О тех, кто в цирке не смеётся

То, что у старшего лейтенанта на погоне три звезды и принципиально как они располагаются, он знал. Но ведь имеются требования к расстояниям от края и между ними.

– Что я туплю? Еще служить не начал, а уже «сообразиловка» отказывает! Вот же, перед глазами готовый китель!

Прикинув все необходимые просветы, Андрей уселся за работу.

Надо сказать, что работа совсем не спорилась. Его постоянно отвлекали мысли о той ситуации, в которую он попал. Ситуация полнейшей неопределенности и неразберихи. Еще сильней отвлекали мысли о доме, о семье, оставленной далеко – далеко в Томске. А ещё, швеёй он был никаким: игла не слушалась пальцев, нитки постоянно за что – либо цеплялись, перепутывались и рвались. Пальцы от работы с иглой быстро устали и начали болеть, игла постоянно намеревалась проткнуть пальцы и это ей нередко удавалось. Причем не только острой стороной. Но и той, с которой у иголки ушко и вдета нитка.

Промучившись около часа, он всё же умудрился пришить один погон к повседневному кителю.

– Надо сделать перерыв и покурить.

Андрей взял сигареты и спички и вышел на крыльцо барака.

День уже заканчивался. И, хотя солнце стояло ещё высоко, но уже каким-то образом, и без взгляда на часы, угадывалось, что вот-вот начнется вечер.

– Первый мой вечер в армии! – опять подумал Соломатин и у него грусть усилилась.

Он осмотрелся вокруг. Кроме, уже создавших не самое лучшее впечатление строений, он рассмотрел ветхий, кривой забор из штакетника, полностью вытоптанную, без малейших признаков зелени, площадь, огороженную этим штакетником, торчащую на несколько метров из земли совершенно непонятно зачем, почти под прямым углом трубу, миллиметров 700 диаметром. Труба располагалась между бараком и балками, несколько ближе к наружной стороне, занимаемой городком, площади.

День был жаркий, чему тут удивляться, шли последние дни июля, и к вечеру ещё не похолодало. Но общий вид всего, что было перед глазами, а там шла асфальтированная дорога, вдоль которой был откос, весь поросший травой, следующий, отсыпанный щебнем, железнодорожный откос, дальше начиналась полоса хвойного леса, совсем невысокого, иногда просматривались березки и осинки, ещё ниже хвойных деревьев, всё это выглядело уже как-то по – осеннему.

– То ли у меня настолько меланхолическое настроение, то ли в самом деле уже осень чувствуется?

Андрей докурил сигарету и пошел продолжать начатое дело.

Если начало рабочего дня в 8-00, значит в пять он должен заканчиваться. Скоро придут ребята. Вот. Своим появлением я кому-то принес большую радость. Человек едет домой! А мне теперь «как медному котелку» два года пыхтеть! На гражданке два года и то большой срок, а тут будет тянуться, наверное, вечно.

За работой он и не заметил, что уже прошло пять часов, прошло шесть часов, а он в комнате по – прежнему находился один, да и в бараке никто не объявился.

– Странно! Неужели часть так далеко находится?

Только после восьми часов вечера послышался вначале звук остановившейся машины, потом голоса людей, топот сапог по деревянному полу коридора и в открытую дверь вошли двое парней, оба старшие лейтенанты. Один ростом под метр восемьдесят, худощавый, рыжий. Другой черноволосый ниже среднего роста, плотный.

Этот, плотный, только войдя в дверь радостно закричал:

– Это ты прибыл мне на замену? Здорово! Значит, я завтра провожу собрание, тебя избираем вместо меня, а я послезавтра фю-ю-ю-ю, он изобразил летящий самолет: Сургут- Москва- Львов. А там два часа, и я уже дома!

– А, Лёшка, ты ещё дожидаешься свою замену, – обратился он к «рыжему».

Дальше вновь обратился к Соломатину:

– Ну что, будем знакомы!? Я старший лейтенант, секретарь комитета комсомола Петр Непыйвода. Я из Стрыя. Знаешь такой город? Это, он указал на «рыжего», Швец Алексей. А тебя как зовут?

– Соломатин Андрей. Тоже старший лейтенант, прибыл из Томска.

– Чем «занят»?

– Форму оборудую.

– Получается?

– Вроде бы получается.

– Ну-ка надень китель, покажись.

– Одену, конечно, вот только я ещё его носить не умею.

– А я не умение носить хочу посмотреть, а как погоны пришил.

Андрей надел китель, застегнул и повернулся к парням.

– Ну что же ты!? Надо было, хотя бы, в зеркало посмотреть, как выглядишь. Зеркало, правда, у нас маленькое, но при желании рассмотреть можно. А так. Вот смотри! На правом плече погон немного завален назад, а на левом заметно криво пришит. Но ничего страшного. Первый раз погоны пришивал?

– Так точно, первый.

– Для первого раза пойдет! Потом, когда китель на тебе «обвиснет» по фигуре, тогда поправишь.

– Парни! У меня с собой не было иголки и ниток. Я «вашими» воспользовался. Вы не обидитесь?

– Пользуйся на здоровье, сколько душе угодно! Тем более, что нитки и иголки мы не покупали, они нам достались от наших предшественников. Думаю, что вашему призыву вполне хватит, и ещё потомкам передадите.

Так. Сейчас идём на ужин. Капитан Овчинников мне поручил тебя ознакомить с режимом питания и обязательно покормить ужином.

– У меня возник вопрос. Можно задать?

– Конечно, задавай.

– Командир сказал, что начало рабочего дня в 8-00. Происходит построение. А когда рабочий день заканчивается? Я думал в пять вечера. Ведь это восемь часов и обед часовой. А вы приехали в восемь вечера!

– Начало рабочего дня в армии определено, в 8-00, развод. Обеденный перерыв длится два часа. А вот окончание рабочего дня наступает тогда, когда командир всех отпустит и тоже завершается вечерним разводом.

– То есть двенадцать часов рабочего дня – это норма?

– Это не просто «норма». Так было и так будет. Но ты ещё комбата нашего не видел. Он в отпуске. А когда он на месте, то двенадцатичасовой рабочий день будешь считать за счастье.

После ужина вернулись в комнату.

– Ты в бильярд играешь? – спросил Алексей.

– Умею немного, но никогда не увлекался, – ответил Андрей.

– Пошли в игровую комнату, поиграем в бильярд. Здесь всё равно других развлечений не имеется, так что по принципу «не можешь – научим, не хочешь – заставим», здесь все играют. Заодно познакомишься с теми, с кем служить придется.

Игровая комната находилась через одну дверь от них, жилой. В ней стоял один, небольшого размера, бильярдный стол с комплектом поколотых шаров. Они катились по столу после удара, сильно грохоча, подпрыгивая и меняя направление движения, если удар сделан «накатом». Кроме бильярда в комнате толпилась уйма народу, все курили безостановочно, так что дым в комнате был просто спрессованным, имел желто – серый цвет и почти не пропускал света от единственной блеклой лампочки на потолке.

Побыв некоторое время со всеми, кстати, там на него никто внимания не обратил, а он – то думал, что все будут подходить с расспросами, интересоваться, знакомиться, Андрей вышел в коридор.

Вечер уже сгустился и в коридоре, всего с двумя такими же тусклыми лампами на потолке, расположенными у одного и у второго входов, была полнейшая темень. Лишь одно место под потолком посередине коридора тускло светилось красноватыми кривыми, возможно цифрами. Что это такое, было непонятно, но немного напоминало дисплей станка с ЧПУ. Андрей с интересом подошел поближе, всмотрелся. Никаких цифр, но что-то светится, причем то чуть ярче, то чуть тусклее. Он чиркнул спичкой и в её неярком огне увидел всё и страшно испугался. Это красным светом светились провода в распределительном щитке!

– Какой кошмар! Это же сейчас пожар запросто случится.

Он почти бегом вернулся в игровую комнату.

– Парни! Там щиток перегрелся, в любой момент вспыхнет! Надо что-то делать!

Несколько человек не очень спешно вышли в коридор и, посмотрев на это зрелище, хладнокровно сказали:

– Все вернулись домой. Сейчас хозяйки готовят еду, вот сеть и перегрузилась. Скоро закончат, и всё будет нормально. Не «бзди», не сгорим. Зимой ещё не такое было и ничего, пережили.

Все вернулись в игровую комнату, а Андрей пошел к себе.

Столько всего пережито за несколько дней, а тут ещё завтра впервые в часть. Буду ложиться спать.

Но ему ещё долго не спалось и вовсе не потому, что не хотелось, но стоило ему лишь закрыть глаза, как перед ним возникали образы жены и дочери.

– Как они там без меня? Чем занимаются? Что обо мне думают. Да! Надо завтра же спросить местный адрес и написать письмо, а то жена даже не предполагает, где я сейчас могу находиться! И ещё. Она же дочке тоже должна рассказывать о папе, а то ребенок так и забудет, что у неё кроме мамы и папа где-то имеется! А как у них с деньгами? Мне-то здесь, даже если выплату содержания задержат, помереть от голода не дадут, а они в состоянии себя содержать? Пожалуй, что в состоянии. Я – то, уезжая, взял с собой минимум денег, а большую часть им оставил, да и Люда должна вот – вот зарплату получить, вполне должно хватить. А вот получать начну деньги и буду им отправлять. Им нужнее. Или на жизнь потребуются, или на дорогу, если получится их сюда привезти…

Так, под эту успокаивающую мысль, Андрей, совершенно незаметно для себя, уснул.

7. ВОТ УЖЕ ПРИ ДОЛЖНОСТИ

Ночь пролетела как одно мгновение. Сказать, что не спал – будет неправда, сказать, что выспался – тоже будет неправда. Усталость нескольких прошедших суток «незаметной» не прошла. Но хочешь-не хочешь, а подниматься уже пора, тем более что парни – соседи уже тоже проснулись и разговаривают между собой.

Их разговоры для них приятные и греющие душу скорой встречей с домом.

– Один прямо сегодня будет свободен и единственное, что ему останется – уволиться из части. Второго всё это ожидает в течении одного, максимум полутора месяцев, – так думал проснувшейся новобранец, а у меня всё это только – только начинается, и как сложится одному Богу известно! Вот! Дошел до ручки! Уже коммунист, секретарь комсомольской организации на Бога уповаю. Это не дело, пора брать себя в руки и только на свои силы надеяться и рассчитывать.

Он поднялся, привел в порядок постель, себя (умывальник был оборудован в комнате), и впервые в жизни надел военную форму полностью: рубашку, китель, брюки, галстук и …фуражку.

От его вида парни несколько остолбенели.

– А что у тебя фуражка с красным околышем, ты что особист или милиционер?

– Нет! Я комсомольский секретарь и призван по линии Политуправления.

– А что же у тебя околыш красный.

– А нас всех одевали как общевойсковиков, так нам сказали. А какая разница какого цветы околыш?

– Разницы никакой не было бы, если бы служил где-нибудь на «большой земле», а здесь народ проживает специфический: многие из бывших зеков, очень многие так называемые бичи (бывший интеллигентный человек), которые не прижились в больших городах и приехали вольнонаемными сюда. ТАМ их считали «тунеядцами» и тоже преследовали. А здесь они все сезонно работают, а зимой прожигают заработанное летом. Так вот. Если в Сургуте официально проживает где-то 250 тысяч народу, то ещё столько же неофициально и всё из названной публики. И поверь, что все они «краснофуражечников» терпеть не могут и при случае могут сотворить над ними что угодно!

– Я тебе больше скажу, – добавил Петр, у нас тоже не любят «краснофуражечников». Не любят все, включая командира.

– И что мне теперь делать?

– Ну, что-нибудь придумается. В крайнем случае, я тебе «свою» оставлю.

За разговорами они вышли на улицу. Здесь собралось уже почти всё мужское население городка. Сегодня, в отличие от вчерашнего вечера, на новичка все смотрели с большим интересом. Но из всех к нему подошел лишь один человек. На вид он был уже пожилым, худощавым, лысеющим старшим лейтенантом.

– Это ты прибыл на замену Непыйвода секретарем комсомольской организации?

– Так точно.

– Член партии?

– Да!

– А я секретарь партийной организации. Будешь состоять на учете у меня и рабочее место у нас в одном кабинете. Зовут меня Иващенко Иван Иванович, тоже, как и ты был призван на два года, но решил остаться на постоянную службу.

Андрей даже ещё не успел спросить, почему все собрались здесь и никуда не идут, как подошел ГАЗ-66 с тентованным кузовом, и все дружно устремились к нему.

– Забирайся сюда, поедем в часть, – кто-то подсказал Андрею.

Правда, он и сам бы догадался.

Уже сидя в кузове, он всё же поинтересовался:

– А ехать далеко?

– Не очень, минут десять, а пешком идти не менее тридцати минут по прямой, через лес. Как-нибудь покажем тебе дорогу, – ответил ещё незнакомый офицер, но внешне уже встречавшийся. Вчера он выходил из игровой комнаты по тревоге, поднятой Андреем.

Действительно, минут через 10-12 машина остановилась, и все дружно спрыгнули с кузова на землю и тут же «рассосались» по территории. Рядом с Андреем остались лишь комсомольский и партийный секретари. А из почти одновременно с ними подъехавшего УАЗика вышел тот капитан, который вчера забирал Андрея из штаба.

Все, военнослужащие, находящиеся в пределах видимости, остановились, повернулись лицом к «приехавшему», и встали «на вытяжку». Стоящие рядом с Соломатиным офицеры сделали то же самое. Андрей последовал их примеру.

Из серого одноэтажного недостроенного здания (оказался штабом батальона) бегом выбежал заспанный офицер с красной повязкой на рукаве и, не добежав несколько шагов до приехавшего, громко крикнул «Смирно!», перешёл на строевой шаг, приложил руку к виску и доложил о том, что за время его дежурства ничего не произошло.

Последовал ответ: «Вольно»!

Дежурный офицер команду повторил, и все вновь зашевелились. А «приехавший» подошел к стоящим вместе трем секретарям и сказал:

– Петя, собрание проведем сразу после развода! Так что передай команду, чтобы на плац выходили со своими табуретами. Иван Иванович, ты предупреди всех офицеров и прапорщиков о собрании, чтобы все пришли… Короче, помоги с организацией. А я ещё с новеньким побеседую, пока время есть.

Беседа была совсем не длинной, так как до развода было всего десять минут.

– Заходи. Это мой рабочий кабинет, как замполита части, через стену с «вашим». Там ты будешь располагаться с Иващенко.

– Да, я уже знаю, он мне сказал.

– Так, имей в виду. В армии, пока говорит старший, его никто не перебивает. А если надо что-то сказать или спросить, то обращаются: «Товарищ такой-то (по званию)! Разрешите обратиться»! И только после получения разрешения обращаешься.

Далее. Сейчас развод, после этого проводим перевыборное собрание, и твоя задача, в течение сегодняшнего дня принять все дела от Непыйвода. Смотришь полностью комплектность необходимой по реестру документации, наличие полного комплекта протоколов заседаний комитета комсомола, а их должно быть не менее двух в месяц, протоколов комсомольских собраний, этих протоколов должно быть не менее одного в месяц. Не стесняйся, пролистай за два года и посчитай. Если не хватает, то пометь, за какой период и потребуй записать. Всё понятно?

– Так точно!

– Имей в виду! Если будет не хватать, и ты его «простишь», то будешь «сам» потом всё компенсировать. Ведь после смены секретарей обязательно приедет бригадный «комсомолец» и всё проверит. Это понятно?

– Понятно!

– Как устроился на новом месте, как приняли парни?

– Всё нормально.

– Этот ответ меня удовлетворяет. Какие имеешь вопросы, пожелания?

– Товарищ капитан! Я понимаю, что вопрос, может быть, рановато задаю и не уместен по времени, но … мне можно будет вызвать свою семью сюда?

– Семья большая?

– Нет. Жена и дочка три года.

– Жена там работает?

– Работает.

– Кто по специальности?

– Химик – технолог специальность по образованию.

– Работу вряд ли найдет здесь по специальности. Я имею в виду даже город.

– Будет работать моей женой.

– Ну что же, я думаю, решим.

– Теперь всё, пойдем на развод.

Развод проходил на «плацу».

Место под плац было определено на площадке между зданием штаба с одной стороны и двух брусовых двухэтажных казарм с другой. Всё было ещё недостроенным, не отделанным и смотрелось довольно убого. А плац строиться тоже только начинал. Его заливали монолитным бетоном полосами шириной метра два с половиной и длиной метров тридцать. Во всю длину к этому времени залили одну полосу, а вторая была в зачатии.

В одну линейку со зданием штаба стояло еще одно двухэтажное брусовое здание казармы. А около плаца с его торца и рядом сбоку в стадии строительства большое железобетонное здание (решил, что это будет ангар для автомобилей, а оказалось, что столовая), брусовое одноэтажное размером со штаб с одной стороны столовой, будущая солдатская чайная -магазин. И дальше за бетонным строением было все перекопано, что-то начато, что-то заморожено, что-то двигалось, но всё – всё строилось далеко вперед, на добрых полкилометра.

Пока Андрей всё это рассматривал, утренний развод завершился, а он, к своему стыду, ничего из сказанного, не услышал кроме слов: «Вольно! Разойтись»!

Тут же засуетились офицеры вокруг солдат, командуя каким образом им рассаживаться.

Две минуты и наступила тишина полнейшая.

Командир, он же замполит части, сказал крайне короткую и совсем не зажигательную речь:

– Подошел срок окончания службы нашего комсомольского секретаря Петра Непыйвода. Ему на замену уже пришел в часть человек, старший лейтенант Соломатин Андрей Николаевич.

Кто за то, чтобы признать работу секретаря комитета комсомола нашего батальона удовлетворительной? Прошу голосовать.

Товарищ солдат! А ты там, что не голосуешь?

– Товарищ капитан, я не комсомолец.

– Как это «не комсомолец»?

– Вот так. Не вступал.

– Ты в армии? – в армии, а здесь всё единообразно. Сказано голосовать, значит голосуй. А потом разберемся.

Солдат поднял руку вверх.

– Вот так – то лучше, единогласно!

А сам, наклонившись к Непыйвода и Соломатину сказал, обоим одновременно:

– Как это так получилось, что он не комсомолец, а я этого не знаю? А тебе задача: первым делом выявить всех не членов ВЛКСМ и до конца осени всех принять!

В протокол внесли результаты голосования?

– Так точно!

– Переходим ко второму вопросу. Кто за то, чтобы освободить старшего лейтенанта Непыйвода от должности секретаря комитета комсомола части в связи с истечением его срока службы?

Вот это правильно все проголосовали. Единогласно!

И, наконец, третий вопрос собрания. Кто за то, чтобы избрать секретарем комитета комсомола батальона, старшего лейтенанта Соломатина Андрея Николаевича?

Тоже единогласно.

На этом комсомольское собрание объявляю закрытым. Всем разойтись по командам. Товарищи офицеры, командуйте своими солдатами!

Пошли команды: первая рота встать, вторая рота встать, комендантский взвод встать, хозяйственный взвод встать, взять табуреты, занести в казарму, выходить на построение.

Солдаты засуетились, забегали, выполняя команды своих командиров, а политсостав батальона направился в штаб заниматься бумажными делами: передачей дел от одного секретаря другому.

– Петя! – раздался голос капитана Овчинникова, всё передаешь, как положено. Имей в виду, я сам проверю, и пока все протоколы не будут написаны, ты никуда не уедешь, уяснил?

– Так точно, товарищ капитан. Я их сегодня же сяду писать, хоть всю ночь просижу, но завтра я их вам предоставлю.

– Вот и хорошо. Значит договорились. А ты, он ткнул пальцем сзади в спину Соломатина, сейчас зайди ко мне.

В кабинете он сразу заговорил по – существу.

– Мы с тобой политработники, а это что значит? Это значит, наша задача проводить с личным составом политико – массовую, воспитательную работу. Наши бойцы всю неделю заняты работами. Они работают на городских объектах. Первая рота на заводе ЖБК выпускает в три смены дорожную плиту, вторая рота эту плиту укладывает в виде дорог, отдыхающие смены работают в городке. Обратил внимание, что мы строимся? Вот штаб ещё недоделан, столовую строим. Солдат ведь надо кормить в человеческих условиях, там, он ткнул примерное направление, но Соломатин понял, строим медпункт, комендантское помещение с гауптвахтой не до конца отделаны. Парк техники фактически на нуле. Не можем принять необходимую технику. Надо заканчивать боксы для машин. А там баня – прачечная начата. Ты знаешь, как мы солдат моем? Не знаешь. Мы их в городскую баню раз в неделю возим, за пятнадцать километров. Это отступление для тебя, чтобы ты понял нашу и солдатскую загрузку. Поэтому, для проведения всевозможных мероприятий культурных, спортивных, собраний и тому подобное у нас имеется только воскресенье. Это наш с тобой полноценный рабочий день! А отдыхать будешь по четвергам. Вот в таком режиме мы с тобой будем жить уже со следующей недели.

Второе. Я подумал над твоим вопросом. Я не думаю, что ты прямо завтра выпишешь сюда свою семью. Поэтому поступим так. Ты сейчас заселился в комнату к парням. Они в течение ближайшего времени уезжают оба домой, а ты оставайся жить в этой комнате. Вот потом её с семьёй и займешь. Ясно?

– Так точно? А меня никто из неё «не попросит»?

– Это всё хозяйство части. Тебя селит исполняющий обязанности командира. Кто тебе отсюда выселит?

– Командир, когда вернется из отпуска.

– Наш командир человек сложный, с ним не просто служить, это правда, но на ухудшение условий проживания своего личного состава он никогда не пойдет, да и я тоже никуда не денусь, всегда помогу.

– Ну, все, иди. Принимай дела. Хорошей тебе службы!

– Спасибо, товарищ капитан!

Соломатин повернулся, как учили, через левое плечо, постарался четко приставить ногу и вышел из кабинета.

– Вот и «попёрла» служба! И часа не прошло, а я уже при должности вполне официально, принципиально решил самый важный вопрос. Жить, оказывается, и здесь можно!

Он открыл соседнюю дверь и вошел в кабинет, который теперь ему на два года станет и рабочем местом, и спальной комнатой, и проведет он здесь времени значительно больше, чем с семьей, а пока надо принимать дела.

8. ПРИЁМКА ДЕЛ

– Смотри, Андрей, никаких материальных ценностей у меня на подотчёте нет и у комитета комсомола, соответственно, так что передавать тебе нечего.

– А покажи реестр дел, которые ведутся комитетом комсомола.

– Какой – такой «реестр»?

– Ну, вот я таких в своем заводском комитете имел 54 пункта, и, каждый проверяющий, приходящий из вышестоящего органа, проверял свое направление деятельности. Так что по этому реестру у меня в сейфе стояли одноименные папочки с бумагами и этими бумагами папки должны постоянно прирастать. Если не прирастает, то, значит, по данному направлению деятельности работа не ведётся.

Пётр в ответ на эту тираду посмотрел на своего собеседника одновременно и обалдело, и уважительно, а потом перевел свой уже вопросительный взгляд на партийного руководителя.

Тот в ответ только вопросительно пожал плечами.

Пётр продолжил:

– Дело в том, что у нас нет такого длинного перечня необходимых дел, а документация, которую приходится вести – это протоколы заседаний комитета комсомола и комсомольских собраний. Вот их я до завтра напишу и тебе отдам. Это будет две тетради.

– А протоколы за предыдущие годы где? Часть ведь ни два года существует?

– Нет, конечно. Но, когда нас перебрасывали в Сибирь, а это было два года назад, то всю комсомольскую и партийную документацию от нас потребовали сдать в архив бригады. Здесь новую жизнь начинали с «чистого листа» в прямом и переносном смысле.

Секретарь парткома подтвердил все слова своего более молодого коллеги.

– Ну что? Тогда я пошел домой, и там буду писать протоколы, здесь всё равно не дадут, а ты оставайся и осваивайся.

Непыйвода ушел с тетрадями, а Соломатин остался.

– Товарищ старший лейтенант, расскажите, откуда часть переехала сюда и когда, – обратился Соломатин к Иващенко.

– Хорошо, – ответил он. Мне всё равно пришло время лекарство принимать, так что минут тридцать у меня имеется.

«Повесть о превращении передовой дорожно-строительной

бригады и её личного состава в захолустное воинское соединение»

Иващенко достал с нижнего ящика рабочего стола довольно большой пузырек с какой-то белой массой, налил её себе в столовую ложку и проглотил. После этого он прилег на плотно сдвинутые стулья и начал своё повествование.

– Наша бригада расквартирована была в Западной Украине, в Карпатах. Благодатное место, рай, созданный Богом на земле. Батальоны бригады стояли в городах Ивано-Франковск, Львов, Трускавец, Стрый, Ужгород, Долина. «Наш», конкретно, в Долине. У нас там был такой позывной и здесь тот же остался. Никто и предположить не мог, что нас вдруг отправят в Сибирь, поэтому у нас в кадрах проблем не было. Там, как таковой работы Иващенко достал с нижнего ящика рабочего стола довольно большой пузырек с какой-то густой белой массой, налил её себе в столовую ложку и нет, поэтому на вакансии прапорщиков шел жесткий отбор. А что, хорошее место! Очень приличная зарплата, бесплатное обмундирование, а живут дома, в частных домах с садами…