Флот

– Понял, отправлю.

– Спасибо, Зигфрид.

– Так не за что.

Фрегат 12-80, украшенный заплатками и шрамами от попаданий, вывалился из строя и полетел куда-то за пояс, туда, куда ушли “Мурены”, обходя по широкой дуге вероятный курс противника. Из пяти двигателей у него работали только четыре, но командир, обер-лейтенант Цолле, надеялся все-таки успеть.

***

– Привет, Бо! Вот он и я.

– Хей, Андерс! Показывай, что принес!

– Ничего я не принес. Точнее, принес крупные неприятности, и расхлебывать их придется нам с тобой. Нас точно “не слышно”?

– Обижаешь, даже искин не “пишет”. Но что у тебя в сумке?

– Обоймы урановые. Должен же я был через всю пещеру волочь что-то тяжелое.

– Что ж, разумно. Но что же тогда ты нашел? Оружейный кобальт? За него могут и…

– Не кобальт, Бо. Хуже.

– Только не говори, что это…

– Да. “Это”. Именно. И в приличном количестве. А у тебя, как у главы колонии, есть право прямого обращения к королю.

– За необоснованное использование которого сажают в тюрьму.

– Такой повод – “необоснованный”?!

– Прости. Ты прав. – Бо схватился за комм, – Уже и не помню, какой там порядок вызова, никогда ведь не пользовался, читал только. Подожди немного. Говорить будешь сам или лучше мне?

– Неважно.

– Тогда давай сам, из первых рук чтобы.

– Боишься?

– Боюсь! И нечего тут на меня бочку катить! Тебе, что ли, не страшно?

– Мне – очень. Но с королем я готов поговорить.

– Вот и отлично. Сейчас, вот так это делается… Готово! Говори.

– Руководитель колонии на НюМалмё, если не ошибаюсь? – раздался несколько скучающий голос Олафа девятого, волею богов, норн, валькирий и прочих короля Швеции.

– Не совсем, ваше величество. Здесь Андерс Линдблад, исследователь, а руководитель Ларссон любезно предоставил мне канал связи.

– И что же вы такого важного наисследовали, господин Линдблад? – оживился король.

– Крупное месторождение кристаллов. “Тех самых”, ваше величество.

– Так, – тон короля стал деловым, а “белый шум на канале” явственно изменился, очевидно, включилась защита, – Подробности по вашей системе мне сейчас доложат, а пока будьте любезны, изложите своими словами. Предполагаемые запасы месторождения и способности к обороне.

– Ваше величество, ответить на ваши вопросы нетрудно. Только внешняя часть “жилы” содержит несколько тысяч кристаллов, насколько она уходит в морское дно – пока неясно.

– То есть “жила” на дне моря?

– Да, на глубине шести километров. Добыча без спецоборудования невозможна – но и обнаружение с поверхности тоже, слишком глубоко, никакие сенсоры не достанут. Поверхность же планеты еще и радиоактивна после атаки хунгузов.

– Не самый плохой вариант… Простите, что я так, господин Линдблад.

– Понимаю, ваше величество, все в порядке.

– А что с обороной?

– Ее нет. Вообще. И она очевидно нужна, но… Вот здесь нам необходима помощь.

– Понял вас, господин Линдблад. Вот, вижу сводку: вы действительно буквально рядом с китайским сектором, так, подверглись нападению, радиоактивное заражение, это все вы мне уже сказали… Короче, нужна сеть орбитальных крепостей и маневренная эскадра.

– Именно, ваше величество!

– Крепости, причем с экипажами, могут предоставить наши соседи-японцы: у них все полуавтоматическое, экипажи невелики, а если мы им предложим участие в концессии – согласятся молниеносно. И крепостей они на продажу настроили уже столько, что покупать стало некому. Это не вопрос, под наши государственные гарантии и отбуксируют, и расставят, и службу нести будут. Однако дополнительную эскадру нам придется строить самим, а это пара месяцев, если не больше. Раньше-то денег не было, сами понимаете.

– Да. Но что мы будем делать, пока эскадры нет, а крепости не расставлены?

– Я… Я обращусь к аргентинцам. У них вроде как есть “маневренная эскадра”, которая очень хорошо себя зарекомендовала.

– То есть в “концессии” будут уже три страны?

– Не жадничайте, Андерс, – усмехнулся король, – Ваша планета стала всего лишь девятнадцатой в галактике, где найдено сырье для генераторов гипера. Эти кристаллы – редкость. А Япония и Аргентина нам не враги, напротив, скорее союзники. Пусть и им что-то достанется, главное, чтобы основная часть досталась нам. И еще важнее – чтобы все это не досталось китайцам.

– Ну, с этим-то я согласен, ваше величество!

– Тогда рот на замок, а добытые образцы – куда угодно, только не в сейф.

– А я их уже спрятал! – ответил Андерс, – Уж не знаю, каким продвинутым агентом надо быть, чтобы найти. И это в случае, если агент еще и будет точно знать, что именно ищет.

– Хорошо. И ждите представителей – наших, японских и аргентинских. В течение недели, думаю, прибудут.

– Понятно, будем ждать!

***

– Выход! У них общий выход!

– Вижу. Это “Уорспайт” и “Ахиллес”.

– И крейсера, сеньор.

– Крейсера они сдуру оставили сзади, а потому им уже не повезло. Но вот линкоры…

– “Уорспайт” теряет скорость!

– Анна, Анна, как вы?

– Спасибо, хреново!

***

– Марина, сказано, полтора градуса! Не тормози!

– Затягивает… нет, не успею… что же это такое?..

– Чорт. Маринка.

“Мурена” Марины Владицкой просто “расползлась” в могучем выхлопе двигателей “Уорспайта”.

– На тебе! На! – оставшиеся четыре кораблика продолжали стрелять по двигателям линкора, поскольку им все-таки удалось оказаться в его “тылу” на момент выхода вражеского флота в обычное пространство. Топлива на возвращение не оставалось, но об этом не думал никто.

Анна первой перебила питание “своего” двигателя – но этим и открыла сектор обстрела для зенитных турелей линкора, чем те не замедлили воспользоваться. Ее “Мурена” нырнула, но вот “соседу” Алексу, занимавшемуся другим двигателем, не повезло: сразу три трассы “поймали” его корабль и он превратился в конфетти. Остальные пока что продолжали выпускать болванку за болванкой, и вскоре еще два движка “Уорспайта” заглохли, открыв сектора для его зениток.

– Три из пяти! Надо четыре! – крикнула Анна, но в этот момент зенитками накрыло и борт Васьки-”вечного кадета”, а последний из оставшихся напарников, старовер Людим, грустно доложил о том, что боеприпасы кончились.

И тут еще один двигатель “Уорспайта” прекратил работу, мало того, он, похоже, даже разломился на несколько частей.

– Живые есть? – спросил только что отстрелявшийся из всех рэйлганов обер-лейтенант Цолле, ему было очень, ну вот очень страшно, но он все-таки подлетел к линкору и отстрелялся, – Автобус приехал, следующего не будет. Все сюда, и не тупите. Иначе не успеем смотаться. Выбрасывайтесь в пауэрсьютах, большого шлюза у меня нет. И быстро, доннерветтер!

Анна огляделась. Оказывается, “Мурена” была давно разгерметизирована и двое других членов экипажа мертвы, причем один “поймал” прямое попадание пятым калибром зенитного автомата и выглядел… Ну уже даже не как человек. “А я и не заметила”, – подумала Анна, выскакивая из корабля. Гравикомпенсатор ее пауэрсьюта должен был придать ей достаточное ускорение, чтобы добраться до так удачно появившегося здесь фрегата. Что будет, если собьют и фрегат, она старалась не думать.

***

– “Ахиллес”, мы практически обездвижены.

– Как?!

– У них малые борта, вооруженные как легкий крейсер. Вынесли нам четыре движка. Мы не можем ни маневрировать, ни прыгнуть. Выходим из боя.

– То есть нам опасаться малых бортов в тылу?

– Да! Они размером с торпедоносец, но лупят пятидесятым калибром!

– Чорт. Чорт. А еще мне говорили, что их рейдер тоже умеет “прыгать в тыл”.

– Это, скорее всего, вранье: ведь не прыгнул же. А вот эти “малютки” уже были в нашем тылу! С самого начала!

– Тогда я иду на рейдер. С этой дистанции мне по нему не попасть.

– Удачи!

***

– Так, товарищи мои, – сказал на общей адмирал Рождественский, – Один их линкор выходит из боя, второй уходит вперед в одиночку. Крейсера – наша добыча. Огонь по готовности, фрегатам – торпедная атака! Все вместе!

Пояс астероидов взорвался залпами и пусками, которым было нечего противопоставить. Английские крейсера не знали, какую защиту активировать, и потому тем, кто закрылся от торпед, “прилетело” от Рождественского, а тем, кто поставил “динамику” – от фон Эмдена. Три крейсера не поставили вообще никакой защиты и были фрагментированы тут же. Остальные получили повреждения. Авианосец “Король Георг пятый” выпустил наконец-то свои борта, но их уже ждали “Ситроены” с “Санта Марии”, и между “Ахиллесом” и “Бельграно” закрутилась карусель, через которую оба не решались стрелять, опасаясь задеть своих. Но до бесконечности это продолжаться не могло. “Ахиллес” подходил на расстояние, с которого попасть могли даже англичане, и это было опасно.

– Надо сматываться, – сказал Энрике Кортасар, – Рождественский, фон Эмден, выходите и прыгайте на Ла Нинья.

– Мы можем добить их крейсера!

– Стрельните еще по разу и уходите. С “Ахиллесом” нам не справиться.

– А что изменится на Ла Нинья? Что, если они придут и туда?

– А там много что изменится, подозреваю. В любом случае, шансов будет больше. Уходим, парни. Уходим.

– Мне тоже отзывать своих? – спросил Мигель Чавес.

– Да. И – туда же. “Бельграно” уйдет последним.

– Хорошо, понял.

Капитан “Ахиллеса” ликовал: “москиты” аргентинцев явно выходили из боя и направлялись к своему авианосцу, а значит, он скоро сможет стрелять по этому их ненавистному рейдеру. Однако ликование его продлилось недолго. Сначала последовало сообщение о фрагментации еще десяти крейсеров флота. Слухи о непостижимой меткости русских оказались не просто слухами. А они еще и стреляли с фланга – ведь всю баталию планировали как противостояние линкоров и “Бельграно”, крейсера никто не брал в расчет. И теперь “их” крейсера наделали дырок в британских, обездвижив шесть и полностью уничтожив еще тринадцать. А потом вдруг развернулись и стали разгоняться для прыжка, но догонять их сил не было. Ну ладно, ну хорошо, однако “Бельграно”-то никуда не делся, вот он. Посланная для “беспокойства” рейдера группа из десяти “Хэрриеров” почему-то не вернулась – что там у них, боги войны сидят на зенитках? Непонятно, но тоже ладно, все потом, сам-то рейдер вот он, и уже скоро можно будет стрелять…

И тут начал стрелять сам “Бельграно”. Причем в лучшем стиле Энрике Кортасара, лично надевшего шлем управления огнем.

– Четвертая башня главного калибра выведена из строя, повреждение трюма пять, – заявила система.

– Это что, они в нас с первого раза попали? – удивился капитан.

– Третья башня главного калибра выведена из строя, перфорация и разгерметизация трюма шесть.

– Вверх! “Прыгайте”, вы что, не видите, что нас сейчас раздолбают?

– Они уходят, сэр!

– Как уходят?!

– Развернулись кормой и убегают! Разрешите выстрелить?

– Огонь! Огонь из всех орудий!

“Ахиллес” отстрелялся из всего, что у него оставалось, но… Не попал. “Адмирал Бельграно”, изящно и как-то походя “подпрыгнув” в момент залпа “Ахиллеса”, уходил в гипер, последним из всей эскадры, и с этим ничего уже нельзя было поделать.

***

– Приветствую, мастера на все руки! – сказал людям, собравшимся в самом большом ангаре орбитальной верфи Ла Нинья, какой-то неизвестный им мужик в мундире, – Рассказывайте и показывайте, что наваяли, уж больно охота посмотреть!

Эмиль Загоруйко, окончательно ставший “неформальным лидером” рабочих после того, как его полностью поддержал другой известный “бугор”, новоприбывший Урмас Гимазов, уставился на гостя. Он его не знал, но то, что мундира там было практически не видно из-за нашивок, медалей и еще каких-то побрякушек, говорило само за себя. И Эмиль вышел вперед.

– Да мы тут в основном фрегаты поломанные ремонтировали, – начал он, – Вон они, на низкой орбите болтаются, вроде дырки законопатили добротно. Ну и линкор один маненько переколбасили, сеньор…

– Простите, не представился. Лейбович. Адмирал Янив Лейбович, командующий флотами Аргентины.

“Ух ты, нихрена себе!” – сказал кто-то из парней, – “Он же там у них самый главный после этого, Перона!” – “А президент?” – спросил другой, – “А президент там как флаг: можно поднять, а можно… Опустить.” Рабочие засмеялись.

– А я – Эмиль Загоруйко, старший одной из смен, ну и старший в нашем профсоюзе.

– Профсоюзе? Вы сами его создали, сеньор Загоруйко?

– Ну да… То есть не в смысле я один, мы все договорились, что у нас должен быть профсоюз.

– Похвальная способность к самоорганизации. Поскольку я представляю не корпорации, – тут Лейбович явственно скривился, – А флот, полностью поддерживаю вашу инициативу. Как права матроса, так и права рабочего должны соблюдаться. И если на флоте есть хотя бы устав, то у вас… Да. Вы молодцы.

– Спасибо, сеньор.

– Однако мне очень бы хотелось посмотреть на то, что вы сотворили с этой их “Галадриэль”, я для этого и прибыл. Заодно и проведем церемонию “спуска на воду” – ну то есть “выпуска в космос”, вы понимаете.

– Непременно все покажем и расскажем, сеньор, только один вопрос, – решился Эмиль.

– Какой же?

– А кто наш непосредственный работодатель? Мы ведь этого так до сих пор и не знаем.

– Это просто. То, что вы добываете на планете, является компонентом для создания корабельной брони, а ваша работа здесь, на верфи – ну это вообще без комментариев. Так что ваш работодатель, получается, я и есть.

– То есть разговаривать об условиях труда и оплаты мне нужно с вами?

– Да, со мной. И мы обязательно об этом поговорим, только сначала покажите мне “Галадриэль”.

– Хоть сейчас, сеньор, она же рядом, на синхронной орбите. Мы и работали там, такого монстра в ангар не запихаешь, даже по частям не влезет. Пожалуйте в бот – и полетели смотреть.

– Да вы от бедной девушки живого места не оставили, – заметил Лейбович, осматривая линкор снаружи.

– Девушки?

– По-моему, Галадриэль – женское имя. Что-то такое мой одноклассник читал, повернут был парень на древних сагах, ну или байках, теперь уже не понять.

– Это я не знаю, сеньор. Но у нас было задание по упрочнению силового каркаса как минимум втрое – мы сделали почти вчетверо, однако от трюмов пришлось вообще отказаться, а на остальных палубах осталось не так много места. Даже полноценный экипаж не влезет, две трети кают мы ведь тоже “под нож пустили”.

– Да, вижу, “девушка” была толстовата, а теперь наоборот страдает анорексией, – усмехнулся Лейбович, – Но пусковые для тяжелых торпед ведь сохранены?

– Это да, сеньор, вообще все оружейные системы, что там были, мы не сокращали. Главный калибр, вспомогательный, торпеды эти странные – все осталось как было. Единственно что пусковые для торпед не на корме и нижней палубе, а посередине и на верхней.

– Вот так вот?

– Вот так вот. Двух нижних палуб там вообще теперь нет, сами видите.

– Да, и двигатели практически на пилоне.

– Это из-за расчетов прочности, сеньор. Получалось только так.

– Так я и не критикую, сделали что надо – и молодцы. Посмотрим теперь изнутри?

– Конечно. Идем внутрь.

– О! А причальная рампа теперь тоже “наверху”?

– Да, по той же причине.

– Интересный корабль получился.

– А кто теперь на нем летать-то будет?

– Как кто? – ответил Лейбович, – Мы и будем!

– С третью экипажа?

– Даже менее того. Есть у нас… Специалисты.

– То есть байки про то, что пилот-маг “вырубил” два линкора лаймов – это не байки?л

– Нет, сеньор Загоруйко. Не байки. Только я вам этого не говорил, а вы… Сами понимаете. Это “одно из тысяч воспоминаний, которые нам с вами вовсе не нужны”.

– Ох, и подволок какой высокий!

– В спецификации было сказано четыре с половиной метра, против обычных трех. Нам это очень облегчило работу.

– Хорошо, хорошо. Вот что, сеньор Загоруйко, я приглашаю вас на церемонию переименования корабля. Ведь он практически новый – значит, и имя должно быть новое.

– А когда, сеньор Лейбович?

– Пока не знаю. Ждем прибытия будущего капитана.

– А парням можно? Ведь это они работали.

– Можно, но ведь это означает определенный допуск, в смысле секретности. Всем, кто хочет поучаствовать, включая вас, “шабашниками” уже не бывать.

– Это в смысле увольнения или…

– “Или”. Это в смысле постоянного контракта. “Парни” ваши к такому готовы?

– Готовы, сеньор, даже спят и видят. Один был против, всего один – но он уже улетел домой.

– Что ж, хорошо. Тогда можно организовать церемонию с привлечением всех “причастных”.

– Общая тревога! Аларм! – взвыла система оповещения. Лейбович и Загоруйко аж подпрыгнули, но на самом деле в систему входили несколько побитые крейсера Рождественского и фрегаты фон Эмдена. Второй раз система взвыла при входе “Санта Марии”, а когда дотащился “Адмирал Бельграно”, даже выть не стала – надоело, наверно. Ну или сигналы “свой-чужой” были наконец-то распознаны.

***

– Ой! Это же летающий гроб! Только с яйцами.

– Менолли!

– Ну сами посмотрите!

– А и правда. Гроб с яйцами. Только все-таки форма не очень.

– Так это и не для человека гроб.

– А для кого? Для хомячка? – засмеялся Фернандо Алонсо.

– Не, гроб для хомячка – это коробка от комма. А это – даже и не знаю.

– Это, наверно, гроб для рыбы хабанзон! Помните, Ник рассказывал?

– Точно!

– Только умоляю, не называйте его “Хабанзоном”, – раздался на общей голос Кортасара.

– В смысле “не называйте”? – удивилась Менолли.

– Так нам ему еще название придумывать! Новое. После такой переделки надо и переименовать, это не “Галадриэль” уже, это непойми что. Я пока ничего не придумал, адмирал Лейбович – тоже.

– А он что, тоже здесь?

– Да, и Узи припожаловал. Только не вовремя. Вовремя – разве что вы.

– В смысле?

– Да у нас “на хвосте” остатки флота лаймов, включая неповрежденный линкор. “Ахиллес”, с ним трудно справиться, уж больно броня толстая.

– Пиииииии!

– Рамота?

– Рамота говорит, что ей срочно нужно на новый, ну “старый-новый” корабль. Она что-то придумала.

– Вот, интересно, что. Как с линкором воевать?

– Не знаю! Она не говорит.

– Ладно, для нее и строили, в конце концов. Пускай осваивается.

– Пи! – сказала Рамота и исчезла.

– Все, она уже там, – сказала Менолли, – Сейчас начнет развлекаться… Нет, не начнет. Только посмотрела.

Рамота опять появилась на мостике “Гинсборро”. Вид она имела очень довольный.

– Ей понравилось!

– Это хорошо, но нам тут опять, похоже, воевать, Менолли.

– Рамота говорит… Подождите. Это странно. Да, она говорит, что вам воевать не надо.

– Как это “не надо”?

– Она все сделает сама. Хочет показать, что не только ей от нас есть польза, но и наоборот, ну и все такое.

– Рамота? Одна?

– Ну вместе с этим новым кораблем.

– Это не дело, – вмешался Кортасар, – Крейсера и фрегаты мы все-таки выдвинем на фланги. Зигфрид, Николай, что скажете?

– Выдвинемся, не вопрос, – ответил Рождественский.

– Еще как выдвинемся, у меня опять почти полный состав, пострелять можно от души, – сказал фон Эмден.

– Вот и славно. Тогда и начинайте, не думаю, что наши преследователи задержатся надолго.

***

– Рамота, возьмешь меня с собой?

– Нет, Менолли, ты не выдержишь, даже в капсуле. Я буду летать как дома – ну то есть как дома на крыльях, а теперь на вот этой железяке. Ведь ее моторы рассчитаны на ее “старую” массу, а теперь она стала вдвое легче. Инерция будет слишком большая.

– Интересно, а Рамота знает, какую перегрузку может выдержать? В смысле, в наших единицах? – спросил Фернандо.

– Момент… Да! Пятьдесят “же” запросто, семьдесят – с трудом, но без потери сознания.

– Ничего себе! С учетом компенсаторов, к этому можно добавлять еще полсотни, даже на линкоре. Да что там говорить, “Пингвин” поглощает до семидясети – но все равно “не дотягивает”. Круто.

– Вот Рамота и хочет “покуражиться”.

– И эта возможность появится у нее очень скоро, – прервал разговор Кортасар, – Они прыгнули в нашу сторону. “Ахиллес” и не менее десятка крейсеров – видимо,все оставшиеся.

– А что с работягами?

– Спускайте вниз, время пока есть. Верфь не защищена, если раздолбают – никто не выживет.

– Но внизу пленные лаймы!

– Потеснятся. Кто не захочет – пусть летит на верфь, помирать от “дружественного огня”, вы там им это разъясните. Никто им не доктор.

– Си, сеньор!

***

“Ахиллес” удивил всех, выйдя из гипера не на границе системы, а практически внутри ее, рядом с “Гинсборро”, и сразу же начал стрелять. Борта “Гинсборро” уже вышли, иначе потерь было бы вообще немерено, но и так вторая полетная палуба со всей командой техов была “вынесена” прямым попаданием.

– Рут! – раздался вопль Рамоты, который “услышали” все, – Рууууут!

– Прости, Рамота, – ответил Алонсо, судорожно уводящий авианосец с линии огня, – Прости. Он был на второй палубе. Я ничего не могу сделать, только спасти остальных. Да и то не факт.

– Что там происходит? – спросил Лейбович.

– Кажется, сбили “Гинсборро”.

– Что?!

– Фрагментация не подтверждена, но попадание двести пятидесятым калибром…

– О господи, а крейсера мы послали в яко бы их тыл! Пипец. Я идиот.

– А вот теперь вы сдохнете! – проорала Рамота, что тоже услышали все, и аргентинцы, и англичане. И бывшая “Галадриэль” сорвалась с места с ускорением, которого не выдержал бы никакой истребитель. Энрике Кортасару, уже готовому отстреляться по “Ахиллесу”, осталось только наблюдать, ведь этот не то линкор, не то уже непойми что, был просто-таки везде. Рамота дергала его, как сумасшедшая. Прыгала через гипер на какие-то десятки километров, что вообще-то считалось даже теоретически невозможным. И постоянно стреляла. Броня британского линкора ее интересовала не сильно, поскольку “уложить” пару серий в пять попаданий каждая строго в одну точку для нее явно не составляло труда. Через три минуты она сделала из линкора решето. Через три с половиной от британцев поступило сообщение о капитуляции. Через четыре линкор, получив наконец прямое в реактор, взорвался и развалился на куски. И тогда Рамота вышла на связь.

– Где их главная планета?

– Рамота, нет, – ответил Энрике, понимая, что бой закончен, а начинается – дипломатия.

– Они убили моего сына. Где их планета?

– Рамота, паркуй свой корабль, бой окончен. И тащи свою задницу сюда, на “Бельграно”, надо поговорить.

– Где они?

– Где бы они ни были, ты офицер эскадры, а я – командир этой самой эскадры. Нам надо поговорить. Возьми с собой Менолли, ведь когда ты “отключишься” от корабля, я не смогу тебя слышать. Но пойми, это приказ. Выполни его… Пожалуйста.

– Хорошо. Я понимаю. Я приду.

– Спасибо, Рамота.

Переключившись на “совсем уж общую”, Кортасар обратился к английским крейсерам.

– Так, все всё видели? Теперь объясняю: шансов нет не только у вас. Их нет и у ваших планет. Вашей капитуляции недостаточно, вся Британия должна сдаться Аргентине. Передайте там своему начальству. Мы не будем вас оккупировать, это обещаю, но капитуляция должна быть безоговорчной. Срок – четверть часа.

– Как четверть часа?! – раздался чей-то вопрос.

– А вот так. Если ваш король не подпишет капитуляцию через пятнадцать минут, я отменю приказ, данный мной пилоту бывшей “Галадриэли”, а потом – ну вы сами видели. Вы убили сына этого самого пилота, и теперь ваша жизнь – в смысле, жизнь вообще всех британцев – никакого значения для него не представляет.

– Но мы же все люди, сэр, помилуйте! Как – за четверть часа?!

– Мы-то с вами люди, а вот упомянутый мною пилот – нет. Так что крутитесь как хотите.

– “Нет”? То есть это – не человек?

– А Аргентина уже давно многорасовое государство, – соврал Энрике.

– Мы сейчас же свяжемся с командованием.

– Уж поспешите, будьте так любезны.

– Энрике, тут еще Кончите есть что сказать. Но только тебе и может быть Яниву, а не всем, – заметил Дюпон.

– Переключаю, слушаю.

– Энрике, – начала Кончита, – Напугай их еще больше. Уж не знаю как, но напугай. Надо, чтобы они не отправились за нами. Надо, чтобы они были заняты вычищанием дерьма из собственных штанов и вообще перестали обращать на нас внимание.

– А мы тут таки что, куда-то отправляемся? – удивился Лейбович.

– Именно. И довольно скоро, – ответила Кончита, – И еще и довольно далеко. В тылу должны остаться либо удирающие трусы, либо… Трупы.

– Так, – ответил Лейбович, который прекрасно умел делать вид, что во всем сориентировался, когда на самом деле ничего, как и сейчас, не понимал, – Я сейчас толкну речь, вы меня не прерывайте.