
Полная версия
Сны за полночь
Бородач ещё что-то выкрикивал и махал рюкзаком в стороны, когда один из охотников изловчившись и подкравшись совсем близко, пригнулся, как делают хищники перед роковым прыжком и наскочил на несчастного. Бросок оказался слишком внезапным и быстрым, оба упали, и тут же вся стая бросилась к поверженной цели. Мужчина отчаянно брыкался и пытался из последних сил сбросить чудовищ с себя. В какой-то момент Роду показалось, что бородачу удастся это сделать, но круг окончательно сомкнулся, жертва пропала под грудой голой массы тел, а её душераздирающие крики оборвались хриплым гортанным вскриком.
Род не мог сосчитать охотников, но ему казалось, что их не меньше полсотни. Они стащили тело своей жертвы подальше от придорожного света и терзали её, наскакивая друг на друга. До слуха мальчиков долетал слишком хорошо слышимый хруст костей и рычание, сопровождаемое визгом и жутким криком в споре за порцию человеческого мяса.
Мальчик задыхался, его тошнило, но он не двигался. Его пригвоздило к месту, ноги и руки замерзли в лёд, и всё же он не двигался. Ужас сковал его, первобытный страх ожил в нём. Он, кажется, всё-таки вскрикнул, тихо, но испугался этого и вжался лицом в старую вонючую куртку, что служила подстилкой ему. Позже он осмелился поднять лицо и посмотреть вниз. Один из волков рыскал меж стойками эстакады и жадно нюхал воздух. Наверное, он услышал Рода.
Капитан лежал недвижно подле, ни одним мускулом тела не выдавая своего присутствия. Род с замиранием следил за рыскавшим внизу охотником. Тот медленно переходил от одной стойки к другой, обнюхивая землю. Вот он приблизился к опоре, из которой торчали скобы-ступени. Мальчик перестал дышать от ужаса. Волк поднял лицо вверх, его человеческое лицо было залито кровью, которая ещё дымилась в неровном лунном свете. Роду показалось, что охотник смотрит ему в глаза и зажмурился сильно-сильно, боясь, что блеск глаз выдаст его монстру. Но всё обошлось. Существо опустило голову и вернулось обратно к стае.
Ещё полчаса мальчишки недвижно лежали на старых куртках, пока охотники, насытившись, не удалились прочь во тьму. После этого Рода стошнило прямо на куртку. Он плакал и не мог остановиться, и не мог смотреть в то место внизу, где на снегу образовалось тёмное пятно.
– Такого не может быть! Не должно быть! – повторял, всхлипывая мальчик, когда истерика начала отступать вместе со слезами. – Люди не должны делать такого! Охотиться и жрать людей! Этот… он же… он шёл… он хотел куда-то прийти… а они? Они его убили!
– М-да, новичок, не повезло тебе. Хотя. Как посмотреть. – Наконец нарушил молчание Капитан, он положил руку Роду на плечо и пытался его приободрить. – Нам повезло, что тот нас не заметил, когда ты вскрикнул, как девчонка. Ну, ничего. Мы утром соберём вещи и рвём ноги отсюда. Теперь небезопасно, сам видишь, они облюбовали здесь землю. Долго будут охотиться. Да, жалко того парня, но не он, они другого бы отловили. Думаешь, они наелись одним этим бородатым? Видал сколько их! Им как минимум пятерых нужно съесть, чтобы нажраться.
– Что?! Ты хочешь сказать, что этот… был первым?
– Не знаю, приятель. Первым он был сегодня в меню этих тварей или последним, не хочу этого знать. Наше дело, уцелеть. Мы и так потеряли двоих.
– А вдруг они вернуться?
– Не думаю. Больно дружно они отчалили от наших берегов. Ты если хочешь, иди к Ковбою и Художнику, поспи с ними. Я вижу, что ты не досидишь до утра. Впечатлительный ты ещё, хоть и знаешь улицы с изнанки.
– Нет, я не усну. Я лучше здесь посижу. Хочу здесь встретить утро.
– Как хочешь. Первый раз всегда тяжело. Меня тоже вывернуло трижды, когда я их охоту впервые увидел, – сказал Капитан.
– Как такое может происходить? Как?! – Род спрашивал у себя, у белобрысого соседа, у воздуха, который ещё пах кровью и смертью.
– Не знаю, приятель. Наверное, так же, как и улица стала нашим домом. У некоторых вопросов не бывает ответов.
Они сидели молча, не смыкая глаз до первых лучей солнца. Разговор так больше не возобновлялся. Род винил себя и косвенно считал соучастником убийства. Капитан сидел в не менее угрюмом настроении. К ним подтянулись Рыжий и Бизон. Они не видели той жуткой расправы над бородачом, но слышали достаточно. Ребята пребывали в подавленном состоянии, начались разговоры о сборах и местах, куда можно было бы перебраться.
– Я спущусь, – сообщил Род тихо шушукавшимся мальчишкам.
– Зачем? – Капитан обеспокоенно всматривался в лицо новичка. – Повремени. Скоро Ковбой и Художник проснутся, вместе соберём вещи и спустимся.
– Мне нужно сейчас. Нужно посмотреть, я спущусь. – Род уже свесил ноги и упёрся подошвой правого ботинка в скобу. – Спущусь.
– На мертвяка хочешь взглянуть? – усмехнулся Рыжий. – Там кости остались, да снег в крови. Чего там смотреть?
– Не на него. – Лицо мальчика передёрнуло отвращение от представившейся картины. – Там рюкзак остался. Я хочу посмотреть его вещи, может документы есть.
– И зачем тебе это, парень? – спросил Капитан. – К чему всё это?
– Не знаю. Просто хочу взглянуть. Да и ноги затекли. Разомну.
Он слез со стойки быстрее, чем взбирался на неё прошлым днем. Снег серел под ногами и грузно проваливался вглубь. Он ещё не таял. Под намёрзшей и чуть подтаявшей коркой наста сохранился пушистый слой. Но ненадолго. Это в городе, в душном и кипящем котле испарин и смога, приговор снежной красе выносился быстро, топя и размазывая зимнюю прелесть грязными мазками по плиткам тротуаров и асфальту дорог. Но за пределами этого жаркого муравейника зной сдавал позиции и оставлял кристальному серебру хоть и недолгий шанс, но пожить.
Небо туго затянутое низкими облаками, не пропускало солнце и от этого всё вокруг казалось погружённым в густые серые сумерки. Утро скорее походило на вечер. Род старательно не смотрел в сторону тёмного пятна, нарочито обходя его по окружности. Кровь попадалась везде. Маленькие алые кристаллы, слежавшиеся в комочки, казалось, ею был обрызган весь снег в округе.
Рюкзак, поверженный вместе с бывшим хозяином, лежал совсем близко от дороги. Никто из охотников не позарился на него и его содержимое. Мальчик стоял над рюкзаком, не смея прикоснуться к этой вещи. Наконец, одолев себя, он склонился и поднял поклажу за одну из широких лямок. Рюкзак оказался весьма увесист, потёрт по бокам и пах каким-то знакомым одеколоном.
«Так пахло от него, когда он нёс рюкзак», – подумал Род.
Он расстегнул центральную змейку, внутри лежала свёрнутая в рулоны одежда. Свитера, носки, футболки. Тут же была втиснута пластиковая фляга. Род открыл её, в ней был холодный чай. Поверх одежды лежал пакет с бутербродами и печеньем. Мальчик открыл боковой карман рюкзака. Там лежали всякие мелочи типа дверных ключей, салфетки, небольшая записная книжка с ручкой и паспорт. Именно этот документ и привлёк внимание. Александр Грот, двадцать четыре года. Адресом был указан один знакомый Роду городок на окраине страны. По странному стечению обстоятельств этот населённый пункт лежал по соседству с родным мальчику городом, из которого он ушёл два года назад.
Повинуясь какому-то слепому импульсу, Род положил обратно в рюкзак вынутые вещи и, застегнув все замки, накинул ношу на плечо. Он вернулся обратно к ребятам и показал находку, но не позволил им оставить вещи себе.
– Почему это? – возмутился Рыжий. – Этому они уже не нужны, а тут есть свитер и другие вещи. Нам они пригодятся.
– Я их верну, – неожиданно для всех ответил Род.
– Ну, конечно. Мертвец тебе спасибо скажет и рюкзачок на косточки свои натянет, – ёрничал задира с огненными волосами, остальные посмеялись ему в лад.
– Не ему, – угрюмо ответил мальчик.
– Тогда кому же? – с вызовом спросил Рыжий.
– В паспорте есть адрес, – просто ответил Род. – По нему и отдам.
– Ты что. Собираешься туда пешком топать?! – удивился Бизон. – Это ж такая даль! Ноги сотрёшь.
– Ну да. Не близко. Заодно проведаю свой город. Он совсем рядом от того, где жил этот бедолага, – сказал новичок.
– Род, не глупи. – Капитан забеспокоился. – Зачем тебе тащиться в такую глушь из-за какого-то там рюкзака? Останься с нами. Мы тебя принимаем. Верно, парни? Ты же пережил эту ночь, как договаривались.
– У этого парня было имя, – упрямо продолжил Род. – Наверняка есть и родители. Они должны знать, что с ним стало. Представляешь, они ведь его наверняка ждут, будут ждать. А он не придёт. А они всё равно его будут ждать и надеяться. Это жестоко.
– Знаешь, сколько таких пропадает каждый день? Сотнями! – воскликнул белобрысый парнишка, лицо его окрасил румянец. – И никому дела нет до них. Невозможно жалеть всех. Я это понял после того, как оказался за чертой. На улице есть только один закон – каждый за себя. Это у нас в группе мы ещё беспокоимся друг о друге, а у других всё не так красиво. Подумай, Род. Можешь себе придумать прозвище. Останься.
– Я всё это понимаю, но я решил.
– В этом мире одному не выжить, – настаивал Капитан. – Мы, как и те волки, живём стаями. Одиночке трудно прокормиться и защитить себя. Мы делимся на овец и волков. Это закон такой.
– Я как-то прожил один два года, – заметил Род.
– С каждым последующим годом тебе будет труднее жить одному. То, что ты один протянул пару годков, в этом есть доля удачи и везения. Но так долго продолжаться не будет. Тебе нужна семья. Мы то, что тебе нужно. Мы та сила, что сбережёт нас. Останься, Род.
– Знаешь, Капитан, – Род смотрел прямо в глаза предводителю группы, – ты прав, я был готов остаться. Впервые я нашёл таких, как вы, непохожих ни на кого и таких дружных. Впервые я подумал, что могу стать частью целого. Но проблема в том, что я не хочу пережить ещё одну такую же ночь. Я не овца, которая гадает, придёт её черёд стать чьей-то едой сегодня или это будет в следующую ночь.
– Так ты струхнул после увиденного? – перебил его Шейх. – Так это ж ничего. Мы найдём другое местечко. И будем осторожнее.
– Так-то оно так. Но не по душе мне спать днём и бояться пошевелиться ночью, потому что горсть уродов выходит на улицы и охотится на беззащитных зевак. Да, вы найдёте другое место, возможно, оно будет ещё лучше и надежнее. Но они вас и там найдут. Они найдут вас везде. Если вы ещё не поняли, город – это их охотничья территория, а все вы – их добыча. Я не привык жить в таком страхе. Я хочу спокойно заснуть ночью и открыть глаза утром. Пусть это будет не в Нью-Россе, пусть это будет зачуханная деревня, но там этой заразы нет.
– Значит, ты твёрдо решил? – Глаза Капитана были грустны, но ещё полны надежды. – И мы больше не увидимся?
– Ну почему же, – ответил Род. – Вот отдам рюкзак по адресу, проведаю свой город, а там как знать. Может, потянет меня, и я вернусь в Нью-Росс. И вас отыщу, если вы ещё здесь будете.
– Думаешь, будем? – Капитан прищурился.
– Посмотрим, – ответил Род. – Но я бы хотел дотянуть до возраста этого бородача.
СБЕРЕГИ ПРОШЛОЕ
-Они идут! Идут! Спасайте всё, что сможете! – кричала сморщенная и высушенная годами старуха, воздев к небу жилистые, худые руки.
Марк ошалело пялился на неё, она высилась над ним, затмевая солнце и пугая своим страхом, засевшим в бесцветных глазах и перекосившим старческое лицо, будто его кто-то дёргал за невидимые ниточки сверху.
– Идут! Эти изверги идут! Быстрее! – На редкость живой глас вырывался из тёмного круга рта пожилой женщины. Её жидкие белёсые волосы клоками выбились из-под вязаной шапки и трепыхались на снежном ветру беспокойными волнами.
– Э, мать, а мать? Что тут творится такое? Что за паника? – Марк фрагмент за фрагментом вылавливал на площади фигуры суетившихся людей, с очумелыми, как у старухи лицами. И всё под аккомпанемент невыносимого многократного кошачьего ора.
– Сынок, они идут сюда! С минуты на минуту они будут здесь. Помоги!
Марк ничего не понимал. Он точно помнил, как лёг спать в своей уютной квартире, тесно прижавшись к Яне, запах её песочных волос всегда действовал на него лучше любого снотворного. И квартира их располагалась в элитном доме комфортабельного района с подземным гаражом и охраной. А здесь была площадь размером с футбольное поле в окружении хмурых, деревянных домов высотою не превышавших три этажа.
И ещё всё кругом было пепельно-серым. Дома, люди, даже небо. Никаких красок, только мышиный, безрадостный цвет, словно всё кругом вылиняло. Марк вновь уставился на старуху, если бы не живой блеск её морщинистых глаз, он решил бы, что попал в чёрно-белое кино со свинцовым оттенком. Но, Создатель бери, как он здесь оказался и что это за место такое? И почему он сидел на заснеженной земле в самом центре этой странной заварухи?
– Я не понимаю. – Он беспомощно взирал по сторонам, и вдруг почувствовал, что ему в руки что-то пихают. Старушка настойчиво вкладывала ему какой-то прямоугольный предмет, обёрнутый грязно-серой тряпицей. – Что это?
– Прошу, сынок, сбереги её. Не дай этим извергам стереть её содержимое.
– Мать, что это?! Стой! – Марк продолжал сидеть на холодной земле, сжимая в руках таинственный свёрток и глядя в след улепетывавшей от него женщины. – Чёрт те что творится!
Он испугался, что ему подкинули нечто опасное и отбросил странный предмет от себя подальше в снег. Людей на площади уже почти не было, и вскоре он остался один. Настораживала тишина после той суеты, что обрушилась на очнувшегося Марка. Даже безумные кошки, что только что орали, как резаные, и те подозрительно умолкли.
Он сидел в ступоре и пытался сообразить – сон всё это или явь. Если это сон, тогда беспокоиться не стоит, сон рано или поздно окончится приятным пробуждением возле любимой жены. Но если это не сон? Но реальность не могла быть просто таковой! Оказаться в чуждом месте да ещё в таком странном, это казалось Марку немыслимым.
– Надо глянуть, что она так настойчиво просила сохранить.
Про себя он решил, что ему всё снится, а раз так, то ничего опасного этот свёрток ему причинить не мог. Он потянулся к загадочному предмету, лежавшему комом грязи среди невысокого пушистого снега. От контраста резало глаза, но Марк, щурясь, коснулся тряпки, что скрывала под собой секрет, и медленно стянул её покров.
Под невзрачным лоскутом оказалась книга в яркой синей обложке. Он взял её в руки и прочёл заглавие: Уильям Шекспир «Трагедии». Книжка была старой и весьма потрёпанной, при беглом пролистывании, Марк обнаружил, что страницы затёрты в уголках, а некоторые даже загнуты, обозначая для того, кто ранее читал, интересные отрывки.
– Но зачем мне от кого-то спасать старый томик Шекспира, когда у меня дома имеется целая коллекция в лучшем состоянии? – Он встал, отряхнул брюки от налипшего снега и сунул книгу за пазуху куртки. – Это какая-то игра, во сне всегда так, как в шахматы играть. Потом пригодится.
Марк направился к примыкавшей к площади узкой улочке, тесно облепленной тусклыми строениями. Только он поравнялся с первыми домами и попал под тень навеса одного из них, как на площадь выбежало с десяток странных личностей.
Это были, несомненно, люди, но вели они себя как-то странновато для людей. Среднего роста и облачённые в золистые холщёвые балахоны с капюшонами так, что лица их были сокрыты от света и ветра, они присаживались на корточки, а то и вставали на четвереньки, всасывая воздух столь жадно, что даже Марку было слышно. Мимолётно он уловил странную форму рук существ с мертвенно-пепельным цветом кожи. Эти таинственные люди не издавая ни звука, то замирали, то по-змеиному изгибали шеи. И они явно что-то искали, словно собаки-ищейки, чей-то след.
Марку стало не по себе до мороза по коже. Он давно так не пугался людей. Его стабильная комфортная жизнь приучила его к простому и быстрому разрешению проблем без намёка на угрозу его безопасности. Он позабыл, что такое жить в постоянном стрессе, дом с любимой, ждущей его всегда женой, казался незыблемым замком, неодолимым для мирских драконов и враждующих конкурентов. Но в данный момент эта чудесная картинка «Мой дом – Моя крепость» развеялась, как мираж, как голограмма в воздухе. Он чувствовал, что эта серая реальность угрожала его сытой безопасности и возможно чем-то страшным.
– Тсс, парень, уходи отсюда, пока они тебя не заметили. – Раздался чей-то голос рядом.
Марк огляделся, но никого не разглядел в размытом тусклом свете узкой улочки. Он и сам уже почувствовал, что нужно делать ноги как можно скорее от этой зловещей площади, будь она трижды неладна. Только одного не мог он понять, чем так пугали его эти незнакомцы в балахонах, до льда в крови пугали.
– Эй, кто здесь? Я вас не вижу, – Марк отважился шёпотом воззвать улочку.
– Не ори, болван, не то накличешь их на мою голову, – ответил ему сердитый, но осторожный шепоток. – Иди сюда, ближе. К этой двери.
Теперь Марк заметил малюсенькую щёлку у входной двери дома, под навесом которого он таился. Дверь была слева от него всего в трёх-четырёх шагах, но таким далёким казалось сейчас это расстояние ему, когда страх, быть обнаруженным мрачными фигурами на площади, сковал его конечности до жесточайшего оцепенения.
– Не стой, как истукан, парень, – настойчиво прошелестел голос. – Эта тень под навесом не будет спасать тебя вечно. Живей, иначе я закрою дверь, а дальше ты сам как знаешь.
Выдохнув воздуха и мысленно отсчитав три раза, Марк скользнул вдоль стены и юркнул в приоткрытую дверь, которая немедленно закрылась за его спиной. Впустивший его внутрь, был мужчина, возрастом, примерно, как и сам Марк, тридцать с небольшим лет; худощавый и жилистый, с седыми волосами до плеч и глубокими морщинами на лбу и вокруг глаз.
– Иди за мной. Нужно спрятаться, пока они тебя не унюхали. – Хозяин дома большими шагами отмерил расстояние от двери до конца коридора, тянувшегося узким невысоким прямоугольником, голым и серым.
Марк ожидал, что его поведут в дальнюю часть дома, на другой этаж, ну, в крайнем случае, на чердак, но седовласый хозяин оказался большим оригиналом и, подведя гостя к порожку, которым завершался коридор, отодвинул ногой в сторону палас цвета пыли, под которым скрывалась дверка в полу. Лазейка тут же была откупорена, и мужчина полез в неё первым.
– А что, фонарика у вас нет? – поинтересовался Марк, перспектива лезть в подземную темноту без светоча, вызвала в нём смесь неприятных ассоциаций и армию мурашек по телу.
– Какой ещё фонарь? Парень, очнись! Они и без огня тебя отыщут! Полезай скорей, у нас мало времени, чтобы затаиться. – Мужчина уже погрузился в подземелье дома и призывал гостя скорее проделать тоже самое.
– Но кто они? Я не понимаю! – Голос Марка протестовал, но руки и ноги его уже погружались в сгущавшуюся тьму, отсчитывая ступеньки на крепенькой деревянной лестнице.
– Тсс! Умолкни! Потом поговорим, если лихо обойдёт нас стороной, – прошипел голос незнакомца, а затем лаз захлопнулся, перерезав жидкий сноп света. – Сиди тихо, дыши ещё тише. Даст Создатель, всё обойдётся, и они пройдут мимо.
– Но я….
– Тихо, болван! Ты нас погубишь своей болтовней! Ни слова!
Марк был крайне перепуган тьмой, грубостью незнакомца и неопределённостью, но более его страшило незнание того, от чего они оба прятались в подполе. Кто такие эти они? Что они могут сделать с Марком и тем человеком, который стоял рядом и почти не дышал, боясь обнаружить себя. Куча вопросов и ни единого ответа, кого такое не взбесит и не напугает?
До напряжённого слуха донеслось будто бы скрипнула входная дверь и Марк вцепился обеими руками в перекладину лестницы, чтобы устоять на ногах, силы его оставили, а тело стала бить крупная дрожь озноба. Так сильно пугался он только в далеком детстве, когда ему было семь лет.
Это теперь Марк был уважаемым юристом с широким кругом друзей и знакомых, а тогда, в далёком прошлом, он влачил долю изгоя. По каким-то причинам, дети в его классе отгородились от него с первых дней учёбы и сделали его козлом отпущения, подвергая всевозможным унижениям и испытаниям. Зачинщиком травли был Филипп – предводитель ребят, высокий и отёчный мальчик с некрасивым лицом, из центра которого торчал длинный острый нос, за что его хозяин носил прозвище «Цапля». В помощниках у Цапли ходило сразу четверо пацанят – лопоухий Антон, толстый Алекс, конопатый Борис и тощий Миха. Марк уже тогда смутно догадывался, что этих пятерых сближали общие физические недостатки, и очевидно, возвышаясь над ним, Марком, эти мальчишки ощущали своё хоть и краткосрочное превосходство.
«Так бывает всегда, так происходит везде. Терпи», – внушала мама Марку.
«Да, это несправедливо. Так не ной и не распускай нюни! Ты же мужчина, вот и не давай себя в обиду. Дай сдачи самому главному из них, накостыляй от души. Если завалишь их вожака, от тебя отстанут остальные», – наставлял отец.
Советы были настолько разными и противоречащими друг другу, что маленький Марк подолгу впадал в отчаяние, не зная, какому из них следовать. Ведь родители никогда ничего плохого не посоветуют, они лучше знают жизнь и как их ребенку в ней выжить.
Много гадостей натерпелся Марк от Цапли и его прихвостней, но самая жестокая ждала его накануне Нового Года, за день до первого января. Почему-то тяжёлые воспоминания помнятся, но хранятся в коробах мозга где-то на чердаке или глубоком подвале. Наверное, так легче жить. Вроде бы память есть, а как таковая отсутствует. И отчего-то эти мрачные обрывки воспоминаний так отчётливо всплывают и разгораются до синего пламени боли и слёз именно тогда, когда нечто подобное повторяется вновь. Повторение – ключ к памяти.
Маленький Марк шагал из магазина с пакетом набитом доверху продуктам. Он спешил домой, волоча тяжёлую поклажу, чтобы успеть к самому сокровенному и любимому ритуалу в году – украшению дома. Обычно всё пространство домика, где жил мальчик с родителями и старшим братом Эдуардом, наряжалось золочёными гирляндами, кружевными, бумажными снежинками, разноцветными фонариками и серебристым дождиком. Это событие было наиважнейшим для Марка, даже собственный день рождения не мог сравниться с теми сказочными тайнами, что мерцали в искорках стеклянных ёлочных игрушек и запаха живой елки.
В том году по каким-то причинам украшение дома отстало от обычного графика на несколько дней, поэтому мальчик сильно торопился домой, предвкушая удовольствие от совместного с отцом и братом предновогоднего действа, где он был важнейшей персоной и членом мужского ордена.
И вот тут-то за углом пустующего старого дома ему попался Филипп со своей шпаной. Они устроили засаду на незадачливого Марка, ещё пребывавшего в свете радужных предчувствий и распиравшего грудь счастья, беззаботно насвистывавшего весёлую мелодию. Кажется, Миха и Антон вырвали у Марка сумку, отбросив его в высокий сугроб, где поклажа тот час же и утонула. Марк, конечно же, попытался добраться до пакета, ведь мама ждала его дома, и он не мог её подвести. Но Алекс и Борис схватили его за руки и держали, не давая и шагу ступить к обжоре-сугробу. Потом Цапля стал измываться над бедолагой Марком, говорить гадости, и вроде бы добился своего – мальчик заплакал и стал простить отпустить его и дать возможность вытащить продукты из снега. Ведь мама ждёт дома.
Тогда на лице Филиппа появилось зловещее выражение и такая коварная ухмылка, что сердце Марка сжалось от плохого предчувствия. «Хорошо, мы отпустим тебя, нытик, вали!», – проговорил Цапля и тут же руки, цепко державшие мальчика, отпустили его.
Как же обрадовался Марк своей свободе и как же он заблуждался, что так легко его отпустит Филипп! Только был сделан один единственный шаг в направлении злосчастного сугроба, как Марк получил сильный удар по ноге и, потеряв равновесие, повалился в снег. А дальше несколько пар рук его лихо покатили, перекидывая с боку на бок, по хрустящему насту, словно он был комом для будущего снеговика. Раздался сухой треск стекла, тело мальчика с разгона ударилось о подвальное оконце того самого заброшенного дома. Окно не выдержало, стекло лопнуло, и Марк провалился в темноту пустого подвала.
«Я сдержал слово, придурок. Ты свободен. Наслаждайся предстоящим праздником с крысами и призраками. Это мой тебе подарок, говнюк. С Новым годом!», – донёсся сверху ехидный голос Филиппа, которому вторило туповатое гнусное ржание остальной шпаны.
А затем стало тихо. Темно и тихо. Хоть свет и проникал в битый глаз подвала, но вливаясь в густую зловещую темень с крупицами снега, тут же рассеивался, будто напротив окна стоял невидимый барьер, этакая преграда для всего светлого и чистого. Марк всматривался в пустоту тьмы и к своему ужасу ничего не мог разглядеть. Если крысы и были хозяевами этого подвала, то сейчас они гостевали в другом наиболее обитаемом жилище. А призраки…. От мысли, что его рук могут коснуться чьи-то ледяные пальцы или просто некто вздохнёт рядом, волосы вставали дыбом на голове, а кожа покрывалась полчищами мурашек. И сердце мощными толчками трепыхалось в груди, отчего дышать делалось труднее и в так душном подвале.