Жестокая параллель. Тайна горы Холатчахль. Приключенческий роман

– А то, что мы идём алмазами разжиться, для того чтобы разбогатеть, это как будет называться, разве не жадностью? Если найдём целую кучу, мы же всё заберём, неужто хоть один оставим? – подал голос Севка.

– Ну ты и сказанул – куча!.. Знаешь, Сева, чего я больше всего опасаюсь, так это раздору между вами, городскими. Кучу мы, конечно, не сыщем, клад для нас там никто не припас, но, сколь бы не добыли, делёжка будет самым трудным испытанием. Легче несколько раз через бурную реку перебраться, чем по справедливости добычу между всеми разделить.

– Н-да, – помолчав, как будто согласился Севка, и после непродолжительной паузы заговорил, приглушив голос, словно его могли услышать друзья, оставшиеся у костра. – Пашка, он такой, он может и всё себе заграбастать. Будь-ка с ним, Витька, настороже, не задирай зря.

– Ты это на что намекаешь? Когда я его задирал? Я вообще стараюсь меньше с ним зря базарить!

– Я насчёт Аськи, ты лучше подальше от неё держись. Пашка уже косится, кабы не запсиховал. Тогда тебе несдобровать – полезет с кулаками, он на расправу быстрый! Я-то его давно уже знаю: чуть что не по нему – сразу по сопатке хреначит!

– Ася, ничего не скажешь, девушка красивая и фигуристая, но не для меня она, Севка. Не знаю, что там Пашка думает, а я так даже не помышляю закадрить с ней. Слишком между нами пропасть большая, разные мы, да и по годам она старше, относится ко мне как к малому.

– Ладно, я тебя, считай, предупредил…

Мытьё посуды шло к концу, Севка уже домывал последнюю кружку, тщательно выполаскивая, освобождая от песка.

– Воды на чай наберём, – сказал Витька. – Чаёк перед грядущим сном не помешает.

– У Женьки конфеты шоколадные есть, я сам видел! – выразительно причмокнув, добавил Севка. Закончив с кружкой, он вдруг спросил у Витьки-проводника про такое, что заставил того смутиться. – Витёк, ты когда-нибудь, ну хотя бы один раз, имел в кровати дела со шмарой? Есть у вас в деревне гулящие?

– Да было пару раз, – не сразу и нехотя признался Витька, и этим вызвал большой интерес к себе у Севки. Тот удивился и чему-то сильно обрадовался, даже подошёл и похлопал Витьку по плечу.

– А ты молодец! Я думал, ты вообще ещё мальчик с пальчик. Ну и кто она такая, ваша деревенская?

– А тебе это зачем знать?! – поначалу отрезал Витька, но потом, поостыв, всё же подтвердил, вяло и тихо. – Да, наша деревенская, к ней наши пацаны, дружки мои, ходят, тайком, конечно, и очень редко, чтобы, не дай-то бог, родичи ненароком с ней не застукали. Нам то чё, поймают на таком срамном деле – по заднице ремнём опоясают раз-два, и нам потом до феньки, как с гуся вода, а её могут за такие дела и погнать из деревни куда подальше за бл… во.

– Лет ей сколько, небось баба уже?

– Да лет под сорок будет.

– Ого! Хороша была практика! – захохотал Севка. – Ну и как тебе со взрослой бабой, понравилось?

Витька, разом насупившись, промолчал. Зачерпнув в два котелка воды, быстро пошёл к костру. Ему, не очень искушённому деревенскому пареньку, отчего-то вдруг стало не по нутру за вырвавшееся признание. У него первый раз в жизни возникло чувство стыда перед женщиной, которая ничего плохого ему не сделала, а только, наоборот, с ней он впервые почувствовал себя как будто настоящим мужчиной. Она обласкала его так, что он, испытав необычайное удовольствие, никогда этого уже не забудет. Сохранит деревенским простым случаем, сведшим с ним пусть некрасивую, простую и к тому же ещё намного старше годами женщину, в своей памяти надолго, если не на всю свою жизнь.

– Витюша, дорогой наш проводник, ну где ты запропастился? – ласковым голосом встретила его Ася. – Сева, бессовестный, ты, наверно, заболтал парня? У нас тут без него разговор вовсе не клеится.

– Не, мы посуду до блеска натирали для всех вас, потому долго, – оправдался Севка, и в свою очередь полюбопытствовал: – Разговорчик-то, интересно знать, об чём таком завели, что тот без проводника не заклеился?

– О самом земном, Севка! Мечтали о том, как бы неплохо сейчас было в баньку деревенскую сходить, да там веничком берёзовым от души похлестаться. Ты нас, Витёк, за эти два дня уморил – пропотели до самых костей! Завтра ещё день так же побегаем – вообще завоняемся, – ответил за Асю Вадик.

– А я-то тут при чём? – пожал плечами Витька. Он уже успел пристроить котелок над костром и наблюдал за водой – ждал, когда закипит, предварительно засыпав в котелок добрую щепоть грузинского развесного чая. – Здесь бань для нас нету, придётся потерпеть, или вон в речку сигайте! У меня пачка хозяйственного мыла есть на всякий случай – кто полезет в ледяную воду, тому дам.

– Ну ты сказанул, проводник! – присвистнув, проговорил молчавший до сих пор Пашка. – Лучше уж, в самом деле, запах потерпеть, все одинаково грязные, чем в речку прыгать. Мы про то без вас вспоминали, кто, где и когда в своей деревянной бане парился, ну и спор меж нами зашёл. Вадик божится, дескать, в вашей деревне бани в огородах все ещё сплошь по-чёрному топятся и после мытья вы, деревенские, выходите оттуда чумазые, будто черти какие. Так ли это, правду Вадька сказывает, Витёк?

Витька ответил не сразу, занят был только что вскипевшим чаем. Соблюдая осторожность, плеснул себе из котелка в кружку и, обжигая губы и язык, снял первым пробу.

– Кажись, не ополоски. Во! На все сто процентов заварился! – похвалился он и в то же время, однако, отставил кружку в сторонку. Не рискнул больше принимать крутой кипяток в рот. – Так, выходит, хотите знать, по-чёрному наши бани или нет? Я скажу, что плохо Вадька смотрел. У нас, почитай, на тридцать дворов всего две баньки по-чёрному топятся, дым коромыслом через дверь валит. У всех остальных по-белому: печи с дымоходами с умом выложены, чистота и порядок, ежели, конечно, хозяйка сама чистоплотная, не грязнуля какая-нибудь.

– Ну я же тебе говорил, Вадик, что с пережитками прошлого в деревнях тоже борьба идёт. Когда в стране коммунизм строят, темноту тараканью уже всяко в покое не оставят, понудят по-новому жить, – поддел дружка Пашка и театрально вздохнул, задрав голову. А после опять продолжил о своём, насущном: – Эх, а всё-таки парная банька на ночь перед сном – милое дело! Так ведь, проводник, я верно считаю?

– Не, не верно…

– Это почему же, Витюша?

– Да потому, Паша, что опасно в позднее время в бане мыться – можно на такую неприятность нарваться, на всю оставшуюся жизнь охотку отобьёт, если ещё живой останешься…

– Ну-ка, ну-ка, продолжай тему! Чего же ты замолчал? – загорелся Пашка, поскольку Витька, выдерживая паузу, принялся снова за чай, полагая, что сболтнул лишнего…

Страхи рассказывать на ночь в присутствии и без того напуганных девушках было ни к чему. Однако к настойчивой просьбе Паши присоединились остальные ребята, в том числе Ася в один голос с Женей, и он осторожно начал рассказывать историю, которая недавно произошла в соседнем селе, находившемся от их деревни примерно в двадцати километрах по большаку:

– Короче, после одиннадцати вечера, ближе к двенадцати часам ночи, баню, ежели та была истоплена, другие уж занимают, не хозяева и не соседи. Нечистая там намывается. Домовой бы, дак ладно, терпимо ещё, тот хотя бы прячется, старается людям на глаза не попадаться. Бесы приходят, вот беда-то…

– Ха-ха-ха! Ой, умора! – громким смехом перебил рассказчика Вадик. – Ты это что, Витёк, на полном серьёзе про бесов нам здесь по ушам втереть хочешь?

– Не хотите – не слушайте! Раз веры от вас мне нет, то я не стану продолжать, – рассердился Витька, и тотчас на Вадика зашикали все городские ребята.

– Он больше не будет! – поручилась Ася. – Продолжай, Витенька! Страшно, но, наверно, жуть как интересно, ты прямо сказочник какой-то у нас!

– В общем, в селе том, Завьялихе, дворов поболе, чем у нас, будет, потому как в ней леспромхоз обосновался. Даже общага есть для командировочных. Специально для них баню построили, не особо большую, а так, чтобы в одно время могли пять-шесть мужиков поместиться. Тут же, при бане, прачку с другой стороны пристроили, бабы общаговское бельё чтобы раз в неделю стирали. Ну и вот, задержался однажды тракторист на работе, что-то с трактором в дороге произошло. Приходит к бане уже в темноте. Прачки ещё свою работу пока не закончили, а в бане, как положено, все уже, кому надо, засветло помылись, попарились и никого тама на этот час нетути. Тракторист-то к бабам обратился: так, мол, и так, задержался я, дескать, можно ли в баньке с устатку помыться, грязь рабочую с себя смыть? А тем больно надо! Иди, говорят, баня покуда открыта, никого в ней нет. Тракторист, конечно, пошёл, в предбаннике исподнее скинул, да в парную. В парной на полке, на самом верху, старик какой-то парится, кряхтит от большого удовольствия. Тракторист значения этому не придал, мало ли кто ещё припозднился. Решил пониже расположиться, на самой нижней полке, чтобы, значит, старику не мешать, благо места хватает, чё тесниться. Посидел, конечно, погрелся – пот поначалу надо ведь из тела наружу погнать, так положено, прежде чем веником себя хлестать. В бане жарко, старик сверху плещет и плещет на камни. Тракторист-то ещё про него подумал: мол, вот он даёт, блин, старый, а здоровья видать у него хоть отбавляй! На прогрев у тракториста минут пять ушло. Конечно, захотелось ему, перед тем как начать мыться, прежде попариться. В баньке ведь, сами знаете, все равны, потому что голые, хоть генерал тут будь, хоть трудяга, всё одно. Взаимовыручка такая, что только позавидовать, так бы во всём и везде было. Ну, для этого парного дела услужить попросил старика, больше ведь некого, чтобы, значит, попарил ему, трактористу, как следует спину, самому не больно сподручно. На просьбу его старик не ответил, а только махнул: иди, дескать, сюда, ко мне, попарю. Тракторист не задумываясь к нему на полок и подался. Поначалу всё вроде бы по-хорошему складывалось, старик по всем правилам, с оттяжкой парил, не забывая парку поддавать заодно. Скоро уже стало трактористу невмоготу, взмолился: прекрати, мол, хватит, спасибо большое! Только старик энтот будто не слышит, бьёт и бьёт того по спине да по заднице, не останавливается, как с ума сошёл. Сделалось трактористу бедному вовсе плохо, решил сбросить с себя старика, который с умыслом или, может, для удобства на спину ему уже взобрался. Но не тут-то было! Тракторист и так и сяк – хотя и здоровый слыл, ведь подковы гнул на спор, а справиться не смог со стариком. Тот намертво прижал его к полку, и стал тракторист уж сознание терять. Здесь ослабил силушку старик, видно почуяв близкую смерть, и вот, собрав последний дух, извернулся тракторист да повернул башку-то на своего мучителя…

Витька замолчал, кажется, на самом интересном, чтобы самому перевести дух. Он ведь, когда сам узнал от своих, деревенских, про эту историю в бане, то сразу в неё поверил. Поскольку не раз замечал, парясь в тёмное, позднее время один, как происходит что-то вокруг него, а чего именно – объяснить себе не мог. Когда свеча горит, многого при ней не разглядишь, разве только зловещие тени на закопчённых стенах, а вот странные звуки часто слыхал совершенно отчётливо.

– Ну давай уж, давай, не томи душу! – глухо проговорил в тревожной тишине Пашка, и его неуверенным, с хрипотцой голосом поддержал

Вадик.

– Договаривай уже до конца, проводник…

– Ну, короче, то, что тракторист увидал, вырубило его надолго. Увидал он на голове старика невеликие рожки, а возле самого своего лица – кончик хвоста, который дёргался и подпрыгивал. Очнулся только когда баня уже выстывать начала, прохлада помогла ему очухаться. Бабы в это время справились с делами, зашли к нему. Тракторист, конечно, поведал им всё, те с ходу поверили. Говорят, ладно ещё живого бес-от тебя оставил! Сказывают несколько годков назад так до самой смерти командировочного мужика чёрт запарил. Тракторист обиделся на них: почему, дескать, не предупредили? Ну те, конечно, стали отбрёхиваться перед ним. Якобы забывать начали уже про тот, давнешний случай, ничего подобного больше с той поры не случалось. Ведь и вечером поздно лесорубы мылись, и даже ночью, и как-то хорошо, по крайней мере всегда без чертей обходилось. Драки бывали по пьянке, а вот чертей нет. Тебе говорят, просто не повезло, тракторист…

– Да блин, хочешь верь, хочешь не верь в твою рассказню! – после того как Витька, закончив рассказ, замолчал, изрёк Пашка.

И потом снова наступило молчание, и теперь уже долгое. Слышно было ребятам, как ветер шумит, раскачивая верхушки деревьев. От его порывов нет-нет да ломались сухие ветки. Они, треща, падали с высоких елей, до самой земли блуждая по лабиринту густого, живого, зелёного лапника…

*** *** ***

Спать после таинственного рассказа проводника городские ребята улеглись без обычной в этом случае неразберихи и суеты, почти все сразу, по-быстрому перед этим справив свои неотложные надобности, причём не заходя в лес, в двух метрах от костра. Никто из парней уже не обращал внимания на девчонок, как, впрочем, и они на парней, так уж складывались жизненные обстоятельства. У каждого место в палатке было само собою определено. Витька свернулся под старым дедовским плащом калачиком, так он делал для тепла, подтягивая ближе к подбородку босые ноги. Обрез, незаметно от городских, чтобы зря не будоражить их воображение, сунул поближе в изголовье. Это придавало ему уверенности, ведь при случае он сможет быстро им воспользоваться, защитить себя и своих спутников от зверя или худого человека, замышляющего зло. Редко, но всё же в деревню доносились слухи о беглых зеках, бродивших по тайге, случайно попадавших на глаза охотникам. Вскоре Витька заснул под убаюкивающее слабое гудение костра. В ярком, цветном сне видел своих деревенских друзей, покойного деда и колдунью Агашу. Она будто смотрела на него как-то по-особенному, с лаской, и что-то наговаривала ему, а он никак не мог разобрать её слова. Потом Агаша неожиданно будто подошла слишком близко и схватила его за вихры…

– Витя, Витя, проснись! – отчётливо услышал он и почувствовал ухом чей-то горячий шёпот.

С трудом открыв отяжелевшие веки, рассмотрел в темноте лицо Аси, которая нежно трепала его волосы.

– Ну наконец-то очнулся! Все дрыхнут без задних ног, и ты тоже…

– Ася, что случилося? – с некоторой тревогой, но очень сдержанно, шёпотом, едва слышно спросил он, чтобы услышала только она.

– Ничего не случилось, дурачок…

Витька толком не видел её в темноте, но нутром почувствовал, как девушка улыбается. Руки её тем временем по-прежнему нежно перебирали его пропотевшие, уже успевшие загрязниться волосы. По телу парня пробежала необычная дрожь.

– Поцелуй меня, Витенька…

– Ещё чего скажешь! – с усилием сдерживаясь, боясь, как бы сильно не заколотило дрожью и не обуяло бы разом понятное желание, нарочито грубо прошептал Витька.

Уже через минуту он бы не смог остановить себя, если бы не отстранил девушку и не выбрался из палатки. Снаружи чувствительная прохлада мгновенно отрезвила ему голову, однако дрожать он не перестал. Дрожь теперь била его не на шутку, во всю силу. Против Витькиной воли даже иной раз звонко щёлкали зубы, и это, конечно, не могла не услышать Ася.

– Дурачок, успокойся уже! Я ведь просто пошутила. Ты же мой провожатый, должен понимать, что куда я без тебя…

Она потом первой нырнула обратно в палатку. Витька постоял у костра, пока не пришёл в себя, и, напоследок пошевелив брёвна, чтобы оживить огонь, последовал за ней. Ему долго не спалось. Он всё время думал о ней, радуясь и одновременно страдая, опасаясь ненужного скандала в случае, если об этом каким-то образом пронюхает Асин дружок Пашка. Ведь гарантировать того, что их перешёптывание никто из ребят в палатке не слышал, Витька не мог. А порой у него где-то в глубине сознания даже закрадывались сомнения насчёт искренности девушки и, хотя он старался гнать эти мысли, не хотелось верить, что Ася затеяла этот ночной разговор нарочно, ради потехи, но всё же…

Вот так с бессонницей, в волнительных размышлениях прошло, может, часа два. Проникавший в палатку холодок вынудил в конце концов Витьку подняться, несмотря на раннее время. На улице только едва-едва забрезжил рассвет. Его поразило то обстоятельство, как под утро схватилась морозом земля, она вся укрылась густым, мохнатым инеем, а при выдохе шёл густой пар изо рта, точно так же бывает зимой. Первым делом Витька энергично взялся за костёр, подкинув в тлевшие угли сначала тонких, сухих, а потом толстых веток. Было безветренно. Искры, толкая, друг дружку зигзагами устремились кверху. Пламя хорошо осветило место стоянки, и он с неудовольствием отметил, что по поляне беспорядочно разбросаны вещи ребят: транзистор, посуда, ножи, различная одежда и даже обувь, которую хозяева сняли, но не удосужились примостить на безопасное расстояние к костру для просушки. Все вещи Витька собрал в одно место, обувь поставил на бревне, туда доставало тепло. Среди прочих оказалась и Асина спортивная обувь, и опять учащённо забилось сердце, он не мог оторвать глаз, но, поняв, что долго смотреть без дела – значит снова погрузиться в свои потаённые мысли и безнадёжно тонуть в несбыточных мечтах, заставил себя отвести взгляд, уйти и попытать счастья на охоте. И конечно, в первую очередь для Аси добыть что-нибудь необычное к завтраку, а заодно лишний раз показать ей свою молодецкую удаль. Ведомый этой целью, Витька, затаив дыхание, стараясь не шуметь, ползком пробрался в палатку, нащупал рукой обрез, нож и, выловив из вещмешка пару патронов, заряженных мелкой дробью, вылез обратно…

Битый час он проходил вдоль берега, всматриваясь в деревья, не рискуя пока углубляться в тайгу, так как было ещё довольно темно. Недалеко от того места, где вечером накануне они с Севкой мыли посуду, наткнулся на волчьи следы. Ошибки быть не могло: в звериных следах он разбирался и запросто смог бы отличить волчьи следы от рысьих или от лисьих, да и от любых других тоже. По количеству следов ему сразу стало понятно: тут побывала полная волчья семейка и, судя по большим следам вожака, уже не чётким, как рядом другие, тот был немолодым, а значит матёрым и, конечно, рослым. Волчица тоже под стать ему – у той следы лишь ненамного были поменьше, чем у самца. Выводок волчьей пары, на первый взгляд, это три или четыре наверняка повзрослевших волчонка. Наследили они у берега везде. Вероятно, пока их родители принюхивались и, щурясь, хищно втягивали ноздрями человеческий дух, волчата тем временем неподалёку беззаботно резвились, не больно покусывая друг друга за бока. «Ещё волков нам только здесь не хватало! – подумал он, зная, что встреча с ними не предвещает ничего хорошего. – Едва ли они отважатся напасть на нас в пути или на стоянке, когда мы скопом, побоятся. Ко всему в августе волки не должны быть такие уж оголодавшие. Но опять же ожидать от этих коварных, жаждущих крови зверей можно всякого – на то и звери, к тому они очень умны. Проследят, подберут момент удобный, к примеру, чтобы кто-нибудь на время остался один, тогда как пить дать могут напасть…» Витька на всякий случай постарался запомнить эти волчьи следы, выискивая ничем бы не приметные для городских ребят особенности. Ему, уже натасканному старыми охотниками таёжному следопыту, это было вполне по плечу. Он без труда прочитал их в оставленных на инее и кое-где на песке отпечатках лап. Мимолётом вспомнил, как прошлой зимой бывалый охотник из их деревни Ваня Карасёв похвалялся перед ним и другими пацанами мохнатой шапкой, сшитой из шкуры белого приполярного волка. Шапка редкая, завидная. Конечно, в такой бы никто не отказался пощеголять перед своими деревенскими, а к этому ещё доставить себе особенную приятность, с шиком съездить в белой волчьей шапке в город, да там уже вдоволь половить на себе завистливые взгляды многих городских, вечно бегущих в своих кроликовых облезлых шапчонках, спешащих куда-то с единственной целью – заработать денег на одежду и пропитание:

– Н-да, – почесав затылок, начал говорить он мысли теперь уже вслух. – Вполне возможно, эта семейка тоже из белых волков, всё ближе и ближе к северам идём ведь. Сдаётся, волки недалече от нас появились неспроста! Помогай нам бог, чтобы они отстали…

Устав бродить, Витька присел на валун близко у реки и закурил, решив ждать, когда окончательно рассветёт и будет хоть что-то видно в лесу. На большую дичь он не рассчитывал, было бы совсем неплохо подстрелить зайца или тетёрку. Сейчас его внимание приковалось к лесу, хотя этому часто мешала рыба, которая, никем в таёжном месте не пуганная, словно дразнясь, шумно плескалась на отмели, невольно заставляя Витьку оглядываться. У него уже появлялась соблазнительная мысль: «А не наловить ли мне крупной рыбы, и тогда опять, как позапрошлым утром, накормить городских наваристой ухой?» Уж Витька-то знал, как это сделать, ему стоило только сходить к лесу, выломать крепкую рогатину и, подправив ножом, изобразить из неё подобие остроги. Но всё же пока он рассчитывал на охотничью удачу и до времени эту мысль оставил. Нащупав во внутреннем кармане комочек металла, неторопливо рассмотрел его со всех сторон, царапнул галькой и, убеждённый, что на ладони именно оно, золото, широко растянув губы, заулыбался. Вчера за ужином его так и подмывало рассказать о драгоценной находке ребятам, но, к счастью, сдержался. Уже после ужина, перед сном, подумал, что из этого бы вышло. Ведь ссоры ему с пацанами точно было бы не избежать. Пашка, загоревшись, наверно, стал бы сразу его и всех принуждать возвращаться обратно к той речке, бросив затею с алмазами. Копать, рыться в ней, искать золото. А для начала захотел бы забрать у Витьки самородок, ну а Витька, конечно, этому бы сопротивлялся. Так и до драки ссора бы довела!..

Прошло ещё примерно с полчаса, и в конце концов на горизонте выглянуло долгожданное светило. Всего за считанные минуты инея на земле словно и не бывало. Зелёные, сочные травы, слегка кое-где побитые сверху морозцем, поэтому чуть пожелтевшие, но в основном ещё не покорившиеся ночному холоду и устоявшие зеленью, переливались радужными цветами. Скопление крупных капель влаги преломляло и отражало солнечные лучи, создавая при этом эффект обыкновенного зеркала, заставляя Витьку щуриться… Пора, подумал он и, пожелав самому себе скорой встречи с дичью, снова зашёл в лес и, сторожко ступая по той же, примятой им ранее траве, направился в глушь, обходя буреломы и ели…

Удача улыбнулась ему вскоре. Примерно метров за тридцать от него, почти на самой вершине ели, сидела большая птица. Судя по окрасу и величине, Витька узнал в ней глухаря, отчего сердце у парня ёкнуло от радости. Осторожно, шаг за шагом он стал приближаться к добыче, благо глухарь чем-то был увлечён и смотрел в обратную сторону. Вот уже осталось не больше десяти-пятнадцати метров, Витька взвёл оба курка, прицелился и не выстрелил, дрогнул, решив подобраться ещё ближе и бить тогда уж наповал. Потому как сама ель оказалась высоченная, а обрез всё-таки не полноценное ружьё, кучность попадания дроби не та. Сделав к сближению шаг и потом ещё, он едва не упустил дичь. Глухарь, повертев царственной головой, взмахнул было крыльями, и тут прозвучал выстрел, эхом прокатившийся по тайге и затерявшийся где-то внизу, у реки. Тотчас переполошились, закаркали громко, захлопали крыльями невесть откуда оказавшиеся неподалёку вороны. Убитая им тяжёлая птица, нагибая ветви, рухнула вниз, чуть не под ноги ему. «Ух и тяжёл будет!» – подняв добычу за шею, в радостном возбуждении прикинул на вес Витька. Ещё не до конца уверовав в свою удачу, он несколько минут рассматривал глухаря, и только когда устала от тяжести рука, понёс его к реке, чтобы там, у воды, сразу же разделать добычу давно известным ему простым способом.

Вернувшись на берег Витька, не мешкая и не растрачивая зря время на перекур, сразу приступил к делу. Разложил птицу на твёрдом месте спинкой вверх и, ловко орудуя острым ножом, в первую очередь разделил суставы, отрезал лапы, голову, укоротил наполовину крылья, а затем от шеи по верху спинки сделал глубокий надрез…

– Витька, Витька! Куда ты подевался!? – выбегая к реке, истошно орал Воська, полураздетый и босой.

– Ну чего ты кричишь, здесь я, куда от вас уйду! Чего там опять случилося?

– Так я выстрел слышал, а ты слыхал?

– Конечно слыхал, потому как сам и стрелял. А ты, видать, сдуру подумал, по палатке палят? Вишь как налегке выскочил…

– Да не, я подумал, тебе моя помощь нужна…

Витька, взглянув на пацана с недоверчивой улыбкой, покачал вихрастой головой, стряхнув при этом капельки пота.

– Что-то мне не очень верится! Наверно, напужался чего, или кошмар приснился с пересыпу?

– Да чтоб с места мне не сойти, ты ведь мне вон как помог вчера! Если бы не ты, так сомы бы уж доедали…

– Ладно, верю пока, а дальше, как говорится, поживём – увидим, друг ты мне или нет. Народ в палатке тоже переполошился?

– Нет, дрыхнут ещё все без задних ног. Дальше от входа духота, разделись, в обнимку парами спят в чём мать родила. Вадик с Женькой, Пашка со своей Аськой…