bannerbanner
В клетке со зверьём
В клетке со зверьём

Полная версия

В клетке со зверьём

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
2 из 4

Днём богатство это плачет


И дерётся меж собой.


Понимаю: всех богаче


Мы с женой.


Боливар не выдержит


Триптих: Солнце, Ветер, Дождь, а в них –


конь спасёт, и он же – укокошит.


Боливар не выдержит двоих.


Боливар – не Бог, а просто лошадь!..



Вижу в голубых глазах вопрос:


«Раньше ведь всё складно получалось?..»


Только – будь добра! – не нужно слёз.


Знать должна: обманчиво начало!..



Был я молод, весел, нынче – стар.

Был удачлив, стал трудягой-зомби.


Наш бюджет – усталый Боливар –


одного меня нести способен.



Думал, будет буря. Вышел – пшик.


Солнце, дождь – ох, как же вы лукавы!..


Ветер одиночества проник


в душу, где была ты самым главным.



Не в деньгах извечный смысл пути!..


Позвонил, сказал: «Прости, я – грешен!..»


Боливар тебя решил нести!..


Ну, а я – пойду по жизни пешим.


Бомба


Долго

меня ты мучаешь, девчонка, –

Я для тебя – очередное увлечение.

Снова

ты надо мной смеёшься звонко, –

Тебе неведомы пока

любви мучения.


Вижу,

что для тебя – всего лишь случай

С тобою наших двух дорог

пересечение.

Вскоре,

игрой в любовь меня измучив,

Очередным уйдёшь навстречу

приключениям.


Бомба, –

я бомба с часовым заводом;

И то, что нет кругом народа, –

Лишь везение.

Страшно!

И я мгновения считаю,

Момента взрыва ощущая

Приближение.


Душно.

Подкрался вновь тревожный вечер,

И оживают потихоньку

точки злачные.

Знаю:

издалека тебя замечу,

И номер ждёт уже

в гостинице,

оплаченный.


Нервный,

но твой приход меня излечит, –

Душа моя пылает страстью нерастраченной!

Если

ты не придёшь опять на встречу, –

Моё взорвётся сердце

ровно

в час назначенный!..


Бомба, –

я бомба с часовым заводом;

И то, что нет кругом народа, –

Лишь везение.

Страшно!

И я мгновения считаю,

Момента взрыва ощущая

Приближение.


Брошенные дни


Часть меня самого –


злые прошлые дни.


Часто был сам не свой,


вспоминая о них.



Как частицы души –


октябри, декабри.


Их забыть не спеши –


собери, рассмотри.



Пусть они – хоть беда,


хоть обломки надежд, –


вставь на место, туда,


где тревожная брешь:



не ошмётки дерьма,


тоже – жизни куски, –


как и чёрный туман


их пронзившей тоски…



Дни – судьбы кирпичи,


их разбрасывать – жаль.


Строю счастье в ночи, –


созерцая печаль.


Будет ли в слезах


Тяжело навалится печаль.


Мысли бьют жестоким камнепадом.


Почему так хочется молчать, –


если ты опять со мною рядом?..



Осень вслед за летом пронеслась,


двор слезами горькими закапав.


Улеглась травой под снегом страсть.


А любовь – побитая собака.



Вновь огонь терзает голубой


обгоревших наших чувств поленья.


Быстро мы меняемся с тобой,


но – не в параллельных направленьях.



Как ни странно, дни мои – легки.


Обречённых новых встреч – не надо.


И смешат по пятницам звонки –


выпивших друзей моих – женатых.



Им понять пока что не дано, –


связанных условностями брака:

в общем-то, должно быть всё равно, –


будет ли над гробом кто-то плакать.



Ну и дети в семьях держат их,

искренних детей – прозрачны взгляды.


Ведь о них тревожимся, родных, –


даже если жизни нам не надо.


Слёзы льём в подушки по ночам,

душ бывалых плавится железо…

Забывать не стоит, что печаль –

никому на свете не полезна.


Будто не с нами


Есть у вас ощущенье, что всё происходит не с нами?..


Мы как будто попали в творенье садиста-фантаста.


Не водой перед сном: мы умоемся снова слезами –


от колючих вестей, как избавился мир от балласта.



Неуют площадей, опустевших и ставших чужими.


Безразличье шагов. Холод неба, презрительно-грубый.


И бессильным листком с ветви жизни слетевшее имя –


заставляет шептать непослушными ставшие губы.



Нам не хочется думать, что в нас, горемычных, причина.


Нам не хочется верить, что смерть, как обычно, серьёзна.


Бред унылый несёт, строго глядя с экрана, мужчина, –


говоря, что враги отравили дыханием воздух.



Лицемерно вздохнём, что не тем много лет дорожили.


Что идеи не те – то и дело – владели умами.


Мы приходим к тому, для чего неосознанно жили.


И за слабой волной вдруг поднимется к небу цунами.


Июнь 2020


Буду знать


Осень обозлённая затопила улицы,


Будто виноват народ в чём-то перед ней.


Под дождём расслабленным парочка целуется;


смотрим на влюблённых мы с женщиной моей.



Я – глазею с завистью, а жена – с усмешкою;


нам друг другу нечего полчаса сказать.


И сидим за столиком в маленькой кафешке мы, –


ни на миг не встретились скучные глаза.



Вывели влюблённые нас из равновесия –


наши руки встретились, бережно сплелись.


Из кафешки – понял я – скоро выйдем вместе мы.


Надо же! А только что – чуть не разошлись…


Ты прости, любимая, мне пренебрежение.


Не смогу, волшебная, опечалить вновь!..


Снова начинаются наши отношения…

Буду знать: заразная эта вещь – любовь!..


Будь скромнее


Я в этот вечер в шутках преуспел,


И правым глазом – Кате, левым – Неле.


И даже розы, белые как мел,


Стыдливо в вазах по углам краснели.



Она в отъезде. Я же – был в гостях.


Кругом – бомонд, – накрашен, напомажен.


Мечтал: «А вдруг в вечерних новостях


Меня случайно всей стране покажут?!.»



А там – и пользы, в общем, никакой, –


Цвели пустые, пошлые базары.


Лишь в баре было славно, где легко


Звенели струны ласковой гитары.



Но я в душе восторженно визжал,


Ведь видел ясно: мил красотке Жанне, –


Два раза ручку нежно ей пожал,


Шутливо в щёчку чмокнул на прощанье.



Проснулся утром: в голове – бардак,


Вина-подлюка прямо в сердце давит!..


Ну, вёл себя, похоже, как дурак;


Ну, флиртовал немного – ерунда ведь!..



И вся причина – в выпитом вине.


Но я поклялся быть скромней отныне,


Поскольку понял: дорогую мне


Поставил в ряд со всеми остальными.


Быть с тобой


Снова предсказанья обманули!


Им назло – погодка просто шепчет.


Звёзды нам лукаво подмигнули,


и, признай, на сердце стало легче!..



Я иду в потёртых джинсах старых,


на груди распахнута рубашка.


Я тебе, конечно же, – не пара, –


в белый дым одетая милашка.



Этой славной, тёплой, чуткой ночью


не тверда влюблённого походка.


Верить сердце глупое не хочет


в то, что мы с тобою – одногодки.



Мимо – табуном – прошли ребята,


к ним тебя, как юноша, ревную.


Дай-ка я, как в первый раз когда-то, –


обниму и нежно поцелую.



Деревце прикрыло нас листвою.


На тебя с восторгом сладким глядя,


вновь шепчу простое-непустое:


«Я живу – тебя, родная, ради!..»



Милая, прости, ведь так бывало:


на твоих глазах я видел слёзы…


Быть с тобой – так много и так мало!..


Надо же, смотри, – поплыли звёзды…


В аэропорту


Задержка рейса. Спит аэропорт.

Да, нет, – не спит: всего лишь – полудрёма.

Но мне давно плевать, что самолёт

Мой где-то в небе кружит незнакомом.


Как на ладони, – девушка одна.

Она – напротив, в ожиданье рейса.

Такой невинной кажется она,

Что подойти – не смей, а лишь надейся!..


В нелётный час аэропорт – тюрьма,

А я по жизни – много лет кочую.

И вдруг подходит девушка сама

С простым вопросом: а куда лечу я?..


Ответил честно: «Я – в Тюмень лечу…»

И, пребывая в радостном волненье,

Себе твердил: в глаза смотреть хочу! –

Но видел лишь красивые колени.


Она же мне: «Быть может, вы – поэт?..

Ваш взгляд такой, что впору удивиться, –

Он – сквозь меня: меня, как будто, – нет!..

А вот ведь – я, и это – вам не снится!..


И в нём такая видится мечта! –

Любая проза в ней бы стала песней!

И я решила: это – неспроста, –

Вы – человек, наверно, интересный!..»


Подумал я: «А почему и нет?!»

И на лице вдруг вспыхнула улыбка!..

Но вот насчёт того, что я – поэт, –

То, несомненно, – явная ошибка!


Ведь я смотрел – совсем не сквозь неё, –

Её, красотку, раздевал я взглядом.

Воображенье пылкое моё

Мне всё сказало точно, – буду гадом!..


Но, если хочет, – что ж мне отрицать?.. –

Ответил ей, что я – поэт, известный!

И предложил ей, нагло, – номер снять,

Не где-нибудь, – в гостинице, на месте!..


Я умолчу о наших с ней делах, –

Хоть не поэт я, но и не скотина.

Вот только после – в зеркале была

Моя совсем не радостная мина.


Мне стало ясно: в жизни всё – враньё!

И я плевался, думая при этом:

Уж лучше я – смотрел бы сквозь неё!..

Ах, почему рождён я – не поэтом?..


В глубоком чёрном небе


В глубоком чёрном небе звёзды светят,


гуляет по балкону лёгкий ветер.


И, глядя на рассыпанные свечи,


тоскует одинокий человечек.



И думает чудак – вполне серьёзно, –


о том, что под ногами – тоже звёзды,


и в центре бесконечности хрустальной


быть одиноким – вовсе не печально.



От этих странных мыслей человечку


вдруг снова почему-то станет легче.


К тому же, очень близко, по соседству,


Земное неустанно бьётся сердце.



Опять представив, как оно красиво,


вбирает человек Земную силу.


На звёзды глядя, он простится с болью, –


наполнив душу нежностью, любовью…



Растаяли меж звёздами заботы.


А утром человечку на работу.


В неё уже не в первый раз влюблённый,


уходит он с балкона обновлённый.



И думами полны о том же точно


другие человечки этой ночью.


И кто-то вывод сделает несложный:


быть одиноким – просто невозможно!..


В глухомани под Норильском


В снегах колючих протоптали путь неблизкий,


судьба незрячая с конвоем нас вела.


И вот осели в глухомани, под Норильском,


и нету света с неба, в душах нет тепла.



У всех от прошлого – нескладные осколки,


плюс к ним – баланда, нары, вышки и штыки.


И мы теперь живём, как северные волки,


и то и дело скалим злобные клыки.



А дома – жёны, дети, матери страдают


в тисках печальных бесконечного поста.


Рубли добытые – как снег апрельский тают,


в глазах навеки поселилась пустота.



Навряд ли явится на Божий свет мессия,


чтоб от Москвы пройти до дальнего села.


В полярной ночи утонула вся Россия,


как будто в небе солнца нет, и нет тепла.



Сейчас бы водки двести грамм, а лучше – виски,


чтоб ненадолго приукрасить серый век!..


Но мы… застряли в глухомани, под Норильском,


и лучший наш напиток – горький белый снег.



В городе жара


Летний полдень, и от зноя изнывающий народ,


в камень города безжалостно закованный,


то к мороженому рвётся, то водичку жадно пьёт,


грустно в тень ползёт почти организованно.



Кто по улицам болтается, как мы, средь бела дня?..


Если день – не выходной, – обычный, будничный.


Чем-то граждане вокруг слегка похожи на меня,


проходящего неспешно мимо булочной.



Отпуск близится к финалу. Лишь четыре светлых дня,


и работа, бесконечно надоевшая,


окружив забором, вновь потянет жилы из меня,


каторжанином дразня, не насмерть вешая.



Инженер, не попрошайка, но осадочек в душе:


жаль, что этим ремеслом всё дело кончится.


Нелюбимая работа, гроб на пятом этаже.


Не завидую другим, хотя и хочется.



Оглянусь по сторонам: вон там – полтонны толстяка,


тут вопросы задаёт спина сутулая.


Люди бродят по жаре. Почти у всех, наверняка,


о своём житье такие ж мысли снулые.



У киоска овощного выгружается «десант» –


поредевшие запасы пополняются.


Носит ящики с томатами парнишка-азиат


в майке с надписью «Всё только начинается!..»


В знак отличной погоды


А помнишь: с тобою нам было так сладко!..


Всегда перед сном мы тепло обнимались.


Дышала мне в грудь. И горел прикроватный


неяркий светильник, снимая усталость.



Теперь всё не так, будто мы охладели


друг к другу, и нас вдруг осыпало градом.


Лежим, как чужие, в холодной постели, –


хотя, как и прежде, – мы вместе и рядом.



Прощу, если чувства твои изменились,


и в страсти бокал дьявол влил дёгтя ложку.


Пусть так. Окажи, мне, уставшему, милость –


как прежде, клади на меня нежно ножку!..



Чтоб знал я: ты так же добра и послушна.


Ты – тот же волшебный небесный подарок.


Не рань невниманьем влюблённую душу, –


не стану до времени – грубым и старым!..



Когда нам с тобой улыбались рассветы, –


другим ухмылялись злорадно закаты.


Не верили мы в расставанья приметы


и счастье гребли самой жадной лопатой.



Считали абсурдом любые невзгоды,


всегда целовались легко на дорожку…


Пусть в знак нашей прежней семейной погоды –


твоя мне на бёдра уляжется ножка!..


В окопе


Что такое происходит, кто-то знает?..


Позади родной отчизны рубежи:


третий месяц, огрызаясь, отступаем,


а порою – без оглядки мы бежим!..



А три дня назад – и глаз поднять не смели,


покидая погрустневшее село:


с осужденьем старики на нас смотрели, –


стыдно было, даже скулы мне свело!..



Дайте время, люди, будет всё иначе!..


О победе нашей трубы протрубят!..


А сейчас сижу в окопе я и… плачу –


от бессилия и злости на себя!..



Злиться – глупо, но попробуй – пожалей-ка


сам себя и крикни в ночь: «Ядрёна вошь!


У меня в руках – всего лишь трёхлинейка, –


против танков с этой штукой не попрёшь!..»



Третий день вокруг взрываются снаряды.


То – не бой, а просто-напросто – расстрел!..


Не влетай же, смерть, в окопчик мой, не надо!..


Я пожить на свете толком не успел!..



Брился я – десяток раз, но мне поверьте:


лучше всякого лекарства лечит страх:


я три месяца назад боялся смерти,


а теперь она мне стала как сестра!..



Пусть не скажет мне она: «Ну здравствуй, старче!..»


Преждевременный визит – не удивит!..


Ведь сейчас сижу в окопе я и – плачу:


рядом – Вася, лучший друг, и он убит!..



Где ещё найти такого человека?..


И за год не рассказать, каким он был.


А вчера я опустил бедняге веки


и шинелью рваной бережно накрыл.



Жду, что кончится обстрел. Дай, Бог, мне силы:


жизнь продолжится с последнего листа.


Может быть, окопчик станет мне могилой?..


Мне – и Васе. И – ни палки, ни креста!..



Кто же, братцы, помирать так рано хочет?..


Но опять и снова – близко – бах!.. И – ах!


Осыпается окопчик, мой окопчик,


и песок скрипит противно на зубах…



…Непривычно. Вдруг всё стихло спозаранку.


Матюкнулся из окопа сгоряча:


снова – танки, танки, танки, танки, танки, –


а за ними – в серой форме саранча.



Подходите, ближе, ближе, супостаты!..


Я – солдат! Меня так просто не возьмёшь!..


У меня для вас – ещё одна граната,


три патрона и, как бритва, острый нож!..



…Мама! Я вернусь к тебе дождём весенним.


Спелым ветром в дверь скрипучую ворвусь, –


пролечу – шепча, волнуясь – через сени


и к родной щеке губами прикоснусь!..



Жизнь такая: снова в прошлом будут беды,


забелеют занавески на окне.


Я вернусь, мамуля, – залпами победы,


грустной песнею о прожитой войне!..



…Не дождаться мне желанной контратаки!..


Не коснуться вновь любимого плеча!..


Ох уж эти танки, танки, танки, танки,


а за ними – в серой форме саранча!..


В остальном


А в остальном всё, мама, – ерунда!..


Орут коты, их снег не испугает!..


Ну, нет свободы, мама, как всегда.


И в первый раз – тебя в начале мая.



Я перед сном с тобою говорю


и о тебе, работая, горюю.

Ну, и ещё, работая, – горю!..

А поселенье – день за днём ворует…



Вновь за окном хибары – кутерьма,


рвёт плотный ветер тучи снеговые.


Вдвойне понятно мне, что значит мать, –


когда читаю письма дорогие.



И вот итог последнего письма:


«Сынок, прости меня, я умираю!..»


Ты умерла, когда была зима.


И пусто мне – теперь, в начале мая.


В отпуске


Лукьяненкову А.В.



Я отпуск взял и к маме укатил.


Её домишко – в Краснодарском крае.


И я когда-то в этом доме жил,


Ну а теперь – лишь в гости приезжаю.



От дома к морю мне – рукой подать,


А вдоль дороги протянулась зона.


И хоть тепло, – совсем не благодать


Она для заключённых в ней, – девчонок!..



Иду от моря как-то я домой,


А две из них: «Отец!.. Эх, нам бы – квасу!..


Ведь нас здесь поят – тёплою водой,


А квас холодный – это было б классно!..»



Ах, бедолаги, – скромные мечты!..


И захотелось сделать всё красиво:


Купил бутылку – вылил на цветы,


А внутрь налил – холодненького пива!..



И в дни былые, отдыхая здесь,


Вполне был счастлив, а тогда – без меры! –


Мне те девчонки отдавали честь, –


Как рядовые – видя офицера!..



С тех пор мечта: в приезд очередной


К той зоне – с пивом – пару раз вернуться.


Пусть отойдут девчоночки душой


И лишний раз нелишне улыбнутся.


В поисках утраченного


Вновь дёрнулся состав. Поплыл перед вагоном


не сдавшийся годам старушечий базар.


Чужой мальчишка мне махнул рукой с перрона:


улыбка в пол-лица, лучистые глаза.



Я вспомнил отчий дом у станции Любимой, –


всё детство за окном гремели поезда.


Придумал, что они провозят счастье мимо,


чтоб выплеснуть его в большие города…



Прошло немало лет, но всё же я невежда


в вопросах бытия. А жизнь моя – в пути, –


поскольку вдруг решил, что счастье где-то между


стремленьем ехать вдаль – потребностью сойти.



Задумаюсь порой, стараюсь оглядеться:


«А что же я ищу?..» И снова слышу вздор:


«Что ищешь – потерял на станции из детства,


и путь назад закрыл сердитый семафор».


В прихожей


Туфли милой – у порога,


на крючке – плащ, цвета вишни.


Подойду к нему – потрогать, –


и – счастливый, как мальчишка.



Эти вещи – атрибуты


полноценной жизни, славной.


Дама в доме – это круто!..


Только быть желает главной.



Злая память – будто губка:


вижу я, нажав немножко:


здесь другой висела шубка,


были тут её сапожки…



…Месяц, два – и всё сначала, –


от повторов скучно в мире.


От любви – душа устала,


и опять в моей квартире


лишь мои остались вещи.


Ах, как сладок вкус свободы!..


Удалось в потоке женщин


отыскать спасенье брода.



В доме – мирно, а в прихожей –


аскетичная картинка:


мой пиджак из чёрной кожи,


а под ним – мои ботинки.


В прощальном вальсе


Уныло в грунт вжимаю тело:


«Перетерпи, потом – беги!..»


Возможно, снова стану смелым, –


когда за холм уйдут враги.



Когда их серые шинели


исчезнут мирно с глаз долой, –


тогда рвану – туда, где ели,


помчусь оврагами домой!..



Но разве свет вновь станет белым,


лишившись чести и борьбы?..


Пусть никогда не стану смелым, –


но жалким трусом мне не быть!..



Пусть не вернусь к старушке-маме,


но через жуть и дикий мат, –


я непослушными руками


сожму холодный автомат.



Давай, дружище, поднимайся, –


коротким будет этот бой.


И облака в прощальном вальсе


пройдут к востоку над тобой.


В следующей жизни


Я в следующей жизни не напишу ни строчки:

схожу с молитвой в церковь и там зажгу свечу.

И после – мыслить в рифму уж не сумею, точно,


А главное, стихов я – писать не захочу!..



Я буду бизнесменом, а может, кем-то круче, –


Зауважают пули мой крепкий медный лоб.


А кто с мечом припрётся, тот от меня получит,


Как говорят в народе, – по первое число!..



И ни для наслажденья, ни просто так, от скуки –


Марать бумагу будет мне вовсе ни к чему,


Ведь что сейчас волнует и причиняет муки, –


Не то что близко к сердцу, – и к заду не приму!..



И буду жить я классно – уверенно, красиво,


Взирая на поэтов несчастных свысока, –


Презрительно и даже немножечко брезгливо.


Но… в следующей жизни моей. Ну а пока…



Поскольку не умею другого ничего я –


Пишу стихотворенья, – стишата, так сказать.


Но все, кому читаю, – смеются надо мною;


Советуют мне с этим занятьем завязать!..



За что мои творенья с издёвками поносят? –


Ну никаких изъянов я в них не нахожу!..


Но раз они признанья и денег не приносят, –


Вот это докропаю и, точно, – завяжу!..



Мечты о светлой жизни – хорошее начало!..

Мечтать же легче с неким количеством деньжат.

Моя метла-подруга, наверно, заскучала;


Ну что ж, пора за дело. Ох, руки как дрожат!..



Познаний много ль надо, чтоб с нею управляться?


(Зачем пять лет мозгами ворочал в МГУ?..)


Нетрудно догадаться – с конца какого браться,


И вот уже я – профи: двор вымести могу!..



А ну-ка – расстараюсь, трудом по лени вмажу, –

На страницу:
2 из 4