Стихия смерти

– Тар, Тар! Мне мать приснилась. Как её убили, я видел! И я не смог помешать…

Он склонил голову на грудь и беззвучно зарыдал. Тар ничего не отвечал, будто замерев. Парень, прервав тихие стенания, затряс его и снова забормотал:

– Ты не слышишь что ль? О чем говорю?

Тар сдержанно зашептал в ответ товарищу:

– Тихо ты, Мос! Слышу я все.

Видя в глазах незаданный вопрос, он спокойно продолжил:

– Иди спать. Никому не говори об этом.

– Тар, у тебя вообще сердца нет? Мне же мать приснилась.

– Не сейчас. Иди, ложись.

Парень обиженно замолчал, втянул голову в плечи и, пообещав послушаться, понуро побрел к себе.

Серое мглистое утро и дребезжащий голос Командира разбудили лагерь панорам, Тар вспомнил события прошлой ночи и нехотя засобирался на тренировки. Шагая вместе с отрядом, он увидел впереди Моса, увлеченно рассказывающего о чем-то соседнему воину, но вскоре потерял его из вида. Их сегодня гоняли особенно усердно, заставляя сражаться друг с другом, и даже провели несколько схваток с опытными воинами. Устало топая обратно в казармы, он вновь заметил болтающего Моса. Тар, досадуя, покачал головой, отметив про себя, что разговоры товарища до добра не доведут.

Трапеза сегодня казалась будто бы первой: вновь отвращение к сырому мясу и чувство брезгливости, но голод, пожирающий изнутри, снова заставил его глодать сырую плоть, и чувство насыщения заменяло брезгливость.

Несколько дней Тар тревожился: днем, когда думал о сне и пытался вспомнить что-то ещё, во время отвратительного поедания освежеванной плоти и беспокоясь за Моса. Они больше не говорили с ним о снах, зато он искал поддержку у других воинов, обидевшись на него. Однажды ночью молодой воин проснулся от тихой возни и стуков, слышавшихся совсем рядом. Сквозь полуоткрытые веки он подсмотрел, как взрослый панорам, что за ними приглядывал все время, поднял Моса и увел куда-то. Больше Тар его никогда не видел.

Командир и его приспешники завели в дальний амбар дюжину юных воинов с заткнутыми ртами, связанных и согнанных, словно стадо животных, с глазами, полными тревоги. Виртран, стоявший в темном углу, кивнул Командиру и тот, вместе с тремя воинами принялся обезглавливать нерадивых панорам, изрубая после смерти тела на мелкие куски. Другие жертвы стонали от ужаса предстоящей смерти, до них долетали ошметки плоти товарищей, брызги крови и безысходность происходящего.

Виртран удовлетворённо наблюдал за мучениями воинов, а в конце приказал Командиру:

– Избавься от останков. И чтоб никому ни слова!

Демон кивнул в сторону высоких кувшинов, стоящих в углу:

– Свежсцеженная сукровица в награду.

Перемазанный в крови жертв, с довольным оскалом, Командир благодарно поклонился и негромко воскликнул:

– Да здравствует Темный властелин!

И стоявшие за ним приспешники повторили за ним. Лишь за демоном закрылась дверь, как палачи побежали к кувшинам с кровью. Их было ровно пять, наполненных до краев сосудов, самый большой предназначался Командиру. Глаза их налились багрецом, они с наслаждением принялись пить заветную жидкость, чмокая от удовольствия и жадно глотая.

Виртран подошел к трону Темного властелина.

– Ну что всех убили? – нетерпеливо спросил Каргарен.

Демон утвердительно кивнул:

– Что-то их слишком много?

Приспешник настороженно посмотрел в сторону казарм и медленно отвечал:

– Может, близкие слишком важны для них?

Каргарен резко перебил:

– Нечего предаваться сомнениям. Дай команду доверенным воинам, чтоб сразу докладывали о подозрительных новобранцах, а надсмотрщикам в награду обещай больше косуль в дикую ночь.

– Да, Темный господин! – подобострастно ответил приспешник.

Новые правила жизни Тара сменяли один день за другим: ранний подъем, тренировки без устали и постоянные военные вылазки. Ночь дикой охоты становилась единственной отрадой. Первый раз было действительно дико, а потом, когда разгорался огонь охотника в груди и хотелось быстрее других загнать косуль, ощутить пульсирующую темную влажную жидкость, проникающую в самое нутро и согревающее тепло, разливающееся по телу. Лишь видения-сны отдавали тягучей, но такой приятной болью, казалось, что вспоминая, он вот-вот узнает что-то важное. Но после ночного исчезновения Моса, он вновь погрузился в безопасное забвение.

Однажды их отряд, где состоял новобранцем Тар, отправили охранять бараки со стариками и детьми. Издалека он увидел девушку смутно знакомую – коренастую, невысокую, улыбчивую. Всех выгнали из амбара, и она помогала выйти старику, который еле передвигался, заботливо усадив его на крыльцо. Надсмотрщик прикрикнул на медленно собирающихся морин, всё смешались и он потерял деву из вида. Время от времени он встречал её, когда их отряд отправляли на охрану, всегда издали, ведь стояли они возле ворот. Она все время была чем-то занята: то участливо выводила больных на прогулку, то перевязывала им раны, добро улыбаясь. Тару вновь стали сниться сны – вязкие, из прошлого, после которых сердце отдавало пронзительной болью, но он никак не мог вспомнить, кто эта дева и почему он думает о ней.

Глава V. Затишье в Благодатной

Рема будто что-то подкинуло на кровати, в тишине гулко раздавался таинственный шепот и отзывался в сердце: «Пора»!

Юноша протер заспанные глаза, помотал головой из стороны в сторону и вдруг заметил в окне, как занимается золотистый рассвет, как ему сказывал дед Нат много-много раз. Он тихо оделся, стараясь не разбудить деда, схватил накидку и выскользнул из дома.

Лес встретил его мягкой темнотой, которая вот-вот должна была озариться лучами янтарного рассвета. Под ногами похрустывали сухие ветки, трава, что таилась под деревьями. Рем шел, не останавливаясь, раздвигая кусты колкого ельника, в груди что-то щипало, словно наитие, и юноша упорно продолжал идти. Заря неспешно разливалась в небе, золотила верхушки деревьев и опушку, что виднелась вдали. Вдруг Рем увидел то, что искал. Юноша, аж подпрыгнул от удовольствия и пустился во весь дух к дальним деревьям. Там, среди сероватого мха, золотились янтарные ягоды взоры на невысоких кустарниках. Подбежав, он сложил ладони и взмолился богам:

– О Небо, благодарю за честь!

Будто и не было спешного бега, поисков среди ночных деревьев и сомнений, что отыщет. Рем отломал несколько кистей с янтарными плодами, ноздри защекотал сладковатый аромат взоры и, не удержавшись, он съел несколько ягод. Завернул сокровенное найденное в заготовленную холстину и, неспешно отправился в селице. Душа его пела от восторга и сбывшейся мечты.

Раннее утро уже было в разгаре: вставали сельчане, собирались на деляны, кормили домочадцев, перекрикивались с соседями, гомонили детишки. Все готовились к сбору урожая – самой горячей поре в Благодатной, и умелые руки ценились на вес золота.

Посредине селица кругом выделялось торжище – трава там давно не росла, а окружали его невиданной красоты цветы и изумрудные кусты, на которых зрели ягоды. Рем направился туда, позвав с собой главного землепашца и сельчан:

– Я сыскал взору первым в этом году! Пора сбирать урожай в Благодатной!

С гордостью победителя развернул холстину и поднял вверх ветки с янтарными ягодами. Главный землепашец хмуро глянул в сторону юноши, ведь это означало, что на следующий год ему придется передать бразды правления селицей Рему. Но через минуту он заулыбался во весь рот и, похлопав юношу по плечу, провозгласил:

– Знатный дед – знатный внук! Рем нашел первую взору, быть ему и первым жнецом, что сберет урожай и спечет хлеб благоденствия. Селяне одобрительно зашумели, но тут послышались суховатое покашливание и ворчливые замечания:

– Кто мог отыскать взору? Так рано? Да я… Даже в первый свой сбор…

Недовольный худощавый старик расталкивал собравшихся, чтоб увидеть, кто там такой выискался. И замер на недосказанной полуфразе – это был его внук Рем. У юноши сползла ликующая улыбка с лица и плечи чуть опустились.

Дед тут же радостно заколотил посохом по земле и возгласил:

– Я всегда знал, что Рем по моим стопам пойдет!

Подошел к внуку, обнял и, взяв ветки взоры, затряс ими в воздухе:

– Пора, пора сбирать урожай в Благодатной!

Тут уж сельчане вовсю радостно загорланили:

– Пора! Пора!

Главный землепашец пробасил:

– Завтра, как рассветет, сбиремся на срез первого снопа – серп Рема срежет созревшую ржу, а уж к вечеру отведаем первый хлеб благоденствия.

– Да, да – отведаем хлеба, наедимся. И давай жатву!

Шушукавшиеся сельчане потихоньку расходились по домам – кто хозяйством заниматься, кто детей кормить и, вскоре торжище опустело. Дед и внук побрели домой. У Рема в душе осела пелена грусти и обиды на выкрикивания деда, его постоянные ворчание и недовольство, но отбросив досадные мысли, юноша бодро зашагал рядом с ним. Дойдя до дома, они, бережно разложив изумрудные ветки взоры, стали её разглядывать. У деда снова загорелись глаза, как раньше, когда он слыл главным землепашцем – искусным, добрым, сильным. В детстве Рем глядел на деда и восхищался: ни одна беда не казалась ему не под силу, никакая непогода не могла его убедить перенести пахоту. Его твердая уверенность и спокойствие передавались сельчанам и много-много лет их селице почиталось лучшим в Благодатной.

Нат стал увлеченно расспрашивать:

– А как сыскал? Почему сегодня пошел?

– Да, не знаю. Будто ночью разбудил кто-то и шепнул: «Пора»

Дед заулыбался:

– Прям, как меня, в тот день, когда я первым нашел взору.

– А потом знал куда идти?

– Да, что-то вело меня к ней.

Он радостно обнял внука:

– Я всегда верил в тебя!

Дед, шаркая посохом, отправился к соседям. Целый день только и слышались его одобрительные возгласы про внука и взору. И сам он будто помолодел: глаза горели довольным огнем, из голоса почти исчезли ворчащие и вечно недовольные нотки. Все изумленно смотрели на Ната, и как только он отходил, начинали шушукаться:

– Неужели наш добрый старейшина вернулся?

Селяне удивленно пожимали плечами.

– Да, а сколько он поучал наших сыновей. Да не так пашут, да не так сеют!

Особенно возмущалась невысокая женщина. Один старец долго выслушивал недовольства сельчан и вдруг возразил им:

– Тише, тише! Смотрите, как Нат, не станьте – ворчунами да брюзгами. Ведь не знаем, какими мы в старости будем. Осуждать его, что на жизнь озлобился он иль посочувствовать.

Все стыдливо притихли и спешно разошлись. Старец, прикрыв веки и опираясь на посох, погрузился в прошлое. Вдруг кто-то затеребил его за руку, и он будто очнувшись, признал соседского мальчишку, которому всегда всё было интересно:

– А почему все деда Ната называют ворчуном? А он всегда был таким?

Старец прокашлялся и молвил непоседе:

– Нет, только в последние лета. А так слыл он знатным старейшиной и землепашцем, да только случилось несчастье. От мора сгинули невестка и сын, да внук малолетний остался. Тяжело Нату пришлось. От горя, аж почернел он. Зато внука какого вырастил. Ты же знаешь Рема?

Мальчишка кивнул и восхищенно воскликнул:

– Который взору нынче первым сыскал?

– Даа, он самый. А тут старость подкралась незаметно, и старейшиной другого землепашца выбрали. Вот и стал Нат всё ворчать да на жизнь сетовать.

А сегодня небо его вновь одарило – внук Рем первым нашел взору, и теперь ему быть старейшиной и главным землепашцем. Может, и примирится с судьбой Нат… В жизни всякое случается.

Старец глубоко вздохнул и, глянув на мальчишку, молвил:

– Смотри, темнеет уже. Пойдем, провожу тебя по дороге.

Он взял непоседу за руку, и они неспешно зашагали домой.

Вечер выдался теплым и звездным, дед и внук уселись перед сном на широком невысоком крыльце дома и Рем, загадочно улыбаясь, молвил:

– А расскажи, как появилась взора?

Нат довольно кивнул и начал сказывать. Юноша закрыл глаза, и ему показалось, будто вернулся он в детство и слышит в первый раз историю о янтарных ягодах, о лесе и о золотистом рассвете, что не каждому суждено увидеть. Он не помнил родителей, лишь плотная фигура деда всегда маячила рядом – надёжная, теплая, сильная. И справлялись они вдвоем лихо: сызмальства Рем был рядом с дедом на всех работах – посеве ржи, её сборе, запасе. А, когда весь урожай был собран, и отправлен в столицу, наступало его любимое время – долгих звездных ночей и историй. Они усаживались с дедом на тёмное крыльцо и тот рассказывал легенды о ягоде взоре. О том, как нашёл первым взору, как стал главным землепашцем, как важна Благодатная для Кристадин. О том, что без запасов не будет ни войны, ни мира, ведь наступит худое время – голода.

Любимой историей мальчика была про то, как ягода появилась в Благодатной.

И каждый раз, когда дед спрашивал, про что ему рассказать сегодня, он радостно восклицал:

– Дед, давай про лесную колдунью и взору…

Нат протяжно вздыхал, и переспрашивал:

– Может, другую?

Но мальчик неизменно просил именно её. Дед обнимал внука за плечи, неспешно и тягуче сказывал давно знакомую, но невероятно любимую легенду.

Давным-давно в сумрачной непролазной чаще лесной колдунье нужно было перейти из одного леса в другой, да ночь выдалась темной и безлунной. Колдунья заблудилась, от усталости присела на траву и пригорюнилась. Вдруг послышался ей тихий голос:

– Лесная колдунья, отведай моих ягод, и глаза твои станут такими зоркими, что даже в непроглядной темноте разглядят тропинку, которая выведет из леса.

И на ладонь колдунье будто кто-то высыпал золотистые бусинки. Поднесла она их ко рту, одну попробовала, другую. Вдруг почудилось ей, что вокруг светлее стало, так она тропинку и увидела. Не забыла лесная колдунья помощь ягодки взоры и велела лесному народу расселить её по всему свету. Так и появилась взора в Благодатной.

Никто и не помнил, как и кто отыскал взору в первый раз, лишь знали о её целебных свойствах, и что когда она поспевала, то и наступала пора собирать урожай. Расцветали её золотистые цветки весной, наполняя все вокруг сладким ароматом, а уж к концу лета, аккурат к сбору ржи, поспевала она в глухом лесу. Золотились её янтарные ягоды на невысоких кустарниках, что притаились в хмурых ельниках. Вот и считалось величайшей честью найти первые ягоды, и если удавалось это юноше-селянину, то становился он со временем почетным и уважаемым земледельцем. В конце истории мальчик радостно переспрашивал:

– Прямо как ты?

Улыбаясь, дед отвечал:

– Да, как я. И ты тоже сможешь стать главным земледельцем.

Относил он сонного внука на лежанку в теплый дом, тот мирно засыпал и видел мечты во снах. Так в его сердце постепенно поселилось желание стать главным земледельцем и продолжить дело деда.

Незаметно проходили дни, складывались в месяца, годы и, когда подрос Рем, ему не требовалось столько внимания, как раньше. Зато время главного земледельца подходило к концу – не успел Нат вволю насладиться мастерством. Так и прошли последние два года – с каждым днём он ворчал все больше, Рем улыбался меньше. Но втайне мечтал, что как только найдет взору, то и наступит мир в их доме. Нат, как и другие старейшины, будет учить ремеслу юных селян, разводить необычных животных или придумает что-то своё. Сегодня дед и внук уснули необычайно довольные друг другом, Рем лишь слегка волновался перед первой жатвой.

Утро выдалось солнечное, тихое и ясное. Селяне, наряженные в темно-зеленые одежды: мужчины в рубахах и штанах, женщины в длинных платьях того же цвета, перехваченных в талии поясами. У каждого в руках было по колосу и цветку. Шли они, распевая древний гимн, как и их предки, собираясь идти в поле на жатву:

«Мать земля, возблагодарим Мы тебя за щедрый урожай,Милость сытости и житья»

Впереди всех шагали Нат и Рем. Они несли в руках взору, как знак, что земля готова отдать свои плоды морин. Идти было недалеко, ведь ржа сеялась прямо за последним домом селица.

Главный земледелец подошел к юноше и вручил серп:

– Величайшей честью наградили тебя Боги! Будь достойным.

Взволнованный Рем взял серп и отправился к первой деляне ржи. Позади стоявшие селяне затянули продолжение гимна:

«Мать Земля, отдай первый колосДостойному и нашедшему взору.Срежем колосья, спечем первыйХлеб, разломим деляной и поделим на всех»

Рему казалось, что солнце позолотило колосья ещё сильнее, ветер слегка перебирал их и, срезав первый сноп, он сложил его в холстину. И все отправились обратно в селице. Дед и внук, согласно обычаям Благодатной, закрылись в доме и обмолотили зерно в мельнице. Чашку, в которую сыпалась мука, держал Рем.

Вроде бы успокоенный Нат вновь начал ворчать:

– Да держи ты ровно!

Юноша промолчал, но радостное и упоенное ощущение от среза первого снопа улетучилось. Рем растянул шкурку: туда же к муке, добавили они с дедом толченые ягоды взоры. Юноша с силой вымешивал тесто, а дед тем временем разводил огонь в очаге. Скоро душистые ветки ельника наполнили ароматом их дом, и стало ещё уютнее. Дед подал невысокую глиняную посудину и юноша хотел было переложить тесто и в очаг отправить, как Нат вновь начал возмущаться:

– А почему взору так плохо растолок? Зажарится и соку не даст.

И хотел было додавить ягоды, но посудина выскользнула из рук Рема и с грохотом разлетелась на мелкие куски по полу. Внезапно воцарившаяся тишина и грохот разбитой посудины охолонули Ната. Рем, побледневший от досады и обиды, молча смотрел на деда.

Мужчина отвернулся, отошел к оконцу, распрямив плечи, обнял внука и, глядя ему в глаза, твердо пообещал:

– И чего-то я? Одолела меня злоба на жизнь, а кому от этого хорошо – ни тебе, ни мне.

Вновь Боги нас одарили – ты первым нашел взору. Не печалься, придумаем что-нибудь и для меня. Ты ж скоро главным земледельцем станешь. Помощь–то ой, как нужна будет!

Рем заулыбался и радостно отвечал:

– Конечно, дед. Я еще сколького не знаю.

Они вместе собрали осколки с пола. Дед хитро глянул на внука и продолжил:

– Ой, знаю, чего у нас не заладилось. Песнь–то забыли затянуть.

И вскоре из небольших оконцев стали доноситься звуки немного надтреснутого баса и звонкого молодого голоса, распевали они во всё горло слова хлебной песни, а тут уж и аромат свежеиспеченного хлеба разнесся по всем соседям.

К вечеру Нат и Рем пришли на торжище с высоким испеченным хлебом, украшенным сверху золотистыми ягодами взоры. Печево выдалось высокое, пропеченное и сочное, ведь ягоды пропитали соком тесто.

Сельчане сызнова собрались, ярко запылали костры и взвились в небо, старец оделял всех кусками благодатного хлеба, Рем раздавал горячее питье, которое не переставало кипеть в казане.

– Ох, как вкусно!

– Да и сытно!

Слышались отовсюду одобрительные возгласы.

– Ну, угодили землепашцы.

Довольные, уставшие дед и внук улеглись спать. Посреди ночи старец проснулся и промаялся почти до рассвета, лежа, не сомкнув глаз. Едва забрезжило небо, он выскользнул из дверей дома. Побрел Нат по густой траве в лес, и пошел он по дорожке к заветным ягодам взоры, что сыскал впервые он очень давно. Поляна была укромная и со стороны леса не видная, как он её нашел – Нат сам не знал. Лишь каждый год летом вновь и вновь приходил он в это место. Солнце золотило травы, взору, а у старейшины мелькали годы перед глазами: как он стал уважаемым, как стал отцом, как неистово кричала душа от боли в то лето, когда сгинули невестка и сын, как тяжело ему было воспитывать внука одному. Золотистая поляна слушала молчаливый диалог Ната, который сидел каждый раз опустошенный после очищения души. Лишь раз не пришел он сюда, когда пришлось отдать правление другому старейшине, и уже несколько лет таил все чувства в душе.

– АААААА! – яростно закричал Нат, и вопль его перешел в рыдание. Он горестно вздыхал о последних годах ворчания и обид. Оглядел старец заветную поляну и обрадовался, что ничего не изменилось, кроме него самого.

Вдохнул он прозрачный лесной воздух и ощутил всей душой мир, силы, добро. Почувствовал он себя прежним – весёлым, сильным, лишь малость постаревшим. Теперь он знал, что хочет передать свои знания юным селянам. Рассказать обо всем, чему научился: как впервые собрал зерно, как распрямляются плечи после того, как последний обоз с продовольствием отбывает в столицу, и как ощущаешь, что благодаря тебе страна будет сытой.

После этой истории вечная усмешка надо всем и вся превратилась на лице старика в добрую улыбку, вновь в селице он стал уважаемым – теперь и среди старейшин.

Рем вместе с другими селянами, не покладая рук, сбирали урожай, молотили зерно, грузили обозы, не прерываясь ни на миг.

И когда они загружали одну из телег, что должна была тотчас отправиться в Благодатную, скоба жалобно скрипнула и аккуратно составленные припасы медленно съехали на землю.

Старый погонщик заворчал:

– Да сколько можно уже! Телега, и та просела. Отдыхать давно пора.

Видя, что разговор до добра не доведет, Рем быстро выпалил:

– Да ничего страшного, рядом же мастерские. Рукой подать, – махнул он в сторону низины, где за полями расположились длинные деревянные строения, домики умельцев и слышались постоянные окрики рабочих.

– Позову кого-нибудь из мастеров на подмогу. У нас они на все руки.

Мужчины поохали, но быстро согласились, усевшись прямо на обочину дороги. Раскурив трубки и вдохнув душистый дымок, приготовились ждать.

Юноша торопливо зашагал в мастерские, вроде бы казалось, недалеко

от селица, а пока все деляны прошел, времени выдалось не мало.

За золотистыми полями начинались мастерские: сначала виделись невысокие и широкие домики, потом шли деревянные столярные, а уж в конце поселения дымила и чадила кузня.

Как ни странно, хотя и вечерело, не так уж много народу было на улице. Почесав затылок, Рем постучался в ближнюю мастерскую. И только хотел что-то сказать, как запыхавшийся мастер, на одеже которого кое-где виднелась стружка, сунул юноше куль и наказал:

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.