Царская дочь

В старой «Международной христианской газете» один пастор писал, что «женщины носят брюки женские, а не мужские».

Раиса Михайловна, у которой не было дочерей, одни мальчики, очень хотела, чтобы новая сестра выглядела, «как настоящая христианка». Но Михайлову от слова «христианство» уже тошнило как от аналогового «сектантству». Вот православие – другое дело. А эти Иваны, родства не помнящие! С чего они решили, что америкосы – самые умные?

А Раиса Михайловна надавала ей «христианских» летних юбок. Пришлось надевать, раз уж она «идёт на промысел», – самую модную, ультрамариновую, из воланов. Катя чувствовала себя в ней голой.

Женщины в церкви детей Божьих на служении имели право спеть песенку или прочесть стишок. Две бабки, мать Валеры, и другая, Клотильда Фёдоровна из Ферзёва, всегда читали стихи собственного сочинения по тетрадке. Но сейчас брат Валера со всем выводком был в Ялте, а другая стихотворица – в Краснодаре у сына.

– Кто хочет сегодня послужить? – спросил брат Агайк в антракте между проповедями.

– Ой, а можно я? – оживилась сестра Михайлова.

И вышла к микрофону, и прочла стихотворение Эмилии Бронте «Моей душе неведом страх». Было очень странно слышать свой голос по бокам, из двух мощных колонок.

– Аминь! Благодарим! – по традиции ответил зал.

Раисы Михайловны в зале не было, она как раз спустилась вниз присмотреть за обедом. Узнав, что «воспитанница» приняла участие в служении, женщина расцвела:

– Слава Богу!

После богослужения проводилась вечеря любви – чаепитие с бутербродами. Специальный человек, брат Гена, нёс служение снабжения, закупая в гипермаркете каждое воскресное утро сыр, варёную колбасу, белый хлеб, чай и сладости. Но такая благодать была не везде: сёстры сказывали, что в главном доме молитвы страны бутерброды полагались только членам церкви. А может быть, и врали: это же бывшие пятидесятницы, не совсем в себе от видений и прочих «действий Духа Святого».

И всё богослужение Михайлова испереживалась, что ей не удастся взять домой бутербродов. Но всё обошлось, Раиса Михайловна пособила.

– Вон Елена Даниловна всё время бутерброды домой собирает! А ведь не такие уж они и бедные! У её дочери – машина хорошая!

Толяна не было, и в church дышалось легче. Да и много кого не было: молдаване и прочие потянулись на родину, как караван гусей. Места в машинах стали на вес золота, и возили только бабок, на местном диалекте – сестёр-стариц, хотя у их детей и внуков имелся собственный автотранспорт.

Теперь сестра Михайлова с нетерпением ждала воскресенья, но не только из-за бутербродов: у неё появился стимул, и к каждому богослужению она готовила духовное стихотворение. Энн Бронте, «Кающемуся»; нет, слишком мрачно, и свечной атрибутики у детей Божьих нет, поэтесса – дочка англиканского священника. Вот иеромонах Роман, но его нельзя: дети Божьи ненавидят и высмеивают Богородицу, хотя должны почитать всех библейских героев! Называют же они своих отпрысков Давидами и Евами!

Но всё хорошее быстро заканчивается: на Жатвенной, самом главном празднике детей Божьих (его православные аналоги – Медовый, Яблочный и Ореховый Спас), Елена Даниловна, горбатая сестра-старица с тремя палками для подпорки, полезла в драку:

– Не трогай плов, ты не наша!

Брат Сергей Иванович Худолеев, главный помощник Толяна, мотавший срок в Сосновке за разбой с обрезом, и то сказал:

– Елена Даниловна, сестре трудно. Может быть, это вы – не наша? Никто из вас на уборку церкви никогда не приходит, а она вчера пришла и сделала всё, что ей сказали!

Да, накануне Катя вымыла окна и распутала вместе с Асмик гирлянды осенних листьев. И на сельскохозяйственную выставку принесла большой кабачок, – выпросила у знакомых огородников.

– Нет, она наша! – взъярилась Раиса Михайловна.

Плов со свининой и дурно пахнущим нутом, а также картошку с мясом, готовил по праздникам, а также к приезду начальства из миссии в Германии, брат Агайк. Они с женой Асмик родились в Самарканде, и не знали ни армянского языка, ни армянской кухни. Покупка ингредиентов компенсировалась церковью. Сестра же Раиса Михайловна готовила на свои, заискивающе спрашивая пастора Толяна, нужны ли будут пироги, а он огрызался, что ещё не знает.

На Кавказе же принято угощать, это – дело чести.

В пол-одиннадцатого ночи позвонила Раиса Михайловна:

– Катенька, ты почему ушла? Из-за Елены Даниловны, что ли? Сами-то выносят сумками! Всё равно ведь выкинут, а человеку не дадут! Я и Шурочке сегодня дала плова из котла: один сын у неё повесился, другой в тюрьме, и зарплата шесть тысяч. Я знаю, что такое голод! Я после развода жила одна с тремя детьми, варила молочный суп, крошила туда чёрный хлеб, и мне, бывало, уже ничего не доставалось, только маленький кусочек хлебушка! У меня пухли руки, у меня пухли ноги! Верующие!

У детей Божьих, как и у масонов, считалось, что «брат должен помогать брату». Но молдавской цыганке Лянке Руссу, «крещёной сестре», на её слёзы о раковой опухоли никто не дал денег, только чеченка Раиса Михайловна – последние четыреста рублей: «Возьми, сестра, если тебе это поможет».

В этой church издавна была своя священная корова, сестра Елена Даниловна. Никто так и не заметил, что внуки-безотцовщина давно выросли, дочь-медсестра купила машину, и у неё у самой инвалидная пенсия – восемнадцать тысяч рублей. В church намечалась новая «голодающая» – Галя Явлинская, жена Валеры, хотя они жили в новостройке, он ездил на «японке» с правым рулём, и собирались переезжать в коттедж. Четверо детей же!

– Деньги на церковь дают американцы, – продолжала выдавать корпоративные тайны сестра Раиса Михайловна. – Вон в прошлом году, когда тебя не было, они приезжали проверять, как расходуются средства, я для них варила! Сколько же они жрут!

Но сестра Михайлова решила за бутербродами в церковь больше не ходить. До того опуститься, опозориться! Да не умрёт же она без их колбасы и сыра!

И вправду не умерла, будто ничего и не лишилась.

Но к Валере ходить ей нравилось.

А тут и новая развлекуха подвернулась: церковь харизматов веры евангельской «Дом Петра», лифт в 90-е годы, машина времени. Интересно, а у них есть ребцентры?

Глава 4

Маленькая вошка и депутат

Честь честью, достоинство достоинством, а платить за квартиру по-прежнему было нечем.

У Михайловой, невзирая на её замкнутый образ жизни, были знакомства аж в областной Думе, да что толку? Разве для неё, «маленькой вошки», как называли её муж с лучшим другом Родионом, кто-то станет что-нибудь делать?

Наталью Николаевну Компанейцеву Катя знала давно, но и она воспринимала её как «вошку». Иногда Михайлова разносила и расклеивала всякие предвыборные и агитационные бумажонки, за что товарищ Компанейцева неплохо платила из своего кармана, никогда не обманывала.

– Ты, если что-нибудь понадобится, обращайся, – с чувством сказала депутат, когда они виделись в последний раз.

Но только Компанейцева, как всякий порядочный и уважающий себя депутат, никогда не выполняла своих обещаний.

Но вот час пробил. И Михайлова пошла в общественную приёмную Компанейцевой, что на станции Колонок.

В «алтаре» кто-то был, а в захламленном предбаннике ждала тётка с короткой стрижкой. Невидимая посетительница рассказывала о родственнице, которую сбила машина; ей не давали инвалидность.

– Она теперь всё время плачет!

– Что она плачет? Пусть спасибо скажет, что живой осталась, – цинично, ответила Компанейцева.

Как всегда не вовремя позвонил муж:

– Ты где?

Михайлова стала ругаться, чтобы он её не беспокоил.

– Мне поговорить надо, не мешай!

Тётка сделала замечание:

– Женщина, вы так громко разговариваете, что вас на улице слышно!

– Как хочу, так и разговариваю.

Компанейцева отреагировала на неё, как на привидение. Повстречав в приёмной дух сдохшего Ельцина, она удивилась бы меньше.

– Катька, ты?!

– Мне бы хотелось поговорить наедине, – надменно бросила Михайлова Монике Капелюхе, помощнице депутата.

Ох, и назовут же! Моника Евгеньевна Капелюха!

Михайловой просто было ужасно стыдно. Она изложила свою проблему.

– Ты на бирже состоишь? – деловито спросила Компанейцева.

– Нет. Что они могут мне предложить?

– У тебя пенсия?

– Нет, я же не старая.

– А на что же ты живёшь? – поразилась депутат.

– Ни на что.

– Моник, а может, мы напишем заявление в соцзащиту на материальную помощь? Или ей не дадут?17

– Не дадут, – авторитетно заявила та.

Так Катя узнала, что наше «социальное государство» пособляет лишь имеющим небольшой официальный доход! А у кого ничего нет, тем не платит.

Компанейцева стала звонить Кошелевой, директору их управляющей компании, с которой состояла в близкой дружбе.

Михайлова давно уже поняла, что нет ничего отвратительнее и ужаснее, чем просить работу – удочку, а не рыбу. Ты раскрываешь свою уязвимость. Просто она втайне надеялась, что Компанейцева попросит подругу её не трогать, хотя пока её и не трогали.

А у Натальи Николаевны – советский синдром большого начальника – сидеть за столом и куда-то звонить. Пусть и толку от этого никакого.

Она дозвонилась до Кошелевой и изложила проблему просительницы. Михайлова спрашивала про «договор рассрочки долга».

– Вот видишь, я тебя не назвала! – похвасталась Компанейцева, из-за чего Михайлова ещё больше почувствовала себя преступницей.

Депутат написала ей адреса жилконтор, которые она и так знала.

– Завтра сходишь туда и расскажешь мне, что они тебе там скажут. Телефон твой у меня есть. Сделаешь мне дозвон, я тебе перезвоню.

– Так у меня двадцать минут в день на МТС бесплатно! – похвасталась Михайлова. – Так что без проблем!

– Как хочешь. Я и сама тебе помогу, только, конечно, не всей суммой!

Когда Михайлова вышла, уже стемнело. Было очень холодно, дул сильный ветер.

Дома Максим сообщил, что завтра выходит на работу.

***

Но на следующий день позвонила Раиса Михайловна.

На последнее общение у Валеры Явлинского она приезжала из Камволина со своей дуэньей, привезла шарлотку с удивительно свежими яблоками, сестра Борисовна испекла под её чутким руководством. Рука у Раисы Михайловны была перевязана большим тёмным платком.

– Однорукая пришла! – тихо сказала сестра Нина Андреевна.

Сестра Светлана Михайловна, эта вечно улыбающаяся кукла, запричитала:

– Что же тебя не было в церкви?! Мы все так испугались, так испугались!

Кто эти «мы»? Но Катя чуть было не поверила. Но если бы сестру Явлинскую и вправду беспокоила бы её жизнь, она могла бы взять её телефон у своего самого любимого, успешного сына, занимавшегося смс-рассылками, позвонить и поинтересоваться. Никто же из church так не сделал.

А сестра Раиса Михайловна спросила шёпотом:

– Тебя почему опять в церкви не было?

– А я и в это воскресенье не приду! И в следующее не приду!

– Почему ты мне грубишь, я-то тебе что сделала? – удивилась Раиса Михайловна. – Послушай: в это воскресенье у Агайка и Асмик годовщина, пятнадцать лет совместной жизни, он будет готовить плов. Приходи.

Катя ждала Раису Михайловну на конечной остановке. Приехал камволинский автобус, и она вышла, с рукой наперевес.

– Приветствую, сестричка, – искренне сказала женщина.

И они пошли вверх в гору.

– Как же тяжело и далеко, – вздохнула Раиса Михайловна.

– А зимою вообще каток.

– Плов в этот раз не готовили. Пастора не было, а раз его нет, то не стали праздновать. В это воскресенье будет.

Таким нехитрым способом она ещё надеялась вернуть Катю в эту скучную церковь.

Сестра Михайлова наябедничала, как сестра Нина Андреевна шёпотом назвала Раису Михайловну «однорукой».

– Благослови её Господь многократно! Сколько я ей уколов понаделала, сколько лекарств за свой счёт купила!

– Мне бы такое даже в голову не пришло.

– А ты тогда была одета лучше всех, даже лучше Гали! Тебе так хорошо в этих брючках!

Благодаря Раисе Михайловне сестра Катя оказалась одетой лучше всех в церкви детей Божьих. А на общение она приходила в брюках в мелкую клетку и шёлковой светлой блузке.

И снова они собрали несколько тюков, вызвали такси до Камволина. Раиса Михайловна звонила не в фирму, а водителю, с которым договорилась на стоянке.

И Катя снова вернулась домой с подарками. В домоуправление она не пошла. Было холодно, солнечно, и ей не хотелось портить себе настроение. А товарищ Компанейцева так и не позвонила и ничем не помогла, хотя сама просила обращаться, если что. Но Катя на это и не рассчитывала.

На свадебный плов она тоже не явилась, хотя искус был: в то самое воскресенье, когда Михайлова открыла в своей жизни новую, харизматическую страницу, Максим приготовил свой плов, правда не из говядины, а всего-навсего из курицы, крылышек и белого мяса. В тот же день приходил Родион, у которого была банковская карточка, которую брат Костя (родной, а не по вере) дал ему для закупки стройматериалов. Её нельзя обналичить в банкомате, но можно отоварить в любом магазине, поэтому они с Максимом и накупили всякой снеди: макарон, картошки, лука, курицу, сосисок, яиц, сахара, паштета и колбасы – всего на полторы тысячи рублей.

Глава 5

Смертельная ярость

«Брат, я не могу оставить эскадрон».

Михаил Булгаков, «Красная корона» (Historia morbi)

Теперь Максим работал на ТЭЦ, метро «Октябрьском поле». Они утепляли здание, Костя Реут получил подряд. В трудовой книжке это не фиксировалось, только список работников подавался.

Октябрьский вечер был мрачен, что не удивительно. Но всё же Михайлова не ожидала от него совсем плохого.

Приехал Максим и сказал:

– Купи мне сигареты.

– На что?

– Займи у кого-нибудь.

– У меня никого нет.

– Тогда иди и настреляй.

– Сам иди.

– Я устал. Иди за сигаретами.

– Не пойду.

– Сейчас я буду злой.

Катя не придала его словам никакого значения. Этот тупой диалог повторялся из года в год.

И вдруг лицо Максима искорёжила дьявольская ненависть, и он стал крушить и переворачивать мебель.

– Что, сука? Пойдёшь теперь за сигаретами? Вон мелочь, купи у таксистов!

Это был ужас. А что дальше-то будет?

И Катя, накинув финское пальто от Раисы Михайловны, выбежала на улицу. Даже если ей и было, куда пойти переночевать, она ни за что не оставила бы квартиру озверевшему безумцу!

На стоянке такси у круглосуточного магазина пусто. В скверике, созданном старшей по дому-башне, дико ржали малолетки. Но вот у секонд-хенда она заметила приличного мужчину в возрасте, выгуливавшего пуделя. Катя подошла к нему и просто сказала:

– Извините, вы курите? Вы не могли бы продать мне пару сигарет? А то у меня муж буянит…

И мужчина достал из куртки пачку красного «Святого Георга», и дал ей две сигаретины. От платы раздражённо отказался. А его пудель приветливо завилял хвостиком.

Получив желаемое, Максим сразу сделался сладким. Катя же не стала с ним разговаривать и ушла спать.

Получалось, она живёт под одной крышей с человеком, который болен психически. То ли ещё будет?

Глава 6

А листья так и не опали…

В следующее воскресенье, уже в начале ноября (а листья так и не опали!), Михайлова вновь собралась на утреннее служение в церковь харизматов, хотя то, первое, и повергло её в крайний ужас. Пастор, увидев её, расплылся в улыбке:

– Здравствуйте, Катя. Как дела?

– Привет, драгоценные!!! – заорал кто-то в микрофон.

Всем раздали листочки с текстами, на этот раз другими. Девушку в узорчатой накидке сменила певица в каком-то кукольном васильковом платьице, а «битлз» так и не переоделась.

В уголке появился столик под бордовой скатертью, с зажжённой свечкой в высоком подсвечнике, с ресторанной посудой под серебряными крышками, – хлебопреломление.

В церкви детей Божьих причастие тоже проводилось в первое воскресенье каждого месяца. После собрания брат Толян читал Евангелие от Луки и ломал булку перед залом. По рядам пускали два блюда с наломанным хлебом. Взять кусочек и прожевать его с умильной рожей могли лишь свои, – «члены церкви». А ещё Толян освящал самое настоящее красное вино и самолично нёс его в чаше; все стояли и отпивали из одного «кубка».

А «бэнд» на сцене тем временем заиграл:

Оставляю печаль мою,

Мой позор оставляю,

Я с неба беру

Радость в Боге моём!

Отвергаю болезни,

Боль мою отвергаю,

Я с неба беру

Радость в Боге моём!18

В слове о пожертвовании пожилой мужчина с чёрной бородой и облысевшим лбом, сказал:

– Не каждый из вас может прийти на станцию Колонок на служение «Накорми голодного!», но вы в состоянии пожертвовать деньги на продукты, а также содержание нашего ребцентра в Молоткове.

Красные ведёрки прятались под стулом в начале каждого ряда. Сестра Михайлова присела на «трон», где на спинке надпись: «Служба порядка». И к ней тут же подлетел диакон19 Слава с бейджем на шее, который перед служением раздавал всем листочки с гимнами, как раз из этой самой службы, – Катя уже знала из интернета, что в 90-е его должность называлась местоуказатель:

– Сядьте, пожалуйста, у стены, – там есть свободное место, это – служебное. Не в обиду…

– Те, рядом с кем есть пустые стулья, поднимите руку! – объявил пастор. – Можете садиться на первый ряд, здесь есть свободные места!

Направо от креста – большой белый экран для цифрового проектора. Показали репортаж с ночной молитвы в Большой церкви, – прихожане плясали до упаду, – бесновались. Stand up – девушка с вытравленными белыми волосами. Ничего духовного, просто молодёжный клуб. И всё это – под дискомфортную клубную музыку.

Как-то на радио России вышла передача об электронной музыке, очень интересная, что редкость для этой станции. Автор программы рассказала, что в процессе её звучания испускаются электронные лучи, помогающие в лечение психических заболеваний. А Катя бы сказала, что наоборот!

От всей этой «синтетики» ей стало жутко. Поставили «саундтрек» из фильма «Сибириада», который она никогда не видела, новостную заставку радио России. И если раньше Катя не обращала на этот электронный проигрыш никакого внимания, то теперь впадала в панику. Что-то потустороннее…

Михайлова понимала, что в воле композитора описать лепет ручья, шум ветра, шелест падающей листвы, рассвет, а ещё останавливающееся сердце, обморочный звон крови в ушах. И от такой музыки можно повеситься!

Показали слайды – строившуюся церковь:

– Смотрите, как нам помогает Бог! – заявил пастор Алексей. – Ещё год назад здесь была одна бетонная коробка! А сейчас надо молиться, чтобы через дорогу сделали прокол, – тогда нас подключат ко всем городским коммуникациям. Братья и сёстры, напоминаю вам, что сегодня, в первое воскресенье месяца, мы, как обычно, собрали деньги на строительство нашего здания, а в другие дни мы собираем пожертвования на оплату аренды, коммунальных услуг и другие нужды. Также напоминаю, что продолжается пост и молитва за наше здание: сейчас мы пустим листочки, и вы запишитесь на пост и молитву…

Проповедь пастора касалась сегодня святая святых – десятины:20

– Я покаялся21 30 апреля 1992 года в Иркутске. Нашей церковью тогда руководил сам пастор Юстейн Кнудсен. И моя мама, Валентина Алексеевна, тоже стала ходить в церковь. И нам в эти лихие 90-е нечем было отдать десятину, но у нас был полный погреб картошки. И мама сказала: «Лёша, да картошкой как-то неудобно…» И что же? Её всю пожрали крысы! И тогда моя мама обошла весь погреб со свечой и молитвой: «Господи, ты заповедовал в молитве высвобождать Твоё Слово, ибо ангелы Твои понимают только Священное Писание. Ты сказал: «Я для вас запрещу пожирающим истреблять у вас плоды земные, и виноградная лоза на поле у вас не лишится плодов своих, говорит Господь Саваоф».22 Господи, так запрети крысам, пожравшим нашу картошку, впредь пожирать её!» И все крысы исчезли! И на следующий год мы прислали в церковь десять вёдер картошки! Аминь?

– Аминь!

– В тот же год у нас уродился большой урожай вишни. Куда её девать? И мама сказала: «Лёша, я раньше никогда её не продавала и сейчас не буду». И тогда я взял два ведра и встал у магазина с двумя другими тётками. Вскоре на меня наехали бандиты, и я сказал: «Моя крыша – Иисус Христос. Я продам эту вишню, и десятую часть от вырученных денег заплачу своему крышевому – Иисусу Христу. И если вы отнимите у меня эти деньги, вы отнимите их у Бога!» И рэкетиры задумались, почесали репу и сказали: «А мы тоже – верующие!» И ушли. А я продал всю вишню и отдал десятину. Аминь?

– Аминь!

После проповеди – хлебопреломление, и Алексей объявил:

– Нас, христиан, во всём мире не так уж и много, всего 2 миллиарда 50 миллионов. Это всего 33 процента от населения Земли. Мусульман – 21 процент. Больше всего католиков – один миллиард. Нас, протестантов, – 800 миллионов, из них 600 миллионов – пятидесятники, а православных – 250 миллионов. И в православных храмах в России каждое воскресенье собираются свои братья и сёстры, – ласково сказал пастор. – Все они – наши братья. А мы с вами – православные протестанты.

И пастор Алексей открыл Евангелие и прочёл о Теле и Крови Христовых. Местоуказатель Слава раздал всем дополнительные листочки с Апостольским символом веры, «Исповеданием грехов» и молитвой «Отче наш». Алексей сказал:

– Оставьте все тексты на стульях для тех, кто придёт после вас на второе служение.

И все хором прочли Никео-Царьградский апостольский Символ веры, сильно пострадавший от перевода на современный язык:

– Верую в Единого Бога Отца, Всемогущего Творца неба и земли. Также в Иисуса Христа, Его Единородного Сына и нашего Господа, который был зачат Духом Святым, Рождён Девой Марией, который страдал во времена Понтия Пилата, был распят, умер и был погребён, сошёл в царство смерти, на третий день воскрес из мёртвых, вознёсся на небо, воссел одесную Всемогущего Бога Отца, откуда вернётся судить живых и мёртвых. Верую также в Святого Духа, Святую Соборную церковь, собрание святых, прощение грехов, воскресенье мёртвых и вечную жизнь. Аминь.

– Итак, исповедуем сейчас пред Господом грехи наши, – сказал Алексей. – Мысленно перечислите их.

И после минуты глубокомысленного молчания прихожане исповедовали хором:

– Признаюсь Тебе, Святой и праведный Бог, что я часто согрешаю в мыслях, словах и действиях…

И Алексей, как поп, отпустил всем грехи:

– Да прощаются все грехи ваши!

Харизматы гуськом потянулись за вином и хлебушком, и какая-то женщина сказала Кате доброжелательно:

– И вы тоже подойдите!

– А что, и мне можно? Я ведь только второй раз…

– Но вы же верите во Христа, значит, можно!

И сестра Михайлова вспомнила, почему не смогла устроиться поломойкой в собор. Вот ведь какая насмешка!

В центре зала – Алексей и какой-то сопастор с подносами. Рыбкин раздавал пресный хлеб, – тонкие белые кружочки с крестиками, будто срезанные крышечки просфоры, напутствуя:

– Вот Тело, Марат, за тебя ломимое! Вот Тело, Игорь, за тебя ломимое!

А когда подошла её очередь:

– Вот Тело Христово, Катя, за тебя ломимое!

А его напарник держал крошечные стаканчики с красным вином в специальной ячейке. Всех по именам он не знал.

– Вот Кровь Христа, за вас пролитая! – говорил он.

Получив причастие, все возвращались на свои места.

А группа прославления играла на гитарах и синтезаторе, и пела бесконечную песнь:

Кровь Христа омыла меня,

Кровь Христа освободила меня

От всякого греха!

И все собрали свои стаканчики в один и передали службе порядка.

– А теперь перейдём к объявлениям, – сказал пастор. – Напоминаю, что в следующее воскресенье здесь богослужения не будет, мы все поедем в Москву. Один автобус отправляется из военного городка, второй из Ферзёво, и все они будут ждать нас у «Макдональдса». Если кто-то хочет поехать на электричке, то возьмите приглашения с адресом. Кто поедет на машине, обязательно возьмите специальные парковочные талоны, иначе вас просто не пустят на стоянку.

И сестра Михайлова попросила у женщин приглашение.

Общее собрание центров «Дом Петра».

«Дом Петра» – одна большая семья. Еженедельно мы проводим собрания в трёх местах Москвы и одиннадцати центрах в Подмосковье. Все собрания посещают более 4000 человек.