Можно просто Этери. Дружба, смерть и конный спорт на окраинах Сибири

Колокол прозвучал ещё раз, Этерина направила Дара на первый барьер. Всё та же девочка дала ей отмашку всё тем же красным флажком. Ольга Николаевна заметно напряглась. Я разволновалась и напряглась вместе с ней – она видит ошибки Этери, и, раз уж так реагирует, эти ошибки могут привести к провалу.

– Она его слишком сильно зажала, – ответила она на мой немой вопрос. – Посмотри, он же даже головой не двигает свободно.

Это была чистая правда: Дар ехал на первый барьер с таким видом, будто был готов сорваться в карьер в любой момент. От напряжения у него дрожала каждая мышца. Если бы руки Этери не были в белых перчатках, я уверена – мы с Ольгой Николаевной увидели бы побелевшие костяшки даже с трибун.

Первые три барьера она одолела с таким видом, будто сражалась за каждый его шаг. Дар разгонялся на поворотах и тормозил перед прыжком, хотя, по идее, должно было быть наоборот. Я трижды заметила, как он поставил ей плечо, завалившись в сторону от нужной траектории движения, и получил грубое наказание трензелем – не шенкелем, не хлыстом и даже не ладошкой наотмашь по крупу, а трензелем, самым жестоким способом причинить лошади боль. Дар выпрыгивал с места нервно, не вытягивал голову в красивое положение – в баскюль. А баскюль у него был, между прочим, лучший в «Белом всаднике». Он не поджимал под себя передние ноги, не растягивался в полете и не отталкивался за полтора темпа до прыжка, как обычно делал под другими спортсменами.

Они боролись – и такой отчаянной схватки между всадником и лошадью я в жизни не видела.

– И этот конь прыгает сто тридцать с рыси… – пробормотала Ольга Николаевна. – А с ней он еле-еле метр берёт с галопа…

Это был конец. Я знала, что сейчас все закончится.

Этери сражалась с ним на повороте перед тройной системой – последним барьером в маршруте – и выскочила на первый отвес слишком поздно, под большим углом. Выпрыгнули они чудом, хотя Дару было проще закинуться28. В системе оставалось ещё два препятствия, а они уже на первом прыжке ушли от траектории так далеко, что о чистом преодолении системы можно было и не мечтать.

Этери сделала резкий мах рукой с поводом в воздух, конь дёрнулся вправо и вернулся к точке отталкивания перед брусьями. Дар неумело перешагнул на месте и оттолкнулся перед самыми палками, но было уже слишком поздно. Он снёс передними ногами жерди с такой силой, что те развалились, как карточный домик. Дар запутался ногами в падающих на него жердях и упал, пропахав грудью землю. Этерина, скрытая брызгами еврогрунта, приземлилась на спину прямо перед последними метровыми брусьями.

– О-па, тортик! – сказала подошедшая сзади Наташа.

14

Её белые штаны были безнадёжно испорчены коричневыми разводами от влажного еврогрунта. Она молча стирала пот со лба: рука оставляла на нём всё тот же коричневый след. Редингот с брошью и шлемом висели на крючке денника, а рыжие волосы, ещё утром сияющие и гладкие, прилипли к небольшой головке некрасивыми красными сосульками.

Этерина снимала с Дара ногавки, а мы с Алёной стояли у неё над душой, пытаясь хоть как-то успокоить подругу.

– Ещё целый маршрут завтра, – блеяла я. – Ты же знаешь, в чём были ошибки. Завтра их исправишь, вот и всё.

Этери молчала.

– Ольга Николаевна по-любому тебе скажет, что поправить, – поддакивала Алёна.

Но Этерина продолжала молчать, что бы мы ей ни говорили. Она невозмутимо разбирала Дара, как будто бы и не слышала наших слов поддержки. Зато она явно услышала другую речь: отголоски взрослого разговора доносились откуда-то издалека. Этери вдруг встала с корточек, выпрямилась и, серьёзно нахмурившись, уставилась куда-то за наши спины. Мы переглянулись и проследили за её взглядом.

У выхода на улицу стояли Ольга Николаевна и директор нашей конюшни, Марина Станиславовна. От их диалога – явно на повышенных тонах – до нас долетали следующие обрывки:

– Я не для того выбиваю финансирование у Бушуева, чтобы они позорили меня на весь регион! – этот голос принадлежал директрисе.

– Да никто нас не позорил, это рабочий момент! – возражала ей Ольга Николаевна.

Этерина пробормотала себе под нос что-то вроде «позорила…», ещё больше нахмурилась и решительным маршем отправилась к выходу. Мы не могли оставить её одну на растерзание тренера и директора и посеменили за ней, усиленно притворяясь немыми. Кидаться за неё на амбразуру нам не очень-то хотелось, хоть нам обеим и стыдно было в этом признаться.

– Некомпетентные всадники не должны занимать место на талантливых лошадях, и ты, Оля, должна это понимать лучше меня!

– Одна ошибка ещё не говорит о том, что всадник некомпетентный!

– А что об этом, по-твоему, говорит? Ты вообще представляешь, что будет, если у нас упадут рейтинги в FEI? На какие шиши я тогда вас всех буду содержать?

– Да кто сказал, что они упадут? Девочка новенькая, да, у неё плохая школа, но мы переучим, в этом нет никакой проблемы! Она же даже месяца с нами не занимается!

– Вот именно, она у нас меньше месяца! А ты её взяла – под свою, позволь тебе напомнить, ответственность – на чемпионат округа! На Даре! Может, мне её снять с завтрашнего маршрута, пока не поздно? Пока у нас есть ещё хоть какие-то рейтинги?

– Марин, мы же обе с тобой видели, что девочка талантливая, что ей не хватает только техники, что она нашла подход к коню…

– Да у неё одно издевательство, а не подход! Посмотрим, как ей бы понравилось, если бы её так колотили!

– А вы попробуйте, – звонко сказала Этерина, вдруг оказавшись прямо за спинами взрослых. Мы с Алёной, растерявшись от неловкости, околачивались за ней.

Марина Станиславовна дрогнула и обернулась на нас, окатив Этери недружелюбным взглядом.

– Мы с тобой, Витальченко, потом поговорим…

– Нет, Марина Станиславовна, мы поговорим сейчас, – я слышала, как дёргался голос Этери.

Ну все. Сейчас её прорвёт.

– Мы поговорим сейчас, и вот, что я вам скажу. Да, у меня не такая техника, как у ваших сопливых девчонок. Да, я жёстко обращаюсь с лошадью – но не жёстче, чем любой выездковый спортсмен. Не жёстче, чем положено.

Ольга Николаевна, оторопев, видимо, от наглости и фамильярности, смотрела на неё исподлобья.

– Да, я ошиблась сегодня на маршруте, да, ошибка была страшная, и да, ответственность за неё полностью на мне. Но кто, как вы думаете, довёл лошадь до того, что она отказывается слушать элементарные команды? Вам напомнить, что Антон может остаться калекой на всю жизнь из-за вашего Дара?

Мы с Алёной переглянулись. Байка про Антона была второй страшилкой «Белого всадника» и гораздо более свежей: последний закреплённый за ним спортсмен однажды неловко подошёл к Дару сзади, тот испугался и лягнул его в самое лицо. Он был в очках – его несчастье – очки разбились, осколок рассёк ему кожу вокруг глаза. С тех пор Антона никто не видел, но поговаривали, что он останется со шрамом на всю жизнь и будет похож на голливудского злодея. Собственно, поэтому-то я очки на конный и не носила.

– Ты задаёшь вопросы, о которых понятия не имеешь… – вставила Марина Станиславовна.

– О чём, Марина Станиславовна, я понятия не имею? – Этерина практически кричала. Мы с Алёной стояли за её спиной как вкопанные. – О заездке лошадей я понятия не имею? Так может, это вы об этом никакого представления не имеете? Раз после случившегося с Антоном вообще подпустили к Дару ребёнка? Когда вы в последний раз сидели в седле вообще?

У директрисы отвалилась челюсть. Мы, обречённо переглянувшись, молились, чтобы Этери сейчас же заткнулась и извинилась. Мы обе не могли произнести ни слова: громкий голос Этерины сковал нас и оставил прятаться за её спиной. Мы стали единым целым, мы втроём, и сейчас, когда Этерина летела в глубокую пропасть, мы молча летели вместе с ней.

Только Ольга Николаевна сохраняла спокойствие. Она всё так же смотрела на Этери снизу вверх, засунув руки в карманы своей любимой тёмно-синей жилетки с розовым замком.

– Да я… Я двадцать пять лет в конном спорте! – вдруг взвизгнула Марина Станиславовна. – А ты что? Тебе, девочка, ещё расти и расти, чтобы со мной на равных разговаривать! С твоей техникой ты в итоге превратишься в позорище, а не в великого спортсмена!

– А вы мне не тренер, чтобы мою технику оценивать! – отрезала Этерина и вдруг затихла, встретившись взглядом с Ольгой Николаевной.

Повисло молчание. Все понимали, что разговор был на нервах и сгоряча. Марина Станиславовна потирала переносицу правой рукой, мы с Алёной так и стояли с выпученными глазами, Этерина переводила дыхание.

– А теперь послушай меня, – отчеканила тренер. – Если ещё раз я услышу от тебя подобный тон в адрес старших, ты вылетишь отсюда пинком под зад, и я сделаю всё – запомнила? – всё что в моих силах, чтобы в Югре ты ни на одной конюшне даже появиться не смогла.

Я уже закрыла глаза, представив, как сейчас разорётся Этерина. Но она почему-то промолчала. Когда я осторожно открыла один глаз, чтобы оценить ситуацию, она пристыженно смотрела в пол.

– Я тебя защищаю перед Мариной Станиславовной не для того, чтобы ты нам обеим хамила прямо в лицо, – продолжала Ольга Николаевна.

– Тебе дали лошадь, привезли сюда, в Ханты, – несколько обиженно поддакнула директриса.

– И либо ты слушаешь, что мы тебе говорим, либо делаешь по-своему и возвращаешься в свой Воронеж и там объезжаешь диких лошадей, – отрезала Ольга Николаевна. – Ну? Что выбираешь?

Этерина буркнула что-то нечленораздельное. Я поразилась: как быстро она загорелась и как мгновенно потухла, стоило только Ольге Николаевне окатить её своим фирменным ледяным тоном!

– Ну вот и замечательно, – Ольга Николаевна растеклась в своей любимой фальшивой улыбке, которая была настолько неприятной и отталкивающей, что поёжилась даже директриса. – А теперь извинитесь перед Мариной Станиславовной.

Извинитесь? Во множественном числе?

– Извините, – буркнула Этерина. Алёна тоже что-то пробормотала. Я непонимающе уставилась на Ольгу Николаевну: мы стояли молча, мы даже не успели понять, что происходит, с чего это мы виноваты в той же степени, что и Этери?

– Я жду, – сказала Марина Станиславовна с видом победительницы и посмотрела мне прямо в глаза.

– А я здесь причём? – вырвалось у меня. – Мы с Алёной молча стояли, это Этери…

Я осеклась, встретившись взглядом с Этериной. Её зелёные глаза как-то нехорошо сверкнули, и я потупилась.

– Извините, – сказала я.

– Вот, уже лучше! Марина Станиславовна, как мы накажем наших маленьких бунтарок?

Директриса просияла:

– Десять кругов для каждой по плацу. И выдраить гостевой отдел конюшни: пыль с решёток, денники, коридор. Чтобы тут всё сверкало к утру. С руководством я договорюсь.

15

Солнца на небе не было видно, но это не мешало ему играть яблочными бликами на буром крупе Хеппигуль.

Только сейчас я почувствовала, что такое конный спорт.

Мы стояли напротив огромной толпы на трибунах. Я и подумать не могла, что на меня смотрят столько людей, пока я прыгаю. Я-то думала – тренер, директриса, девчонки да пара судей. А тут… Сколько их? Сотни? Тысячи зрителей?

Ольга Николаевна верхом на Хеппе ехала уже не наши смешные сто и сто десять, а сто сорок сантиметров – высота кандидатов в мастера спорта.

Хеппигуль была немногим ниже Дара. Вся такая тонкая, она всегда задирала затылок выше, чем требуется при правильном сборе. Помню, раньше тренеры бились за то, чтобы заставить эту караковую гордячку опустить голову в нужное положение. Видимо, тренеры сдались.

Кобыла неслась со скоростью света, чётко обрисованные мышцы переливались на тонком корпусе. Казалось, она даже земли не касается. Хеппи отталкивалась от грунта играючи, но взлетала так высоко над разноцветными жердями барьера, что могла при таком же прыжке преодолеть и два метра вместо полутора.

Кстати, она и преодолевала. Хеппигуль, помимо своей непобедимой скорости, была известна на всю область тем, что легко и непринужденно прыгала под всадником сто восемьдесят сантиметров. На свободе брала два метра. Это, конечно, не мировой рекорд, но для конкурной лошади результат уникальный.

В тандеме с Ольгой Николаевной они создавали впечатление танцующей пары.

Наша тренер не была красавицей: она была ниже меня головы на две, обладала довольно круглой фигурой и каждым своим движением внушала впечатление скорее маленького генерала, чем юной чаровницы.

Но сейчас на Хеппигуль я видела самую красивую девушку на свете. Редингот и ей создал мягкую женственную фигуру. Что за чудо-форма! Может, мне в рединготе в школу ходить?

При каждом прыжке белоснежная замша стягивала бёдра Ольги Николаевны сильнее обычного, и я краснела, любуясь ими. Каждое движение тренера ничего не весило. Даже лицо у неё преобразилось: она залилась румянцем, взгляд стал четким и сосредоточенным. Она вся сияла. Они обе сияли.

Каждый барьер Хеппигуль преодолевала с завидной легкостью, а Ольга Николаевна поддавалась ей, как будто движения на такой огромной скорости ей ничего не стоили. Весь их маршрут стал сложным танцем, завораживающим и скоростью, и грацией, и масштабом.

И это был лучший танец, который я когда-либо видела.

Неужели я тоже преображалась верхом на Лорде?

16

Выдраивание конюшни до двух часов ночи дало о себе знать. Я откровенно клевала носом на разминке и больше не чувствовала коня под моим седлом.

Я не слышала его дыхания, не могла поймать его ритм, не предугадала ни одного его действия. С нами вместе разминались Женя и Присказка, на которую Лорд реагировал как настоящий подросток. Конечно, он не вчера стал жеребцом и не вчера стал обращать внимание на кобыл, но он никогда не выходил у меня из-под контроля. Все его заигрывания всегда сводились к многозначительным подглядываниям и тактичным просьбам отпустить его «по бабам».

Каждый раз, когда мы разъезжались с Присказкой левыми плечами, он сбивал постановление, скидывал сбор, переставал реагировать на шенкель, здорово прибавлял рысь и отклячивал хвост. Иногда он сопровождал это игривым ржанием и лёгкими козлами. Один раз Лорд даже не постеснялся встать на свечку – спасибо, что так, для галочки, а не на дыбы в полный рост. Женя, понимая причину его поведения, только смеялся. Как правило, всадников кобыл очень веселит, когда жеребцы сходят с ума по их лошадям. Это же не им приходится всеми правдами и неправдами возвращать себе контроль.

Я не могла смотреть на Женю – как ни глянь, вспоминала, как он сегодня подмигнул мне в конюшне. Стоило нам случайно встретиться глазами, как я заливалась краской и утыкалась взглядом в гриву Лорда. А смотреть надо было на барьер и траекторию движения.

Всадник часто чувствует, когда лошадь планирует закинуться. Она вдруг начинает сбивать ритм галопа, как только увидит барьер, косит ногами в разные стороны, мотает головой и смотрит по сторонам с выражением морды в стиле «Ого, а давно здесь эти деревья?». Понять, что контакт нарушен, немногим сложнее, чем сесть на лошадь без вспомогательной табуретки.

Но меня не хватало даже на это: мой мозг был занят попытками вспомнить порядок прохождения барьеров. Ещё я пыталась воскресить в памяти последние советы Ольги Николаевны по поводу поворота на узкую стенку – она всегда раздавала уйму полезных ТУ во время смотра маршрута – и не слышала, что она кричала мне на разминке.

Ух, как же я ненавижу узкие стенки!

На разминочных прыжках Лорд дважды закинулся.

– На старт приглашается Александра Сирина на лошади по кличке Лорд, конный клуб «Белый всадник», город Сургут!

Пока мы галопировали по плацу на приветствие к судьям, он трижды подставил мне плечо. Лорд буквально выдирал из моих рук свою голову, чтобы взглянуть в сторону Присказки. Для остановки на приветствие перед судейской скамьёй я изо всех сил прижала к седлу шлюсс, напрягла как следует поясницу, отклонилась назад и до сопротивления натянула повод. Он со скрипом перешёл сначала на рысь, потом на шаг и, наконец, остановился, растопырив ноги в разные стороны.

Я похоронила шансы на призовое место примерно в этот момент.

– Старт разрешён!

Сердце заколотилось сильнее обычного.

Ездой направо, отвес девяносто, чисто.

Пять темпов прямо, брусья сто, чисто.

Дуга на тройник. Лорд на ходу меняет ноги, снимается на прыжок аж в метре от нужной точки отталкивания. На удивление чисто.

Брусья сто, отвес сто десять, брусья сто пять. Я потеряла контакт с поводом. Чисто.

На следующий барьер мы проезжаем по дуге мимо разминочного плаца. Женя останавливает Присказку прямо около забора, при желании я могла бы коснуться ладонью её шеи. Короткий конкурный хлыст в моей правой руке пугает кобылу. Лорд отдаёт мне козла и ржёт. Я злобно бью его хлыстом по плечу. Он сворачивает длинную шею клубком, повод провисает.

Я его не чувствую.

Двойная система, после которой – резкий поворот на короткую стенку. Он снимается не по центру и слишком близко к барьеру, мне в грудь отдает сильный толчок, я задыхаюсь, теряю равновесие. Он приземляется – я приземляюсь на его шею.

Темп, темп, прыжок. Баланс восстановить я не успела, но мне хватило ума не садиться обратно в седло, а закрепиться в положении конкурной посадки. Встать на стременах, наклониться к шее, руками за гриву. Был шанс, что он закинется, когда поймёт, что я совсем отдала ему повод. Но он не закинулся. Интересно, почему?

Двойная система – чисто.

«Есть смысл перевести его на рысь», раздался глухой голос Ольги Николаевны из обрывистых воспоминаний о смотре маршрута.

И почему я так хреново её слушала?

Я уселась в седло как можно плотнее и сжала живот в комок изо всех сил. Я представила, что я – тяжёлый мешок картошки. Обычно лошади сразу сбивались с привычного ритма и тормозили, но Лорд даже не подумал сократить галоп. Контроля за поводом у меня больше нет.

Пришлось отложить идею осадить его и работать с тем, что есть.

Он снова громко ржёт, но я слышу его голос как нечто отдалённое. В моих ушах белый шум.

Я пытаюсь дожать его до угла. Он ставит мне плечо, закусывает левый повод, перестаёт реагировать на сигналы и срезает поворот вслед за перевесом моего корпуса.

Твою мать.

Я смотрю только на центр стенки. Он уводит меня куда-то вбок. Осталось четыре темпа до точки отталкивания. Блин, мы же её проскочим!

Я громко выругалась и понадеялась задней мыслью, что меня никто не услышал.

Рывком рукой направо. Да, ему больно, но мне насрать. Ещё рывком рукой направо, левой пяткой наотмашь неважно куда. Куда попаду.

Облокотиться на правую ногу. Поднять задницу над седлом и встать на правое стремя. Если мы не грохнемся прямо здесь, то должны выскочить на стенку.

Лорд споткнулся, но дал направо. Слишком близко – до точки отталкивания меньше темпа.

И хрен с ним.

Я силой поворачиваю ему голову прямо в барьер, прижимаю шенкель так плотно, что уже не чувствую ног, отвожу руку с коротким хлыстом назад, бью с размаха. Должна попасть по крупу. Попала.

Он мешкается, перепрыгивая на одном месте с ноги на ногу, но в итоге сигает с места. Как я и думала – слишком поздно.

Мы не влезаем в узкий барьер. Передними ногами он сносит жердь, задними – левую стойку.

Разрушенное препятствие. Четыре штрафных очка.

Ольга Николаевна мне ничего не сказала. Я отшагивала Лорда на разминочной площадке. Капсюль был расстегнут, подпруги расслаблены, я вытащила затекшие ноги из стремян и вытянула их вдоль его боков. Мы оба тяжело дышали. Я сгорбилась, он вытянул вперёд шею и опустил голову. Только теперь я снова его чувствовала. Мы оба не поняли случившуюся диверсию.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Левада – загон для выгула лошадей.

2

Лейца – поводок для лошадей. В некоторых регионах его называют «чомбур» и слово «лейца» не понимают хоть убей.

3

Недоуздок – домашний вариант уздечки. У недоуздка нет трензеля и поводов, чаще его делают из обычной тесьмы, поэтому лошадь может находиться в недоуздке долго.

4

Т.е. на дыбах.

5

Комната для хранения конной амуниции.

6

Площадка со специальным грунтом, где всадники могут ездить верхом и прыгать. Обычно размером 60х100м.

7

Скакал галопом вопреки сигналам всадника.

8

Т.е. когда всадник сидит в седле, сленг.

9

Это когда всадник ведёт лошадь за повод или лейцу. Тоже сленг.

10

Шенкель – зона ноги всадника от колена до пятки. Шенкелем лошадь посылают вперёд: то есть сжимают голенью бока животного.

11

Ганноверская лошадь – теплокровная порода лошадей. Отличаются выдающимися навыками в конкуре и высоким ростом.

12

Комната для содержания лошади, которую почему-то часто путают со стойлом. Денник просторный, не менее двенадцати квадратных метров. Стойло же вмещает стоящую привязанную лошадь и по факту в российских конюшнях практически не встречается.

13

Выбьется из-под контроля всадника и понесётся карьером.

14

Т.е. проходили серию препятствий высотой до метра.

15

Самый быстрый темп галопа. Как на скачках. На карьере лошадь развивает до 70 км/ч.

16

Один из вариантов названий препятствия, где две жерди прикреплены к стойкам только с одной стороны и образуют крест.

17

Кандидат в мастера спорта.

18

Вальтрап – грубо говоря, кусок стёганной ткани, который подкладывают под седло, чтобы оно не натёрло спину лошади.

19

Шамбарьер – длинный полутора-двухметровый хлыст с такой же длинной верёвкой на конце. Используется для работы с лошадьми на расстоянии. Напоминает удочку.

20

Т.е. брать в руку повод под самой головой лошади. Считается правильным положением руки на поводе по технике безопасности.

21

Нога всадника от бедра до колена. С помощью шлюсса всадник держится в седле.

22

Высотное препятствие: две стойки и несколько жердей между ними. В этом случае препятствие высотой 100 см.

23

Высотно-широтное препятствие. Два отвеса стоят рядом, перепрыгнуть нужно сразу оба.

24

Металлическая часть уздечки, которая помещается лошади в рот. С помощью трензеля всадник управляет лошадью.

25

Часть седла, к которой крепятся подпруги.

26

Корда – длинная верёвка для работы с лошадью без всадника (или с неопытным всадником). Спортсмен держит в руках корду, пристёгнутую за уздечку, и стоит на месте, лошадь бегает по кругу диаметром обычно 10 метров.

27

Редингот – пиджак для выступлений по конкуру. На соревнованиях по выездке, например, спортсмены выступают в цилиндрах и фраках.

28

Отказаться прыгать, уйти от барьера.