bannerbanner
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
6 из 7

Романович хорошо знает, как можно выудить из мужика все, не подпуская его к себе близко. Прошу вас, не ревнуйте. Повторяю, она знает кто он, чьим был мужем и как поступил с вами, а также знает, кто вы для нас, Анна Вячеславовна. Анжела и генералами в свое время легко жонглировала, так что, тщедушный и, уж простите, подлый полковник ее не заинтересует, это точно. Через нее мы будем знать о Штасевиче все и держать его на коротком поводке.

И за девочек своих не расстраивайтесь. Мы знаем, что они маму помнят и по-прежнему любят. Эти не предадут, хоть на «похороны» их и не брали, сказав им практически правду: «мама от нас уехала далеко».

И без того сжавшееся в комок сердце исстрадавшегося человека вдруг екнуло и выплеснуло накопившуюся горечь слезами. Анна Вячеславовна, стыдясь этого внезапного взрыва эмоций, спрятала лицо в ладони.

– Что вы, – прижал плачущую женщину к груди Сергей, – еще немного, и мы постараемся сделать так, что …и девочки будут здесь.

– А его, – спохватилась преданная4 супруга, – его вы убьете?

Медведев поджал губы. Ему все же следовало бы думать, как учил его когда-то Ловчиц, прежде чем что-то говорить. Тем более женщине в таком состоянии.

– Анна Вячеславовна, – осторожно начал он, – так уж выходит, что ваш «бывший» сам выбрал себе эту дорожку. Сколько военных, милицейских, офицеров госбезопасности, стараниями этого ряженного руководства страны остались без работы из-за несогласия служить хунте? Не секрет, что в противовес им, многие честные офицеры, по зову душевному присягавшие Родине, осели и у нас, или где-то в других отрядах. Но что кривить душой, все же большинство из профессионалов «оплота безопасности страны», прикрывая свое малодушие карьерой или тем, что у них де скоро пенсия, спокойно перешли под пяту Временного Комитета. У них масса оправдательных мотивов предательства, боятся быть гонимыми, репрессированными, убитыми, лишиться каких-то материальных накоплений. Но что там говорить о милиции или военных? Вон, рок-звезда, брат Леши Волкова, Андрей. На всех вечеринках празднования годовщин их переворота первый гость. И сколько их таких – сдавшихся на милость победителя? Так что ваш «бывший» не один такой негодяй. Он, как это говорят, в этом смысле не оригинален…

В дверь медблока постучали и тут же второй раз, требовательно. Сергей Георгиевич вдруг дернулся, понимая, что со стороны он и врач натурально выглядят сейчас, как заурядная романтическая «парочка», но, даже осознав это, он только немного ослабил объятья. Привыкшему к холостой жизни Медведеву было приятно ощущать эту пусть и вынужденную, но все же близость с нравящейся ему женщиной. Выждав еще пару секунд, он все же опустил руки, после чего тихо произнес. «Я оставлю вам, фото. Потом заберу флэшку…»

С этими словами он вышел из кабинета и направился к входной двери. Запищала кнопка электрического замка, массивная металлическая створка открылась. За порогом стоял Васильков:

– Георгич, – со сбитым дыханием выдохнул он, – Лукьянов прислал за тобой, там, на крышке лаплана появился какой-то дед…

– Дед?! – чуть не выкрикнул Медведев, – в пальто и лаптях?

– Я не в курсе, – простецки вжал голову в плечи боец.

– М-да, – криво улыбнувшись, огладил щетинистый подбородок Сергей Георгиевич, – давненько его не было. Вот же где персонаж, так персонаж.

Покосившись в пол оборота в сторону кабинета доктора, он вышел из медблока, закрыл за собой дверь и, окончательно стряхнув с себя всякие романтические мысли, размашисто зашагал к лестнице.

Обнаружив на месте первого «шатуна» некого дедушку, дежурный тут же отослал гонца в медблок и побежал на кухню, доложить начальнику. Тому видно не суждено было сегодня нормально закончить ужин. Тихо радуясь тому что, слава Богу, причастился сегодня салом, озадаченный Лукьянов понуро отправился в дежурную часть, но едва заметив на мониторе знакомого старичка, моментально преобразился. Глаза его вспыхнули странным безпокойством. Несмотря на все предосторожности, Алексей Владиимирович был полон решимости тут же подняться наверх. Пожалуй, он и начал бы уже что-то для этого предпринимать, но вскоре пришел Медведев.

Короткий взгляд на мирно стоящего посреди поляны дедушку и его заставил встрепенуться. Судя по всему, внезапная суетливость начальника была заразной.

– Леша, – вдруг разом стряхнув с себя нервное наваждение, прошептал зам, и отвел в сторону своего формального командира, – что ты скачешь?

– Так ведь, – выпучил тот глаза, – дед же…

– Ну дед, и что?

– Его не было с того самого дня, в Леснинске. Он…, только он сможет нам многое объяснить…

– Не живи чужим умом. – Пытаясь выглядеть сдержанным, тихо внушал взведенному руководителю Медведев и, тут же вспомнив свидания с этим или другим, но очень похожим на этого дедушкой, добавил: – Еще не известно, станет он тебе что-то рассказывать. Зарядит голову какой-нибудь замороченной фразой и исчезнет, а ты думай потом что хочешь. Было ведь такое?

– М-гм, – согласился Лукьянов, – значит…, значит и ты не сомневаешься.

– В чем? – не понял его зам.

– Что дед безопасен.

Алексей блеснул каким-то безумным взглядом.

– Или нам его надо сюда, или нам самим туда. Под цифровыми экранами заграждения нас не увидят…

– Леша, – перешел на змеиное шипение Сергей Георгиевич, – два «шатуна» в день, это уж слишком! Ты так не считаешь? А может, – попытался он пошутить, – давай откроем лифтовой люк и крикнем: «Заходи, дедушка, открыто! И все, кто с тобой»?

– Нет его! – вскрикнул вдруг сидящий у пультового стола дежурный.

На самом деле монитор теперь показывал только пустую поляну, под которой находился гермоангар Базы.

Медведев бросился к столу:

– Отмотай назад запись!

Дежурный, протягивая руку к блоку управления видеонаблюдением, отмотанная назад запись побежала строками и вскоре проявила силуэт того самого старика.

– Стой! – скомандовал Медведев. – Теперь медленно…

Запись пошла в замедленном режиме. Дед стоял посреди поляны. На лице его… Черт побери. Там явно читалось: «Я знаю, что вы следите за мной». Да, он знал, знал и ждал чего-то. Ну вот, как-то вдруг даже в замедленном режиме воспроизведения видео дед повернулся и, …исчез.

– Мля, – вырвалось у Медведева, – и как он это делает?

Что-то около десяти минут они ждали чуда. Стояли за спиной притихшего дежурного, ходили, то и дело, бросая взгляды на застывшую картинку монитора. Тревожная смена, выглянув из караульной комнаты в самом начале поднявшегося шума, оставила дверь открытой и терпеливо ждала распоряжений, а их попросту не было.

Лукьянов, вдоволь натоптавшись по плиточному полу, наконец, замер на месте. Он шумно сопел, сложив руки на груди, и медленно массировал зарастающий темно-бурой растительностью подбородок. Медведев же, каря себя за нерасторопность, «просвечивал» отрешенным взглядом и монитор, и толстые, железобетонные стены, и вообще …всю планету.

Прав был Алексей, Судьба давала им шанс получить ответы хоть на какие-то вопросы, а они, служаки, вернее он, служака, попросту проспал этот момент, привычно перестраховываясь. А ведь пора было уже заложить себе в голову, что «дед» и все, что с ним связано, выходит за рамки их привычного, земного разумения и поведения.

Прошло еще минут пять и в коридоре стали слышны шаги. «Вот же, – подумал Сергей Георгиевич, – кто-то спешит, торопится. А раз бежит, что-то срочное. Наверное, «шатун-зек» в медблоке проснулся или помер…»

В помещение дежурной части буквально ввалился Саша Коробов:

– Бля, Георгич, – сглотнув пересохшим от бега горлом, выдохнул он, – там, в столовой… Мы ели, а в углу …какой-то дед!

Будто электрический разряд проскочил между Лукьяновым и Медведевым. Они, метнулись к выходу. Следом выскочили «тревожники». Вся эта компания, убегая к кухне, просто взорвала аккустику дремавшего коридора.

Дежурный, глядя на это, только хлопал ресницами. «Прикинь, – решил перевести дух «гонец», обращаясь к свободным ушам, – темно в углу-то. Сидим, отъедаемся и вдруг кто-то заметил – в са-а-а-амой тени за столом сидит старик. Все сразу как подпрыгнут…»

В обеденный зал Базы набилось множество народу – частые тревоги научили собираться быстро. Любопытствующие выстроились у раздачи, напрочь закрыв обзор перепуганной бабе Паше. Откровенно говоря, она и сама не пошла бы сейчас вперед, поглядеть на этого «гостя», невесть откуда взявшегося в ее столовой. По разумению бабули «дед» мог явиться, когда угодно, хоть даже и под утро, когда Парасковья Михайловна у плит одна и, его счастье, что он не явился в то время. Половник у нее тяжелый.

Личный состав колыхнуло. Это сквозь плотные ряды зевак протискивались вперед Лукьянов и Медведев. Темный, вполне различимый в углу столового зала силуэт старика шевельнулся. Он поднял голову. Повисла мертвая тишина. Было понятно, что гость увидел тех, кого хотел, поскольку до того он сидел, опустив голову. Сейчас же приосанился и застыл в ожидании.

Командир отряда и его боевой зам коротко переглянулись, после чего двинулись к дедушке. У самого стола они остановились и снова переглянулись. «Не он, – говорили глаза Медведева, – да, это другой», – подтверждал взгляд Лукьянова.

Делать нечего, прошли к лавке и сели напротив. «Дед» оказался совсем еще не старым мужчиной, на вид лет сорока пяти – пятидесяти. Крепкий, широкоплечий, с длинной по грудь темно-русой бородой. «Того» старика в нем напоминало только сохранившееся каким-то чудом, практически новое пальто образца 1970 года. Навряд ли такое где-то могли еще шить. Кто его знает, может быть это знак принадлежности к какому-то сообществу или касте? У дедушки, который являлся к ним еще в мирные времена, тоже было такое пальто. Продолжать и далее щедро угощать пришлого молчанием, не имело смысла. Лукьянов шумно вздохнул, и на правах начальника Базы спросил:

– Кто вы? С чем пришли?

Собравшийся в столовой личный состав отряда, навострив уши, перестал не то шептаться, даже дышать, однако «дед», способный, как радиация безпрепятственно проникать всюду, с ответом не торопился. Было понятно, что он, равно как и тот, давний лесной гость, что наведывался с провидческими предостережениями в еще недостроенный Институт, имеет какое-то особое отношение к слову. Каждое из них он взвешивал, словно фармацевт, смешивающий вещества для получения лекарства. Грамм больше – яд, грамм меньше – яд. Только когда наступал миг равновесия мысли и настроения, спрятанные за густой растительностью уста этих странных людей, открывались и роняли редкие, сухие и рациональные фразы.

– Зови меня Орислав.

Руководство Базы снова многозначительно обменялось взглядами:

– Хорошо, Орислав, – продолжил Лукьянов, про себя отмечая, что в отличие от первого дедушки, этот говорит без явного белорусского акцента, – с чем пожаловали?

– А, главное, как пожаловали? – тут же, неведомо к чему встрял в разговор Медведев.

Его, объяснимая с точки зрения безопасности Базы горячность, заметно отразилась на настроении гостя. «Дедушке» это откровенно не понравилось. Он, будто первоклашка сложил перед собой руки и ледяным, не терпящим разъяснений тоном заявил:

– Атей – сын Асогостов, в случае острой надобности велел говорить только с «Вялікім» и больше ни с кем…

У Алексея Владиимировича в пересохшем горле сам собой пополз вверх кадык. Слова деда прозвучали как ультиматум. Обсуждать что-то без острого на слух Медведева просто не имело смысла. Надо было выгораживать боевого зама, и оставить тут за столом, во что бы то не стало.

– Вялікі? – разряжая обстановку, дипломатично осведомился Лукьянов. – Он все так же меня и называет? А что ж он сам-то не пришел?

«Дед» снова сделал паузу. Цепкий, внимательный взгляд основательно прощупал Сергея Георгиевича. Наконец, не став далее упорствовать, гость продолжил говорить, по умолчанию согласившись на присутствие за столом еще кого-то.

– Он ныне далеко. Мне нужна помощь…

Медведев разомкнул было уста, но, тут же осекся, дабы не засыпать Орислава вопросами. Его руководитель заметил этот порыв, а также и то, что «дед» недвусмысленно бросает взгляды куда-то поверх их голов, намекая на присутствие в зале ненужных ушей. Лукьянов за время жизни на Базе настолько врос в доверие к каждому бойцу своего отряда, что даже не допускал мысли о том, что среди них может оказаться неблагонадежный.

– Мы все тут заодно, Орислав, – начал издалека командир «Бацькаўщыны». – Прошли сквозь серьезные мероприятия, и полностью доверяем друг другу. Я так понимаю, что помощь нужна не только моя или вот Сергея Георгиевича, а наша, общая, всего отряда?

«Дед» кивнул, но говорить пока ничего не стал.

– Тогда рассказывай. – Лукьянов встал и повернулся в пол оборота к собравшемуся у раздачи отряду. – Поможем по-свойски, а хлопцы?

В ответ «Бацькаўщына» на удивление нескладно рассыпалась потухшими голосами. Это прозвучало, как ропот. Не успел уязвленный командир повторить свой вопрос, как вдруг из-за стола поднялся гость.

– По-свойски говоришь? – громко спросил он, без опаски осматривая напряженную, как струна фигуру Медведева. Переведя взгляд в кухонный угол, где толпился личный состав отряда, он продолжил: – А много ли у тебя здесь своих? Братья, отец, родичи? Чего молчишь? Есть среди них такие?

Лукьянов потянул голову в могучие плечи.

– Вижу, что нет. – Будто загипнотизировав собравшихся «дед» шагнул в коридор. – Вот идешь, порой, по лесу и вдруг под ногой ямка. Легко можно оступиться, упасть. Или сгнила половица на даче, наступил и поранился…

В этот момент Медведев почему-то вспомнил, как перед самой войной ездил на дачу и, как говорил сейчас этот «дед» он провалился на веранде. Сгнили доски, и он сильно расцарапал ногу. «Чшерт, – выругался про себя заместитель командира, – а я ведь так и не поменял те половицы…

– А то и хуже, – продолжал Орислав, ввергая Сергея Георгиевича в полный ступор, – стоишь на автобусной остановке, никого не трогаешь, куришь, а к тебе подходят две противные тетки, и начинают тебя не то смущать, а в грязь втаптывать своими разговорами, да еще и прилюдно. Иной смолчит, а ведь найдется и тот, кто и тетке за неправедное дело в ухо врежет, не пощадит. А почему нет? Она же не права.

Но ведь выходит, соколы мои, что и та тетка, тоже «свои», и тот, кто за ней стоит с источенным, словно червями нутром, тоже «свои». Отчего же тогда не разобраться «по-свойски» с теми, с кем вы в лесах до трех не разговариваете? Там ведь тоже «свои», хоть они и «гнилые половицы», как и эта тетка.

Погляди на вас – монолит, отряд! Но стоит мне только сказать, что трое из вас тоже половицы не первой крепости по чистоте крови своей, многие тут же встанут против меня. Что многие – все! Поскольку в нашу чистую кровь ныне чего только не намешали. Но вся разница в кровном вопросе лишь в том, что «грязная вода», хоть и грязная, но все же еще вода, а вот уже саму грязь водой не назовет никто.

Прислушайтесь к себе, хлопцы. Я ведь только бросил зернышко сомнения, но вы уже задались вопросами касательно своих соратников. Понятно, что никто мне не поверит, пока все воочию не убедятся, что я могу что-то зреть, или, как вас приучили это называть, «ясно видеть», так ведь? – «дед» вдруг обратился к Сергею Георгиевичу. – А, витязь из Рода Медведей? Та-ак, – сам протянул ответ вместо опешившего заместителя командира Орислав. – В давние времена наших предков хитроумные греки и иудеи как раз и купили на том: «покажи мне чудо – и я пойду за тобой, хоть в ад».

Достань я сейчас кролика из-за пазухи, и вы бы рассмеялись: «что за фокус? Это не чудо». Поймите, сейчас в вашем понимании «чудо» это только классный, шокирующий, но …фокус. Ему далеко до исконного понятия чуда. Но, смотрите внимательно. Я не стою у открытой воды, и я не Христос, чтобы приказать ей расступиться, но я Орислав, сын Буривоя и приказываю Огню – приди!

И в тот же миг его поднятая вверх рука, начиная от локтя, вспыхнула вместе с одеждой, будто облитое бензином полено. Отряд охнул и отпрянул назад, едва не перевернув нержавеющую раздачу бабы Паши.

Глава 7

Картина с пылающей рукой шокировала присутствующих. Огонь был натуральный и в столовой ясно запахло гарью.

– А теперь, – продолжал чудотворец, которому, судя по всему, его собственная горящая рука не доставляла никаких неудобств, – я говорю Огню – уймись, вернись обратно!

«Дрессированное» пламя стало утихать и прятаться в кожу Орислава. Когда буйство стихии прекратилось, он сделал несколько шагов вперед и остановился.

– Тем из вас, – будто какой-нибудь профессор-физик на лекции по физическому проявлению природных явлений, назидательно продолжал вещать «дед», – кто не впал пока в ступор и пытается объяснить для себя природу этого «чуда», я подскажу. Да, Огонь приручен мной. Эта некая особенность моего «Я» от рождения. Мне дано с ним обходиться. Он есть во мне, как и в любом из вас, только я, не будучи отравленным никакой религией, понял его суть и подружился с ним. Но это мой, внутренний Огонь, а вот с этим я пока не дружил, – «дед» махнул десницей вдоль стены и вдруг призвал: «Огонь, приди!».

Плинтус и пол вдоль него вспыхнули так, что бойцы, толкаемые чувством самосохранения, сразу шарахнулись к выходу, но тут же стали. В них вдруг проснулось любопытство и неуемная тяга к божественному, к чуду. «Ведь не сгорел этот дед от своего Огня? Авось и нам ничего не будет?»

Медведев сжал кулаки, и искал взглядом огнетушитель, а Лукьянов? Он только рассеянно хлопал светлыми ресницами, созерцая происходящее.

– Ай, – наигранно испугался Орислав, проявляя неплохие актерские качества, – становится опасно. Огонь, уймись, уйди…

Словно кто-то крутанул ручку газовой плиты, и пламя резко пошло на спад. Это никак не могло быть внушением или массовым гипнозом. Плинтус и стена над ним были закопчены! Шоу продолжалось:

– Чем вам не чудо? Кто из вас способен на такое?

Бойцы начали роптать…

– Неправильно! – даже не вслушиваясь в несуразные, тихие возгласы, продолжал «дед». – Практически любой из вас может так. Само собой, самодисциплина, многие знания, полное понимание природы огня и прочих стихий, поскольку все они взаимосвязаны. И еще, это важно, должно быть соответствие Огню. Ему, признаться, все равно к кому приходить, но даже дети знают, что лучше не устраивать светоч из деревянной или пластмассовой плошки.

Думаю, я никого сейчас не обижу, говоря, что большинство из современных людей – именно «пластмассовые», или, в лучшем случае – деревянные. Потому вами и воспринимается мое умение, как нечто божественное, чудесное. Однако же, почему никто из вас не впал в религиозный экстаз, не стал в восхищении призывать молитвами библейского Саваофа – Яхве – Иегову, прославляя его за явление этого чуда? Чем же этот огонь хуже пасхального?

Такой же фокус происходит каждый год на Пасху в Храме Господнем, где является Священный Огонь, иначе сейчас называемый Благодатным. Люди взывают: «Приди и обрети свет от Hегасимого Огня во славу Христа, воскресшего из мертвых» и! Никого не смущает, языческое поклонение Огню в храме Христа. Напротив, вокруг праздник, ликование. Так почему же вы сейчас не ликуете?

Согласен, мной допущены некоторые ошибки: я не дурил вас, не прикрывался именем иудейского бога, или безвинно распятого страдальца, не облачался в первосвященные одежды иудейских священников, не наполнял свое действо таинством и загадками, но по сути-то я сделал то же самое, что происходит в Храме Дома Господня?

А ведь отыскать ответ на этот вопрос совсем не сложно. Вы своими глазами увидели, что человек равен Богу по Знаниям, но, к сожалению, не по могуществу, если, конечно же, этот человек соответствует тому, чтобы называться человеком – «светочем» для Огня.

Вы заметили, что после прихода этой стихии в каждом из вас осталось что-то из того, чего раньше не было? Это ощущается, как некий ненужный посредник между вами и тем же Огнем. Прислушайтесь к себе: вот рядом с вами был Огонь, живой, а вот – вы. Он притягателен, прост, могущественен, но вам недоступен. А мне доступен. Чувствуете? Трепещет вопрос: «А что мешает и мне? Я ведь тоже человек!»

Вот мы и нашли очередной камешек в нашем сапоге познания. Все эти рясы, огромные кресты, храмы до неба, в которые силой сгоняют, или вынуждают ходить людей, это ничто иное, как понты, обыкновенные поповские фокусы, чудовищные по своему лицемерию. Вы приучены думать о том, что являетесь только рабами Божьими, жалкими червями, а я вам сейчас показал, что это совсе-е-е-ем не так.

Чего греха таить, и я мог бы себя считать полноценным христианином, однако разбудил в свое время в себе то, что столетиями выжигали из нашей крови, из нашей памяти. Я уже говорил, что Огню все равно где появляться, вот и жег он тех, кто дал слабину в те, давние времена, жжет слабых и сейчас. Я ответственно, как «чудотворец» (Орислав едва заметно улыбнулся), заявляю вам, доказываю, что мы прямые потомки Богов, но, к сожалению, должен уточнить, очень жалкие, слабые их потомки.

Простой пример. Если какому-нибудь африканскому племени показать бензин, они его тут же выльют куда-нибудь вон, не зная, что делать с этой ужасно вонючей, странной жидкостью. А ведь просто нужно знать, что и как с ним делать.

Как там пелось в фильме о мушкетерах: «И в ваших жилах тоже есть огонь…» Да это так, он там есть. У кого-то сам Огонь, у кого-то бензин, дизельное месиво, керосин…, мазут. «А к чему же весь это спектакль?» – спросите вы. За вашими спинами прячется бабушка, я вижу ее. Когда загорелся плинтус, она внутри себя стала призывать «голос крови», а что сделал каждый из вас?

Бойцы расступились, являя «деду» виновато опустившую взгляд Парасковью Михайловну.

– Мяне бабка мая вучыла, як загаворваць вагонь, калі пажар ляціць па лесе. Я і сказала…

– Стоп! – чуть ли не голливудским жестом остановил ее Орислав. – Бабка наверняка вам так же говорила, что на людях такое нельзя произносить!

Баба Паша кивнула, соглашаясь, и прикусила язык.

– Говорила, – подтвердил «дед», – вот и не рассказывайте нам. Однако мне стоило большого труда поддерживать Огонь, который вы, бабушка, простым словом вгоняли обратно в стойло…

По бойцам отряда пробежал задорный смешок, мол, Михайловна еще и не то может. Орислав повернулся к руководству Базы:

– Помните, мы говорили про «по-свойски»? – вспомнил он начало разговора. – Видите? Я могу говорить с вами по-свойски, как современный человек. Но ведь для меня «по-свойски», это совсем другое. Думаете то, что я говорил раньше о некоторых из вас, что они не чисты по крови так, для красного словца?

Орислав подошел к бойцам и поочередно вывел вперед одного, второго, третьего, …четвертого, пятого. И так двенадцать человек. Оставшаяся у раздачи шестерка партизан стала переглядываться. Это напоминало то, как тамада на свадьбе выводит мужчин на конкурс.

Выстроив выбранную дюжину в ряд, он вдруг обратился к Медведеву:

– Служивый человек! Вот стоят перед нами твои ребята. Без шалости, серьезно, не руководствуясь никакими заслугами, скажи, кого из двенадцати мне вернуть на место, в строй?

Сергей Георгиевич, оторопев от такого, сначала дернулся, сидя, а потом привстал и, через паузу, молча указал на Веню.

Орислав дал тому знак, и Дзерба вернулся к раздаче.

– Еще, – попросил «дед», – можешь сразу двоих, троих.

Медведев стал поочередно указывать на молчаливых и насторожившихся в ожидании какого-то подвоха бойцов, пока перед Ориславом не осталось только трое.

– Благодарю, – слегка склонив голову, проронил тот, указывая заместителю командира отряда на его стул, – присаживайся, разведка. Таких методов проявления подсознания личности в Высшей школе вам не преподавали.

Итак, передо мной три случайно отобранных человека, мне не знакомых. Я хочу обратиться ко всем. Сейчас я покажу вам очередной фокус, не для слабонервных. Он так же связан с Огнем, только с другой его ипостасью – Божественной искрой, Огнем, что в нашей крови. Все зарубите себе на носу, на месте этих мужей мог быть любой из вас и, поверьте, с вами было бы то же самое. Кто сомневается, я могу это доказать, проведя этот эксперимент с любым! Это действо пойдет в довесок к вопросу о том, кто из нас является достойным или не очень удачным сосудом для пробуждения, хранения внутреннего Огня, или, сформулируем это иначе: «кого мы легко называем «свой»?

Орислав поставил избранную троицу в круг, спиной друг к другу и попросил их взяться за руки, опустив верхние конечности вдоль тела и сцепив пальцы в замки. По его просьбе бойцы двинулись по кругу, приплясывая так, словно они месили глину на Талаке. «Дед» скрутил перед собой худощавые пятерни в хитрую комбинацию, похожую на два кукиша, широко расставил ноги тихо начал что-то нашептывать.

Вдруг всем танцующим бойцам стало не по себе, но они терпеливо продолжали «месить глину». Через каких-то пять-семь минут присутствующие были повергнуты в шок. Вся вращающаяся в своеобразном танце троица внешне стала выглядеть, как некие муже-женщины, или жено-мужчины с некрасивыми, отталкивающими лицами…

На страницу:
6 из 7