Дом для призрака

– Вы их напугали, – констатировал я, когда всё стихло.

– Мне вообще-то тоже стало не по себе, когда я узнал, что окружён сущностями, которых не вижу! И поверьте, среди них есть такие, которые могут не только пугать, они могут, например, взять молоток, и долбануть вас по голове. Скажите, Вам не страшно одному жить в этой квартире? Это опасное соседство.

– Нет, не страшно, я не чувствую от них угрозы, для меня они безобидны, хотя всё время пытаются меня напугать, это в некотором роде даже развлекает. Не спрашивайте почему, я не знаю ответа.

– А для других людей?

– Не знаю, на мой дом ещё никто никогда не нападал, а соседей они не трогают, я им вообще запретил причинять вред людям. Если хотите, я могу их позвать, и они покажутся Вам.

Гость отмахнулся.

– Не стоит.

– Так о чём вы всё-таки хотели со мной поговорить? Задал я, наконец, интересующий меня вопрос.

– Мы уже давно наблюдаем за Вами, мы знаем, что Вы человек с некоторыми специфическими способностями. Знаем, что вы видите эти сущности, но только сейчас я понял, насколько у вас эта способность развита. Я знаю только двух людей, женщин, очень мощных медиумов, которые много лет развивали эти способности. Но и они могут видеть только нескольких… Я вижу двоих, на большее меня не хватает.

– Николай Николаевич, а что у Вас в кейсе? Извините, конечно, за любопытство, просто не могу удержаться. У вас ведь там какое-то приспособление против призраков?

– Да, что-то в этом роде, не смертельное, но очень действенное и неприятное для них. Он открыл кейс, вытащил из него какой-то прибор, очень напоминающий революционный «Маузер», правда, без ствола.

– Я не знаю, как в нём все происходит, я не физик, но если в общем… Этот прибор каким-то образом выделяет и выстраивает в линию молекулы водорода, а потом направляет этот луч туда, куда ты его направишь. Молекулы водорода буквально разрезают плоть этих сущностей. Я повертел прибор в руках.

– А для человека он опасен?

– Нет, разве что в замкнутом помещении можно взорваться, если долго пользоваться прибором, а потом зажечь спичку. Это, конечно же, не единственное из приспособлений, как Вы их называете, находящееся у нас на вооружении. Если мы с вами найдем общий язык, и Вы согласитесь нам помогать, то, разумеется, Вы узнаете и о других.

– Другими словами, Вы хотите, чтобы я на вас работал?

Николай Николаевич опять улыбнулся,

– Не на нас, а с нами, поверьте, у нас работают очень хорошие люди… и не только люди, они Вам понравятся.

– Не только люди?

– Скажите, среди ваших жильцов есть разумные?

– Есть, четверо! Ещё два полудурка! Простите, полуразумных, ну и полного идиота Вы видели, он пытался обгадить Ваш кейс.

– Ну вот, ключевое слово у нас «разумные». Но кроме них есть персонал, с некоторыми, не присущими, скажем так, человеку способностями. Однако хотелось бы поговорить с Вами о более приземлённых вещах, о Вашей работе у нас – если Вы, конечно, согласитесь. Или, например, о Вашей заработной плате, она кстати, намного больше, чем вы получаете на нынешней работе. И он назвал сумму…

– Я за шесть месяцев зарабатываю столько же, – хмыкнул я.

– Вы не поняли, это не за полгода, это Ваша зарплата за месяц.

Честно говоря, мне захотелось у него спросить, почему мы до сих пор не приступили к работе, а почему-то сидим тут и теряем драгоценное время на пустые разговоры.

На этот раз Николай Николаевич не улыбался, он смеялся. Он смотрел на моё лицо и смеялся. Я только сейчас понял, что стою с открытым ртом и смотрю на него.

– Простите, не смог удержаться.

– Да, понимаю, я бы тоже порадовался, глядя на себя со стороны.

– Я так думаю, что мы договорились? – спросил Николай Николаевич, протягивая мне визитку,

– Как только завершите дела на своей нынешней работе, приходите, адрес здесь есть, покажите эту карточку и скажите, что пришли устраиваться на работу.

Он пожал мне руку, опять чуть не выдернув её из плеча, и сказал:

– Это действительно интересная работа, не соскучитесь – это я вам гарантирую. Но также вы должны понимать, что работа связана с некоторым риском.

– Да, я понимаю, меня это устраивает. А про себя подумал: «За такие деньги можно уже и рисковать».

Когда за моим будущим работодателем закрылась дверь, в доме царила тишина. Я вернулся в зал, сел на диван, на котором сидел гость, и задумался. В том, что я не передумаю и выйду на новую работу, я был уверен. Почему-то мне только сейчас пришла в голову мысль, что я занимался не своим делом. Особенно после того, как узнал размер моей будущей зарплаты, я со стопроцентной уверенностью понял, что всё, чем бы я ни занимался раньше, было не моим делом.

От размышлений меня оторвали мои жильцы, они в буквальном смысле столпились передо мной. Никто из них не летал, все были на уровне пола и смотрели на меня, открыв рты, у кого в данный момент, конечно было, что открывать.

– Что, испугались? – с каким-то садистским удовольствием, глядя на них, спросил я.

– Если кто-нибудь из вас начнёт дурить, я этого страшилу опять позову. Они дружно замотали головами или что там у них есть вместо неё,

– Не надо, не зови, – почему-то шёпотом попросил Котяра.

– Мы не будем. А то вон Шарик так испугался, что у него лапы отнялись.

– Ладно, договорились, пока не буду звать.

– Тогда, может, чего-нибудь пожрём? – необычно грубо для него спросил Повар.

– Пожрём, обязательно пожрём, если, конечно, какой-нибудь придурок опять не сожрал все столовые приборы, – ответил я, глядя на Зубастика.

На работе мне сразу же подписали заявление об увольнении, не стали заставлять отрабатывать две недели, что лишний раз утвердило меня в мысли, что я был не на своём месте. Они прекрасно обойдутся и без меня. По-доброму простились со мной, я пожал всем руки, не опасаясь, что мне оторвут мою собственную, и два дня провёл дома.

Дома была красота! Тихо, чисто, никто из разумных жильцов не чудил, безмозглые тоже вели себя спокойно, прямо как в психушке после дозы. Два дня я ел и отсыпался, благо по дороге домой закупился продуктами на расчёт, еле дотащил. Повар меня, конечно, баловал. Он любил готовить, да и запах еды ему нравился.

После визита Николая Николаевича вся моя братия вела себя значительно тише. Они, видимо, каким-то образом сумели подсмотреть, как я рассматривал и вертел в руках «Маузер», и услышать, что о нём рассказывал Николай Николаевич. Даже бестолковый двоечник Зубастик вёл себя значительно тише и всё-таки научился жрать всякую дрянь почти молча, без всяких лишних звуков. Но когда эта самая дрянь из него вылетала и при этом гремела, Зубастик, испугавшись, прятался. Вставал в угол и становился при этом невидимым. Он никак не мог осознать того, что я его всё равно вижу. Когда же я на него, невидимого, наводил руку с ладонью, сложенной пистолетом, он, открыв рот и выпучив глаза, начинал в ужасе метаться по комнате, причём носился он молча. А когда я говорил: «БАХ», он этого уже вынести не мог, падал, растекался по полу и уползал под коврик, если он был, или под какую-нибудь мебель. После чего я оставлял его в покое.

На это собирались посмотреть все разумные жильцы моего дома. Честно говоря, мне тоже нравился вид мечущегося придурка, и мне будет жаль, когда он в конце концов, разберётся, что пустой рукой я могу ему дать только в выпученный глаз или, взяв за шиворот, выкинуть с балкона. Через два дня, отдохнув, я решил, что пора нанести визит Николаю Николаевичу и посмотреть на своё новое место работы.

Я живу в небольшом сибирском городке. Когда-то здесь была Тайга, посреди которой построили огромное предприятие, а потом уже и город, жители которого работали на этом заводе до тех пор, пока в лихие девяностые его благополучно не развалили. И от когда-то прибыльного предприятия остались пустые, заброшенные цеха. Попасть к нам можно только со стороны большого города, спальным районом которого мы в данный момент, собственно, и являемся, несмотря на то что находимся от него в тридцати километрах.

Похвастать мы можем двумя находящимися недалеко от нас речками. Одна – мелкая и неширокая, давшая казачье название деревне, стоящей на её берегу. Вторая – довольно известная большая река с интенсивным судоходством. Километрах в двадцати расположился ещё один город, который в отличие от нашего был жёстко закрытым городом, в нём имелось всё: от ядерных реакторов до производства спутников. Рядом примостился ещё один городок со своим секретным заводом, который значительно уменьшился и еле выжил в постперестроечный период. Меня мой городок вполне устраивал, он был маленьким, красивым, тупиковым и относительно спокойным.

В карточке, которую мне дал Николай Николаевич, значилось, что его место работы находится по адресу улица Солнечная, дом тридцать семь. Я знал эту улицу, она была откровенно тенистой и уходила вглубь леса, где в самом конце немного изгибалась, и от последнего дома, который и был мне нужен, уже не было видно начала улицы. Между домами росли большие сосны и тополя, которые своими кронами закрывали солнце, и поэтому большую часть дня, улица находилась в тени. Было непонятно, почему её назвали Солнечной, может быть, просто автор названия решил так поприкалываться? Но, скорее всего, деревья высадили вместе со строительством домов, и через три десятка лет они камня на камне не оставили от солнечного названия.

Мне эта улица нравилась, чистая, асфальт целый, без ям и корявых заплат, только местами потрескался. Половина улицы была занята жилыми коттеджами, другая половина – какими-то складами и организациями, между которыми пристроились гаражи этих самых организаций. Дом этот я тоже раньше видел, он был огорожен добротным забором из металлических прутьев, имеющих высоту метра два с половиной и расплющенных на концах в виде пик. Слева от ограды располагалась небольшая парковка, на которой постоянно находились с десяток автомобилей.

Сам дом стоял в глубине огороженной территории, примерно метрах в семидесяти от дороги. Напротив него находились ворота из таких же пик, а рядом с ними калитка, сваренная из красиво изогнутых металлических прутков, узор которых складывался в какой-то растительный орнамент. Калитка была постоянно открыта, словно показывала, что там ничего не прячут и зайти может каждый.

Я подошёл к калитке, постоял, глубоко вдохнул.

– Ну… с Богом! – и пошёл по широкой дорожке, выложенной тротуарной плиткой серого цвета с бардовыми вставками в виде ромбов. И возле дома, и вдоль дорожки росли кусты рябины в рост человека.

Строение было большим, длинным, в два этажа, справа виднелась пристройка, придающая зданию вид буквы «Г». По центру находилось высокое крыльцо в шесть ступеней. И только сейчас я обратил внимание на то, что окна первого этажа расположены высоко над землёй, выше ступеней; складывалось впечатление, что был еще один «нулевой» этаж.

Когда я уже подходил к крыльцу, ко мне откуда-то из-за кустов вышел мужчина лет тридцати, одетый в джинсы, кроссовки и белую футболку. Он вежливо поздоровался со мной и спросил цель моего визита. Я показал ему карточку Николая Николаевича и сказал, что пришёл поговорить насчёт работы, он вернул мне карточку, посмотрел в глаза и улыбнулся. Мне стало не по себе, что-то в нём было не так! Седой не по возрасту, худощавый, с широкими плечами, видно, что сильный человек, особенно были странными его глаза, светло-коричневые, с тёмными крапинками, какой-то пронзительно-тяжёлый взгляд. Он был опасен, я это понял сразу, но, опять же, для себя угрозы не чувствовал.

– Вы знаете, что ВЫ пришли сюда не один? Кивнул он головой куда-то мне под ноги.

Ну конечно! Я совсем забыл, что взял с собой Котяру, так, для разнообразия, может, что-нибудь весёлое в этой конторе и получится. Я ещё не знал, что получится. И очень даже получится.

– Да, конечно, это со мной. Но если с ним нельзя, он подождет меня здесь или уйдет за ограду.

– Нет, нет, что вы, можете проходить с ним, это не запрещено. Я поблагодарил его, и поднялся на крыльцо.

Дверь была красивая, высокая, двухстворчатая, вся такая массивно-представительная, и поэтому прикрепленная слева от неё небольшая, скромная табличка, которая сообщала, что здесь находится «Центр помощи эмигрантам», как-то не вязалась с солидностью дверей.

– Офигеть. Откуда это, интересно, в центре Сибири, в таёжном городе, который находится в запретной зоне, эмигранты? – проговорил я. Вроде бы и сказал это негромко, но, по всей вероятности, я был услышан, так как дверь открылась, и меня пригласили войти.

Я вошёл и увидел пригласившего меня мужчину, который внешне чем-то походил на того, с которым я разговаривал на улице. Но этот был значительно старше, одет намного импозантнее: отглаженные темные брюки, белая рубашка с коротким рукавом и узкий черный галстук – было видно, что вещи дорогие. Такой же широкоплечий, и с таким же взглядом. Он посмотрел на Котяру, значит, тоже видел его, ничего не сказал, а, улыбнувшись, пригласил пройти за ним.

Дом действительно был большой. Возле двери начинался немалых размеров холл, который богатством, конечно, не поражал, но мраморный пол на фоне добротных и даже, на первый взгляд, недешёвых панелей производил благоприятное впечатление. С правой стороны от входных дверей, за стойкой сидел молодой мужчина в синей рубашке охранника. Слева, возле стены, стояла пальма, под которой пристроился красивый журнальный столик, рядом с которым стояли два удобных на вид кресла. В одном из кресел сидело нечто, по моим ощущениям, напоминавшее моего Киллера, но без паучьих лап.

Я постоял немного, разглядывая призрака, а потом вопросительно глянул на своего сопровождающего.

– Всё в порядке, – улыбнулся он, – это тоже наша охрана. Мы шли по длинному коридору, по обеим сторонам которого находилось множество кабинетов, из которых выходили и входили в них сотрудники или посетители. Пока я шлёпал за своим сопровождающим, я внимательно приглядывался ко всем, кого видел в коридоре, но не встретил ни одного человека, хотя бы приблизительно похожего на эмигранта. Наконец, мы остановились перед кабинетом, на котором красовалась цифра тринадцать,

– Здесь у вас возьмут заявление о приёме на работу, заполнят анкету и ещё некоторые формальности, – опять улыбнувшись, сказал мужчина. Я поблагодарил его и зашёл в кабинет, Котяра впёрся следом за мной.

Мне не повезло! Во-первых, кабинет номер тринадцать. А это уже напрягает. Во-вторых, за столом сидел именно такой человек, с типажом которого у меня всё время происходили неприятности. Молодой, единственное, что отличало его от других таких же, с которыми я уже сталкивался в своей жизни, этот не был толстым.

Этот «молодой» сидел за столом, развалившись в своём кресле, и смотрел на меня с каким-то пренебрежительно-презрительным выражением. К его столу был пристыкован ещё один стол в виде буквы «Т». Единственный стул, стоящий возле стены, был занят спортивной сумкой.

– Здравствуйте, – поздоровался я, решив не отступать от элементарных канонов вежливости. Но, как я и ожидал, в ответ мне здоровья не пожелали и сесть не предложили. Поэтому мне оставалось только стоять и пялиться на него. А такой расклад меня полностью не утраивал.

– Слушаю, – наконец-то с барской ленцой протянул «молодой».

«Это ж надо так! У тебя и голос то противный! – мысленно поморщился я – Ну что же, понеслась…».

Я, ни слова не говоря, подошёл, снял со стула сумку, поставил её на стол, потом взял стул, поставил его с другой стороны стола и уселся, не забыв поразвязней развалиться. Я, конечно, не мог его видеть, мне мешала сумка, но и он по этой же причине не видел меня. Честно говоря, я получал удовольствие от сложившейся ситуации, тем более что чувствовал, продолжение будет. Котяра тоже млел, он сидел как раз напротив «молодого» на столе и внимательно его разглядывал.

– Тебе кто разрешил сесть? – раздалось из-за сумки.

– А я что, когда вошёл, спросил у тебя разрешения сесть? – прогундосил я, стараясь скопировать его голос. Владелец сумки встал, убрал её со стола и бросил на пол. Видимо сообразил, что ситуация выглядит вполне идиотской, в которой его посетитель ничего не теряет.

– Слушаю, – опять повторил он.

– Кого? – удивился я и с идиотским, надеюсь, видом огляделся по сторонам. Морда «молодого» покрылась красными пятнами, он разозлился.

– Говори, – прошипел он.

– Хорошо, – послушно согласился я, – говорю. Ты Есенина любишь?

И начал декламировать ему стихи:

Нивы сжаты, рощи голы,

от воды туман и сырость.

колесом за сини горы

солнце тихое скатилось.

Дремлет взрытая дорога.

ей сегодня примечталось,

что сосем-совсем немного

ждать зимы седой осталось…

Это его окончательно взбесило. Есенин, наверное, у него был не в фаворе, потому что говорить нормально от злости он уже не смог и только просипел:

– Если бы в соседних кабинетах не было этой толпы и мы с тобой были здесь вдвоем, я бы тебе показал… гадёныш!

Я подался всем телом к нему и проблеял:

– Не-е-е-т! Мы здесь с тобой не вдвоём. И ты мне ничего показать не сможешь! А вот я тебе сейчас покажу!

– Ну что, Котяра, – обратился я к духу, – порадуй меня, покажись дяде.

И котяра порадовал. Я не знаю, откуда в его, по большому счёту, нормальном мозгу, взялась эта жуткая морда, но она была такая страшная, что и я испугался. Мне даже стало жалко «молодого», так как Котяра сидел напротив него, на столе, и этот кошмар появился прямо у того перед лицом.

Мой собеседник повёл себя совсем как Зубастик. Молча, с открытым ртом и выпученными глазами, прямо со своего стула кинулся в окно. Но стёкла, видимо, были бронированные, и он, сильно ударившись об них, упал на пол, падая, опрокинул какие-то полочки и ящики. При этом рассыпались папки, документы, разлетелись бумаги. Чудо, как весело.

Хозяин кабинета лежал во всём этом безобразии и с ужасом смотрел на монстра, удобно расположившегося на его столе. В это время Котяра проявил лапы с огромными когтями и выразительно посмотрел на него. «Молодой» на четвереньках пробежал мимо меня через весь кабинет и врезался головой в закрытую дверь. Опять упал и начал поскуливать от страха, при этом ноги и руки у него двигались так, как будто он продолжал бежать. Я встал и нажал на ручку двери. Увидев, что дверь приоткрылась, мой бывший собеседник вскочил на карачки, опять долбанулся в неё головой так, что та распахнулась и, открывшись, ударилась об стену в коридоре. После чего быстро выкатился из кабинета и куда-то протопотал. А потом я услышал визг. Это было что-то, такого я не слышал никогда и, наверное, уже не услышу. Котяра был счастлив.

– Твою ж мать! – с досадой обратился я к Котяре. – Ты похоже перестарался, если этот кадр ещё и в штаны со страху наделал, то не видать мне, пожалуй, этой работы. Тем более что по шуму, доносящемуся из коридора, можно было догадаться, что народу там собралось уже немало.

«Вот блин… как бы нас тут на пару не линчевали».

– Почему Вы так решили, Александр Андреевич? – раздалось от дверей.

– Наш договор остаётся в силе, – и в кабинет вошёл Николай Николаевич. Он постоял, с недоумением осмотрелся, пошевелил ногой лежавшую на полу сумку и опять спросил:

– Так почему… Вы всё-таки так решили?

Я, честно говоря, обрадовался ему несмотря на то, что он опять попытался оторвать мне руку, когда мы поздоровались. Но сейчас я на это почти не обратил внимания. На его вопрос я, манкируя вежливостью, отвечать не стал, зато спросил о том, что интересовало меня:

– Николай Николаевич, здесь что, везде прослушка, жучки натыканы?

– Почему вы так решили? – пошёл по моему пути мой собеседник, не отвечая на вопрос.

– Когда я разговариваю тихо, почти сам с собой, меня всё равно слышат. Вот и вы услышали, а я ведь говорил почти про себя, чтобы только Котяра слышал. Вас в комнате не было.

– Нет, Александр, ничего такого здесь нет, просто у некоторых, и у меня в том числе, очень хороший слух. Потом объясню, – махнул рукой Николай Николаевич.

– Мне сказали, что вы пришли не один, а с одним из своих духов, – продолжил он, – которого я не вижу.

– Да, с Котярой.

– Это он его так напугал?

– Да, но это я его попросил, – встал я на защиту духа, – признаю, что поступил глупо.

– Кто знает. Может, это даже и к лучшему. Может быть, теперь этот заносчивый идиот сам уволится, а сюда больше и носа не покажет. Потому что в штаны он действительно наделал, и теперь об этом узнают все. Уж я об этом позабочусь.

Котяра, который, только услышав голос Николая Николаевича, мгновенно оказался под столом и даже задвинулся стулом, пытаясь отгородиться от него, после последних слов Николая Николаевича довольно заурчал. Я понял, что он был доволен. Ещё бы, он заставил кого-то наделать в штаны. Было видно, что эта мысль доставляет ему прямо-таки эстетическое наслаждение.

– А зачем вы его на работу тогда приняли, если он вам не подходил? —поинтересовался я.

– Нам настоятельно порекомендовали взять его на непыльную и высокооплачиваемую работу. И мы не смогли отказать. Он, кстати, даже не знал, с чем связана наша работа. В его задачу входило сидеть и заполнять бумажки. Но ему очень хотелось руководить, а подпустить к такой информации такого человека уже не могли мы. Ему и его покровителям ясно дали понять, что мелкий клерк – это максимум, на что он может у нас рассчитывать. Честно говоря, у меня уже возникала мысль самому напугать его. Поэтому всё, что ни делается, делается к лучшему! – подвёл итог Николай Николаевич.

– Ладно, пошли заполним бумаги, и пойдём знакомиться.

Я написал заявление о приёме на работу, сам заполнил анкету, ещё какие-то бумаги. Всё это я проделал в кабинете у Николая Николаевича. Там же я предложил ему обращаться ко мне на «ты».

В этот день я познакомился со многими, но не запомнил, как их всех звать и кто есть кто. Но того, кто встретил меня возле крыльца на улице, я запомнил. Его звали Сергей.

По словам Николая Николаевича, здесь работают пятьдесят пять сотрудников, включая и охрану.

– У нас нет деления на отделы, – рассказывал он, – все работают на своём рабочем месте или ожидают команды в комнате отдыха. Если требуется выезд, то посылаются сотрудники с разными способностями, количество которых зависит от серьёзности, необычности и возможной опасности обстановки.

Ближе к вечеру Сергей на микроавтобусе добросил меня до дома, по дороге он рассказал, что его закрепили за этим автобусом, и он по утрам собирает нескольких сотрудников, а теперь ещё и меня, и везёт на работу. А обратно уже как у кого получится, но, как правило, увозят всех. Почти у каждого есть автомобиль, подвозят друг друга.

Дома я поужинал и рано лег спать, предупредив свору, чтобы не шумели. Я лежал на кровати и слушал, как в квартире возится вся моя компания, что-то двигают, чем-то скрипят, кто-то бубнит, наверное, повар разговаривает с Киллером. А потом я уснул, и снилось мне, что Котяра сидит на подоконнике, почему-то орёт «Ку-ку» и долбит своим хвостом по голове Зубастика, который очень похож на «молодого».

Глава 2 Знакомство с научным отделом и оружейной комнатой

Ночь прошла спокойно. Утром, когда я зашёл в ванную комнату умыться, увидел Зубастика, который что-то делал в ванне, при этом он сопел, ворочался и чем-то скрипел. Когда я окатил его водой, он открыл было на меня пасть, но я шлёпнул его полотенцем, после чего он заполз в стену, а потом обиженно смотрел на меня из зеркала.

Повар нажарил на завтрак колбасы и подал её со спагетти. Пока я ел, пришёл Котяра, залез на холодильник и спросил, куда мы пойдём сегодня. Я ответил, что сегодня я пойду один. Тогда Котяра сказал, что тогда он будет спать, и уснул прямо там, на холодильнике. Ему в общем-то повезло, Повар, как правило, не позволяет находится в своей кухне без дела.

Рядом с моим домом есть автобусная остановка, с которой в половину девятого меня и забрал Сергей. При встрече он мне коротко улыбнулся, крепко пожал руку, и мы поехали. В автобусе уже находились три человека, причём двое это были красивые девушки, обе рыжие. Я украдкой начал их разглядывать, заметив мой к ним интерес, они в ответ начали откровенно глазеть на меня, в результате чего подавили огневой мощью, и я быстренько отвернулся.

По дороге на работу мы подхватили ещё одного мужчину лет пятидесяти, он был высокого роста, широкий в плечах, я бы даже сказал, что он был весь широкий. Чувствовалось, что это неимоверно сильный человек, у него были коротко стриженные каштановые с рыжиной волосы, толстые, перевитые мышцами руки и короткая мощная шея. Казалось, что он является олицетворением силы.

«Да, – подумал я, – этот, пожалуй, и ноги выдернуть сможет, не говоря уж про руки!» Мне пришлось выдержать его рукопожатие, после чего я сказал:

– Ещё немного, и вы оторвали бы мне руку.