Создатель звезд

В этот момент люди ринулись к нему, чтобы схватить его. Но он остановил их задорным молодым смехом, заставившим сменить ненависть на любовь. И заговорил вновь:

«Я хочу рассказать вам, как пришел к своим познаниям. У меня была странная привязанность подниматься на высокие вершины; и вот однажды, будучи высоко среди снежных равнин и ущелий вершины Аконкагуа, я попал в метель. Возможно, некоторые из вас могут знать, на что бывают похожи бури в горах. Воздух стал сплошным несущимся потоком снега. Я был буквально поглощен им и оказался в перемещающемся снежном заносе. Пытался подняться на ноги, но снова и снова падал, пока моя голова не оказалась под снегом. Мысль о смерти приводила меня в бешенство, потому что еще было так много всего, что я хотел сделать. Я боролся неистово и тщетно. Затем неожиданно – и как только я мог натолкнуться на это? – я увидел себя в игре, которую проигрываю, и это было хорошо. Потому что проиграть можно не менее хорошо, чем выиграть. Потому что сама игра была важнее выигрыша. До этого момента я был как с завязанными глазами и ощущал себя рабом победы; неожиданно я стал свободен и обрел зрение. Потому что теперь увидел себя и всех нас глазами вот этого третейского судьи. Это напоминает то, как должен видеть всю пьесу имеющий в ней свою собственную роль лицедей, глядя на нее глазами автора, сидящего в зрительном зале. Вот так и я играл роль отчасти хорошего человека, впавшего в печаль из-за собственной невнимательности, прежде чем завершил свою работу. Для меня как участника пьесы ситуация оказалась ужаснейшей; однако для меня как зрителя она становилась превосходной в более широком смысле. Я увидел, что это равнозначно тому, что происходило со всеми нами, со всеми окружающими нас мирами. Поэтому мне казалось, что я вижу тысячи миров, участвующих вместе с нами в огромном представлении. И я наблюдал все это невозмутимым взором, торжествующим, но отнюдь не суровым, взором драматурга.

Итак, мне показалось, что наконец-то пришел и мой черед; но нет, для меня был еще только сигнал. Так или иначе, но я стал настолько сильнее от этого нового взгляда на вещи, что выбрался из снежного завала. И вот я снова здесь. Но теперь я совсем другой человек. Мой дух свободен. Будучи ребенком, я говорил: «Становитесь более жизнедеятельными»; но в то время я никак не мог предположить, что существует жизнедеятельность куда более интенсивная, чем вспышка юности, и скорее напоминающая спокойное белое каление. И разве здесь нет ни одного, кто знает, что я имею в виду? Ни одного, кто по крайней мере желает такого, более обостренного образа жизни? Первый шаг к этому – перерасти вот это низкопоклонство самой жизни и вот это смиренное подобострастие перед Силой. Идемте! Отбросьте все прочь! Разрушьте этот смешной образ в вашей душе, вот так, как сейчас я разбиваю вдребезги этого идола».

С этими словами он поднял огромный подсвечник и разбил статую святого. Вновь возникли волнение и шум, а настоятели храма арестовали его. Вскоре после этого он был подвергнут пыткам за богохульство и казнен. Потому что эта последняя выходка была всего лишь кульминацией множества неучтивых деяний, и те, кто обладал властью, были рады получить такой явный предлог для того, чтобы уничтожить этого блистательного, но весьма опасного безумца.

Но культ Божественного Ребенка уже стал весьма популярным, потому что раннее учение этого пророка выражало основное страстное желание людей Патагонии. Даже его последнее и всех озадачившее послание было принято его последователями, хотя и без истинного понимания. Акт иконоборчества был покрыт чрезмерной эмоциональной выразительностью, не соответствующей духу его проповеди.

Век за веком новая религия, потому что таковой и было это ученье, распространялось по цивилизованному миру. И казалось, что человечество должно в некоторой степени духовно омолодиться благодаря широко распространившемуся рвению. При этом имело место также и определенное физическое возрождение, потому что за свою жизнь этот уникальный биологический «марафонец», возвещающий возврат к прежней жизненной энергии, произвел несколько тысяч сынов и дочерей; а они в свою очередь разбросали во все стороны неплохое семя. Несомненно, это была новая порода, которая принесла с собой золотой век Патагонии, значительно улучшив материальные условия человечества, привнеся цивилизацию на северные континенты и наступая на научные и философские проблемы с возрожденным новым энтузиазмом.

Но возрождение не оказалось постоянным. Потомки того пророка слишком гордились своей неистовой жизненной силой. Физически, сексуально и умственно они истощили себя и оказались без сил. Более того, со временем, понемногу, эта сильная порода была ослаблена и погублена связями с превалирующей природной «дряхлостью», так что через несколько веков человечество вернулось к своему душевному состоянию, свойственному для среднего возраста. В то же самое время образ Божественного Ребенка был постепенно извращен. В самом начале он был идеалом молодости, показывавшим, какой должна быть молодежь, образцом, созданным из переплетений фанатичной преданности, необузданного веселья, дружбы, физических склонностей и немалой доли чистого сатанизма. Но незаметно он стал примером того, что ожидала от молодежи унылая зрелость. Неистовый молодой герой был идеализирован в образ, отражавший взгляд на детство, наивность и послушание пожилых представителей рода человеческого. Все, что было неистовым и яростным, оказалось забыто, а остался лишь причудливый и эксцентричный позыв к родительским порывам. Но, однако, в этого призрака верили со всей серьезностью и осмотрительностью, которые так высоко ценятся в среднем возрасте.

Неизбежно этот искаженный образ юности стал злым духом для действительно молодых мужчин и женщин. Он считался моделью социальной добродетели; но это была модель, которой они никогда не могли подчиниться, не совершая насилия над своей естественной природой, поскольку эта модель уже давно вообще никакой молодости не выражала. Точно так же, как в раннюю эпоху была идеализирована женщина и в то же время спутана по рукам и по ногам, сейчас поступили с молодостью.

Разумеется, немногим за всю историю Патагонии удавалось достичь более чистого образа этого пророка. Еще меньшему числу удалось проникнуть в дух его последней проповеди, в которой его стойкая молодость возвысила его до положения зрелого чужеземца по отношению к Патагонии. Потому что трагедия этих людей заключалась не столько в их «дряхлости», сколько в их задержанном взрослении. Чувствуя себя стариками, они стремились стать вновь молодыми. Но из-за стойкой незрелости ума они так и не смогли определить, что истинное, хотя и неожиданное, исполнение стремлений неистовой молодости есть не только достижение самой молодости, как самоцели, но движение вперед к более осознанной и дальновидной жизнедеятельности.

4. Катастрофа

Это было в те поздние времена, когда жители Патагонии обнаружили, что существовала предшествовавшая им цивилизация. В неприятии древней религии страха они отвергли также и легенду о давнем великолепии и начали почитать себя самих за пионеров разума. На новом континенте, который был их родиной, разумеется, не было и следов древнего уклада жизни, а развалины, вкрапленные в более старые области их территории, объяснялись ими как всего лишь причуды природы. Но позднее, с развитием естествознания, археологи воссоздали кое-что из остатков забытого мира. И кризис начался тогда, когда в Китае, в основании разрушенной опоры, ими был найден запас металлических пластин (сделанных из в высшей степени прочных искусственных составляющих), на которых плотными строчками были отчеканены письмена. Эти предметы на самом деле были матрицами, с которых за тысячи веков до этого печатались книги. Вскоре были сделаны и другие находки и по кусочкам расшифрован древний язык. За три столетия исследований очертания древней культуры были вскрыты и вскоре вся история подъема и крушения человечества обрушилась на эту новую цивилизацию с таким разрушающим эффектом, как будто древняя опора свалилась на примитивные вигвамы, разбросанные у ее основания. Первооткрыватели обнаружили, что вся земля, которую они с таким трудом очистили от диких зарослей, была уже давным-давно покорена и потеряна; что материальная сторона их славы не имеет ничего, кроме славы прошлого и что в сфере разума они основали лишь несколько разрозненных поселений, где раньше была целая империя. Существовавшая в Патагонии система естественных знаний ушла вперед едва ли дальше доньютоновской Европы. Они сделали немногим больше, чем постигли научный дух и отучились от нескольких суеверий. И вот теперь неожиданно им досталось обширное наследие мысли.

Это само по себе было серьезным тревожащим опытом для людей с сильным интеллектуальным интересом. Но еще более подавляющим было открытие, родившееся у них в процессе их исследований, что прошлое было не только ярким и сверкающим, но и безумным, и что в результате долгого развития элементы безумства одержали полную победу. Потому что разум жителей Патагонии был к этому моменту слишком здравым и практическим, чтобы воспринимать древние знания без осмысления их. Находки археологов были переданы физикам и другим ученым, устойчивая мысль и суждения Европы и Америки в зените их славы вскоре были отделены от дегенеративных продуктов Всемирного Государства.

Результат от столкновения с более развитой цивилизацией был драматическим и трагическим. Он разделил население Патагонии на поборников существующего положения и на бунтовщиков, на тех, кто придерживался взгляда, что новое учение есть сатанинская ложь, и на тех, кто принимал новые факты. Для представителей первой партии открывшиеся факты были основой полной депрессии; последняя же, хотя и испытывающая благоговейный страх, видела в них неотразимое величие, а также и надежду. То, что Земля лишь пылинка среди звездных облаков, было самым малым подрывным элементом новых положений, потому что народ Патагонии уже отбросил геоцентрические взгляды на мир. Что было действительно тревожно для реакционеров, так это теория, что предыдущая раса людей уже давным-давно обладала и утратила ту жизненную энергию, которую они так страстно хотели обрести. Партия прогресса, с другой стороны, настаивала, что эти обширные новые знания должны быть использованы и что таким образом оснащенная ими Патагония могла бы компенсировать отсутствие молодости за счет высшего здравомыслия.

Подобное расхождение устремлений в результате вылилось в конфликт – такой, какого еще никогда не случалось среди народа Патагонии. Нечто, напоминающее всплеск национализма. Более решительное побережье Антарктики стало модернистским, в то время как сама Патагония осталась верной более старой культуре. Произошло несколько войн, но так как в Антарктике и физика, и химия значительно продвинулись вперед, южане были в состоянии разработать такие орудия войны, которым не смогли противостоять северяне. В течение двух веков новая «культура» одержала триумф. Мир был объединен еще раз.

Прошлая цивилизация Патагонии имела тип средневековый. Под влиянием же физики и химии она начала меняться. Начала использоваться ветряная и водяная энергия для выработки электричества. Были предприняты обширные горные работы для поиска металлов и минералов, которые больше уже не встречались на легкодоступных глубинах. В архитектуре начали использовать сталь. Были созданы движимые электричеством аэропланы, правда, не получившие реального применения. И эта неудача была симптоматичной, потому что жители Патагонии не были достаточно отчаянными, чтобы справиться с авиацией, даже имей они более эффективные самолеты. Сами же они приписывали свои неудачи исключительно отсутствию подходящего источника энергии, такого, например, как использовавшийся в древности бензин. Разумеется, это отсутствие нефти и угля затрудняло их развитие на каждом шагу. Конечно, была доступна для использования вулканическая энергия, но реально так и не освоенная более изобретательными древними она полностью сорвала планы современных людей Патагонии.

Фактически то, что заключали в себе вода и ветер, было все, в чем они нуждались. Им были доступны ресурсы всей планеты, а мировое население составляло тогда менее ста миллионов человек. Разумеется, только с одними этими источниками они никогда бы не смогли конкурировать в уровне роскоши с прежним Всемирным Государством, но они вполне могли бы добиться чего-то, напоминающего Утопию.

Но этому было не суждено случиться. Индустриализация, пусть даже сопровождаемая лишь небольшим приростом населения, тут же принесла с собой большую часть социальных противоречий, тех самых, что фактически уничтожили их предков. Им же казалось, что все их беды оказались бы решены, если бы стало выше их материальное положение. Это устойчивое и вряд ли благоразумное убеждение было симптомом их управленческой одержимости, страстного желания усиления жизнедеятельности.

При таких обстоятельствах было естественно, что некое важное событие, одна нить древней истории, должно было восхитить их: когда-то известный, но утраченный секрет неограниченной физической энергии. Почему бы жителям Патагонии не открыть его вновь и использовать эту энергию, при их-то здравом уме, чтобы привнести на землю райское блаженство? Древние, без всяких сомнений, поступили правильно, отказавшись от этого опасного источника энергии; но люди Патагонии, спокойные, уравновешенные и целеустремленные, не должны иметь опасений. Некоторые, естественно, считали поиски энергии менее важными, чем попытки найти средства для задержки биологического старения; но, к сожалению, хотя физическая наука продвигалась довольно быстро, более утонченные биологические науки оставались слабо развитыми, в значительной степени потому, что среди самих древних в этой области было сделано немногим больше, чтобы подготовить их путь. Поэтому так и вышло, что наиболее талантливые умы Патагонии, ввиду сулимой выгоды, сконцентрировались над рассматриваемой проблемой. Государство поддерживало это исследование, открывая и оснащая лаборатории, прямой целью которых и была эта единственная работа.

Задача была очень сложной, и ученые Патагонии, хотя и достаточно способные, до некоторой степени испытывали недостаток в выдержке. Только почти через пять столетий ведущихся с переменным успехом исследований секрет был открыт – по крайней мере, частично. Была найдена возможность, посредством преодоления внутреннего энергетического барьера, вызывать взаимную аннигиляцию положительных и отрицательных электрических зарядов в одиночных, несвязанного вида, атомах. Но это ограничение было несущественным: теперь человеческая раса обладала неисчерпаемым источником энергии, которым можно было легко управлять. Но даже и управляемый, новый дар был не очень надежным, и не было никаких гарантий, что тот, кто обладает им, не станет использовать его весьма безрассудно и выпустит из-под контроля, даже без всякого умысла.

К сожалению, в то время, когда был открыт этот новый источник энергии, люди Патагонии были более разделены, чем прежде. Индустриализация, в сочетании с природной высокой сообразительностью этой расы, постепенно образовала классовое различие, более значимое, чем то, что существовало в Древнем мире, хотя и различие необычайно иного вида. Строгий покровительственный характер среднего жителя Патагонии удерживал доминирующий класс от столь жестокой эксплуатации, какая происходила раньше. За исключением периода первого века индустриализации в положении пролетариата не было сколько-нибудь серьезных трудностей. Отечески настроенное правительство следило, чтобы все жители Патагонии были, по меньшей мере, соответствующим образом накормлены и одеты, чтобы все имели достаточно продолжительный досуг и возможности для развлечений. Одновременно оно следило и за тем, чтобы население становилось все более и более организованным. Как и в Первом Всемирном Государстве, гражданская власть вновь была в руках небольшой группы хозяев промышленности, но с некоторыми отличиями. Прежде основной мотив большого бизнеса заключался в почти мистической страсти к воссозданию деятельности; теперь же правящее меньшинство рассматривало себя по отношению к населению как материнский локомотив и было нацелено на культивирование «по молодому беззаботных людей, простых, веселых, энергичных и преданных». Их идеал государства был чем-то, лежащим между подготовительной школой под благожелательным, но строгим контролем взрослых и акционерной компанией, в которой для акционеров остается лишь одна функция: с радостью делегировать свои права группе особо талантливых директоров.

То, что такая система так хорошо работала и сохранялась так долго, происходило благодаря не только врожденной покорности жителей Патагонии, но также и благодаря принципу, по которому формировался сам правящий класс. Был взят в расчет по крайней мере один урок из печального примера ранней цивилизации, а именно – уважение к уму. Благодаря системе тщательных испытаний одаренные дети выбирались из всех классов и обучались, чтобы стать руководителями. Даже дети самих правящих подвергались тому же испытанию, и только те, кто соответствовал квалификации, направлялись в «школы для молодых управляющих». Несомненно, существовала определенная коррупция, но в целом такая система работала. Отобранные таким образом дети тщательно обучались теории и практике как будущие организаторы, ученые, священники и логики.

Менее одаренные дети получали образование, отличное от молодых управленцев. То обстоятельство, что они были менее способные, чем другие, накладывало на них определенный отпечаток. Их учили уважать управляющих как высших существ, которые призваны служить обществу, выполняя особо квалифицированную и трудную работу просто благодаря их способностям. Было бы несправедливо сказать, что менее развитые получали образование, позволявшее им стать всего лишь рабами; прежде всего ожидалось, что они будут разумными, старательными и счастливыми детьми отечества. Их учили быть преданными и оптимистичными. Им давалось профессиональное обучение для различного рода деятельности и предоставлялись возможности использовать свой разум настолько, насколько он подходил для данного занятия; но государственные дела, задачи религии и теоретической науки для них были строго запрещены. Официальное положение о красоте молодежи было основой их образования. Их обучали всем общепринятым нравственным добродетелям, приличествующим молодым, и особенно скромности и простоте. Как представители своего класса, они все были чрезвычайно здоровы, потому что физические упражнения являлись очень важной составной частью системы образования в Патагонии. Более того, всеобщая практика использования солнечных ванн, считавшаяся религиозным ритуалом, особенно успешно поддерживалась среди рабочего класса, поскольку существовало мнение, что следует поддерживать бодрость тела и спокойствие ума. Свободное время правящего класса было поглощено главным образом занятиями атлетикой и другими видами спорта, как физическими, так и умственными. Музыка и различные формы искусства также входили в круг их интересов, потому что они считались наиболее подходящими занятиями для молодежи. Правительство осуществляло некоторую цензуру над предметами искусства, но редко что-либо навязывало. Потому что основная масса населения Патагонии была большей частью флегматична и слишком занята, чтобы задумываться над чем-то, кроме самого обычного и приличного искусства. Они были полностью заняты работой и развлечениями. И у них не было никаких затруднений из-за сдержанной сексуальности. Их безликие интересы удовлетворялись официальной религией культа молодости и преданности обществу.

Такие безмятежные условия сохранялись почти четыре столетия после первого века индустриализации. Но с течением времени разница в умственном развитии между этими двумя классами стала возрастать. Развитые умы стали все реже и реже встречаться среди пролетариата; руководители все чаще и чаще набирались из собственных отпрысков, пока они окончательно не превратились в наследственную касту. Пропасть расширялась. Правители начали терять все ментальные контакты с подвластными им. Они совершили ошибку, которой никогда бы не произошло, имей они психологию, идущую в ногу с остальными науками. Даже вступив в конфликт с отсутствием у рабочих достаточного развития, они продолжали все больше и больше ущемлять их, словно детей, и забыли, что, хотя те и были простыми людьми, они взрослые мужчины и женщины, которым необходимо ощущать себя свободными и равноправными участниками в великом и сложном человеческом предприятии. Прежде подобная иллюзия ответственности усердно поддерживалась. Но как только пропасть между классами расширилась, с пролетариями стали обращаться скорее как с младенцами, чем с подростками, скорее как с домашними животными, чем с человеческими существами. Их жизнь все больше и больше загонялась в жесткие рамки – хотя и благожелательно, – становясь все больше и больше систематизированной. В то же самое время гораздо меньшее внимание уделялось их образованию для понимания и правильного восприятия ими общих задач человечества. При таких обстоятельствах характер и поведение людей изменились. И хотя их материальное положение было гораздо лучше, чем когда-либо ранее, за исключением периода Всемирного Государства, они стали вялыми, недовольными, злобными и неблагодарными по отношению к их правителям.

Таким было положение дел, когда был открыт новый источник энергии. Мировое сообщество людей состояло из двух очень разных составляющих: первая – очень маленькая и высоко развитая каста, страстно преданная государству и прогрессу культуры среди себя самой, и вторая – гораздо более многочисленная, состоящая в основном из тупых, физически хорошо ухоженных и лишенных духовного развития людей, работающих в промышленности. Серьезный конфликт между двумя этими классами произошел на почве потребления известного наркотика, пользующегося спросом из-за производимого им ощущения блаженства, запрещаемого правительством по причине тяжелых последствий. Наркотик был уничтожен; но мотив этого действия был неверно истолкован пролетариатом. Этот инцидент выплеснул на поверхность ненависть, которая, хотя и бессознательно, долгое время копилась в народном разуме.

Когда распространился слух, что в будущем механическая энергия будет неограниченна, то люди начали ожидать наступления золотого века. У каждого мог появиться неограниченный источник энергии. Работа значительно облегчится. Удовольствия же возрастут до бесконечности. К несчастью, первой попыткой использовать новую энергию было экстенсивное бурение на неслыханные до того глубины в поисках металлов и других минералов, которые уже давно исчезли с верхнего слоя поверхности земли. Это мероприятие было связано с трудной и опасной работой шахтеров. Произошли катастрофы. Начались мятежи. Новая энергия была использована против бунтовщиков и привела к многочисленным смертям. Руководители заявляли, что, хотя их родительские сердца обливаются кровью за своих неразумных детей, это наказание необходимо, чтобы предотвратить еще большие бедствия. Рабочих уговорили воспринимать их беды столь же беспристрастно, как призывал Божественный Ребенок в свой последний период; но этот совет оказался принят с таким осмеянием, которое вполне соответствовало ситуации. И новые стачки, бунты, убийства. Пролетариат имел против своих управляющих едва ли больше сил, чем овца против пастуха, потому что рабочим не хватало разума для широкомасштабной организации. Но именно в продолжение одного из таких до трогательного бесполезных восстаний произошло то, в результате чего Патагония была уничтожена.

В одной из новых шахт случилось небольшое несогласие. Управляющий отказал шахтерам в праве обучать своих детей профессии, потому что профессиональное образование, как было заявлено, должно осуществляться в специальных условиях. Возмущение против подобного вмешательства руководства вызвало неожиданную вспышку давно сдерживаемой ярости. Была захвачена энергетическая установка, и в результате безумного вмешательства в работу машин смутьяны по недосмотру довели дело до того, что в конце концов огромный ужасающий джин в лице физической энергии оказался в состоянии вырваться из пут и начал в ярости метаться по планете. Первого взрыва было вполне достаточно, чтобы разнести весь горный массив над этой шахтой. В тех горах залегали огромные массивы подходящих элементов, и они подверглись «детонации» от излучения первоначального взрыва. Этого было достаточно, чтобы привести в действие еще более отдаленные места залегания. Сияющий ураган накрыл всю Патагонию, усиливаясь от разгорающегося неистовства атомов в тех местах, куда он доходил. Он прошелся вдоль цепи Анд и Скалистых гор, опалив оба континента своим жаром. Он даже подкопался под Берингов пролив, дополз, как отпрыск гигантского огненного змея, в Азию, Европу и Африку. Марсиане, постоянно наблюдавшие за Землей, как кошка, приготовившаяся к прыжку, наблюдает за птичкой, заметили, что яркость соседней планеты неожиданно усилилась. Вскоре то тут, то там с беспорядочным подводным волнением начали вскипать океаны. Волны приливов кромсали побережье и заливали долины. Но в какой-то момент общий уровень моря значительно опустился вниз из-за испарения, открывая расселины на дне океана. Все вулканические районы стали фантастически активны. Полярные шапки растаяли, но при этом защитили арктические районы от превращения в пекло, как это было с остальной планетой. Атмосфера превратилась в густое постоянное облако водяных паров, дыма и пыли, сбитых в непрерывные ураганы. Временное исчезновение электромагнитного поля довершило дело, температура поверхности планеты постоянно увеличивалась, и только в Арктике и в нескольких отдельных уголках приполярных областей могла продолжаться жизнь.