Избранное. Стихи, песни, поэмы

Шотландская песенка

(песня)

К радиоспектаклю по роману Жюля Верна «Дети капитана Гранта»

Пока в печи горят дроваИ робок свет дневной,И мёрзнет жёлтая траваПод снежной пеленой,Пока в печи горят дрова, –Собравшись за столом,Раскурим трубки, но сперваМы друга помянем.Плывёт он в этот час ночнойНеведомо куда,Над непрозрачной глубинойВедёт его звезда.Пока в печи горят дроваИ ждёт его жена,Пусть будет нынче головаИ цель его ясна.Пусть над холодной зыбью вод,Где женщин рядом нет,Его от стужи сбережётШотландский пёстрый плед.Пусть в этот день и в этот часСреди ночных дорогЕго согреет, как и нас,Шотландский тёплый грог.Там ветры злобные свистятИ пенная вода,И льда повисла на снастяхСедая борода.Пока в печи горят дрова,Собравшись за столом,Про всех мы вспомним, но сперваПодумаем о нём.Пока свирепствует норд-остИ стынет бересклет,Провозгласим свой первый тостЗа тех, кого здесь нет.За тех, кого в чужих морях,От милых мест вдали,Вселяя в сердце боль и страх,Качают корабли.Пусть сократится долгий срок,Что им разлукой дан.Пусть возвратит на свой порогИх грозный океан.Пока в печи горят дроваИ вьюга за окном,Запьём заздравные словаМерцающим вином.1982

Рембрандт

В доме холодно, пусто и сыро.Дождь и вечер стучат о порог.«Возвращение блудного сына»Пишет Рембрандт. Кончается срок.Сын стоит на коленях, калека,Измождённых не чувствуя ног,Голова – как у бритого зэка, –Ты откуда вернулся, сынок?Затерялись дороги во мраке.За спиною не видно ни зги.Что оставил ты сзади – бараки?Непролазные дебри тайги?Кто глаза твои сделал пустыми, –Развратители или война?Или зной Иудейской пустыниВсё лицо твоё сжёг дочерна?Не слышны приглушённые звуки.На холсте и в округе темно, –Лишь отца освещённые рукиДа лица световое пятно.Не вернуться. Живём по-другому.Не округла, как прежде, Земля.Разрушение отчего дома –Как сожжение корабля.Запустение, тьма, паутина,Шорох капель и чаячий крик,И предсмертную пишет картинуОдинокий и скорбный старик.1982

В батискафе

За зелёным стеклом батискафа,От высокого солнца вдали,Проплывают огромные скалыНа подводных просторах Земли.И в луче напряжённого светаЯ взираю, прижавшись к стеклу,На обширную эту планету,Погружённую в холод и мглу.Там на фоне клубящейся хмариНас локатором отыскав,Молча смотрят подводные твариНа светящийся батискаф.Смотрят рыбы большими глазами,Что приучены к жизни ночной.Так смотрели бы, верно, мы самиНа посланцев планеты иной.Хорошо, если души могли бы,Нас покинув в назначенный час,Воплотиться в подобие рыбыС фонарями светящихся глаз;Чтобы плавать им вместе со всемиВ этой горько-солёной среде,Где не властно всесильное времяВ недоступной теченью воде.1982

Около площади

(песня)

К спектаклю по пьесе Бориса Голлера «Вокруг площади»

Ветер неласковый, время ненастное,хмурь ленинградская.Площадь Сенатская, площадь Сенатская,площадь Сенатская.Цокали, цокали, цокали, цокали,цокали лошадиОколо, около, около, около,около площади.Мысли горячие, мысли отважные,мысли преступные.Вот она – рядом, доступная каждомуи – недоступная.Днями-неделями выйти не смели мы, –время нас не щадит.Вот и остались мы, вот и состарилисьоколо площади.Так и проходят меж пьяной беседою,домом и службоюСудьбы пропавшие, песни неспетые,жизни ненужные…Цокали, цокали, цокали, цокали,цокали лошадиОколо, около, около, около,около площади.1982

Питер Брейгель Младший. «Шествие на Голгофу»

О чём он думал, Питер Брейгель,Какими образами бредил,Когда изобразил ХристаНа фоне северной равнины,Сгибающим худую спинуПод перекладиной креста?Фламандские вокруг пейзажи, –Взгляните на одежды стражи,На эти мельницы вдали!Ещё один виток дороги,И он, взойдя на холм пологий,Увидит в море корабли.Ещё не бог он. На мольбертеОн человек ещё, и смертен,И явно выглядит чужимВ долине этой, в этом веке,Где стужа сковывает рекиИ над домами вьётся дым.Светало. Около отливаКричала чайка хлопотливо.Тяжёлый дождь стучал в окно.О чём он думал, Младший Питер,Когда лицо устало вытер,Закончив это полотно?О чём он думал, старый мастер?В ночном порту скрипели снасти,Холодный ветер гнал волну.Об одиночестве пророка,Явившегося позже срока,Попавшего не в ту страну?Толпа в предчувствии потехи.Мерцают золотом доспехи,Ладони тянет нищета.Окрестность – в ожиданье снега,И туча провисает с неба,И над Голгофой – пустота.1982

Николай Гумилёв

От неправедных гоненийУберечь не может слово.Вам помочь не в силах небо,Провозвестники культуры.Восемь книг стихотворенийНиколая ГумилёваНе спасли его от гневаПролетарской диктатуры.Полушёпот этой темы,Полуправда этой драмы,Где во мраке светят слабоЖизни порванные звенья –И застенок на Шпалерной,И легенда с телеграммой,И прижизненная слава,И посмертное забвенье.Конвоир не знает сонныйГосударственных секретов, –В чём была, да и была лиКазни грозная причина.Революция способнаУбивать своих поэтов,И поэтому едва лиОт погрома отличима.Царскосельские урокиЗнаменитейшего мэтра,Абиссинские пустыниИ окопы на Германской…И твердят мальчишки строки,Что солёным пахнут ветром,И туманный облик стынетЗа лица бесстрастной маской.И летят сквозь наше времяГорькой памятью былого,Для изданий неуместны,Не предмет для кандидатских,Восемь книг стихотворенийНиколая Гумилёва,И как две отдельных песни –Два «Георгия» солдатских.1982

Иван Пущин и Матвей Муравьёв

(песня)

За окнами темно,Закрыты ставни на ночь.Ущербная лунаСтруит холодный свет.Раскупорим вино,Мой друг Иван Иваныч,Воспомним именаИных, которых нет.Сырые рудникиХребты нам не согнули.И барабанный бойНад нашею судьбой.Острогам вопреки,Штрафной чеченской пуле,Мы выжили с тобой,Мы выжили с тобой.Кругом колючий снег,Пустыня без предела.За праздничным столомОстались мы вдвоём.Идёт на убыль век,И никому нет дела,Что мы ещё живём,Что мы ещё живём,Свечей ложится медьНа белые затылки.Страшней стальных цепейЗабвения печать.Лишь прятать нам под клетьС записками бутылкиДа грамоте детейСибирских обучать.Не ставит ни во чтоНас грозное начальство,Уверено вполне,Что завтра мы умрём.Так выпьем же за то,Чтоб календарь кончалсяЧетырнадцатым не –забвенным декабрём!1983

Девятнадцатый век

Век девятнадцатый притягивает нас –Сегодняшнего давнее начало!Его огонь далёкий не погас,Мелодия его не отзвучала.Забытый век, где синий воздух чист,Где стук копыт и дребезжанье дрожек,И кружится неторопливый листНад гравием ухоженных дорожек!А между тем, то был жестокий векКровавых войн и сумрачных метелей.Мы вряд ли бы вернуться захотелиК лучине и скрипению телег.Минувшее. Не так ли древний грек,О прошлом сожалея бесполезно,Бранил с тоскою бронзовый свой век,Ещё не помышляя о железном.1982

Иосиф Флавий

Натану Эйдельману

В бесславье или славеСреди чужих людейЖивёт Иосиф Флавий,Пленённый иудей?Глаза его печальны,И волосы – как медь.Он был военачальник,Но медлил умереть.Рать воинов суровыхУшла навеки в ночь,Всесильный ИеговаНе в силах ей помочь.Ему лишь для мученьяНедоставало сил, –Ценою отреченьяОн жизнь свою купил.Живёт Иосиф в Риме,И римлянам претит,Что ласковей, чем с ними,Беседует с ним Тит.Не знает Цезарь тучный,За ум его ценя,Что ввёз он в Рим могучийТроянского коня.Твердят про иудея,Что «Флавий» наречён,Что он пером владеетИскусней, чем мечом.Невольник этот дерзкийЛатынь уже постигСильней, чем иудейскийСвой варварский язык.У римского причалаСтупив на жёсткий склон,Диаспоре началоПоложит первым он.Прилипчив по натуре,Приникнет он, изгой,К чужой литературе,К истории чужой.Живёт он не затем ли,Чтоб, уцелев в бою,Врасти в чужую землюНадёжней, чем в свою?1983

Дух времени

Кто за грядущее в ответе,Монгол, усатый ли грузин?Дух времени не есть ли ветер,Как утверждает Карамзин?Орошено какою тучей,Из чьих краёв принесено,Взошло на почве нашей тучнойХолопства горькое зерно?Страшнее нет господней кары,Не отмолить её в ночах,Опричнина или татарыВ нас воспитали этот страх?Стране, где рабство выше нормыУкоренилось за года,Вредны внезапные реформы,Как голодающим еда.Земля в вечернем освещенье,И понимается не вдруг,Что не способно просвещеньеСей тяжкий вылечить недуг.Откуда брать исток надежде,Где корень нынешних потерь?Как мы вперёд смотрели прежде,Так смотрим в прошлое теперь!1983

Мифы Древней Греции

Я перечитываю КунаВесенней школьною порой.Мне так понятен этот юныйНеунывающий герой,За миловидной АндромахойПлывущий к дальним берегам –Легко судьбу свою без страхаВручить всеведущим богам!Я перечитываю Куна.Июль безоблачный высок,И ветер, взбадривая шхуны,Листает воду и песок.Сбежим вослед за ОдиссеемОт неурядиц и семьи!В далёких странствиях рассеемЗемные горести свои!Я перечитываю Куна.В квартире пусто и темно.Фонарный свет струится скудноЧерез закрытое окно.Ужасна смерть царя Эдипа,Язона горестен финал.Как этот мир устроен дико!Как век наш суетен и мал!Когда листва плывёт по рекам,У осени на рубеже,Читайте мифы древних греков. –Там всё написано уже.Судьба души твоей и тела –Лишь повторённое кино,Лишь вариация на тему,Уже известную давно.1983

Для чего тебе нужно

(песня)

Для чего тебе нужно в любовь настоящую верить?Всё равно на судах не узнаешь о ней ничего.Для чего вспоминать про далёкий покинутый берег,Если ты собираешься снова покинуть его?Бесполезно борта эти суриком красить-стараться, –Всё равно в океане они проржавеют насквозь.Бесполезно просить эту женщину ждать и дождаться,Если с нею прожить суждено тебе всё-таки врозь.Для чего тебе город, который увиден впервые,Если мимо него в океане проходит твой путь?Как назад и вперёд ни крутите часы судовые,Уходящей минуты обратно уже не вернуть.Все мы смотрим вперёд, – нам назад посмотреть не пора ли,Где горит за кормой над водою пустынной заря?Ах, как мы легкомысленно в юности путь свой избрали,Соблазнившись на ленточки эти и на якоря!Снова чайка кричит и кружится в багровом тумане.Снова судно идёт, за собой не оставив следа.А земля вечерами мелькает на киноэкране, –Нам уже наяву не увидеть её никогда.Для чего тебе нужно по свету скитаться без толка? –Океан одинаков повсюду – вода и вода.Для чего тебе дом, где кораллы пылятся на полках,Если в доме безлюдном хозяина нет никогда?1983, научно-исследовательское судно «Дмитрий Менделеев», Атлантический океан

Родословная

И мы когда-то были рыбыИ населяли тонкий слойВ расселинах горячей глыбы,Что именуется Землёй.И нас питала эта влага,Вскипающая под винтом,Лишь постепенно, шаг за шагом,На сушу вышли мы потом.Об этом помню постоянноНад крутизной морских глубин.Милее мне, чем обезьяна,Сообразительный дельфин.И я, не знаю, как другие,Испытываю близ морейПодобье странной ностальгииПо давней родине моей.Когда циклон гудит за шторой,Всмотритесь в утренний туман:Зовёт назад, в свои просторы,Наш прародитель Океан.И, словно часть его здоровья,Дарованная навсегда,Стучится в жилах наших кровьюЕго солёная вода.1983

Прощание с каютой

Осенний норд-ост виноградную клонит лозу.Уходит таможня, довольная сделанным сыском.Цементное небо клубится над Новороссийском.Прощаюсь с каютой, земля ожидает внизу.Прощаюсь с каютой. Домой сувениры везу.Земная усталость в моём ошвартованном теле.Окончены сборы. Стенные шкафы опустели.Получены деньги. Земля ожидает внизу.Прощаюсь с каютой. Внезапной соринкой в глазуЦарапает веки пустяшная эта утрата.Уложены вещи. Машина чернеет у трапа.Прощаюсь с каютой, земля ожидает внизу.Какие пейзажи мне виделись в этом окне! –Мосты над Килем, золотые огни Лиссабона,Гавайские пальмы, Коломбо причальные боны,Снега Антарктиды в негаснущем жёлтом огне.Прощаюсь с каютой, где помню я штиль и грозу,Мужские беседы и шёпот опасливый женский,Где ждал телеграммы и мучился скорбью вселенской.Уходят минуты, земля ожидает внизу.Прощаюсь с каютой. Лежалый сухарик грызу.Закон о питьё напоследок ещё раз нарушу.Я вещи собрал, но свою оставляю здесь душу.Прощаюсь с каютой, земля ожидает внизу.Прощаюсь с каютой. Скупую стираю слезу.Не ради валюты, не ради казённого хлебаПоднялся и я в океана солёное небо.Полёт завершился, земля ожидает внизу.1984

Средиземное море

Неподвижность заката над мраморной низкой стеною,Черепичные кровли и моря пронзительный свет.Родились мы когда-то от общего пращура Ноя,Мы едины по крови, друзья мои, Хам и Яфет.Здесь нас грудью кормили, и песни забытые пели,И как будто им вторя, вот так же качалось у ног,В блёстках солнечной пыли, подобие тёплой купели,Средиземное море, цветных побережий венок.Воин бронзовый дремлет у края коринфской террасы.Я к нему подойду, и раскроется передо мнойКурс истории древней, учебник для пятого класса,В сорок пятом году, в Ленинграде, разбитом войной.Изуродован в битвах триремы окованный кузов.Этот мир обречён, он у времени на волоске,И опять, как в забытых за тысячу лет Сиракузах,Тень солдата с мечом заслоняет чертёж на песке.1984

На Маяковской площади в Москве

(песня)

На Маяковской площади в МосквеЖивёт моя далёкая подруга.В её окне гнездо свивает вьюга,Звезда горит в вечерней синеве.Судьбы моей извилистая нитьОборвана у этого порога.Но сколько ни упрашивай я Бога,Нам наши жизни не соединить.На Маяковской площади в Москве,Стремительностью близкая к полёту,Спешит она утрами на работу,Морозный снег блестит на рукаве.Наш странный затянувшийся романПодобен многолетней катастрофе.Другим по вечерам варить ей кофе,Смотреть с другими в утренний туман.Но в час, когда подводный аппаратКачается у бездны на ладони,Её печаль меня во тьме нагонитИ из пучины выведет назад.Но в час, когда, в затылок мне дыша,Беда ложится тяжестью на плечи,Меня от одиночества излечитЕё непостоянная душа.На Маяковской площади в Москве,За тёмною опущенною шторойНастольной лампы свет горит, которыйМерцает мне, как путеводный свет.Пусть седина змеится на виске,Забудем про безрадостные были,Пока ещё про нас не позабылиНа Маяковской площади в Москве.1984

Улисс

Скажи, Улисс, о чём поют сирены?Чем песня их пьянящая манит,Когда штормит, и струи белой пеныСекут волну, как кварц сечёт гранит?Когда над мачтой, наклонённой низко,Несётся тучи сумеречный дымИ снова Понт становится ЭвксинскийИ негостеприимным, и седым?В чём этих песен тягостная мука?Когда гремит норд-ост, начав с низов,Я слышу их неодолимый зов,Подобный колебаньям инфразвука.Не потому ль мы покидаем быт свой,В желаниях и чувствах не вольны,И гонит нас слепое любопытствоНавстречу пенью утренней волны?Не потому ли, озарив окрестность,В неведомую веру обратив,Морочит душу этот неизвестный,В тысячелетья канувший мотив?Так, изогнувшись хищно и горбато,Фарфор атоллов, акварель лагунКрушит волна, рождённая когда-тоНа противоположном берегу.Глухая ночь. Предельный угол крена.Куда плывём погоде вопреки?Скажи, Улисс, о чём поют сирены?Хотя бы смысл, хотя бы часть строки!1984

«Причин потусторонних не ищите…»

Причин потусторонних не ищите.Уже Сальери держит яд в горсти.И если Рим нуждается в защитеГусей, – его, как видно, не спасти.Всё наперёд записано в анналы,И лунный диск уменьшился на треть.Но Моцарт жив, и отступают галлы,И не сегодня Риму умереть.Любой полёт – лишь элемент паденья.Когда кругом обложит вас беда,Не стоит покоряться Провиденью.Исчезнет всё, но вот вопрос – когда?Не надо рвать в отчаянье одежду –Искусство в том, чтоб не терять лица.Благословим случайность и надеждуИ будем защищаться до конца!1984

Эгейское море

(песня)

Остров Хиос, остров Самос, остров Родос, –Я немало поскитался по волнам.Отчего же я испытываю робость,Прикасаясь к вашим древним именам?Возвращая позабывшиеся годы,От Невы моей за тридевять земельНас качают ваши ласковые воды –Человечества цветная колыбель.Пусть на суше, где призывно пахнут травы,Ждут опасности по десять раз на дню, –Чёрный парус, что означить должен траур,Белым парусом на мачте заменю.Трудно веровать в единственного бога:Прогневится и тебя прогонит прочь,На Олимпе же богов бессмертных много,Кто-нибудь да согласится нам помочь.Что нам Азия, что тесная Европа –Мало проку в коммунальных теремах.Успокоится с другими Пенелопа,Позабудет про папашу Телемах.И плывём мы, беззаботны как герои,Не жалеющие в жизни ничего,Мимо Сциллы и Харибды, мимо Трои, –Мимо детства моего и твоего.1984, научно-исследовательское судно «Витязь»

Индийский океан

(песня)

Тучи светлый листок у луны на мерцающем диске.Вдоль по лунной дорожке неспешно кораблик плывёт.Мы плывём на восток голубым океаном ИндийскимВдоль тропических бархатных благословенных широт.Пусть, напомнив про дом, догоняют меня телеграммы,Пусть за дальним столом обо мне вспоминают друзья, –Если в доме моём разыграется новая драма,В этой драме, наверно, не буду участвовать я.Луч локатора сонный кружится на тёмном экране.От тебя в стороне и от собственной жизни вдалиЯ плыву, невесомый, в Индийском ночном океане,Навсегда оторвавшись от скованной стужей земли.Завтра в сумраке алом поднимется солнце на осте,До тебя донося обо мне запоздалую весть.Здесь жемчужин – навалом, как в песне Индийского гостя,И алмазов в пещерах – конечно же, тоже не счесть.Пусть в последний мой час не гремит надо мной канонада,Пусть потом новосёлы моё обживают жильё,Я живу только раз – мне бессмертия даром не надо,Потому что бессмертие – то же, что небытие.Жаль, подруга моя, что тебе я не сделался близким.Слёз напрасно не трать, – позабудешь меня без труда.Ты представь, будто я голубым океаном ИндийскимУплываю опять в никуда, в никуда, в никуда.1984, научно-исследовательское судно «Дмитрий Менделеев», Индийский океан

Комарово

Время, на час возврати меня в молодость снова,После вернёшь мою душу на круги свои!Дачная местность, бетонный перрон, Комарово, –Низкое солнце и запах нагретой хвои.Снова сосна неподвижна над рыжею горкой,Снова с залива, как в юности, дуют ветра.Память, как зрение, делается дальнозоркой, –Помню войну – и не помню, что было вчера.Пахнет трава земляникой и детством дошкольным:Бодрые марши, предчувствие близких утрат,Дядька в будёновке и полушубке нагольном,В тридцать девятом заехавший к нам в Ленинград.Он подарил мне, из сумки коричневой вынув,Банку трески и пахучего мыла кусок.Всё же неплохо, что мы отобрали у финновОзеро это и этот прозрачный лесок.Дачная местность, курортный район Ленинграда.Тени скользят по песчаному чистому дну.Кто теперь вспомнит за дымом войны и блокадыЭту неравную и небольшую войну?Горн пионерский сигналит у бывшей границы.Вянут венки на надгробиях поздних могил.Что теперь делать тому, кто успел здесь родиться,Кто стариков своих в этой земле схоронил?1985

Двадцать девятое ноября

С утра горит свеча в моём пустом домуВ честь матери моей печальной годовщины.Я, где бы ни бывал, неясно почему,Обычай этот чту – на то свои причины.Кончается ноябрь. Нет хуже этих дней –Тень снега и дождя летит на подоконник.Я вспоминаю мать, я думаю о ней,На огонёк свечи смотрю, огнепоклонник.Он жёлт и синеват. Смотри и не дыши,Как льёт неяркий свет в горенье беззаветномПрозрачная модель витающей души,Горячая струя, колеблемая ветром.Свечою тает день. В густеющем дымуУходит город в ночь, как в шапке-невидимке.Недолгая свеча горит в моём дому,Как юное лицо на выгоревшем снимке.Беззвучный огонёк дрожит передо мной,Веля припоминать полузабытый род свойИ сердце бередить унылою винойНезнания корней и горечью сиротства.И в комнате сидеть понуро одному,Укрывшись от друзей, весёлых и беспечных.До полночи свеча горит в моём домуИ застывает воск, стекая на подсвечник.1985

Душа

В безвременье ночном покой души глубок –Ни мыслей о судьбе, ни тени сновиденья.Быть может, небеса на тёмный этот срокБерут её к себе, как в камеру храненья.Когда же новый день затеплится в окнеИ зяблик за стеклом усядется на ветку,Её вернут опять при пробужденье мне,Почистив и помыв, – не перепутать метку!Душа опять с тобой, и завтрак на столе,А прожитая ночь – её совсем не жаль нам.Мороз нарисовал узоры на стекле.Безветрие, и дым восходит вертикально.Но горько понимать, что ты летишь, как дым,Что весь окрестный мир – подобие картинкиИ всё, что ты считал с рождения своим,Лишь взято напрокат, как лыжные ботинки.Что сам ты – неживой – кассетник без кассет,И грош цена твоей привязанности к дому.Что ошибутся там, устав за много лет,И жизнь твою возьмут, и отдадут другому.1985

Памяти Юрия Визбора

(песня)

Нам с годами ближеСтанут эти песни,Каждая их строчкаБудет дорога.Снова чьи-то лыжиГреются у печки,На плато полночномСнежная пургаЧто же, неужелиПрожит век недлинный?С этим примиритьсяВсё же не могу.Как мы песни пелиВ доме на НеглиннойИ на летнем чистомВолжском берегу!Мы болезни лечим,Мы не верим в бредни,В суматохе буденТянем день за днём.Но тому не легче,Кто уйдёт последним, –Ведь заплакать будетНекому о нём.Нас не вспомнят в избранном –Мы писали плохо.Нет печальней участиПервых петухов.Вместе с Юрой ВизборомКончилась эпоха –Время нашей юности,Песен и стихов.Нам с годами ближеСтанут эти песни,Каждая их строчкаБудет дорога.Снова чьи-то лыжиГреются у печки,На плато полночномСнежная пурга.1985

Герой и автор

Учебники нас приучают с детства,Что несовместны гений и злодейство,Но приглядитесь к пушкинским стихам:Кто автор – Моцарт или же Сальери?И Моцарт и Сальери – в равной мере,А может быть, в неравной, – знать не нам.Определить не просто нам пороюСоотношенье автора с героем, –С самим собой возможен диалог.И Медный Всадник скачет, и ЕвгенийПо улице бежит, и грустный генийМицкевича всё видит между строк.Из тьмы полночной возникают лица.Изображенье зыбкое двоится.Коптит лампада, и перо дрожит.Кто больше прав перед судьбою хитрой –Угрюмый царь Борис или Димитрий,Что мнением народным дорожит?Не просто всё в подлунном этом мире.В нём мало знать, что дважды два – четыре,В нём спутаны коварство и любовь.Немного проку в вырванной цитате, –Внимательно поэта прочитайтеИ, жизнь прожив, перечитайте вновь.1985

На даче

Натану Эйдельману

Мы снова на даче. Шиповник растёт на опушке,Где прячутся в травах грибы, что зовутся свинушки.Прогулки вечерние и разговор перед сномО первенстве мира по шахматам или погоде,Опилки в канаве, кудрявый салат в огородеИ шум электрички за настежь раскрытым окном.Сосед мой – историк. Прижав своё чуткое ухоК минувшей эпохе, он пишет бесстрастно и сухоПро быт декабристов и вольную в прошлом печать.Дрожание рельса о поезде дальнем расскажетИ может его предсказать наперёд, но нельзя же,Под поезд попав, эту раннюю дрожь изучать!Сосед не согласен – он ищет в минувшем ошибки,Читает весь день и ночами стучит на машинке,И, переместившись на пару столетий назад,Он пишет о сложности левых влияний и правых,О князе Щербатове, гневно бичующем нравы,О Павле, которого свой же убил аппарат.Уставший от фондов и дружеских частых застолий,Из русской истории сотню он знает историйНе только печальных, но даже порою смешных.Кончается лето. Идёт самолёт на посадку.Хозяйка кладёт огурцы в деревянную кадку.Сигнал пионерский за дальнею рощей затих.Историк упорен. Он скрытые ищет истокиДеяний царей и народных смятений жестоких.Мы позднею ночью сидим за бутылкой вина.Над домом и садом вращается звёздная сфера,И, встав из-за леса, мерцает в тумане Венера,Как орденский знак на портрете у Карамзина.1985, Переделкино

Блок

Чёрный вечер.Белый снег…Александр БлокКолодец двора и беззвездье над срубом колодца.Окраины справа и порт замерзающий слева.Сжигаются книги, и всё, что пока остаётся, –Поверхность стола и кусок зачерствелого хлеба.Не слышно за окнами звонкого шума трамваев –Лишь выстрелов дальних упругие катятся волны.В нетопленой комнате, горло платком закрывая,Он пишет поэму, – в названии слышится полночь.Не здесь ли когда-то искал свою музу Некрасов?В соседнем подъезде гармошка пиликает пьяно,И мир обречённый внезапно лишается красок, –Он белый и чёрный, и нет в нём цветного тумана.Ночной темнотой заполняются Пряжка и Невки,Кружится метель над двухцветною этой картиной,И ломятся в строчки похабной частушки припевки,Как пьяный матрос, разбивающий двери гостиной.1985

Комаровское кладбище

На Комаровском кладбище лесном,Где дальний гром аукается с эхом,Спят узники июльским лёгким сном,Тень облака скользит по барельефам.Густая ель склоняет ветки внизНад молотком меж строчек золочёных.Спят рядом два геолога учёных –Наливкины – Димитрий и Борис.Мне вдруг Нева привидится вдалиЗа окнами и краны на причале.Когда-то братья в Горном нам читалиКурс лекций по истории Земли:«Бесследно литосферная плитаУходит вниз, хребты и скалы сгрудив.Всё временно – рептилии и люди.Что раньше них и после? – Пустота».Переполняясь этой пустотой,Минуя веток осторожный шорох,Остановлюсь я молча над плитойВладимира Ефимовича Шора.И вспомню я, над тишиной могилУслышав звон весеннего трамвая,Как Шор в аудиторию входил,Локтем протеза папку прижимая.Он кафедрой заведовал тогда,А я был первокурсником. Не в этом,Однако, дело: в давние годаОн для меня был мэтром и поэтом.Ему, превозмогая лёгкий страх,Сдавал я переводы для зачёта.Мы говорили битый час о чем-то,Да не о чем-то, помню – о стихах.Везде, куда ни взглянешь невзначай,Свидетели былых моих историй.Вот Клещенко отважный Анатолий, –Мы в тундре с ним заваривали чай.Что снится Толе – шмоны в лагерях?С Ахматовой неспешная беседа?В недолгой жизни много он изведал, –Лишь не изведал, что такое страх.На поединок вызвавший судьбу,С Камчатки, где искал он воздух чистый,Метельной ночью, пасмурной и мглистой,Сюда он прибыл в цинковом гробу.Здесь жизнь моя под каждою плитой,И не случайна эта встреча наша.Привет тебе, Долинина Наташа, –Давненько мы не виделись с тобой!То книгу вспоминаю, то статью,То мелкие житейские детали –У города ночного на краюКогда-то с нею мы стихи читали.Где прежние её ученики?Вошла ли в них её уроков сила?Живут ли так, как их она учила,Неискренней эпохе вопреки?На этом месте солнечном, лесном,В ахматовском зелёном пантеоне,Меж валунов, на каменистом склоне,Я вспоминаю о себе самом.Блестит вдали озёрная вода.Своих питомцев окликает стая.Ещё я жив, но «часть меня большая»Уже перемещается сюда.И давний вспоминается мне стихНа Комаровском кладбище зелёном:«Что делать мне? – Уже за ФлегетономТри четверти читателей моих».1985