подошли ближе, Еремеев, чувствуя волнение товарищей, стоявших за спиной, открыл люк и сделал поспешный шаг назад. Перед шлюзом стояли люди – около десятка человек. Их лица, радужные оболочки, волосы и даже ресницы были белыми, как лежащий под ногами снег.

– Привет, коллеги! – весело крикнул тот, что стоял первым. В небе над ним играли зарницы. – Пост сдавать будем?

Еремеев выстрелил ему в живот. Заряд пролетел насквозь, не причинив весельчаку вреда.

– Что мы будем делать? – тихо спросила Влада.

– Ждать, когда утихнет буря, – начвахты потянул на себя рычаг, закрывающий вход в станцию. Влада развернулась и пошла назад, приобняв тетю Любу, плачущую в плечо. Еремеев остался в шлюзе, наблюдая, как за тяжелым затвором люка истончается и исчезает диск чужого неба.

Лайк

– Видишь зеленых человечков? Нет? А они – есть!

– Нравятся котики? Да? Стив? Нравятся? – Али выплевывал по несколько слов в секунду. Служи речевой аппарат оружием, таким бы болталом подавляли пехоту. Строчил часто, без повода, и с кучностью, по убеждению Стива, у Али было туговато. Почти весь свой словарный запас тот вколачивал в молоко, не утруждаясь включать лобные доли.