Цикл «Ядовитый Джо»

– Немыслимо!

– Я сказала то же самое, только жестче, но он был непреклонен. Я кричала, плакала, наврала ему, что беременна. Я очень любила его, и боялась, что он сошел с ума, как остальные. Я хотела, чтобы он остался со мной, но моя ложь только укрепила его в решении…

«Клипер»

– Я не хочу включать чертов конвертор!

– Тогда мы умрем через два-три дня.

– Значит, умрем. Умрем вместе.

– Послушай, девочка моя, я не раз перепроверял расчеты. То, что я предлагаю, спасет нам жизни. Тебе и мне. Если ты сделаешь все в точности, как скажу…

– А если что-то пойдет не так?!

– Все будет хорошо! Поверь мне, любимая. В заданной программе конвертер мгновенно выделит из меня воду, и я усну, ничего не успев почувствовать. Когда придет помощь, проделай все операции в обратном порядке, и я вернусь. Мы спасемся. Включай!

– Прости меня, – она заплакала. – Я люблю тебя.

– Не смей плакать, – горячо зашептал он. – Не теряй драгоценную влагу. Ради нас, ради нашего будущего, не смей плакать. Включай, ну же!

Лицо Джастина долю секунды сохраняло любимые Анной черты, а потом осыпалось пылью. Анна прислонилась к стеклу камеры конвертора, и зарыдала.

«Запись беседы со свидетелем по делу торгового судна «Клипер»

– Я пила его… И слушала, как колотят в люк. Эти стуки и жуткие крики за переборкой сводили с ума несколько суток, в течение которых звездочка, горевшая в середине обзорного дисплея, увеличилась до размера мелкой монетки. Потом в соседнем отсеке все стихло. Когда корабль вышел на расчетную орбиту, я выжидала еще пару дней. Боялась, что кто-то остался в живых, и бросится на меня, как только открою переходной люк.

Я покинула корабль в спасательной капсуле…

Планета «Анна»

Яркая звездочка упала с неба на рассвете, когда в вышине, над плотным покровом тяжелых туч, гасли ее последние подруги. Она пронеслась над редким перелеском, спугнув ранних птиц, и огненным шаром упала на берегу реки, медленно несущей свои воды к далекому океану. Поверхность шара издавала треск, шипела и испускала пар, стремительно темнея под струями омывавшего его дождя. Когда небесный гость остыл, по его поверхности поползла трещина, наметившая правильный круг, который мгновеньем спустя что-то выдавило наружу. В шаре образовалось отверстие, выпустившее тонкую двуногую фигурку.

Анна спрыгнула на землю, медленно сняла с себя шлем скафандра и подставила лицо дождю. Теплые капли воды скатывались по щекам, и ей казалось, что они имеют солоноватый привкус слез…

«Запись беседы со свидетелем по делу торгового судна «Клипер»

– Посадка была жесткой, и короб, в который был прах любимого, получил серьезные повреждения. К сожалению, я заметила это слишком поздно – когда открыла люк капсулы. Ветер, ворвавшийся внутрь, разметал содержимое короба. Все, что мне удалось собрать, поместилось в небольшом контейнере, но я надеялась, что найду способ воскресить Джастина, ведь у меня осталась программа с пакетом данных, описывающих моего любимого до последней молекулы.

В первые два года я боялась удаляться от места посадки – боялась местных животных и ждала спасения каждый день. Я пыталась сохранить рассудок, ежедневно болтая с примитивным бортовым компьютером капсулы, однако порой мне казалось, что сумасшествие овладело мной еще на корабле, и бороться с помешательством бесполезно. Тогда мне хотелось предать Джастина земле и покончить с собой, но что-то останавливало. Я снова цеплялась за призрачную надежду на возвращение к людям, к цивилизации, и ждала, ждала, ждала…

«Спасательный корвет «П-2048». Бортовое время 19.15»

– Не уверен, что получится, – техник развел руками. – Никогда не сталкивался с таким программным обеспечением, да и с задачей тоже. Мне кажется, что вводных составляющих недостаточно. Их менее 20 процентов от необходимого. С избытком – только вода.

– Мы должны попробовать, – сказал капитан и кивнул в сторону стоявшей рядом строгой седовласой женщины, в которой уже нельзя было узнать оборванку, вступившую на борт корвета. – Прими у леди коробку.

Анна осторожно передала контейнер, и с замиранием сердца наблюдала за тем, как техник засыпает его содержимое в камеру, подает воду, вводит программу и запускает конвертор. Несколько секунд ничего не происходило, но потом за стеклом проявились сначала призрачные, а потом все более четкие и плотные очертания человеческой фигуры. Мужчина, а сомнений в том, что в конвертере лежал мужчина, не было, распахнул глаза.

– Где я? – произнес человек глубоким, немного вибрирующим баритоном.

Техник, еще не веря в происходящее, осторожно открыл камеру. – На борту спасательного корабля, сэр.

– Джастин! – Анна шагнула к конвертеру, но остановилась, натолкнувшись на недоуменный взгляд мужчины.

– Мое почтение, милостивая сударыня. Мы знакомы?

– Джастин, милый, это же я, – Анна попыталась обнять фигуру, но ее руки прошли насквозь, будто мужчина был слеплен из тумана. – Джастин?!

– Боже, что со мной? – закричал мужчина. – Что вы со мной сделали? Я умер? Я – призрак?!

Техник опасливо попятился:

– Я предупреждал.

– О чем, черт возьми?! Верните мне нормальное тело!

– Большая часть вводных материалов утеряна, и мы смогли восстановить вашу структуру частично, – сказал капитан. – Но вы выжили, Джастан Дин! С возвращением!

– Я ничего не помню, – мужчина схватился за голову. – Зовите меня Ди. Мне кажется, так благозвучнее.

У Анны подкосились ноги. Капитан помог ей сесть, но она не чувствовала его присутствия. Анна смотрела на Джастина, и по ее щекам бежали слезы.

– Не плачьте, сударыня, – мягко сказал Ди. – Не теряйте драгоценной влаги.

Когда утихнет буря

Не море топит корабли, а ветры.

– Стоянка, прием!

Связист, дремавший в кресле, дернулся и открыл глаза, повертел светлой курчавой головой, спросонок не понимая, где находится. Потом с удивлением посмотрел в сторону пульта, где тревожным огоньком мигал сигнал вызова.

– Стоянка, как слышишь? (Пауза) Стоянка?

Связист зевнул и ткнул пальцем в нужную кнопку.

– Стоянка на связи. Кто в эфире?

– Леха, ты? Это Степан!

– Кто?! – Алексей от неожиданности подскочил в кресле. Сон как рукой сняло.

– Тебе, брат, Владе показаться надо, – в эфире раздался смешок. – Со слухом проблемы? Степан!

– Степа?! (Пауза) Как?! Ты где?!

– На буровой станции. Все отлично – пашет, милая. Со скрипом, но пашет. Показатели в норме. Чем тетя Люба на завтрак порадует?

– Не знаю, она еще никому не говорила.

– Значит, что-то особенное. Ну, ждите! Скоро буду.

– Степа, подожди! – Алексей сорвался на крик, но ему никто не ответил. Рубку заполнил шум эфирного прибоя. Алексей потянулся выключить связь, но долго не мог попасть в нужную кнопку. Его била дрожь.

– Не может быть, твою мать! – связист выскочил из рубки и скорым шагом, еле сдерживаясь, чтобы не перейти на бег, двинулся темной галереей коридора к шлюзу. – Не может быть!

Алексей был уверен, что его выход на поверхность Сирены останется незамеченным. Станция еще спала, подчиняясь циклу 24-часового режима, привычного человеческому персоналу. Связист облачился в скафандр и, открыв люк переходной камеры, вышел наружу.

Сирена искрилась девственно чистым снегом. Он скрыл следы людей и механизмов, покрыв пуховым одеялом купол станции, бетонированную поверхность площадки вокруг, брошенные транспортеры. Пространство внутри периметра, очерченного металлическим гофром, было пусто. Связист уверенно пошел в направлении ограждения, спрыгнул в яму, вырезанную в грунте, и опустился на корточки у продолговатого предмета, в котором угадывались очертания человеческой фигуры, закованной в скафандр. Алексей смахнул снег с забрала чужого шлема и долго вглядывался в черты знакомого лица, застывшего под холодным стеклом белой гипсовой маской.

Техник Степан – хохмач и балагур – покинул станцию два дня назад. Он должен был провести плановый осмотр очередной роботизированной буровой установки. Рассчитывал вернуться до завтрака, о чем сообщил перед тем, как связь оборвалась. Сирену накрыла магнитная буря, поднятая серией мощных вспышек на центральной звезде. Небо осветили разноцветные всполохи полярного сияния, показывая, сколь чудовищной бомбардировке заряженными частицами подвергается атмосфера. Потом на равнину, в поверхность которой вгрызлась станция, обрушился снежный буран. Он яростно выл несколько часов, терзая Сирену, пока не ослаб и, наконец, не уступил место легкой метелице.

Звездный ветер стих вслед за атмосферным, но Степан на связь не выходил. Компьютерный мозг буровой установки доложил, что техник оставил ее сразу после начала магнитной бури. Потом, наконец, удалось засечь слабый сигнал транспортера, в котором уезжал Степан. Машину нашли пустой в паре километров от станции. Техник бросил ее, чиркнув в бортовой журнал сообщение о поломке ходовой части и намерении добраться до станции пешком. Однако осмотр показал, что Степан ошибался. Транспорт был исправен, если не считать неполадок в модуле связи.

Техник замерз, не дойдя до станции всего полкилометра. В скафандре отказала система регенерации воздуха, и Степан, сделав нехитрый выбор между удушьем и лютым морозом, снял шлем. Медер – младший техник, обнаруживший неисправность, утверждал, что починить снаряжение в полевых условиях старший коллега не мог. Произошедшее было не просто трагичным, но и не поддающимся логике, как если бы опытный хирург умер от перитонита, из-за того, что под рукой не оказалось скальпеля или его подобия.

Тело товарища положили у периметра станции. Промерзший закаменевший грунт Сирены резали с помощью мощного лазерного бура – иначе вырыть могилу было невозможно. Лучевую установку приходилось несколько раз отключать – больно много энергии она жрала, и хиленький реактор быстро перегревался, не справляясь с нагрузками. Сирена не хотела принимать тело чужака. Люди на этой планете были гостями незваными.

Когда Степана, наконец, опустили в яму, все закоченели, и долгих речей у могилы никто не держал. Прощались коротко, но искренне. Суровая медик Влада даже всплакнула и, забыв о гермошлеме, пару раз пыталась утереть слезы, тыча перчатками в смотровое стекло. И только оператор вспомогательных систем Татьяна, с которой Степана связывал долгий служебный роман, не сказала ни слова. Статуей скорби она застыла над могилой, не отводя взгляда от тела любимого человека, пока ее, мягко приобняв за плечи, не увела тетя Люба.

Вскоре холод проник на станцию – в души людей. Тетя Люба – диетолог, кулинар и виртуоз пищевых систем, объясняла это уходом жизнерадостного Степана. Влада – новой магнитной бурей, уровень которой был близким к максимуму. Звездный ветер с остервенением трепал атмосферу Сирены, заставляя небо гореть ярким огнем. Поток заряженных частиц обрушивался на поверхность планеты люминесцентными водопадами фантастических расцветок.

На четвертый день после гибели Степана весь свободный персонал попросили по громкой связи собраться в кают-компании. Сбор объявил Еремеев – высокий, чернявый, косая сажень в плечах – начальник вахты. Люди на Сирене работали, сменяясь каждые шесть недель.

– Что-то случилось? – спрашивали у Еремеева входившие в кают-компанию. Он хмурил густые черные брови, указывал на расставленные стулья – сейчас, мол, все узнаете – и красноречиво поглядывал на Алексея. Связист успел рассказать ему все.

Когда все расселись, Алексей глубоко вздохнул.

– Вас собрали по важному поводу, – начал он, закашлялся и, оглядев присутствующих, покраснел.

– Да говори уже, – нетерпеливо буркнул младший техник Медер. Скуластый кареглазый мужчина теперь выполнял обязанности двоих – за себя и Степана. – Ближе к конкретике – дел по горло.

– Да-да, – Алексей стушевался. Перед аудиторией он еще не выступал, да и на Сирене, в отличие от остальных, работал первую вахту. На ледяной мир попал Алексей по распределению сразу после окончания училища, не успев набраться ни жизненного опыта, ни стажа. – Позавчера кто-то вышел на связь со станцией. Я сначала подумал, что экстремалов на Сирену занесло, или горе-туристов. Людей кроме нас здесь нет. Но послушайте сами.

Алексей включил запись. На несколько секунд кают-компания погрузилась в шорохи и свисты радиопомех, а затем по ней поплыл до боли знакомый голос. Люди с недоумением смотрели на Алексея, и только Татьяна отрешенно глядела куда-то в сторону, а потом закатила глаза и сползла на пол. Загрохотал покатившийся по полу стул. У Татьяны засуетились тетя Люба и Влада.

– Обморок, – Влада с осуждением посмотрела на Алексея. Тот судорожно вздохнул. Когда техник погиб, связист поймал себя на мысли, что в глубине души тому рад. Осознание этого факта терзало, заставляя чувствовать без вины виноватым, из-за чего связист был зол – на себя, Степана и весь мир. Причиной тому стала первая и, как водится, несчастная любовь. Предметом юношеских воздыханий была Татьяна, но ее привлекал Степан и на робкие попытки ухаживаний со стороны вчерашнего студента девушка внимания не обращала. Алексей втайне надеялся, что теперь все изменится.

– Что за глупый розыгрыш?! – вскочил Медер.

– Н-нет, как вы могли подумать! – Алексей виновато оглядел товарищей. – Я и сам сначала решил: галлюцинации. После сеанса связи вышел и проверил – тело Степана лежит на месте. Его только припорошило слегка. А потом целые сутки в эфире была тишина и я успокоился, но вчера… Вот, – Алексей запустил вторую запись. Каюту снова заполнил голос Степана.

– Стоянка? (Пауза). Стоянка?

– Здесь Стоянка, – голос у Алексея был испуганным, и сейчас он стыдливо краснел.

– Леха, это Степан, – далекий голос искажали помехи. – Немного задержался: обнаружил кое-какие проблемы в настройках киберсистем. Устранил и уже выдвинулся назад. Буду к обеду.

– Степа… – Алексей помедлил. – С тобой все в порядке?

– Попроси тетю Любу не бить половником. Я остывшее похлебаю.

Тетя Люба пустила слезу.

– Как ты себя чувствуешь, Степа? – голос Алексея окрасился страхом и отчаянием.

– Прекрасно, – мертвец рассмеялся. – Прогулки на морозце бодрят! Сам бы хоть раз высунул нос за периметр, а то вахта закончится, и рассказать дома нечего будет. До связи!

Запись кончилась, и в кают-компании поднялся гвалт, который стих только после командирского рыка.

– Тихо всем! – рявкнул Еремеев и когда в помещении воцарилась относительная тишина, спросил: – Кто что думает по поводу этого… происшествия?

– Может, все-таки кто-то нас разыгрывает? – предположил Медер.

– Каким уродом быть надо, чтобы так шутить? – покосилась на него Влада. Медер пожал плечами.

– Если бы не записи, я бы тоже подумал, что у нас групповая галлюцинация. Слышал, что такое бывает. От грибов, например.

– Чушь, – встряла тетя Люба. – Грибов в меню нет.

– Галлюцинации вызывают не только грибы, – парировал Медер и посмотрел на Владу. – Психика – тонкая штука, так ведь? На нее может повлиять сияние в небе?

– Может, если долго находиться на открытом пространстве, – сказала Влада. – Такие случаи на Земле известны. Но мы чаще пребываем здесь – на станции. Кто у нас кроме Степана наружу часто выбирался?

– Я, – сказал Медер и тут же добавил. – Но у меня галлюцинаций нет и, надеюсь, не будет, если, конечно, Сергей ничего в суп не плеснет.

Все повернулись к Сергею – высокому худощавому химику. Он на станции отвечал за отбор проб и анализ ископаемых на соответствие промышленным требованиям. Тот поднял вверх обе руки, словно показывая, что он-то чист. В кают-компании снова поднялся шум.

– Тише! – вдруг воскликнул Алексей.

– Что? – переспросил стоящий рядом Еремеев, а Алексей застыл, к чему-то прислушиваясь. В рубке связи тонко пищал сигнал вызова. Алексей рванулся к двери: – Может снова он?

Рубка не смогла вместить всех, но и не понадобилось. Алексей увеличил громкость, и сквозь шорохи и свист помех выплыл знакомый голос.

– Стоянка? (Пауза) Стоянка?

– Что застыл? – Еремеев подтолкнул Алексея к микрофону. – Ответь. Постарайся разговорить.

– Что сказать? – Алексей вопросительно взглянул на Еремеева.

– Не знаю, я не дипломат.

Алексей включил микрофон:

– Здесь Стоянка. Степа?

– Он самый!

– Ты задержался, – сказал Алексей.

– Транспорт барахлит, – грустно произнес голос. – Приходится плестись на минимальной скорости. Так что припоздаю. (Пауза) Пришлось обедать консервами.

– Что в консервах? – спросил Алексей и, поймав недоуменные взгляды товарищей, развел руками. Разговорить, мол, пытаюсь, как умею.

– Эрзац пресный, – вздохнул собеседник. – С макарошками Любови Палны ни в какое сравнение. (Пауза). Но не будем о грустном. Ждите к ужину. Тете Любе – мое почтение.

Связь отключилась.

– Батюшки, – выдохнула тетя Люба. Ее ноги подкосились, и если бы не Еремеев, который подхватил под руки, она бы тоже грохнулась на пол. – А я, дура, не верила!

– Не вы одна, – сказала Татьяна. Влада привела ее в чувство еще в кают-компании, но девушку заметно трясло. Еремеев обвел всех взглядом лица товарищей – испуганные, нахмуренные или откровенно мрачные. Ему тоже было не по себе, но показывать команде душевное смятение он права не имел. Ереемев боялся, что на станции поднимется паника, а нет ничего хуже обезумевших от страха людей.

– Надо сообщить об этом на Землю, – сказал Еремеев.

– Канал блокирован, – ответил Алексей. – Магнитная буря не стихает. В ближайшие дни, по прогнозам, звездный ветер усилится.

– Почему же мы… кх-м… Степана принимаем?

– Возможно потому, что он ближе.

– Вижу, что пока ни у кого объяснений происходящему нет, – сказал Еремеев, оглядывая присутствующих. – Предлагаю ввести постоянное дежурство в рубке. Не думаю, что на связь выходит Степан, но не могу исключать, что неизвестный снова появится в эфире. Первым на пост заступит…

Степан появился в эфире на следующий день, ближе к вечеру, измотав людей тревогой и ожиданием. В рубке в этот момент находилось двое – Медер и Татьяна. Еремеев рассудил, что дежурство парами поможет товарищам сохранить равновесие и рассудок. Сам он едва балансировал на грани, чудом удерживая себя в руках. Еремеев решил, что после этой вахты обязательно возьмет отпуск.

Медер клевал носом: он практически не спал уже сутки. Ночью стоило закрыть глаза, и перед ним возникал Степан. Техник тянул к товарищу руки, превращаясь в чудовище. Медер чувствовал, как на шее смыкаются холодные пальцы, лютый мороз проникает внутрь, и легкие, а затем и сердце превращаются в лед.

Задыхаясь, Медер просыпался в холодном поту и долго лежал, боясь уснуть и вздрагивая от звуков из глубин станции – натужного гудения реактора, шуршания пластика и шипения пневматических заслонок. Технический шум, неуловимый слухом днем, теперь казался невыносимой какафонией – громкой и пугающей. В голову лезли воспоминания из детства, проведенного в горах, и страшные сказки, рассказанные дедом об азытка – оборотне, принимавшим облик друзей или родных. Спасти от него мог только клинок, которым следовало очертить круг у кровати, а потом спрятать его под подушку.

Холодного оружия у Медера не было, и он решил выпросить нож на камбузе.

Татьяна, напротив, выглядела на удивление бодро. То, что ей не по себе, выдавали лишь еле заметные круги под глазами, умело замаскированные косметикой. Но и она вздрогнула, когда пискнул сигнал вызова.

– Стоянка?

– Здесь Стоянка, – ответил Медер. Татьяна, сидевшая рядом, увидела, как округлились его глаза, став непривычно большими.

– Медерчик, дружище, – невидимый собеседник будто широко улыбался. – Алексея решил сменить?

– Приболел наш связист, – неубедительно соврал Медер и посмотрел на Таню. Она сжала губы в тонкие полоски, и с силой вцепившись ногтями в подлокотники.

– Температурит Алексей, – пояснил Медер. – Влада говорит, простудился. Ты там как? Не мерзнешь?

– Подмерзаю слегка. Но ничего. Как ты без меня? Не загонял Еремеев?

– Без ЧП, Степан, – ответил Медер и сглотнул набежавшую от волнения слюну. – Но с тебя магарыч. Из-за тебя приходится за двоих вертеться.

– Понял, не дурак, – сказал собеседник. – Будет и тебе радость. Потерпи немного, я уже рядом. Двигатель транспортера сдох, поэтому пойду пешком.

– Степан, не смей, – неожиданно громко выкрикнула Таня. – Ты убьешь себя!

– Таня? – в голосе послышалось удивление. – Ты что делаешь в радиорубке?

– Медер попросил принести горячего чаю, – смутилась Таня, удивляясь своим ощущениям. Она будто говорила с живым человеком и чувствовала, что он ей не поверил.

– Я бы сейчас тоже от горяченького не отказался, – вкрадчиво произнес голос. – Не откажешься поднести кружечку по возвращению?

– Нет, конечно, – сказала Таня.

– Ловлю на слове, – сквозь эфир прорвался приглушенный помехами смешок, завершая сеанс.

Медер выключил микрофон и повернулся в кресле к Тане.

– Беги к Еремееву с докладом.

Еремеев прослушал запись несколько раз, а потом согнал весь персонал в кают-компанию, где с содержанием беседы ознакомились все.

– У меня такое ощущение, что мы не Степана хоронили, а его двойника, – сказал Медер. – А настоящий Степан с нами по радио разговаривает.

– Мы хоронили Степана, – твердо сказал Еремеев. – Настоящего. Влада его вскрывала.

– В таком случае, объяснение может быть только одно, – сказал Медер. – Мы нашли новую форму жизни. Или она нас нашла. И эта форма жизни пытается установить контакт.

– Планета мертва, – напомнил Еремеев.

– Мы добываем на планете жидкость, схожую по составу с земной нефтью, – напомним Медер. – Я не астроном, не планетолог, но полагаю, здесь, наверняка, раньше было гораздо теплее. Возможно, кое-где появилась жизнь, а потом приспособилась к новым условиям. Находят же бактерии в жерлах вулканов и в арктических зонах.

– Бред, – сказал Еремеев. – И ересь. Жизнь бы обнаружили.

– Если б знали, где искать, – парировал Медер.

– Почему же твоя форма жизни голос Степана копирует?

– Мимикрия, – упорствовал Медер.

– Хорошо, – Еремеев хлопнул ладонью по столу. – Но как объяснить, что эта форма жизни знает нас, различает по голосам? С помощью чего она выходит в эфир? Или, быть может, мы не разглядели у себя под носом технически развитую цивилизацию? Ладно, мы, а ученые как прохлопали? Что молчите? То-то и оно. Что бы в эфире ни было, на жизнь оно мало похоже.

– В нашем представлении, – вставил Медер. Еремеев укоризненно покачал головой.

– Хватит на сегодня фантастики, – подытожил Еремеев и повернулся к Медеру с Татьяной. – Вас после ужина сменит Алексей. Ему коротать ночи в рубке привычно. Остальным – отдыхать, но не расслабляться. Кто его знает, какой сюрприз готовит день завтрашний.

Сменившись, Медер отправился на камбуз, помялся в дверях, обнаружив, что повариха не одна. Часть товарищей – Еремеев, Сергей и Влада – продолжали ужинать.

– Проходи, Медерчик, покушай перед отбоем, – кликнула тетя Люба.

– Я хотел попросить у вас нож.

– Зачем, милок?

Медер смутился. Ну не рассказывать же, что дед рассказывал о ночных оборотнях и средствах защиты.

– Я… Мне нужно проводок зачистить.

– Сапожник без сапог, – хмыкнул Сергей. – Своих инструментов нет?

– Есть, – сказал Медер и присел за стол. – Но обычным ножом сподручней.

– Не знаю, что сподручней, а подкрепиться нужно, – сказала тетя Люба, и поставила перед Медером поднос.

– Спасибо, тетя Люба, но у меня начался пост, – сказал Медер, посмотрев на часы. Циферблат показывал время по Мекке. – Днем нельзя.

– Да жри спокойно, – грубо схохмил Сергей. – Боженька не заметит, отвечаю! Мы от него далеко.

– Не смешно, – вспыхнул Медер.

– А я и не смеюсь, – сквозь зубы процедил Сергей. – Че ты строишь из себя святошу? На Сирене астрономическая ночь и до рассвета еще несколько земных суток. Твой маленький мозг не впитал эту информацию? Можешь жрать, пока не лопнешь.

Медер встал из-за стола, кивнул тете Любе, застывшей с половником в руках, и вышел.

– Омерзительно! – Влада брезгливо отсела от Сергея. Тот ощерился.

– У вас что-то было?

– А я, Сережа, тоже в Бога верю, – влезла тетя Люба.

– С тебя что? Ты сама атавизм!

Еремеев, молча ковырявшийся в супе, рывком поднялся, опрокинув стул, который с грохотом прокатился по полу. Начвахты за шиворот вытащил химика из-за стола и впечатал в переборку, выбив воздух.

– Ты че, начальник? – Сергей безуспешно пытался вырваться, его лицо покраснело, и он зло брызгал слюной.

– Сволочь ты, – процедил Еремеев. – Гладенький снаружи, чистенький, гниль в тебе сразу не разглядишь. А тебя лечить надо. Электрошоком. Чтоб как у собаки Павлова на рефлекторном уровне отпечаталось: так нельзя.