На штыке прозы и поэзии

Бэлла повторила все, как ей сказали. Дождалась ночи, обмоталась на всякий случай покрывалом, чтобы нечисть не цапнула за пятки, и пошла к туалету. Яйцо разбила, желток размазала, прибор столовый повесила. Легла в постель. Затихла совсем. Ждет. Час прошел, два. Тишина вокруг, вроде бы. Только перед тем, как все это затеять, она выпила отвар из ромашки, сельдерея и кефира. Также по наставлению колдуньи той. Смесь адская. Немудрено, что бедной девочке стало плохо совсем. Живот скрутило. А куда теперь пойдешь? Надо нечистую силу изгонять. Продолжила лежать.

Под утро, ближе к четырем часам послышались странные звуки с кухни, будто бы голос какой–то, а затем кружка со стола упала, в которой недопитый отвар был. Все разлилось по полу. Вонь несусветная стояла, как если бы помер кто–то, а похоронить его по–человечески забыли.

В общем–то, грохот не пропадал до самого рассвета. Потом, похоже, «бес» сам устал и притих немного. Непонятно из–за чего: то ли устал вопить там, то ли вопил как раз от того, что воняло ужасно, а потом сам сгинул. Безумные дела.

Бэлла ничего не поняла. И не мудрено. Пошла она, разбитая бессонницей, к тому самому клозету. Проблема в том состояла, что она запамятовала совсем, где яйцо разбила.

Поскользнулась она на желточной мине, в общем. Упала и неудачно подвернула ногу. А потом от такого грохота с дверного проема свалилась ложка. И прямо на ту же самую ногу. Вообще, можете не переживать за Бэллу, лодыжка ее бедная болела недолго. Пришлось, конечно, в беспамятстве полежать немного, вдохнуть испарения того отвратительного зелья. Но все же. Жива и хорошо.

Так она мне и рассказывала. Потом, говорит, ничего не поменялось. Только хуже стало. Дух тот совсем разбушевался, стал по лампочкам стучать да в микроволновке колокольчик крутить–вертеть. Шума было!

Решила Бэлла тогда по соседям походить, поспрашивать – вдруг знают чего. Зашла к первым соседям. На пороге она увидела пожилую пару – мужа и жену. Те радушно ее встретили, правда синие были все, как будто тоже отвара того хряпнули с утра. Но это не смутило измученную девушку. Сели они за один стол, угощения поставили, скатерть накрыли. Сидят, сидят. Пьют «кофий». Бэлла начала беседу:

– Я вот по какому делу: меня мучают звуки непонятные постоянно. Всю ночь сегодня не спала. Загадочно это все.

– Ей Богу, загадочно, – сказала жена, – очень загадочно.

– Вы ничего не знаете об этом?

– Да нет.

– Нет?

– Ну или да…

– Так все же знаете?

– Оказия такая вышла, понимаете. Звуки, которые вас мучают… В общем, у моего мужа Сереженьки газы. Но мы лечимся, скоро пройдет все, честно!

– Да нет же, не такие звуки. А вот как будто бы стоны какие–то. Страшные. Как будто завелся кто–то…

– Ну вы чего, – рассмеялась женщина, – мы такими вещами давно не занимаемся – возраст не тот!

– Ну нет. Как будто призрак завелся у меня, понимаете?..

– Ага! Это имеет смысл. Мне прабабушка говорила, что жили в вашей 13–й квартире какие–то загадочные люди! Как будто был там когда–то…сын Ленина! Внебрачный, говорят. Ильич его не особо жаловал, но сыночек вырос убежденным коммунистом всем назло. Умер потом через десять лет после смерти Вождя. И его даже хоронить не стали, тоже по его же наставлению. И сейчас его не упокоенная душа заключена в вашей квартире…

– Я уже ничему не удивляюсь. Ладно, спасибо большое…

– А это у вас на рюкзаке нашивка с американским флагом?

– Да.

– Так вот в чем дело. Эти ваши меликанцы–капитасты.

– Капиталисты.

– Именно, вот вас сыночек Ленина и не возлюбил.

– Хорошо, я пойду уже, мне пора. Спасибо большое.

– Ой, да ничего страшного, заходите иногда чаевничать!..

Таким образом Бэлла обошла шесть квартир. Чего только ей ни рассказывали. Кто–то говорил, что призрак – это папуас из Новой Гвинеи. Мол, приехал строить социализм, умер во время стройки этого дома, а по обычаям странным его нужно было прямо на месте смерти похоронить. В итоге он стал «хранителем» дома.

Один сосед рассказал, что там вообще кого–то убили давно, а потом…черт знает, что, в общем.

В последнюю квартиру Бэллу не пустили – пожаловались, что все домочадцы чем–то болеют. На что художница сказала:

– Меня даже старички дряхлые из 7–й квартиры пустили поговорить, а вы?

На это последовал ответ:

– Извините, но в 7–й квартире никто не живет давно…

Бэлла побледнела и побежала в свою квартиру. Закрылась у себя в комнате и до утра следующего не выходила никуда…

В другой день ей пришлось проверять все эти соседские теории на деле. Она покупала экзотические фрукты, чтобы привлечь внимание духа–папуаса, танцевать с бубном, но слышала только женский смех. Тогда художница удивилась. Ей казалось, что призрак мужского пола. Чуть позже Бэлла купила себе пионерскую форму, пришла домой. Там она устроила настоящий театр одного актера с серпом и молотом. Однако и это не помогло. Установить какой–то контакт с приведением не удавалось.

Уставшая и разбитая неудачами, девушка рухнула на диван и заплакала. Ее можно было понять. Она в некотором роде сходила с ума. К ней даже гости перестали приходить после того, как узнали о бесовщине, творящейся в стенах квартиры номер 13. Собственно, не приходил к ней и я, но моя персона в принципе никогда просто так по гостям не ходила. Я занятой человек. Ну да ладно, вернемся к истории.

В общем, обессилев от горя, девочка начала кричать на всю квартиру:

– Ты чудовище! Отвратительное создание, сам не живешь и мне не даешь! Сгинь!..

Через минуту тишины последовал ответ. Говорил мужской голос:

– Сама уйди, истеричка…

Бэллочка замерла и лежала так, будто если она не будет шевелиться, то никто ее не заметит.

– Глупая девка, уходи отсюда…

Бэлла стала еще сильнее рыдать, у нее перехватило дыхание.

Мужской голос замолчал и послышался женский:

– Девушка, а вы чего плачете? Случилось что–то? Ничего, ничего, все пройдет. Это вам не с голоду помирать, знаете. Чувства что ли важнее могут быть того, что вы живы–целы?

Бэлла подумала, что она спит, и с ней во сне говорит мама (согласен, ситуация странная, но и вы не отчет партсобрания читаете). Художница ответила:

– Да, мамуль, я буду в порядке. Все хорошо…

Снова раздался мужской голос:

– Какая «мама», ты совсем сумасшедшая? С кем же меня поселили… С кем ты разговариваешь, я что, похож на женщину?! Это…

Его голос плавно перетек в мягкий женский:

– Это возмутительно, что вы плачете, душенька. Вам ведь еще жить и жить. Берите себя в руки и ищите счастье, пока не поздно!

Бэлла окончательно (слово зачеркнуто)16 онемела от происходящего. Еще некоторое время загадочный голос переходил из сквернослова–мужчины в заботливую мамочку. Бэллочка пыталась уснуть, но этот гам не давал ей ни малейшего шанса. В итоге она вошла в ярость. Девушка крикнула:

– Заткнитесь уже оба, чертовы идиоты. Это не вас со мной, а меня с вами поселили в эту «дурку». Проваливайте сами тогда. Я вас терпеть не могу, вы мне все разрушили!

– Прости, дорогуша, – последовал женский голос, – ты не в себе. Тебе нужна любовь? Так я люблю тебя. Правда! Очень сильно, ты ведь мне уже, как дочка. Картины твои обожаю рассматривать. Ты прости меня, старую. Роняю их постоянно… Люблю я тебя, как дочь, честное слово…

Бэлла была в шоке:

– П–правда?..

Из темноты повеяло холодом, раздался мужской грубый голос:

– Нет, я тебя ненавижу, сумасшедшая…

– Ч–что? – Бэлла задумалась на секунду, а потом с лицом таким, будто познала дзен, продолжила, – Нет, это ты сумасшедший! Причем таких еще поискать надо. Ты самый настоящий псих с раздвоением личности! Еще и приведение! Ты то женщина, то мужчина!

– Что?.. Совсем спятила? Ты где тут женщину нашла? Я тут один!

– Все с тобой ясно, нашла кого бояться…

– Бойся меня, а лучше – уходи с этого места, иначе я…

– Ты?

– Я…

– И что же?..

– Я–я–я…

– Превратишься в бабу? – сказала Бэлла и засмеялась.

Призрак замялся:

– Т–ты чего же из меня нюню делаешь?! Какая я тебе «баба»?

– Да не ты, а твоя вторая личность, понимаешь?

– Ничего не понимаю. Что за черт? Быть мертвым труднее, чем живым…

Приведение тяжело вздохнуло, и еле видимое очертание человека село на край кровати рядом с девушкой. Силуэт продолжил:

– Закурить есть?..

– Нет, – сказала Бэлла, – Нема.

– Врешь, я же видел. Куришь ты, зараза.

– Ой, ну и чего ты, будешь настоящие сигареты курить?

– Не знаю. Устал я.

– Чего устал, – в недоумении спросила художница, – жить что ли?

– Да не знаю я, говорю же!

Оба они замолчали. На пару минут настала тишина. Бэлла встала с кровати и ушла в неизвестном направлении. Возвратилась она уже с двумя кружками чая наперевес.

– Будешь? – спросила девушка.

– Опять варево какое–то? У меня уже изжога от тебя.

– Вообще–то, это чай с бергамотом! И скажи, ты всегда был таким занудой?

– Всегда…

– Я бы с тобой никогда просто так не стала общаться, ты же шизоид.

– Со мной и так, – всхлипнул призрак, – и так никто не общался…

– Прости…

Художница еще некоторое время подумала и спросила:

– Тебя как зовут хоть?

– У умерших нет имени. Оно дается только живым.

– Понятно, буду звать тебя «Дошик».

– Хватит глумиться надо мной! Одна лапша на уме! Смешно, думаешь? Цирк у меня дома устроила со своими ложками и яйцами, а теперь шутишь сидишь. Да, я был одинок. А ты чем лучше? К тебе больше никто не приходит, одна теперь тоже. Где все твои друзья?

– Н–ну ты чего?

– Сдулись?

– Сдулись…

Девушка закрыла лицо руками и заплакала. Слезы градом валились на ее вязаный свитер. Призрак посмотрел на Бэллу и сказал:

– Ты прости меня… Старый я, слишком даже старый. А ты молодая, у тебя все впереди, будут у тебя и друзья, и парни. Ты чем–то меня напоминаешь в юности.

– А ты, – всхлипнула Бэлла, – ты был девушкой или мужчиной?

Голос призрака перетек в женский:

– Душенька, я уже не уверенна, была ли вовсе… Смерть – это то, чего никому не пожелаешь. Цени жизнь, прошу тебя…

Голос снова стал мужским, но таким же мягким, будто и не менялся вовсе:

– А хочешь я тебе расскажу историю?..

– Конечно.

– А ты закрой глаза и представляй, как будто это ты.

– Хорошо, сейчас.

– Однажды я подошел к причалу на старой набережной. Передо мной открылась картина: в реке тонул старый лебедь и молодой. Оба они были повязаны одной рыбацкой сетью. Молодой брыкался и умирать не хотел, а старый принял свою участь и последний раз смотрел на небо, по которому летал всю свою молодость. Сделав глубокий вздох, такой большой, какой никогда за всю жизнь не делал, пожилой лебедь бросил последние силы, чтобы распутать нить сети, в которой запутался юный лебедь. И тот, распахнув крылья, улетел, оставив своего спасителя погибать одного…

Бэлла дослушала рассказ приведения и благополучно уснула. Всю ночь царила такая тишина, какой не было за все месяцы жизни художницы в этом месте. Она спала сном младенца…

Проснувшись, девушка ощутила странное чувство пустоты внутри себя. Боясь сказать хоть слово, она, как в первый раз, проронила:

– Т–ты тут?..

Но Бэлле никто не отвечал. Она встала с постели и начала бегать по квартире, чтобы обнаружить приведение, но его нигде не было, даже косвенно. Только потом, через пару минут, она нашла странную записку на подоконнике, в ней было написано: «Прости меня. Больше я никогда тебя не потревожу. Твори свое будущее. Ты заслуживаешь чего–то большего, чем скромное одиночество с сумасшедшим призраком. Хватит с меня этой лебединой песни. Твой «Дошик» … (На этом месте почерк меняется). Люблю тебя, душенька!..

После этого чертовщина перестала происходить в стенах Бэллиной квартиры. Все стихло. Стало как–то слишком спокойно, а от этого еще более грустно. Стали приходить гости, но чего–то девушке все равно не хватало. Быть может, ей не хватало чуточки сумасшествия, свойственного всем молодым.

Так заканчивается история, которую она мне поведала. Безумные дела, однако. Вспоминая ее каждый раз, мне становится грустно и как–то холодно от одиночества, даже сидя возле камина с чашкой хорошего чая. Размышления об этом загадочном случае в тот день были прерваны стуком в калитку. Я снова надел халат и вышел на улицу. Предо мной стоял тот же самый юноша. Только теперь он смотрел на меня еще более виноватыми глазами. Поприветствовав меня, паренек начал наш скромный диалог:

– П–простите, а вы верите в Бога?..

Не раздумывая ни секунды, я сказал:

– А могут ли субмарины плавать?..

После чего я закрыл калитку и пошел домой. На пути к двери я понял, что оговорился. Но мне было безумно все равно. Я с улыбкой вошел в свое теплое жилище. Дверь закрылась. Тишина. Только снег огромными хлопьями падал на садовую брусчатку…

2020 г.

Озеро

В садовом товариществе «Нефтяник» всегда царила атмосфера спокойствия. На склоны гор, на которых были расположены домики, постоянно проливались дожди. Каждое лето муссон гнал влажный ветер и теплый ливень на сопки Малого Хехцира. Капли воды собирались в глиняные ямки между кремнистыми породами. А деревья по обыкновению закрывали собой изнывающих от жары людей.

Так было и в тот жаркий, ясный день. Кирилл Брагин стоял под раскидистой елью и писал недурный пейзаж. Хотя художником парня назвать было трудно. Сам он признавался мне, что поступил на худграф лишь для того, чтобы не идти в армию. Я лично всегда этому его аргументу удивлялся. Между нами часто завязывался странный разговор, начинавшийся с моих слов:

– Ты все еще рисуешь пейзаж?

– Не рисую, а пишу.

– Ох, Киря, не в твоем случае.

– А ты комиком заделался? Хочешь фингал нарисую на твоем гнусном лице?

– Остынь, ты бы лучше свою энергию да в мирное русло направил. В армию, скажем.

– Сам знаешь, от нее и учусь.

– А разве после учебы тебе не придется служить?

– Придется… – говорил он обычно, вздыхая.

– Ну, удачи, – тогда я хлопал ему по плечу, – и с подсолнухами удачи, красиво получается.

– Иди уже. Бате привет передавай…

И он продолжал стоять на холмике, что ближе к большому горному озеру. Мимо пролетали часы. Пустел бутыль с вином… В тот вечер пейзаж был почти закончен. Оставались только последние штрихи. Однако сам Кирилл не знал, чего именно не хватало его картине.

Парень развернул картонный лист, сел на него, разложив рядом свой скромный ужин. В левую сторону он положил съестное, а в правую еще один бутыль с какой–то брагой. Художник с легкой руки развел дымокур и принялся трапезничать.

Когда еда уже закончилась, а алкоголь еще нет, Кирилл развалился возле костра и начал смотреть в восточное небо. Он взглянул на звезды, окружившие небосвод. «Никогда еще не было так хорошо… Картину бы только закончить, и будет еще лучше!.. А, может, и не нужно ничего… Какие еще штрихи можно, гм. Нет, надо, надо…» – думал Киря, засыпая под убаюкивающий шелест листвы. И тепло летней ночи вошло в единый мотив с горячительным, разлившемся по крови молодого художника. И все уже было так цельно и так благостно…

На следующее утро Кирилл проснулся с тяжелой головой. Парня иногда пошатывало из стороны в сторону, как будто он только соскочил с карусели. И вот, придя в себя, он решил пойти к своим знакомым и спросить у них совета.

Путь его ждал довольно быстрый, так как все его друзья были всегда по близости. Кирилл в принципе был таким человеком, который заводил знакомства с теми, к кому удобно добираться. Очень, очень практичный малый.

Первым местом был дом механика Батищева. С ним художник часто выпивал после утомительных пленэров. Отношения у них были крепкими настолько, насколько этого позволял кодекс собутыльников. Вот, Брагин вошел в приоткрытую, как всегда, дверь. Сначала он почувствовал невыносимую вонь, потом увидел странную темную жидкость на полу домика. Кирилл подумал, что механик отдал свою душу небу, но нет. Тут же из другого угла комнаты понесся храп. Как оказалось, под розовым в горошек одеялом спал Батищев, держа в одной руке банку с машинным маслом, в другой руке изрядно подпортившуюся рыбную консерву.

– Вставай, пожар! – крикнул на всю комнату заспанный Кирилл.

– Боже! Где?! – механик вскочил с кровати и начал бегать по домику, пытаясь нащупать руками самое ценное – бутылку с пивом, – ЧП! Туши, туши давай!

Кирилл взял стакан с водой, подошел вплотную к Батищеву и плеснул ему в лицо жидкость.

– Потушил, Павел Игнатич! – сказал художник и начал смеяться.

– Ах ты, скот такой! – крикнул с облегчением мужчина, по–прежнему держа в руках банки, – Я же чуть не скопытился тут!.. Чего ты в такую рань заявился?

– Я по делу…

– Пить я больше не буду, закодировался!

– Что?! – вскричал от изумления Кирилл, но потом его интонация пришла в норму, – Я вообще–то не за этим пришел. Картину нужно дописать, а я ума не приложу, чего не хватает…

– А я тебе че, Пикассо?

– Лучше.

– Ну ладно, тогда садись. Тебе чаю налить?

– Нет, я на пару минут забежал.

– Смотри тогда. У тебя тут лесок, озеро… – Павел Игнатьевич сконфузился на секунду, а потом выдал, – Трубу запихни вот сюда, а оттуды отходы текут, значит.

– Что, какие еще отходы?

– Промышленные, как есть, горючие. Покажи, как живется нам, пусть обратят внимание уже!

– Да это же никуда не годится. – а сам Брагин про себя думал: «Постоянно у тебя трубы горят…»

– Ну я тебе не техподдержка, ступай тогда. Потом, когда наглотаешься этой дряни, приползешь еще. Поймешь, что прав был я!..

– Ладно, пойду и вправду.

Кирилл вышел из дома механика и побрел к следующему месту. Это был рыночек, где торговали, чем могли, местные. Там же чаще всего находилась его бабушка, Дарья Николаевна. Она продавала ягоды со своего огорода – жимолость, облепиху, крыжовник. Все то, от чего дух крепчает в холодные зимние вечера, а летом можно и в чай добавлять смело.

– Привет, бабуль. Не устала еще тут сидеть? – начал разговор, мило улыбаясь, парень.

– Кирюшенька! Я? Да я еще вечность просижу. Ты лучше сам вот, присядь. Устал учиться совсем? Вижу, изморила тебя учеба эта, худущий вон какой. Ягодки хочешь свежей?..

– Спасибо, Бабуленька, я тут к тебе за советом пришел…

– Это правильно! Оно всегда сподручнее, когда за советом есть к кому пойти. Я–то ученая уже. Чего ж ты узнать хочешь?

– Да вот картину пишу. Может, добавить чего надо, как думаешь?

– Ну это да, со стороны виднее бывает, чем самому. Ну–ка, – бабушка протерла очки и принялась разглядывать пейзаж, – очень, очень красиво. Гм, а что, если здесь мельницу поставить?

– Зачем же мельницу?..

– Так в хозяйстве всегда пригодится.

– В горах?..

– Ой, что–то я горы–то и не разглядела даже… А знаешь, что? Пойди лучше к соседской внучке, Лизоньке. Она красавица такая, умница. Все знает, наверное. А я не вижу ничего почти. К ней иди лучше.

– Эх, хорошо, бабуль.

– И еще кое–что…

– Хм?

– Малинку ей вот занеси. Скажи, что от себя.

– Ну баб!..

– Не надо тут! Так и будешь слоняться без дела, пока седина не проскочит, а там уже поздно будет.

– Ладно, занесу.

– Ну, ступай с Богом.

Тогда художник пошел к Лизе, жившей в доме Степановых неподалеку. Что сказать, она действительно была красавицей. Многие пытались добиться ее расположения. Все, кроме Кирилла. Впрочем, это всегда только подогревало ее интерес к этому молодому человеку.

Подошел художник к обеду. В доме Степановых никого не оказалось – все уехали в город на выходные. Брагин уже собирался с облегчением уходить, но из–за угла дома выбежала болонка Кара. Она начала визжать, словно сирена, а потом вцепилась в штанину парня.

Кирилл вскричал, уронив картину на землю. На крики внезапно примчалась Лизонька. Она узнала в молодом человеке соседского сына.

– А ну, фу! Кара, фу! – начала командовать Лиза, – Какая ты некультурная все–таки! Это же Кирилл!

– Ничего, ничего. Я в порядке!

– Вы извините, она обычно не больно кусается…

– Забыли.

– Да, да, конечно… – в этот момент девушка растерялась, – Гм, вы по делу, наверное?..

– Ну почти. – потом Кирилл, задумавшись, сказал, – А вообще–то да, по делу. Вот, держите, это вам, – художник протянул баночку с малиной.

– Какая прелесть! Откуда вы знаете, что я люблю именно эту ягоду?

– Я… – в этот момент Кирилл понял, что говорить правду будет немного неловко, – В общем, я решил, что так будет лучше…

– Конечно же лучше! Это так мило!.. А хотите чаю?

– Я надолго не задержусь…

– Очень жаль! Отчего же не задержитесь? Неужели просто так пришли?

– Я, вообще–то, хотел поинтересоваться…

– О чем же? – тут девушка раскраснелась.

– Как вам эта картина? Может, добавить чего?..

На этом моменте разговора девушка немного потухла, а потом снова загорелась.

– Добавьте… меня!

– Куда же?

– А вот возле озера. Чтобы я сидела возле воды, ноженьки в нее погрузив. Чтобы на мне шляпка была, и плечи мои открыты. Женщина–загадка, знаете?

– Слышал где–то…

– А я видела!

– Где же?

– В зеркале, прямо сегодня утром!

– Ну хорошо, я постараюсь. Если замысел не поменяется, то так и будет, наверное, – сам парень не особо хотел добавлять людей на картину.

– А вот постарайтесь.

– Спасибо, что помогли. Очень признателен. Я спешу, мне пора.

– Ой, уже? Заходите еще!

– Обязательно…

И Кирилл побрел обратно на холм возле горного озера. Разложившись на скользкой глинистой земле, художник начал вглядываться в гладь воды. Очень долго вглядываться. «Черт, ну нет. Какая здесь Лиза?.. Бред какой–то…» – подумал Кирилл. После этого он достал вино, сел на картонный лист и начал употреблять. А что еще было делать?

Горячее дальневосточное солнце разморило парня. Он лег на лист и заснул. Мимо пролетали часы. Лишь к ночи он проснулся от сухости во рту. Ему хотелось еще вина, но оно, к несчастью, кончилось. Тогда художник сел, протер лицо и начал смотреть на чашу озера. В ней отражались полночные звезды, блестевшие, словно игрушки на елке. Казалось, еще немного и одна из них упадет прямо на самого Кирилла.

Тогда парень вгляделся в небо, и, к удивлению, на него действительно что–то упало! Это была капля воды, скатившая с иголок молодого кедра, теплая, как парное молоко. Через пару секунд на водной глади один за другим стали появляться удивительные круги. Смекнув, что начинается дождь, художник спрятал холст с пейзажем под кусочек брезента. Успокоившись, парень снова сел, благодатно направив руки к небу, чтобы поймать капли живительной влаги. Тогда он задумался: «Ведь кто–то наверху заставляет ливень идти. Кто–то же делает его именно таким, и никак иначе!» Потом он засмеялся, так, как будто ему довелось выиграть билет в лотерею. «Счастье! Так и должно быть… И менять ничего не нужно…» – подумал Брагин.

2020 г.

Беспечное детство

«Какой–то ты сегодня задумчивый слишком», – произнес мне в то утро глубоко почитаемый мной дедушка, а я продолжил смотреть в тарелку с еще не остывшей кашей.

«Ешь, тебе расти и расти еще! Знаешь, как говорят в Англии?.. «Ваша овсянка, сэр!» – так и говорят. А я тебе ко всему еще и чай с молоком сделал…» – так проходило каждое утро моих летних каникул на даче в компании с дедушкой. Все, что я обычно делал – это сидел и внимательно его слушал.

Мне никогда не удавалось понять, как человек может знать так много о мире, так много читать. Наверное, я был по–детски несмышленым тогда. Если честно, то я, как и многие в моем возрасте, не хотел или не знал, что можно звать этого удивительного человека как–то иначе, кроме как «дедуля» или «дедушка».

Было по обыкновению солнечно, без единого облака на небе, а вершины Хехцира вокруг завораживали своей блестящей зеленью, многогранно проливавшей свет на землю склонов, словно многочисленные изумрудные камни.

Меня ждал путь от старинного деревянного дома со множественными резными наличниками и причудливыми окнами до нашего пруда за воротами участка. Я прихватил с собой удочку и небольшую стеклянную баночку с червями, которых мне удалось собрать после затяжного дождя. За воротами дачи меня ждал небольшой ручей, прохладная вода из которого постоянно омывала мои босые ноги, задетые то и дело крапивой, заросли которой расположились неподалеку от соседского забора.

Я побежал к мостику у пруда, сложил снасти, удочку и сел, разглядывая потенциальные места, где меня мог ждать хоть какой–то улов. Таким местом стали тенистые кустарники, нависшие над голубой гладью. Несмотря на то, что водомерки постоянно мешали мне сосредоточиться, создавали круги на воде и не давали понять, клюет ли рыба на самом деле, я получил вскоре свой долгожданный улов – две мелкие рыбешки – «синявка» и небольшой сазан, проглотивший ее. Обе они оказались на моем крючке, но толку от них было в действительности мало. Зато после этого события я ходил радостный, и ничто не могло омрачить мой день.