На той стороне

"Первое время протянуть поможет, – думал он, – а ко времени, глядишь, и деньжат сколотить получится, да обратно в город большой рвануть".

Вот с кем срок свой тянул, с тем и вышел на свободу, заранее зная, что вряд ли к нормальной жизни вернётся. Разбоем оно завсегда быстрее разбогатеть можно. Не его это – лямку на полях тянуть да на богатого дядю работать.

Сестра, конечно, не знала, чем занимался брат. Ушёл Колька с семьи, когда матушка ещё жива была. Ушёл и пропал, ни письмеца, ни весточки. Оно и к лучшему было: узнай мать, чем сынок промышляет, раньше времени бы в землю сырую слегла.

– А скажи-ка, Дарья, – спрашивал Николай сестру, – баба молодая, вся в чёрном, кто будет?

– Так то Ульяна, знахарка местная, – ответила женщина. – После смерти мужа Уля нелюдимая стала, редко с людьми общается. Деток Бог не дал, вот и коротает век одна.

– Одинокая вдова, значит, – ехидно улыбнулся второй мужчина, по имени Герасим.

– Знахарка, говоришь, – задумчиво произнёс Николай, но дальше мысль свою озвучивать не стал.

А вечером шёпотом Герасиму и выдал:

– Ежель хорошая знахарка, знать, народ ей в благодарность откуп несёт. Наверняка будет чем поживиться.

– Да и вдовушку развлечь не грех будет, – плотоядно сверкнув глазами, хмыкнул Герасим и потёр руки.

– В хату к ней не пойдём, людно больно. Раз знахарка, значит, за травами ходит, вот в лесу её и подловим, – подытожил Николай. – Будет знать, как волком зыркать.

Ждать мужикам пришлось недолго. Уже следующим вечером они заприметили, как чёрная фигура направилась в сторону леса. Обождав немного времени, они двинулись за ней.

Ульяна твёрдой походкой шла прямиком в лес. Петляя меж деревьями, девушка вдруг остановилась. Тонкое чутьё вмиг уловило посторонний запах. Этот запах ей уже был знаком.

"Ну что ж, – еле слышно произнесла Ульяна, – лёгкой наживы захотелось? Получите".

Она шагала вперёд, не сбавляя шага, знала, куда идёт.

Бабка Агриппа, приходя во снах, учила не только тому, как людям помогать. Другое дело, что Ульяна, зная всю силу чёрной магии, осознанно не бралась за неё. Но это вовсе не означало, что она не умела ей пользоваться…

***

Топь, открывшаяся перед ней, чернела, как сама ночь. Деревья вокруг были страшными, словно кто-то очень большой вырвал их из земли и воткнул обратно корнями вверх.

Ульяна стояла лицом к болоту и не шевелилась.

Повернулась она, лишь только когда услышала треск ломающейся ветки.

В двух метрах от неё стояли двое мужчин.

– Не устали по лесу за мной блуждать? – спросила она.

– А ты, гадина, знать, давно нас заприметила? – озлобился Николай.

– Конечно, заприметила, – ухмыльнувшись, ответила Ульяна, – от тебя мертвечиной несёт так, что спасу нет.

Николай раздражённо заиграл желваками.

– Что вам нужно? – спросила Уля.

– Нужно уму-разуму тебя научить, – мерзко осклабился Герасим, – чтоб посговорчивее была.

Николай сделал резкий прыжок вперёд и, сцепив руки, мёртвой хваткой прижал Улю спиной к себе. Женщина не сделала попытки отстраниться.

– Познакомимся поближе, – гадко хихикнул Герасим и, схватив одной рукой кофту на груди Ульяны, уже намеревался рвануть её вниз, как вдруг замер, смотря куда-то за спину подельника.

Там, по стволам мёртвых деревьев, сверху вниз сползали пауки размером с крупную курицу. Они тянули за собой тончайшие серебристые нити паутины. Ловко перебирая мохнатыми лапками, пауки семенили мимо державшего девушку Николая прямо к Герасиму. Откуда-то сверху прямо на голову мужика опустился жирный паук, оплетая вокруг него кокон.

Герасим закричал, неистово махая руками, пытаясь скинуть тварь. Он срывал паутину с себя, только паучьи лапки оказывались быстрее. И уже через пару минут, полностью замуровав мужика в своей липкой сети, пауки исчезли, утаскивая с собой кокон с человеком внутри.

– Аааа! – закричал Николай, отталкивая от себя Ульяну. – Ведьма, что ты сделала?

– Ну как же, вы ж поближе познакомиться хотели, вот я для начала вам родню свою и показала, – спокойно ответила девушка и вонзила в Николая злобный взгляд. – Сейчас с одним разберутся – с тобой знакомиться придут.

– Пропади ты пропадом, ведьма проклятущая! – закричал Николай и бросился прочь от Ульяны.

***

Воротился Николай к сестре лишь к следующей ночи. Весь грязный, седой и с обезумевшими глазами. Всё о каких-то пауках твердил да о нечисти лесной. А под утро в забытьё впал. Родных узнавать перестал, темноты стал бояться. Ночами от любого шороха трясся, да как дитё малое плакать начинал.

До Ульяны слухи дошли, будто свезла его сестра в большой город да докторам специальным отдала на лечение. Только Уле это ни к чему было. Услышала, да забыла. Каждому своя судьба, по делам и оплата.

Так и шли её безрадостные дни дальше, один сменяя другой, пока однажды…

***

Пошла Ульяна поутру в лес. По росе сырой трава завсегда особые свойства имеет. Вот и встала Улюшка спозаранку, чтоб успеть с первыми солнечными лучами посекретничать.

Возвращалась домой уж к обеду, солнышко высоко над горизонтом стояло. Вошла в дом, со света яркого и не видно ничего. Только чувствует, что не одна она в комнате. С минуту к сумраку привыкала, глядь, – пара глаз на неё уставилась и смотрит не мигая. Сидит на лавке у стола мальчик, на вид лет семи.

– Ты как тут, сорванец, оказался? – спрашивает Ульяна. – Как в дом вошёл?

– Так не заперто ж было, – прошепелявил ребёнок.

– И давно ли ты тут?

– Давненько уж, – наивно ответил мальчик. – Меня Никитой кличут.

– И чем же обязана такому гостю? – улыбнувшись простоте ребёнка, спросила Уля. Улыбнулась и замерла, словно саму себя испугавшись.

– Мне врачевательница до зарезу нужна, – ответил малец. – Бабка Лукерья сказывала, что в дальней деревне такая живёт. Вот я и нашёл вас.

– В дальней деревне? – удивилась Ульяна. – А откуда ж ты будешь?

– С Верховья, – пояснил Никита.

– Ох батюшки, – воскликнула Ульяна, – так то ж день пути? Как ты дошёл, кто отпустил в такую даль?!

– Никто меня не отпускал, – насупился Никитка, – чай, не грудной, по земле хаживать умею.

Ульяна вновь улыбнулась. Вид маленького лохматого мальчишки, старающегося показаться серьёзным и взрослым, умилял.

– Так зачем же тебе знахарка понадобилась?

– Папка наш сильно хворый, – ответил ребёнок, и на его голубых глазах навернулись слёзы. – Я давеча с дома уходил, он даже подняться с постели не мог. Я Федьку за старшего оставил, а сам сюда.

– Папка? – удивилась Ульяна. – А что ж мать ко мне не явилась?

– Нет у нас мамки, – буркнул Никита, – померла, когда Федьку рожала. Так бабка Лукерья сказывала.

– А бабка Лукерья вам кто? – пыталась разобраться Ульяна.

– Соседка она, доглядывала за нами, пока папка работал и я маленьким был. Сейчас-то ужо я сам большой, и за собой, и за Федькой присмотреть могу, – простодушно отвечал ребёнок.

– Что же с отцом вашим приключилось?

– Плохенько ему, – вздохнул мальчик, – кашлем заходится, сил совсем нет, еле по дому ноги передвигает.

– А сколько ж лет Федьке, которого ты дома оставил?

– Пять годков по весне исполнилось, – спокойно ответил мальчик.

– Ох ты ж, Господи! – воскликнула Ульяна. – Так ведь и до беды недалеко! Вот что, – произнесла она, ставя перед мальчиком плошку, наполненную кусками сахара, – ты пока тут сахарком побалуйся, а я сейчас вернусь.

Вернулась девушка спустя десять минут, собрала в холщовый мешок травяных сборов, ещё кой-какую приблуду знахарскую, наперевес взяла суму с нехитрой снедью и вышла с мальцом на улицу.

Перед калиткой стояла телега, запряжённая лошадью. В телеге сидел мужик и лениво пожёвывал соломинку.

Ульяна приказала Никитке взбираться в телегу, и сама, закрыв дверь на замок, последовала его примеру.

– В Верховье, Иван Савельевич, нас доставь, за услугу отплачу. А коль кобылка поретивей побежит, так и сверху доложу.

Всю дорогу Никитка с упоением рассказывал знахарке, как ловко он рыбу ловить умеет, подсекать да червей насаживать. Обещая, что за помощь отцу он ей цельное ведро пескарей наловит.

Ульяна слушала мальца вполуха. Она больше разглядывала его. Ей было приятно то ощущение, которое разливалось в области сердца, когда она слышала шепелявый голосок ребёнка.

День клонился к вечеру, на горизонте показались первые крыши деревни Верховье.

Телега подъехала к избе Никиты и остановилась. Поблагодарив Ивана Савельевича, Ульяна ответила, что дожидаться её не надо, на том и разошлись.

В доме было сумрачно. Когда Ульяна вошла внутрь, мальчик уже стоял у кровати, на которой лежал мужчина. Рядом у стола, на лавке, восседал, трепыхая ножками в воздухе, второй ребёнок.

Уля подошла ближе к кровати – у мужчины явно была горячка. Он лежал на боку, отвернувшись к стене, и тяжело дышал. При каждом вдохе из его груди вырывался скрипучий свист.

– Ну, показывайте, где тут у вас можно воды набрать, – стараясь придать голосу твёрдость, произнесла знахарка. Ей вовсе не хотелось расстраивать мальчишек, но шансы выжить у их отца явно были невелики. Ульяна повидала много тех, кто мучился болезнью лёгких. Как правило, на кашель обращали внимание, когда становилось уже слишком поздно.

На звук её голоса мужчина дёрнулся и медленно повернулся на спину.

Бледно-зеленоватого цвета лицо, бескровные губы, – он так и не нашёл в себе сил открыть глаза.

– Есть хотите? – вдруг спросила Ульяна, обращаясь к мальчикам. – И давайте уже знакомиться!

***

Густая сладкая каша дымилась в тарелках. Ребята сидели друг напротив друга и уплетали приготовленную еду.

Время тянулось, как смола; каждый час Уля проверяла состояние мужчины.

За время, пока мальчишки ели, Ульяна узнала, что отца зовут Степан. И что обычно он очень весёлый. По разговору становилось понятно, что дети любили его.

За жизнь незнакомого мужчины Уля билась три дня. Поила, обтирала, укутывала, читала молитвы и заговоры. Всё это время мальчишки были рядом с ней.

Пару раз в избу заглядывала всезнающая бабка Лукерья. Видя, что Степану так и не становится лучше, старушка с тоской оглядывала мальцов и уходила, шумно вздыхая.

Ульяна ловила взгляд старухи, и её сердце замирало. Она знала, о чём думала Лукерья, смотря на детей. Их судьба сейчас висела на тонкой ниточке. С одного конца была привязана жизнь Степана, с другого – их жизни. Нужно было во что бы то ни стало сохранить эту нить целой.

Четвёртой ночью Уля проснулась от прикосновения.

Она не ходила спать в комнату с мальчиками, пыталась сидя прикорнуть рядом с кроватью больного на случай, если что-то пойдёт не так.

Ульяна открыла глаза. Перед ней на кровати, спустив ноги на пол, сидел Степан. Мокрые от пота волосы прилипли ко лбу, синяки вокруг глаз делали взгляд тяжёлым.

– Кто вы? – спросил Степан. Было видно, что каждое слово даётся ему с трудом. Каждый вдох сопровождался свистом, вылетающим из горла.

– Знахарка я, – шёпотом ответила Уля, – Никита отыскал меня, сказал, что отцу плохо. Вам действительно было очень плохо, я не была уверена, что вы поправитесь.

Степан откинулся обратно на кровать.

– Сил нет, – прохрипел он, – сколько я тут провалялся? Что с сыновьями?

– С детьми всё хорошо, – успокоила его девушка, – у вас замечательные мальчишки.

Степан вымученно улыбнулся.

– Меньше говорите, больше спите, – произнесла Ульяна, протягивая Степану кружку с горячим отваром. – Вам нужно больше пить.

Утром, едва увидев, что отец наконец-то пришёл в сознание, мальчишки бросились с радостными воплями на постель.

Период выздоровления был непростым, силы возвращались к Степану по капельке. Всё это время Ульяна заботилась и о нём, и о его сыновьях. Мальчишки заметно привязались к знахарке. Да и сам Степан порядком привык к женской руке в их доме.

Вечерами, когда дети ложились спать, они разговаривали. Двое словно понимали друг друга с полуслова. Боль утраты, коснувшаяся их сердец, была схожа. Они одновременно были и близки, и так далеки в своём одиночестве.

И вот настало время, когда мужчина поправился окончательно. Уход знахарки ему стал не нужен.

Той же ночью, тихо собравшись и никому не сказав ни слова, Ульяна ушла. Не смогла переступить через привычную тоску. И хоть понимала, что новое чувство поселилось в груди, изо всех сил желала раздавить его.

Лето нынче засушливое выдалось, лесными тропами знахарка уже к утру дома была. Родные стены теперь показались такими холодными. За это время привыкла она к мельтешению мальцов, к запаху дома, в котором кипела жизнь.

"Хватит!" – резко выкрикнула она сама себе, запрещая даже мыслями возвращаться в тот дом.

Дни шли, сменяя друг друга. Спустя неделю, в ночь, дождалась Ульяна, когда последний огонёк в окнах домов погаснет, и вышла на улицу. Шла привычной дорогой к реке. К месту, где не один уж год она взывала к судьбе своей безрадостной.

Яркая, полная луна освещала реку, оставляя на ней широкую серебристую дорогу.

Ульяна подошла к краю берега и встала на колени, воздев руки к луне:

"Обратись, Мать-Луна, к реке-реченьке,

Пусть откроет она свои недра тёмные,

Да на время ко мне подневольного выпустит.

Ненадолго его задержу я в Яви,

С покорностью отпущу в темноту Нави".

Тишина вокруг настала, ни травинки ветер не шелохнёт. Река словно течение остановила. Глядь, пошла рябь мелкая по воде, и расступаться волны стали. Из воды медленно поднимался силуэт. От него исходило едва уловимое голубовато-серебристое сияние.

Сердце Ульяны затрепетало, слёзы полились по щекам. Этот силуэт она узнала сразу. Могучие плечи, крепкая шея, – её любимый Прошенька стоял перед ней. И лишь выражение лица, скованное беспросветной тоской, напоминало о том, что он давно уж не в этом мире.

"Прошенька", – прошептала Ульяна, вытирая слёзы.

"Прости меня, Прошенька, не могла сил набраться и раньше вызвать тебя, не могла в глаза твои взглянуть, не уберегла ведь".

Ульяна упала лицом на траву, её плечи содрогались от рыданий.

"Не уберегла", – кричала она, изливая на землю всю свою боль, которую столько лет держала внутри.

***

Ульяна очнулась, едва первые лучи солнца коснулись её чёрного облачения. Лицо было мокрое от росы, глаза распухли от слёз, а на душе было так легко и спокойно, будто и не было тех лет боли и тоски, что точили её.

Она с улыбкой смотрела на солнце, встречая новый день, вспоминая случившееся с ней – то ли сон, то ли видение.

В видении был Прохор, молодой, статный, красивый – такой, каким она его запомнила. На самом деле Ульяне не важно было, как выглядел её давно почивший возлюбленный – ей было важно слово, которое он сказал ей.

"Свободная", – произнёс Прохор улыбаясь, и, поцеловав знахарку в лоб, исчез.

Ульяна шла домой со странным чувством: словно вернулась в яркий мир из прошлой чёрно-белой жизни.

Войдя в дом, решительно собрала нужные вещи, намереваясь отыскать того, кто сможет помочь переправиться в Верховье. Подойдя к двери, девушка обернулась, с тоской оглядывая отчий дом, в котором была счастлива и несчастна одновременно. Шумно вздохнув, Уля рывком распахнула дверь – и замерла на пороге. На крыльце прямо перед ней молча стояли трое. Три пары глаз с любовью смотрели на неё.

– Нужны ли? – тихо спросил Степан, положа руки на плечи своих мальчишек.

– Как воздух! – ответила Уля, стягивая с головы чёрный платок…

Забытая деревня

– Сань, а почему тогда не продать дом? – спросил Владимир сидящего за рулём друга.

– Володь, если честно, мне нечего тебе ответить на этот вопрос. Когда подростком был, ездил к бабке с дедом почти каждый год. Как бабуля померла, ездил к деду. Отец постоянно наведывался туда, а потом как-то резко всё поменялось. Мне в голову любовь стукнула, и я пару лет в деревне не был. А потом армия.

Дед помер, когда я ещё служил. Мать была в командировке, и отцу пришлось все хлопоты на себя брать. Я, помню, позвонил, когда отец из деревни вернулся, спрашивал, как всё прошло.

Батя уклончиво отвечал, старался тему про деревню закрыть. А когда я с армии вернулся, предложил отцу вдвоём в деревню махнуть, порыбачить, да и вообще вместе побыть, он резко оборвал разговор. Сказал, что нечего в деревне делать. На рыбалку можно и поближе съездить.

– Чудно, ведь это его дом. Он в нём всю жизнь прожил, пока в город не перебрался, – пожимал плечами Владимир.

– И мне чудно было, – согласился Александр, – у меня о деревне самые тёплые воспоминания.

Хотя я отцу тоже как-то сказал, мол, чего тогда простаивает, давай продадим. Он ответил, что пусть стоит, как память. На все мои попытки вытащить его туда отнекивается. Говорит, что и мне там делать нечего. Кстати, он и сейчас не в курсе, что мы с тобой в деревню махнуть решили…

***

Когда неделю назад замаячили майские праздники, двое молодых мужчин, коллег по работе и просто друзей, решили съездить на природу. Александр предложил наведаться в его деревню. Ему и самому давно хотелось побывать там. О деревенском доме он вспоминал периодически. Он всегда любил бывать там. Но, войдя после армии в темп взрослой жизни, всё никак не мог выбрать время. Да к тому же отец был всегда против, если Саша намекал ему о поездке. А ехать одному было несподручно. Во-первых, деревня не близко, день пути минимум. А во-вторых, одному будет реально скучно. Сейчас же всё сложилось как нельзя лучше.

Собрав сумки, затарившись провиантом и рыболовными снастями, молодые люди намеревались отдохнуть, что называется, от души.

К деревне подъехали уже в потёмках. Причём это слово не совсем отображало ту тьму, которая стояла перед ребятами.

– Свет что ль отключили? – спросил Саша, глядя на чернеющие дома. Они стояли у начала деревни, и огни фар были единственным источником света. На всей улице не горело ни единого фонаря. Ни в одном окне не горел свет.

– Скорее всего, – ответил Володя. – Я читал, что в некоторых областях так делают. Для экономии электроэнергии ночью на несколько часов отключают свет.

– Ну, так это ночью! – произнёс Александр. – А сейчас только десять вечера. Бог с ним, со светом, надо дом найти.

Они ехали вдоль домов медленно, боясь пропустить нужный. Глядя в окно, Саша хмурился:

деревня выглядела словно заброшенной. Некоторые дома смотрели на них пустыми глазницами выбитых окон.

– М-да, – изрёк Саша, глазея по сторонам, – давненько я тут не был. Многое изменилось.

– Это всё темнота, – произнёс Владимир, – утром всё как обычно будет.

– Надеюсь, – ответил Саша. – О! Кажется, мы на месте.

Выйдя из машины, ребята поёжились. Каждый из них обратил внимание, что на улице было неуютно находиться. Ночной воздух, доползший до деревни из окружавших её лесов, был влажным и тяжёлым. Хотелось побыстрее юркнуть в помещение.

Включив фонарики на телефонах, молодые люди направились к дому. Чуть поковырявшись с замком, они открыли дверь и вошли внутрь. Воздух в доме был сухим, слегка пахло пылью.

Саша пощёлкал выключателем – света не было.

– Так, – начал он, – давай быстренько перетащим вещи из машины в дом, и я найду керосиновую лампу.

Когда вещи были в доме, Александр убежал в сарай. Пробыв там около пяти минут, он вернулся расстроенным.

– Лампа есть, – сказал он, демонстрируя её, – керосина нет.

– Как же впотьмах осваиваться будем? – спросил Володя.

– Может, к соседям зайти? – предложил Саша. – Не совсем глубокая ночь, войдут в положение, выручат.

– Попробуй, – согласился товарищ.

Александр вышел из дома и, освещая себе путь телефоном, пошёл к дому соседей.

Соседский забор был частично обрушен, а сам дом в сумерках выглядел зловещим.

Саша оглядел крыльцо в поисках звонка. Не найдя его, он постучал в дверь. Вокруг стояла тишина.

"Странно, что собаки в деревне не лают", – подумал молодой человек. На стук никто так и не отозвался, и тогда он постучал посильнее.

– Хозяева, – крикнул Александр, – подсобите по-соседски!

В ответ опять не раздалось ни звука. Саша решил подолбить по двери кулаком, но вдруг от первого удара она отворилась.

– Эй, – негромко спросил он, – есть кто?

Дом был погружён в кромешную тьму. Освещая пространство перед собой, парень осторожно вошёл в сени. Под ногами поскрипывали доски. Воздух в этом доме мало отличался от воздуха на улице. Он был таким же влажным и холодным. Где-то впереди раздалось какое-то шевеление. Саша замер.

– Хозяева, – начал Саша, – простите за вторжение, я ваш сосед, к Никодимовым в дом приехал.

Тишина в ответ. Александр прислушался: в одной из комнат явно кто-то копошился. Выставив впереди себя руку с включенным телефонным фонариком, он решительно пошёл вперёд.

– Я хотел керосина одолжить, – говорил парень громко, явно не желая, чтоб его приняли за грабителя, – могу сразу денег дать.

Переступив порог комнаты, Саша резко остановился. Луч света осветил просторный зал. В центре стоял стол, на котором лежал самый настоящий гроб. За сложенными горкой руками не было видно лица. Но Саше и не нужно было его видеть. Сердце бешено забилось, и парень бросился прочь. Сшибая углы и врезаясь в косяки, он в панике бежал к выходу.

Выбежав на улицу, не сбавляя темпа, Александр нёсся к своему дому. Паника окончательно охватила его, когда, дёрнув на себя входную дверь, он понял, что она закрыта изнутри.

– Вован, – закричал он, стуча ладонью по двери, – открывай, Вов, быстрее, это я.

Он стучал по деревянному полотну, постоянно оглядываясь, словно боясь, что лежащий по соседству покойник решит выйти из своего дома.

– Сань, ты? – послышалось из-за двери.

– Я-я, открывай скорее, – нервно закричал он.

Лязгнул засов, и в отворившуюся дверь Александр буквально ввалился, быстро захлопнув её за собой.

Привалившись спиной к двери, он сполз по ней на пол. Дыхание никак не приходило в норму, сердце пыталось выскочить из груди.

– Ты чего заперся? – спросил Саша, пытаясь взять себя в руки.

Владимир молчал.

– Ну, – произнёс Александр.

– Да тут, понимаешь, – замямлил Володя, – ты когда ушёл, я начал сумку разбирать. Слышу, дверь хлопнула – думал, ты так быстро вернулся. Пошёл тебе навстречу, а тут никого. Не по себе стало, вот я и закрылся. А ты чего такой нервный-то? Керосин принёс?

– Да какой керосин, – ответил Саша, чуть успокоившись, – чуть Богу душу не отдал. Зашёл к соседу, а он там в гробу. В доме темень, и он лежит.

– Охренеть, – произнёс Владимир, поражённый информацией. – У них так принято что ль?

– Откуда я знаю, что здесь принято. Из дома сегодня ни ногой, нагулялся!

– Давай успокоимся. Ночь на дворе – надо утра дождаться, а дальше видно будет. А поспать можно и без разобранных вещей. Завтра разберёмся, – сказал Вова.

– Да уж, заснуть бы теперь вообще, – ответил Саша, поднимаясь с пола и направляясь в комнату.

Спать решено было вместе, благо диван, если его разложить, был довольно широким.

Повалились в чём были, не раздеваясь.

Дорога или пережитый стресс от вида гроба в ночи, но задремали ребята довольно быстро.

Среди ночи Саша почувствовал, как кто-то его тормошит за плечо.

Открыв глаза, он увидел перед собой лицо друга.

– Послушай, – произнёс тот, – кто-то под окнами ходит.

Сон как рукой сняло. Саша сел и весь обратился в слух. Шаги действительно были слышны.

– Ты смотрел в окно? – шёпотом спросил он.

– Смотрел, но ничего не увидел. Он уже час ходит, – ответил друг.

Александр подошёл к окну и открыл его, высунувшись наружу.

– Кто здесь? – спросил он. Естественно, ему никто не ответил.

Оба уснули лишь под утро, когда первые рассветные лучи, коснувшись потолка, медленно опускались по стенам вниз.

Владимир первым открыл глаза и лёжа осматривал дом.

Добротный, бревенчатый, никакого тебе новомодного гипсокартона с обоями. Обстановка в доме словно переносила его в другое время. Сервант, комод на кривых ножках, невысокий шкаф – всё это было вещами из другой эпохи.

Из раздумий вывел крик петуха, который горланил, явно находясь где-то рядом.

От крика Саша тоже проснулся. Владимир подошёл к окну. Мимо прошёл человек, гнавший перед собой небольшое стадо коров. Бурёнки мычали, приветствуя друг друга. Петух заголосил ещё раз. Александр поднялся с дивана и тоже подошёл к окну.

– Ну вот, – начал Володя, – говорил же, ночь так действует. Надо ещё к кому-нибудь сходить и узнать, что у них со светом. И заодно про мертвеца вчерашнего спросить.

Ребята вышли на улицу – в нос ударил запах удаляющегося стада.

– А запаах, – шутливо произнёс Володя.

– Дааа, – ответил ему друг, втягивая носом воздух.

При свете дня ребята разбирали внесённые в дом вещи, раскладывали снасти, намереваясь после завтрака пройтись по окрестностям.