Цикл «Ядовитый Джо»

– Что между его вчера и сегодня – почти полвека. Их системы связи никто не блокирует. Они устарели.

– Устарели?

– Не заморачивайтесь, – сказал монах. В его голос звенело нетерпение. – Просто выполните то, о чем прошу. А я подожду здесь, у перехода. Вот имена нужных мне людей. Первого в списке пассажира препроводите сюда. Второго оставите снаружи у корабля. На борт они вернутся вместе.

Чернец сунул в ладонь солдата листок. Боец зашагал к кораблю, попутно изучая бумагу. Угловатым почерком, будто его обладателю непривычно держать в руке стило, на листке были выведены имена двух человек. Мужское и женское. Судя по фамилиям, родственники – супруги или брат с сестрой.

Монах, спрятавшись в тени перехода, наблюдал, как солдат подошел к охранявшим корабль бойцам, козырнул, перебросился несколькими фразами со старшим, потом обратился к капитану корабля, показал ему листок. Тот кивнул и скрылся в недрах звездолета.

Пассажиры, упомянутые в записке монаха, действительно приходились друг другу родственниками. Но не такими, как их представлял сопровождавший чернеца боец. На площадку выскочил из корабля мальчишка лет пяти, а вслед за ним на оплавленный бетон грациозно ступила молодая женщина. Инок покачнулся, схватился за стену. В выцветших старческих глазах стояли слезы.

Женщина с удивлением посмотрела по сторонам. Капитан препроводил ее к бойцу, который, в свою очередь, махнул в сторону перехода. Женщина поцеловала мальчишку, и подтолкнула к пехотинцам, а сама торопливо зацокала каблучками в указанном направлении. На ее миловидном лице отражалась беспокойство. Чернец натянул на голову капюшон, скрыв лицо.

– Святой отец? – женщина впорхнула в переход, вздрогнула, увидев чернеца, застывшего под покрывалом тени. Монах отступил на шаг.

– Простите за неловкость, – сказала женщина. – Солдат сказал, что меня ждут, но я не думала, что священник. Что-то с Володей?

Инок тяжело, надрывно вздохнул.

– Что-то случилось? Не молчите! Что с моим мужем?!

– Успокойтесь, ради всего святого, – сказал старик. – С вашим супругом все в порядке. Но я…

Чернец запнулся, переводя дыхание. Разговор с женщиной явно давался ему с трудом, отнимая силы. – Я должен сообщить вам…

– Ваш голос почему-то кажется мне очень знакомым, – прервала его женщина.

– У меня важное сообщение, которое касается вашей семьи, – сказал монах, словно не слыша собеседницу. – Отнеситесь к нему серьезно и мужественно, как положено подруге боевого офицера.

– Вы говорите, как мой муж, – женщина потрясенно прикрыла рот ручкой. – Не томите, прошу вас! У меня сейчас сердце разорвется!

– Муж ваш жив и относительно здоров, но вы не сможете быть вместе.

– Не понимаю вас! О чем вы говорите? Что за чушь вы несете?! – женщина возмущенно всплеснула руками. – Что за нелепый, дурацкий розыгрыш?

– Если бы, Оленька, если бы, – старик скинул с головы капюшон. – Все сказанное – чистая правда.

Женщина охнула, осторожно протянула руку и дотронулась до морщинистой щеки старика.

– Володя? – прошептала она. – Володенька?

Старик молча кивнул.

– Что с тобой сделали? – из глаз женщины брызнули слезы. – Кто это сделал?

– Никто, – мягко ответил монах. – Это время, Оленька. Безжалостное время. Ваш полет домой затянулся на сорок пять лет и девяносто шесть дней. Поверь мне, я считал. Считал каждый божий день.

– Это невозможно! Мы вылетели только вчера!

– Во время разгона корабль оказался у горизонта событий черной дыры. Ее никто в той области не наблюдал, пока ваши траектории не пересеклись.

– Но время! – женщина прильнула к старику. Она заплакала. – Как такое возможно?!

– Ученые говорят, что время у черных дыр замедляется. То, что было минутой, становится годом. А для меня же оно превратилось в бесконечность.

Монах сжал плачущую женщину в объятьях и говорил, говорил, будто стараясь выплеснуть все, что скопилось в душе годами.

– Я наблюдал годами, как корабль с вами падал в черную дыру. Это было невыносимо. Я искал смерть, но она не принимала меня. Судьба издевалась надо мной и вместо упокоения осыпала званиями и наградами. Став полковником, я понял, что иду не туда. Не в смерти утешение, не в горечи – спасение. Принял постриг и стал молить о чуде. Просил Господа о вашем возвращении. Все эти годы. Молил, чтобы корабль не исчез в небытие.

– Почему так несправедливо, Володенька? – женщина осыпала старческое лицо поцелуями.

– Не гневи Господа, Оля, – шептал инок. – Я вымолил вас и благодарен ему за ваше возвращение. Теперь вам должно жить и быть счастливыми. На моем счету накопились приличные средства. Пенсия по выслуге, как ты помнишь, а потом и выплаты за звание. Мне они не нужны. Монастырь обеспечивает всем необходимым. Обо мне забудьте.

– Что такое ты говоришь? – губы женщины гневно дрожали. – Я не откажусь от тебя.

– Мне менять что-то поздно, – тихо сказал монах. – А ты подумай о сыне, родная. Скажи, что папа срочно улетел на спецоперацию и не вернулся. Я останусь в его памяти героем. А потом, со временем, когда повзрослеет, можно и рассказать.

– Как мы без тебя? – женщина уронила голову на грудь чернеца. Она рыдала, а он с горечью гладил ее волосы. И смотрел – то на нее, то на мальчишку, который с любопытством крутился вокруг солдат, охранявших периметр вокруг корабля, рассматривая амуницию.

– Нравится? – спросил один из пехотинцев.

– У моего папы – круче, – важно сказал мальчик. – Он тоже из орбитальной пехоты, но званием выше.

– Да ты из наших! – воскликнул солдат. – А фамилия у бати какая?

– Строгин, – гордо вскинулся мальчик. – Владимир Строгин. Он молодой и сильный, как вы, но уже старлей! И ветеран! Вы с ним знакомы?

– Ветеран, – повторил боец, сопровождавший чернеца до посадочной площадки, и покосился в сторону перехода. – Конечно, знаком. Лично.

Были догадки, что черные дыры – червоточины, туннели, связывающие разные координаты. Но разве кто-то мог предположить, что корабль, захваченный сверхтяжелым объектом, выбросит из другой червоточины в обычное пространство? Пусть – годы спустя, но невредимым, без единой царапины? Это ли не чудо?

Кстати, сопровождавшим монаха бойцом был я. После знакомства со Строгиным, как видишь, ушел в технари. Понял, что военное дело – не мое. Прозрел… И ни о чем не жалею, хоть и смотрю на твою форму с некоторой ностальгией.

Я сохранил тот листок. Вот он, держи. На скомканной, пожелтевшей бумаге коряво, будто пальцам писавшего было привычней сжимать оружие, чем держать стило, выведены два имени. Я их помню наизусть. Ольга и Даниил Строгины. Одно из них, парень, твое!

Эндемик

…Из записи беседы с капитаном третьего ранга в отставке, ветераном коммерческого флота. Аудиоархив старшего звена следопытов Токмокского института истории.

…Важная веха? Ха! Как все условно! Что вы, молодые, знаете о клоопянском прецеденте? Да, да, люди прекратили кровопролитную межпланетную войну между двумя негуманоидными расами, стали полноправными членами галактической лиги – межпланетного сообщества развитых цивилизаций. Об этом во всех земных учебниках сказано. Но! Шелуха! Чепуха! Примите, если правду ищете не для реферата. А коль сомневаетесь, поразмыслите, отчего примиренные противники в благодарность сократили контакты с нами до минимума?

С обеими сторонами на момент конфликта человечество поддерживало торговлю. Коммерции сопутствовал культурный обмен – на том уровне, сколь возможно между разными видами. На Клоопе обитала разумная плесень, на Зоре царствовал вид крупных тараканов. Приятные торговые партеры, не находите?

Клоопянская плесень образовывала колонии, которые осознавали себя личностями. Грибковая культура по земным меркам переживала эпоху возрождения. Умы клоопян занимали романтизм, искусство и восхищение прогрессом. Выражалось это своеобразно: грибок поражал крупных насекомых или животных, заставляя сооружать машины, рыть катакомбы и исполнять любые па на потребу. Но больше всего паразиты любили коллекционировать носителей, с азартом собирая экзотичные экземпляры. В погоне за особо ценным носителем, колония могла расшибиться в слизь.

Купцы быстро раскусили, что да откуда, и наладили этапирование на Клооп преступников, приговоренных к высшей мере. Аморально? Как сказать. Тут точнее другое слово. Законно. Плесень платила щедро – сотнями метров искусных тканей, выплетаемых туземными пауками под контролем разумного паразита. Клопянский текстиль был нежен, тонок и прочен. Тонкая блуза из него выдерживала удар пули.

Зоры, осознав себя царями природы, поделились на правых-левых, черных-белых, нижних-верхних, и в погоне за унификацией с наслаждением истребляли друг друга несколько тысячелетий. Планета стала находкой для химических компаний. В процессе взаимного уничтожения зоры проявили чрезвычайную изобретательность в разработке средств борьбы с вредителями.

На момент инцидента зоры активно осваивали ближний космос. В одной из соседних систем насекомым понравилась планета с богатой флорой и фауной. Перенаселенному Зору она представлялась раем, а на поверку оказалась чистилищем. Это к тому, чтобы сломать клише, согласно которому таракане выступали агрессорами. Планетой той был Клооп.

Зоры основали на Клоопе колонию. Им и невдомек было, что планета уже населена. В хитиновых головушках не укладывалось, что низшая форма жизни способна конкурировать с венцом тараканьей эволюции. Так что, наткнувшись на искусственные сооружения, зоры решили, что имеют дело либо с погибшей цивилизацией, либо с брошенной колонией. В пользу последней версии белел костями человеческий скелет, найденный в открытых катакомбах.

Клоопяне тоже не признали в гостях собратьев по разуму. Плесень восприняла зоров, как новый вид фауны. Причем, как вид весьма способный и перспективный. Вскоре любопытный грибок не только покусился на несчастных колонистов, но и попал на их историческую родину. Зоры приняли паразита за инфекцию, вызывающую психическое расстройство, и спроваживали заболевших на родину. Начало ответному вторжению клопян на материнскую планету тараканов было положено.

Будучи в ту пору безусым юнгой, я служил на свободном купце. Мы, как многие торговцы, в погоне за барышом ныряли в малоизученные обитаемые системы, где можно было взять товар дешевле, чтобы продать его дороже. На этом бизнес держится. К Клоопу наш корабль следовал, чтобы обменять заключенных на ткани.

Купец материализовался на орбите Клоопа, когда внизу уже разгорелась настоящая бойня и, разобравшись в чем дело, было чему ужаснуться. Колонисты жгли вредителей, чем прогресс послал, плесень засылала в стан противника пораженных жучков-паучков и взятых в полон зомбированных зорян. Развлекались братья по разуму как могли, и отчасти была в том вина галактической лиги.

В галактике действует запрет на передачу молодым цивилизациям инопланетных знаний и технологий. Был бы у кандидатов в неофиты детектор разумности, до войны миров, пожалуй, и дела б не дошло. Но правила игры, увы, писаны не нами, и, конечно же, не людьми решалось, можно ли доверить прибор кандидатам в неофиты.

Сейчас, спустя много лет, я понимаю, почему детектор запрещен к экспорту на отсталые планеты. Результаты чудо-прибор выдает спорные и странные, с наскоку не осмыслишь. Оно и понятно: изобретатели детектора руководствовались нечеловеческой логикой. Мы, люди, в их шкале разумности почему-то застряли где-то между альдебаранским десятиногом и австралийским кенгуру. Что за недоразумение? Что оно значит? Мне, признаться, легче осознать, что безграничная и многообразная наша Вселенная в макромасштабах – брызг пены. Надеюсь, – морской или хотя бы пивной. Очень не хочется разочароваться в бытие.

Мы не имели права делиться с торговыми партнерами детекторами, но могли им подсказать, насколько они заблуждались относительно картины мира. Безучастно наблюдать, как взаимно уничтожаются разумные расы, согласитесь, преступно.

Не скажу, что решение вмешаться в конфликт, не было продиктовано и желанием получить выгоду. Не без этого. В трюме купца находилось более сотни капсул с погруженными в сон смертниками. Не в космос же их выбрасывать! Однако попытки разъяснить сторонам, что к чему, закончились фиаско. Противоборство ожесточилось.

С точки зрения зора, его вид вел борьбу с пусть и разумным, но вредным и чрезвычайно опасным паразитом, с чем трудно не согласиться. Земляне ведь тоже, что скрывать, корабли химикатами обрабатывали, чтобы хитрому грибку не вздумалось с инопланетными технологиями познакомиться. Но, заметьте, мы руководствовались требованиями галактической лиги.

В глазах клоопян имел место чистейший геноцид с использованием химического и другого оружия массового уничтожения. При этом, упрямая плесень настаивала на неотъемлемом праве паразитировать на зорах. Звать их, дескать, не звала, и буду защищать родную сырость от агрессора всеми доступными средствами.

Капитан попробовал достучаться в межпланетный арбитраж. Лига ткнула нас носом в …цатый параграф энной статьи, в которой указывалось о невмешательстве во внутренние дела цивилизаций, не доросших до вступления в дружную космическую семью. Что значило: галактическому сообществу на конфликт недоразвитых рас начхать. Не гуманно? Возможно. Но правильно ли требовать проявление человечности от негуманоидных рас. Да и к кому, опять-таки? К негуманоидам?

Мы свернули удочки, благо ловить, увы, на Клоопе, было нечего. А что бы вы сделали на нашем месте? Чтобы не возвращаться порожняком, капитан решил заглянуть на Зор, болтавшийся в вакууме по соседству – в космическом, как вы понимаете, масштабе. Ядохимикаты тараканьи с тканями клоопянскими по прибыльности не сравнить, но на безрыбье, согласитесь, и червячок за креветку сойдет.

На Зоре нас ждала неоднозначная новость. Вторжение клоопянского паразита захлебнулось, когда уж казалось, катастрофы насекомым не избежать. Плесень вырождалась в примитивный бездушный грибок. Передышка позволила таракашкам собраться с мыслями и найти на инопланетного паразита действенную отраву. Вся военная промышленность Зора принялась ковать оружие возмездия. Тараканам было не до торговли.

Капитан созвал совет. На нем и прозвучала мысль о том, что конфликт нужно рассматривать в иной плоскости, не очеловечивая представителей инопланетных рас. Брякнул ее механик – зануда и ксенофоб, а не штурман, как пишут сейчас. Я хорошо помню. Штурман просто развил чужую мысль. Но был он очень убедителен.

Вы будете улыбаться, но корабельный совет, взяв за основу идею механика и версию штурмана, выстроил логичное и цельное утверждение, которое капитан незамедлительно отправил депешей в лигу. Ответ не заставил себя ждать. Через несколько часов на орбитах обеих планет появились военные суда старших рас. Молодые цивилизации принудили к миру, заставив зоров сдать оружие, а клоопян освободить всех пленных. Противникам запретили приближаться к планетам друг друга на расстояние в световой месяц.

Что сказал штурман? О, ничего особенного! Удивительно, почему никому раньше в голову не приходила подобная мысль. Плесень, процветающая на Клоопе, деградировала на Зоре, попав в чуждую экологическую нишу, изменить которую под себя не могла. Грибок являлся эндемиком, и его занесли в список редких видов в Галактике.

Мы остановили войну, но напрасно ждали благодарности. Зоры послали нас куда подальше – таракашки оказались существами мстительными, и то, что мы воспрепятствовали торжеству возмездия, простить не могли. Не обрадовались миру и клоопяне. Они потеряли шанс выйти в космос и навечно привязаны к своей планете. Почему? А что происходит с представителем редкого вида, если он оказывается за границами заповедника? На него объявляют охоту. А вы говорите, история…