Флот

Тут же он включил общую, как бы совершенно случайно сделав это так, чтобы слышали и британские командиры. Ну ошибся впопыхах, с кем не бывает!

– Приказ по эскадре, – заявил Лейбович, – Готовность к бою и походу. Отдельный приказ пилоту сверхтяжелого истребителя: временно выйти из состава эскадры. Задача: в случае неисполнения противником ультиматума, уничтожить все борта противника, а потом отправиться на Нью-Уолш и “положить” гиперторпеду в ядро планеты.

– О господи, два миллиарда человек! – послышался панический голос кого-то из англичан.

– Какая тебе-покойнику будет разница? – резонно спросил другой.

– Приказ понятен, готова к исполнению, – раздался какой-то потусторонне-холодный голос Рамоты.

– Это еще и женщина! Теперь всё, мы все покойники. Мужик бы, может, еще и остановился, – сказал тот же “паникер”.

– Да погоди еще, может удастся сдаться! – сказал кто-то еще.

***

– Обращение по частному каналу, сёгун.

– И кто же осмелился меня беспокоить, Акаги?

– Король Швеции, сёгун.

– Король? Сам? То есть – лично?

– Именно так, сёгун.

– Что ж, соединяйте. Раньше он никогда не обращался лично. Интересно.

– Соединяю, сёгун.

– Ваше величество Бернадот?

– Да, ваше величество Токугава. Однако для вас, моего венценосного брата, я Олаф, если позволите.

– Несомненно позволю, и – рад личному знакомству! Мое имя Асахи, называйте меня так, прошу вас.

– Благодарю и польщен. Как вы понимаете, Асахи, у меня есть что сказать вам, причем до такой степени, что лучше бы нам встретиться.

– Удивлен, Олаф!

– Вы еще больше удивитесь, услышав мою историю. Но рассказывать ее я бы предпочел все-таки не по связи, пусть и защищенной.

– Даже так, Олаф?

– Даже так, Асахи.

– А знаете что? Насколько мне известно, ни императоры, ни сёгуны Японии никогда не посещали Швецию. То есть вообще никогда. Как насчет организации моего официального визита к вам? Я бы, если честно, был непрочь развлечься подобным образом.

– Что ж, короли Швеции тоже никогда не посещали Японию, но… Вы предложили первым. Примем вас со всеми почестями! Меня же, на самом-то деле, интересует лишь разговор “без лишних ушей”. Разговор именно с вами.

– Отлично! Может быть, и о поставках вашего зерна наконец-то договоримся.

– Асахи, о чем вы?! Все избытки нашего зерна – и так, считайте, ваши! По «внутренним» ценам и без экспортных пошлин!

– Да? Тут я еще раз спрошу – даже так, Олаф?

– И я опять отвечу – даже так. Ждем вас, ваше величество.

– Уже отправляюсь, ваше величество. Вы меня заинтересовали.

***

– Рамота, ты меня прости. Пожалуйста прости. И меня лично, и все это трахучее “человечество”. Всех нас, в общем.

– Янив, за что? Ну то есть за что именно ты просишь прощения? Не понимаю.

Несмотря на отсутствие Менолли, адмирал Лейбович и Рамота тихо напивались в пустом на этот момент баре “Гинсборро” и прекрасно друг друга понимали. Так ведь тоже бывает.

– Рамота, ты не понимаешь? Да не гони, – сказал уже изрядно набравшийся Лейбович, – Принеся твоему народу галактику, принеся ему будущее, мы принесли ему и войну. В этой войне погиб твой сын, кто знает, кто погибнет еще? Война – дерьмовая штука. Мы-то за века просто привыкли. А вам вот – взяли и выдали. Говнюки мы, Рамота.

– Общаясь с вами, я поняла одно: убивает не оружие, убивает тот, кто держит его в руках. Человек. Ну или дракон. Кто угодно. Когда мы начнем расселяться по галактике – с вашей, кстати, помощью, – мы можем встретить и других врагов. Тех же хищников, ну или я не знаю. Нет вероятности, что все, кого мы встретим, будут нас любить как… Как Менолли. Поэтому для общения с людьми нам нужны… Боевые корабли.

– Они уже строятся! Скоро будут готовы.

– А для общения со всеми остальными нам нужно оружие, более мощное, чем наше собственное.

– Оружие – для общения?

– А что, люди когда-то общались иным способом? Даже между собой? А если пытались – долго ли они прожили?

– Нет, недолго. Но ты жестока.

– У меня убили сына, и я… Я, похоже, становлюсь человеком, Янив. Я теперь готова убивать не “в отместку”, а вовсе даже “превентивно”, чтобы исключить саму возможность агрессии.

– Я об этом и говорил, Рамота, мы превращаем вас в кого-то вроде себя. Сволочи мы.

– Сволочи. Тут не спорю. Но оружие вы нам дадите.

– И даже специально спроектированное – вон как твой линкор. Как он, кстати, называется-то?

– “Трясогузка”. Я назову его “Трясогузка”.

***

– Рабинович, не спи, они заходят сзади!

– Да тю, я и не спю… Чорт! Ребята, они “оторвались” на тех англичан! Долбите им в движки!

– Си, камрад!

– Моралес, на хвосте!

– Да не родился еще… Щя стряхну. Отстреляешься?

– Спрашиваешь!

– Все! Есть! Двое на минус!

– Это еще плохой рэйтинг, камад, продолжай стараться!

– Погодите, камрады, но ведь это английский авианосец, почему они атакуют английские же борта?

– Какая тебе разница, воюй давай, собьют же!

– Си, сеньор!

– Варелла, сзади, сзади! Ччорт. Варелла.

– Его что, того?

– Не отвлекаться! А его – да, “того”. В ноль.

– Блин, да я их теперь… Он мне был полсотни песо должен! Кто-то за это должен ответить!

– А вот теперь – не увлекаться!

– Да пошли бы они! Размажу!

Появления тяжелого британского эскортника никто не ждал, и среагировать успел только “Гинсборро”, сразу выпустивший все тридцать два борта. Только вот беда: бортов противника было больше сотни. И теперь пилоты “Гинсборро” показывали чудеса, подтверждая свою репутацию. “Хэрриеры” давили количеством, и это было действительно неприятно, а до выхода бортов с “Санта Марии” оставалось еще две-три минуты, раньше они просто не успевали. Причем было еще и понятно, что через это время противник “оттянется”. Они вообще пришли ради одного-единственного вылета, и их основной целью были их собственные крейсера, решившие сдаться. Их-то они и “долбили”, параллельно отстреливаясь от пилотов “Гинсборро”.

– “Птенцы”, выход, валим всех активных! – прозвучал на общей голос капитана Чавеса.

– Си, сеньор!

У британских пилотов начались сначала большие проблемы, а потом и большие потери. “Гинсборро” начал стрелять по кабинам, то есть по утопленным вглубь корпуса истребителя “коконам” пилотов, и “невосполнимые потери” британцев тут же стали зашкаливать. А со стороны “Санта Марии” подходило несколько сотен бортов.

– Отзовите пилотов, – сказал англичанам на общей Мигель Чавес, – Отзовите, в этой бойне нет смысла! – Тишина была ему ответом, – Хорошо, продолжаем, заключил он.

И тут борта с “Санта Марии” долетели.

– В кого стреляем? – спросил сам Два по сто, решивший для разнообразия лично полетать.

– Да во всех! – ответил Алонсо, чьи пилоты уже давно были “в деле”, – В своих только нежелательно.

– Понял, камрад! Все слышали? Боевые стрельбы, цели – вот они, перед вами, кто промажет – тот котумба! В своих не попадать, это минус к карме!

– “Минус к карме”? – спросил кто-то на мостике английского авианосца, – Они воспринимают нас как мишени на полигоне?

Через несколько секунд он убедился, что именно так их и воспринимают: около двух третей “Ситроенов” атаковали сам авианосец.

***

– Рамота, мне тоже очень жаль Рута.

– Да ничего, Менолли. Я долго живу на свете, это была не первая и не последняя моя кладка, а птенцы – они иногда гибнут. Никогда не можешь полностью защитить их от хищников. Конечно, они редко гибнут взрослыми… Но бывает и так. Вас, людей, много, но у каждого из вас мало птенцов. Часто и вовсе нет. У нас же – все наоборот. Так что это в порядке вещей. Я просто очень разозлилась.

– Но это же естественно!

– Так же естественно, как и то, что сейчас я – практически успокоилась. Это наша жизнь. И именно для того, чтобы она стала лучше, я и хочу расселить своих сородичей по разным планетам. Нельзя оставаться на одной. Это как… Смешно, именно у людей есть поговорка про “не складывать все яйца в одну корзинку”. Хотя придумать такое стоило бы нам: ведь это мы несем яйца, никак не люди. Я тут подумала: вот в последнем бою “Санта Мария” потеряла двадцать шесть пилотов. Они ведь тоже чьи-то дети. И не так, как у меня. Скорее всего, единственные. Каково их матерям? Так что я правда успокоилась, Менолли. Поверь.

– Верю, чудо золотое. Конечно я тебе верю. Ведь иначе невозможно.

Рамота “обняла” Менолли крыльями и сказала:

– Я правда не понимаю, зачем люди воюют. Убить напавшего хищника – это одно. Я, собственно, так и поступила, убила хищника.

– И еще как убила! – вставила Менолли.

– Ну это да. Но война… Нам придется заняться и ей, если мы хотим жить среди вас, но это мне непонятно.

– Думаешь, нам самим это понятно? Люди воюют испокон веков, но так до сих пор и не понимают, зачем. Тот, кто “играет в обороне” – ну ладно, можно объяснить хоть как-то. Но тот, кто нападает?! Ведь очевидно, что погибнут на войне одни, а ее результатами воспользуются совсем другие! И, тем не менее, люди идут на войну. Идут нападать на других людей. Я сама не понимаю этого, Рамота. Может быть, Жан-Клод сможет объяснить. Или Джорэм.

– Может быть, вы просто не хищники? Вот мы – да, и мы ловим свою добычу, когда хотим есть. Но когда не хотим, нам в голову не придет убить для развлечения или “ради идеалов”. Неужели люди похожи на нерассуждающее стадо травоядных?

– Я не знаю, Рамота. Вот я – травоядная?

– Нет.

– А эти “тени войны” – Энрике, Кончита, Жан-Клод, остальные?

– Менолли… Ты права. Они – тоже нет. Они не травоядные. Но почему тогда?!

– Может быть, только по отдельности мы люди, а все вместе мы все-таки стадо баранов, готовое растоптать походя любого, просто оказавшегося на пути. Причем даже и путь мы не выбираем – на то есть пастух и его собаки. Не люблю я людей, веришь?

– Менолли, похоже, это я люблю людей больше, чем ты сама. А ведь я не человек.

– Чего стоит раса, которая любит себя меньше, чем ее любит другая раса?

– Ничего. Решительно ничего. Однако в отношении своей расы ты все-таки несправедлива. Посмотри на своих товарищей, разве они не достойны как минимум уважения? Вот эти самые наши с тобой общие знакомые? Ты всех их знаешь по именам. Я, Менолли, решилась на довольно-таки страшный шаг: я заявила всем драконам Лады-Веды, что именно я знаю, как расселить нашу расу в галактике и принимаю за это полную ответственность перед всеми драконами. Полную. Перед всеми. Мне поверили. И теперь только мне решать, как мы расселимся. Но только я за всё и отвечаю.

– Ты… Ты – решилась на такое?

– Да. Потому что кто-то ведь должен. И это будет сделано.

– Люди убили твоего сына.

– А что, еще двенадцать техов на той палубе убили не люди?

– Другие люди, англичане.

– Тогда почему твоих товарищей убили какие-то “англичане”, а моего сына – люди “вообще”?

– Ты это понимаешь?

– Можно подумать, ТЫ этого не понимаешь! На англичан я обижена. Страшно, смертно. Но… Не на всех. Даже на них – не на всех. У них есть планеты, где они растят своих… Птенцов, да. Я хотела разорить пару таких, но – это было бы неправильно. Пусть они живут. Пусть даже они тоже живут.

– “Экологическое равновесие”?

– Вот ты правильно соображаешь. Если бы мы уничтожили всех хищников, что угрожают нашим птенцам, мы бы сохранили ближайшие кладки. Но потом оказались бы на мертвой планете, где нам нечего есть. И вымерли бы. Давно уже. Поэтому куницу, поймавшую моего птенца, я испепелю. Но не пойду испепелять всех куниц в лесу.

– Ты действительно так думаешь?

– Да. Слова, которыми мы говорим, я “выудила” из твоего сознания, но мы, все мы, понимали, “как оно происходит”, с самого начала. Нельзя, чтобы “всех”. Просто нельзя. Иначе все тупо вымрут. И мы – тоже.

– Вы мудрые, Рамота.

– Да ни разу. Мы всего лишь хотим жить – как и все хотят. А для этого мало просто хотеть, надо еще и думать. Кто не думает – тот не живет. Тот – еда.

***

Авианосцу англичан не повезло: “птенцы” с “Санта Марии” взялись за него так усердно, что практически все внешние отсеки оказались разгерметизированы, а в районе кормы даже отвалилось и улетело куда-то несколько здоровенных кусков обшивки. Поэтому самые тяжелые торпеды, которые мог взять на борт капитан Шугин, были направлены системой наведения именно туда.

– Ну блин, камрад, ты перестарался! – огорчился на общей Два по сто, когда его тактический монитор выдал сообщение “Фрагментация. Разрывайте дистанцию, опасность столкновения с обломками”.

– А что такого? – удивился Николай.

– Да понимаешь, я же капитан без корабля, вот и хотел этот себе забрать, а то обидно как-то. А ты…

– Так это не я, Хулио, это торпеды!

– Да понятно, мозги у них куриные. Обидно просто.

– Ну извини, друг, так вышло.

– Да ладно, хрен с ним. Вон зато лаймы, что на крейсерах, о многом задумались. Мы ведь их защищали от своих же. Что-то обсуждают теперь с Кортасаром и Лейбовичем.

– А что именно, интересно?

– Не знаю, Энрике потом расскажет, молчать не будет. Это ведь кто-то из ваших сказал, “каждый солдат должен знать свой маневр”?

– Ну да, правда как-то совсем давно. Но кто-то из наших.

– И закажи в сети “планку” для медалек этих, которые “опять попал”.

– Ты имеешь ввиду “За выдающиеся летные заслуги”?

– Они, да. Их же выдают без ограничений в количестве, хорошо отстрелялся – получай. У тебя сколько?

– Шесть.

– Считай, семь. И поверь старому летуну: когда их станет двадцать, твой парадный китель начнет расползаться от дырочек, его ведь из хлопка делают, а не из кевлара. Заказывай планку, береги китель!

– А что, и закажу. Спасибо, камрад!

***

В стареньком, а оттого тяжелом и неудобном противорадиационном костюме, лишенном к тому же климатизации, Андерс Линдблад ставил “умные” мины на поверхности своего острова. Он занимался этим уже третий час и буквально истек потом. Вскоре его должен был сменить молодой Олаф Съёберг, но от этого было не легче: вся вода была уже выпита, и жажда мучала неимоверно.

Однако надо было что-то делать. Японцы, ясное дело, согласились на поставку орбитальных крепостей – но когда еще они их смонтируют! Поставка специальных подлодок тоже была обещана, но их предстояло для начала построить. Не орбитальные крепости, конечно, но тоже неделя-другая, учитывая доставку. И переговоры с Аргентиной еще шли, вроде как и есть там “суперэскадра”, но занята сего числа. А какой-нибудь “супостат” мог прилететь в любой момент, и на орбите встретить его было нечем. Значит – “оборона на уровне поверхности”. В том числе – мины. Много мин. До упячки много мин. И Андерс ставил мины. Закапывал в землю, “вживлял” в сохранившиеся деревья, прятал внутри камней, скрывал одну под другой. Иногда оставлял “обманки”, чтобы саперы противника отвлеклись и не заметили реальной угрозы. А что “противник” будет – он почему-то не сомневался. Но где же, чорт его дери, Олаф? Пора бы уже, сил никаких не осталось.

– Андерс, я на подходе! – раздался в комме голос Олафа, – Ты мне только скинь схему постановки, а то стремно как-то.

– Лови! – облегченно сказал Андерс, – Все, теперь продолжай вот отсюда, а я пошел вниз. Мне жизненно необходимы бочонок пива и восемьсот минут здорового сна, умаялся я. Господи, как же жарко.

– Поймал, все в порядке. Но ты прав: жарко. Это не Оланд, это Мальдивы какие-то.

Один из немногих в колонии, Олаф был родом со Старой Земли и часто говорил вещи, для остальных непонятные. Однако парень он был хороший, и на эти его “закидоны” никто не обращал внимания.

***

– Энрике, есть проблема.

– Какая, сеньор адмирал?

– Я хочу пойти в церковь и помолиться Мадонне, но на кораблях не бывает церквей.

– Но вы же еврей!

– Это не важно. Иногда надо помолиться именно Мадонне.

– А что случилось?

– Чудо, Энрике. Чудо, совершенное Матерью божьей. Ты сам был тому свидетелем.

– Чудо?

– Несомненно. Вам было необходимо отправиться обратно на Нью-Уолш для обеспечения “миротворческого патрулирования”, или как там оно называется. При этом я получил жесточайший приказ отправить вас в совершенно другое место – причем быстро и всех, доукомплектование “в процессе”. Взаимоисключающие вещи. И тут лаймы делают нам такой подарок. Это Мадонна, это она. Она помогла мне, она помогла всем нам.

– “Подарок” – это их атака на собственные крейсера?

– Не только. Вдобавок сам губернатор Нью-Уолша обратился к нашему правительству с просьбой о, так сказать, смене флага.

– Нифига себе!

– Именно. И теперь, пока просьба лишь рассматривается, “миротворцами” там смогут стать эти самые крейсера. У их командиров и команд, видишь ли, возникло некоторое недоверие к собственному правительству после того, как британские же истребители наделали в них дырочек – некритичных, но тем не менее. При этом любого из нас местное население воспримет как оккупанта – но их-то как раз нет, свои ведь!

– А что если потом они все дружно передумают?

– Так и хрен бы с ними. Вот тебе нужен Нью-Уолш и его хитрожопый губернатор?

– Ну мне-то точно ни разу.

– Мне тоже. И Аргентине как таковой. Есть – ну хорошо. Нет – тоже слава богу. Пусть сами разбираются. А еще мне надо бы с Кончитой поговорить. Она не очень занята?

– Занята немножко. Они с Жан-Клодом на камбузе готовят “помесь рататуя и паэльи”, уже и Марии с Менолли сказали, мол, слишком жирно не будет, за фигуру можно не опасаться, – усмехнулся Кортасар.

– Тогда я туда сам зайду.

– Хорошо. Только ответьте мне на один вопрос, сеньор.

– Конечно, Энрике!

– А зачем для того, чтобы помолиться Мадонне, обязательно ставить свечку? Ведь она услышит вас и так!

– Ну вроде как полагается…

– Вы знаете, наш капеллан часто говорит: “Вера – это естественная потребность души, а религия – опиум для народа”. По-моему, это хорошая шутка – но в то же время и правда.

– Это говорит капеллан? Дааааа, вы тут и правда все… Да какие там “вы”. Мы. Ладно, пойду на камбуз.

***

– О! Сеньор адмирал! А мы тут немножко в процессе.

– Священнодействуйте благословясь, я просто хотел Кончите вопрос задать, можно?

– Конечно!

– Пару минут назад я рассказал Энрике о приказе на передислокацию вашего флота – да-да, вы уже давно флот, а никакая не эскадра – а получил я этот приказ двадцать минут назад. А вы, Кончита, фактически сказали мне об этой передислокации несколько часов назад. Как?

– Я… Я это все немножко чувствую, сеньор.

– Что “это все”?

– Будущее. Неуверенно и неточно, но чувствую.

– Так. И ведь нет ни малейших оснований вам не верить. А еще вы знаете, ребята, я видел фотографии драконов с Лады-Веды. Они там не больше крупного баклана. Ну хорошо, очень крупного. Но “наши”-то размером с человека! А еще по боевой эффективности вы уже “побили все рекорды”, причем включая исторические – вам ли не знать, Жан-Клод. Используя при этом вполне обычную технику, за исключением разве что этого вашего переделанного линкора. Но ведь и без него справлялись как-то. И опять я спрошу – как?

– Мой черед отвечать, – сказал Дюпон, нарезая какую-то ботву, – Мы просто создали новое. Это “новое” сильно из-за своей непривычности.

– И когда новизна пройдет…

– А мы постараемся, чтобы она не проходила! – заявила Кончита.

– Да. Понимаю. Ведь генерал-начштаба и полковник-координатор полетов, крошащие овощи на камбузе, это тоже что-то невероятное. Да.

– Заходите и завтра, сеньор, удивим вас опять! – засмеялся Жан-Клод.

– Завтра зайду обязательно, мы будем в очень далеком прыжке и делать будет решительно нечего. Научу вас готовить рыбу-фиш, ну то есть фаршированную щуку. Если уметь – это вкусно!

– Так что угодно вкусно, если уметь! Правда научите?

– Я же обещал!

– Ловлю на слове, сеньор, – ответил Дюпон, – Ничего не понимаю в еврейской кухне, а научиться хочется, иначе перед Узи как-то неудобно.

– Договорились, генерал!

***

– Хорошо, что я здесь оказался, – начал Лейбович на общей, дождавшись указанного ему Пероном времени, – У нас приказ по флоту: срочная передислокация. Координаты в коммах, срок готовности – позавчера. Шевелимся, ребята. Подробности получите только в гипере, тут еще и секретность.

– А мы что, теперь и официально флот? – спросил фон Эмден.

– Да. Долетались. Но доукомплектование тоже будет.

– А ничего, что у меня дырка размером с автобус? – встрял Алонсо, – И на второй палубе борта хранить можно, а вот летать с нее нельзя? Потому как там воздуха нет и вообще как-то неуютненько?

– Фернандо, мне обещали, что в окрестности пункта назначения будет отбуксирована наша, аргентинская орбитальная верфь класса “Б”, причем новехонькая. Там можно ремонтировать все, кроме линкоров. И даже строить. Не волнуйтесь, там починитесь.

– Сеньор! Позволю себе все же спросить: а верфь буксируют с рабочими вместе? Или просто так?

– Чорт. Чорт. Их же нельзя буксировать с экипажем на борту.

– Именно! А вы сказали, что верфь новая. Да есть ли у нее вообще экипаж?

– Чорт. Каррамба. Я не знаю. Этот момент я, адмирал флота, просто… Да я просто прохлопал, Фернандо, простите меня.

– С кем не бывает, сеньор, но верфь без рабочих – зачем она нужна?

– Вообще не нужна, – заявил обычно молчаливый майор Трехо, – но кто сказал, что рабочих нет?

– А где их взять?

– А кто чинил ваши фрегаты, Зигфрид?

– Точно! Поднимайте парней с поверхности и волоките с нами. За “экстренные командировочные” они полетят куда угодно, – обрадовался Лейбович, – Так и сделаем.

Жизнь шахтера Эмиля Загоруйко и его товарищей собиралась сильно и навсегда измениться, не поставив их об этом в известность. Если кто и знал будущее, то разве что полковник Кончита Дюпон. Но она никому ничего не говорила. У нее с супругом как-то подзатянулся “медовый месяц”, и до русских рабочих ей не было ни малейшего дела. Может и зря. Но что поделать. А сами они не спрашивали – они ведь не знали, что о таком вообще можно спрашивать у кого-то, способного на вопрос, если что, и ответить.

***

“Малый десантник” был изобретением китайцев, никто другой в подобных кораблях не нуждался. Вооруженный и защищенный на уровне британского легкого крейсера он, тем не менее, крейсером не являлся. Он нес четыре десантных бота и был предназначен для высадки групп спецназа на планеты, где не ожидалось серьезного сопротивления – ну или и вовсе никакого не ожидалось, как сейчас на НюМалмё. Капитан корабля Сунь-Сао прекрасно понимал, что командование пребывает в непонятках: планета с радиоактивной поверхностью и мизерным населением не могла представлять никакого интереса. И если его туда послали – это, скорее всего, какая-то “превентивная мера”. А вот какая именно и для “превенции” чего – ему не сказали, но приказ есть приказ. Уже на подлете, выйдя из гипера, он заметил какое-то подозрительное шевеление в поясе, не могущее быть активностью местных, ведь их было слишком мало. Но никто не обратил на него внимания, и Сунь-Сао продолжил выполнение задачи. Кто-то втихушку добывает в шведской системе ценное сырье, пока сами шведы не видят? Да и пожалуйста, его это не интересует. Сбросить модули, дождаться рапорта о выполнении приказа (какой приказ получил десант ему, как всегда, не сообщили), поднять парней обратно – и домой. Причем не просто домой, в отпуск. Селедку ловить. Сунь-Сао очень любил выходить в море на простой лодке и ловить селедку. А вот летать на чужие планеты – не любил. Но это было его работой.

– Орбита два-ноль. Боты вышли.

– Переходите на двенадцать-ноль. Теперь нам остается только ждать.

– Принято!

– Ли Хун, вы в порядке? – обратился он к командиру десантников.

– Да, капитан, все штатно. ПКО нет. Просто идем на посадку.

– Хорошо. Дайте знать, когда вас забирать.

– Конечно, обязательно!

– Вверх, вверх! Уходим! Зенитный залп! Одиннадцать-два, не двенадцать-ноль!

– Принято. Но капитан…

– Что?

– Это какая-то флюктуация озонового слоя. По нам никто не стрелял.

– Точно?

– Точно, – ответил вахтенный навигатор, – Не стрелял никто. Какие-то вспышки на границе атмосферы, но это явно природный эффект, пусков-то не было, я бы заметил.

– Хорошо, – выдохнул Сунь-Сао, – хорошо. Мы уже “наверху”?

– Одиннадцать-два, как вы и сказали.

– Все, тогда просто ждем десант. Забираем – и домой.

– Принято! Корабль уже готов к приему ботов.

***

Остров содрогнулся, и со свода пещеры на головы ее обитателей посыпались мелкие камешки, изрядно напугав немногочисленных мамаш, катающих свое потомство в колясках. Ничего крупного и тяжелого, впрочем, “с потолка” не упало.