Время перемен 3

Он потянул руку с ножом к моему лицу, пытаясь вырваться из моего захвата, но я вывернул его кисть с ножом и стал придавливать ее к его же шее. Второй рукой давил и толкал пакистанца в лицо, чтобы он затылком бился о камни.

Я был физически сильнее и тяжелее, и его рука неумолимо сгибалась под моим давлением. Вскоре я дожал руку, и нож уткнулся ему в шею, прорезав кожу – на шее выступили капли горячей южной крови. Еще немного дожать и я уйду отсюда живым.

– Я сдаюсь, отпусти, надо поговорить.

– Врешь.

– Аллахом клянусь, не обману неверного.

Он разжал кисть и я забрал нож, попытавшись встать с него. Мы оба хрипели от усталости, лица были замазаны текущей из порезов на руках и ноге кровью, а у того еще из носа и разбитых пистолетом губ и десен. Наконец-то я поднялся на колени, и на карачках отполз от него. Он лежал и смотрел в небо. Ноги мои оказались целыми, чему я несказанно обрадовался – выдержали кости удар-то ботинок. Я нашел свой и его пистолеты, быстро перезарядил «Вул» и подошел к нему со словами: «Надо бы тебе ногу перевязать!»

– Не могу, устал, помоги.

Я достал его индивидуальный пакет, оказавшийся гораздо лучше нашего: бинты, в том числе эластичный, удобные лейкопластыри, лидокаин и так далее.

– Держись, будет больно.

Он кивнул, я разрезал штанину и, сделав укол лидокаина из пластмассовой ампулы одноразовым шприцем, выдернул нож из бедра, попутно плеснув на рану какого-то обеззараживающего средства, найденного там же. Затем обмазал из тюбика какой-то клейкой жидкостью, а скорее всего медицинским клеем, тюбик с которой он указал мне, наложил бинтовую повязку на ногу, лейкопластырь на шейный порез и кистевую рану. Потом я продезинфицировал, залил этим же клеем и залепил лейкопластырем из его индивидуального набора порезанную сбоку по мясу свою кисть, а он мне помог склеить рану между ребер. Нож всего лишь разрезал кожу и немного мяса, уткнувшись в ребро, да и я не дал ему дальше проткнуть меня, так что там рана была хоть и в два сантиметра шириной, но неглубокая.

Разговаривали мы на английском.

– Меня зовут Зия Мохаммед, я майор пакистанского спецназа из подразделения «черные аисты». Я поклялся найти и убить шурави, который убил моего брата под Гератом и отрезал ему ухо. Под Гератом, точнее, возле озера Намаксар, а именно там ты и твои бойцы служили, была проведена операция по уничтожению подразделения «ухорезов», но воины Аллаха проиграли вам, шурави. Они все погибли, а ты выжил.

– Это война, Зия, мы гибнем, вы гибнете, ничего не поделаешь.

– Если бы они просто погибли, я бы оплакивал брата, но не более, вы же оскорбили меня, посмеялись над погибшими. Я мечтал о нашей встрече, представляя, как вырежу у тебя живого твое сердце и скормлю его шакалам… Но вот мы встретились, и я проиграл. Ты убил двоих «черных аистов» – моего напарника и меня, ты сильный, шурави Калина.

– Просто я изначально боролся за свою жизнь, а ты за чужую. Я расскажу тебе, с чего все началось. Ведь вначале нам и в голову не могло прийти ставить какие-то знаки на убитых «духах».

И я рассказал ему об изувеченных телах пленных русских солдат, найденных нами в горах.

– А дальше это стало уже смыслом охоты на вас, если хочешь, азартом охотника – переиграть врага и оставить свою метку. К тому же мы знали, что нас ждет в плену, значит, каждый был готов драться до конца, своего или вражеского. А твой брат так же хотел нашей крови, на наших 30 человек собралось порядка 400 воинов, разве это честный расклад. Ты думаешь, он просто бы убил нас, если бы взял в плен? Разделал бы так, как мясник разделывает барашка. Так что я таким способом мщу твоим соратникам за наших погибших ребят. Однако мы не издеваемся над пленными, в отличие от ваших людей, а обрезаем уши лишь у мертвых, которым уже не больно – это ты знаешь.

– Да знаю. К тому же слышал, как обычные люди о вас отзываются, поэтому и уважаю вас за это, как противников, – всех русских, кто идет в бой. Вы сильные духом люди, но только не тех, кто торгует вашей тушенкой на базарах.

– Настоящие воины, они знают, почем фунт лиха, поэтому и уважают достойного противника.

– Как погиб мой брат?

– Мы подготовили засаду на вашу засаду. Мой взвод пошел в разведку, чтобы выманить на себя ваши силы, когда оставленные нами наблюдатели засекли ваших наблюдателей. Мы так быстро драпанули, что ваши не успели замкнуть кольцо.

– Ха-ха-ха. Значит, тебя чуть было не поймали!?

– Ну да, заманили грамотно, но и мы не лыком шиты оказались. Скажу честно, ваши погоняли нас крепко, пока мы отступали к нашей засаде, а потом серьезно зажали на горе. Но вытянув вас в бой на целую роту, а не взвод, как вы предполагали, мы вызвали вертушки, которые и завершили ваш разгром. Если у твоего брата обрезано ухо, то мое отделение преследовало группу сбежавших командиров. Мы засекли их, окружили и уничтожили гранатами и из автоматов. Лично я в тот вечер никому уши не резал, я собирал трофеи, это кто-то из ребят отметился. Но скажу сразу, это мои люди и все это делалось формально с моего согласия, так что считай, что я сам ставил клеймо. Вот там и погибло несколько человек в черной униформе. Вроде был шейх Хаттан Бенгази, если правильно прочитал его водительское удостоверение.

– Шейх Бенгази, говоришь, это известный среди арабских наемников человек. Правда, сам стал уже староват, чтобы в полях бегать, но под ружьем у него много людей было, и власть имел большую. И еще, лидер группировки Халес остался жив, упав под стол. Остальных вы всех положили, тяжелораненые, скорее всего, умрут сегодня ночью.

– Не помогли ему его люди.

– Хорошо, шурави, я увожу своих людей, уходите и вы. Вот как оно бывает, пришел за твоей кровью, и отпускаю, потому что мой враг отпустил меня.

– Ну, кровью мы с тобой итак обменялись, так что считай, что кровниками, то есть братьями в борьбе за жизнь оказались.

– Точно, Виктор, братьями по крови оказались.

Он выдавил на ладонь немного крови из пореза. Я на свою ладонь тоже выдавил кровь из ранки, и мы пожали друг другу руки.

– Будешь в Пакистане, заходи в гости, брат.

– Будешь в Союзе, брат, тоже милости прошу быть моим гостем. А если серьезно, скажу лишь о том, что если узнаю тебя в бою, стрелять в тебя не буду.

– Тоже самое сделаю и я, а там на все воля Аллаха и твоего Христа. Если попадешь мне в плен, не бойся, никаких пыток не будет, я отпущу тебя, может быть, не сразу, но при первой возможности. Так что не лишай себя жизни.

– Спасибо, Зия, скоро мы уйдем из Афганистана, и здесь настанут новые времена и новые войны: радикальные исламисты – талибы и амеры. Прощай!

– Прощай, Виктор, я уведу погоню в сторону перевала. Так что уходи назад к Торе-Боре, а там на север.

Я потопал к своим, а Зия, припадая на ногу, поковылял к своим. Вот и такие встречи бывали в наших походах. Сильно болели ноги, все время, норовя подвернуться: «Вот гадский брательник, все-таки сильно ты меня ушиб, ударив по голени, но ничего, выберусь. Своих бы только найти».

Услышал, что впереди кто-то идет, приостановился, достав из внутреннего кармана трофейный «духовский» «Глок», который, как назло, запутался в накидке.

– Черт, оторвались от наших, куда топать теперь?

– На точку сбора номер один, куда же еще.

– Бугай, Хохол, свои!

– О, Кент, ты один?

– Пока да.

Отступая на точку сбора, мы зашли в тыл группе из семи человек, ведущей бой с кем-то из наших. В ночи попробуй отличить по внешнему виду переодетых «наших афганцев» от «не наших», но все что-то кричали на своем языке, поэтому мы быстро определились. Полетело две гранаты и сопротивление прекратилось, а мы, крикнув своим, что это мы, добили раненых. В группе были Шмель, Топтыгин, Мастак, Булочкин из второго отделения, он же Батон, и ТНТ. Однако, ТНТ и Батон были ранены, хорошо, что могли идти: ранения ТНТ было в руку, и посерьезней у Батона, пуля попала в ключицу – парня сильно шатало от боли и потери крови.

Мы уходили на север. Снова наткнулись на стрельбу – бежал одиночка, отстреливаясь, но тут же раздался выстрел второго.

– Кто это, один отступает?

– Вроде их уже двое, слышишь, слева кто-то присоединился.

Мимо нас пробежали Шубов и Док, которым мы майкнули, но те не остановились, продолжая редко отстреливаться, показывая выстрелами, где они. А за ними, прикрываясь камнями и темнотой, аккуратно бежало пятеро афганцев с одним бойцом в черной форме.

Своим правым флангом они нарвались на наш слитный залп, и последующие за ним контрольные выстрелы в голову.

Шубов и Док подбежали к нам: «Чего делаем, парни?»

– Батону все хуже, теряет кровь и больно ему, похоже, что ключица раздроблена.

– Есть шанс не уйти… Надо уходить еще севернее ко второй точке.

«Надо идти на первую точку, там наши собираются, а меня не будет, а ведь я командир», – проскрипел сквозь зубы ТНТ, держась за руку в районе плеча.

«Не дойдешь, Коль, точнее, не оторвемся с тобой, – ответил Шубов, – предлагаю на точку сбора идти мне, а Калинину с ранеными уходить на север, там вас подберем вертолетами».

– У нас дальнобойной рации нет.

«Зачем рация, вот к этой горе выйдите и ждите вертушку со мной» – указал он на карте, подсвечивая ее фонариком.

– Парни, есть идея, если не получится, будем отходить к точке, которую указал Шубов.

– Толкай, Витек.

В итоге, Шубов, а также Бугай и Хохол, которые шли с Шубовым для подстраховки, побежали дальше к первой точке сбора, а мы с остальной братией потащились назад, как и посоветовал Зия.

Дело кончилось тем, что Док разложил носилки, на которые уложили Батона, и несли по очереди, меняя друг друга. Мне вспомнилось наше бегство в лесах Финляндии с Алехиным, принявшего неравный бой и отдавшего свою жизнь за старушку и двух финских детишек. Смог бы я так поступить – не знаю? Хотя я был уверен в том, что с такими ранениями без операционного вмешательства не живут, и финны не выходили бы парня, однако все могло быть, и организм победил бы нанесенные травмы. И вот снова я тащу носилки с раненым товарищем, только вместо болот горное ущелье. Мы обошли последнюю горку перед долиной, примыкающей к крепости. У ее подножия стоял «Симург» и грузовик, остальные джипы укатили к крепости, наверное, забрав раненых. Я и Шмель двинулись к водилам и паре афганцев, сидящим возле машин. Мы были в афганской одежде, я изображал раненого, а Шмель, якобы, меня тащил.

– Как там, гоняют шурави?

– Да! Но меня ранили, больно.

– Садитесь рядом, ждем еще раненых и отвезу вас, сегодня много раненых возвращается.

Мы подошли поближе и расстреляли группу из двух «Вулов».

В кузове лежало еще трое раненых, которых я добил. Со Шмелем мы закинули в кузов убитых «духов», туда же залез Шмель, снявший с вертлюги пикапа ручной пулемет. Я сел за баранку грузовика, а Мастак «Симурга», куда усадили наших раненых с Доком, и поехали к крепости. Доехав до грунтовой дороги от крепости в сторону гор, мы повернули на север, на Кабул.

К долине подошли еще шестеро бойцов во главе с человеком в черном, двое из которых были ранены, в том числе и сильно хромающий второй «черный аист»

– Куда эти ослы поехали, они что, крепость с горой перепутали, тупые дети иблиса!

– Может быть, получили указание от генерала Халеса? Не шуми Гасан, лучше вызывай еще машины, чтобы нас подвезли в лазарет.

Майор Зия Мохаммед смотрел на уходящие в горы машины и думал: «Все-таки Калина воспользовался моим советом и спер машины, хитрец. Как жаль, что этот шурави воюет за русских, мы с ним такие бы дела проворачивали».

Мы ехали по ущелью со скоростью черепахи. Мне вспомнилось видеозапись из кабины гонщиков на грузовиках с соревнований Париж-Дакар. Едет этакий грузовик со скоростью 240 километров в час по полному бездорожью, подпрыгивая и подлетая на бугорках. Вдруг мимо него пролетает «Камаз», сделав этих парней, как стоячих, обдав при этом облаком пыли, то есть скорость нашего экипажа реально под триста километров была. Я аж вспотел, представив себя сейчас летящим с такой скоростью по этой долине. Кругом было темно и вообще непонятно, в какое ущелье мы въехали и куда катим по нему, толи на север, толи на восток. Судя по карте, на востоке был кишлак Баньян, там нас могли ждать, если афганцы поняли, что машины угнали, а они это поняли – не дураки же. А если ехать чисто на север, то там кишлак Вазир на пути, но долины пошире, горы пониже, опять же рощицы «зеленки» есть, в том числе и сосновые. Так что вполне можно было и проскочить мимо этих Вазиров с их заслонами. Вот только, где этот гребаный север среди этих холмистых хребтов найти в темноте, да с покрытым тучами небом?

Меня догнал наш джип и Док, показав, чтобы я открыл окошко, прокричал: «Батон сильно бредит, вконец растрясем парня, может, остановимся?»

– Подруливай к холмам, и тормозим.

Мы встали у холма, переводя дух. У меня сильно болели лодыжки и голень – они капитально опухли.

Док поглядел на мои ноги и сказал: «Чего молчишь, у меня есть моя разработка – мазь на змеином яде и «Бодяга», сейчас помажем тебя – полегчает».

Пока я сидел и обмазывал свои голени, Док вколол ребятам промедол и снотворное, перевязал при свете фонарика руку ТНТ, а Батона решили не кантовать, ограничившись снотворным и промедолом.

Шмель забежал на пологий холмик метров в 500 и осмотрелся, заодно включив нашу переносную рацию, послушать эфир.

«Ну как?» – спросили его, когда он вернулся назад.

– Никак! Толком ничего и не видно, ни в прицел, ни визуально, хотя, если смотреть влево, то видны горы высокие, снежные, если в ту сторону, то в прицел видно, как будто горы сероватые, наверное, тоже снежные вершины, а в ту сторону – ничего не видно, темень одна. И еще, кнопками перестроил частоту на вражескую, и слышу, как афганец передает по-пуштунски, а затем по-английски: «Говорит Мухаммед, приказываю организовать засады в Вазире и Баньяне».

– Предупредил нас Зия, хе-хе, чтобы туда не совались. Давай, поглядим карту – большие горы со снегом высятся на западе, где ничего не видно – расположена долинная территория и «зеленка» с Вазиром, а в ту сторону будет кишлак Ландау – это восток. Все ясно, парни, мы сейчас примерно здесь, пойдем на восток, а затем повернем на север.

Проехав еще километров двадцать и, судя по местности, почти въехав в кишлак Ландау, мы свернули в широкий проход между хребтами с множеством растущих деревьев, правда, сейчас стоящих без листьев.

Так мы и ехали по каким-то плоским участкам и дорожкам мимо садов или деревьев, или просто вдоль ручьев на север. Получалось, что до Кабула через горные щели или долины нам ехать совсем не вариант: в горах можно легко заблудиться, в ущелье какое-нибудь свалиться или в обрыв упереться, да и нарваться на банды имелась большая вероятность, поэтому мы устремились к шоссе, проложенному между городком Дарвешгей и Джелалабадом. Мы не промахнулись и к рассвету выкатились прямо на него, преодолев путь в восемьдесят километров, а если по прямой, то и сорока не будет. А дальше покатили по грунтовке на Джелалабад уже при свете восходящего солнца. Сделав санитарную остановку, а также промыв глаза водой, иначе слипались неимоверно, Шмель и Мастак обшмонали трупы «духов», собрали с них простенький бакшиш, затем скинув их в придорожную щель между камнями.

Добравшись в дислоцирующуюся в городе часть нашего ограниченного контингента, о нашем «явлении народу» было доложено по рации Тарасову-старшему, раненых сдали в местный госпиталь, отоспались до вечера и на трофейных машинах убыли в Кабул. Ехали молча, шутить ни у кого не было ни сил, ни настроения, мы-то вырвались, а сколько наших товарищей из взвода осталось там, в горах под Тора-Борой.

Прибыв в часть, оказалось, что ребят во главе с Шубовым забрала вертушка, из строя выбыло пятнадцать человек, четыре из которых, кроме ребят из моей группы, были ранены, но Топтыгин оказался жив и отдал фотоотчет о проделанной работе в контрразведку.

В коридоре штаба бригады я снова столкнулся с Азизом. Мы тепло пообщались, он выразил сочувствие по поводу погибших ребят, и я понял, что он причастен к этой операции. Информация стратегического значения приходит к нам в штабы, в том числе и через него, значит, он важная птица, а не какой-то обычный переводчик.

Глава 2. Солдатские будни

Разговаривали комбат и Шубов.

– Алексеич, я тут почитал ваши отчеты об операции, чего скажешь о Кенте, как проявил себя?

– Грамотный и рисковый боец, хорошо ориентируется в ситуации, считаю, что комода он давным-давно перерос.

– А как проявил себя мой брат?

– Храбрый, но опыта маловато.

– Так, значит, я тут подумал еще погонять его по заданиям, а там, может быть, на комроты назначить?

– Рано ему еще ротой командовать, откровенно говоря, вот Кента я бы поставил на роту, а ТНТ ему в замы. Такое ощущение, что Кент воюет не год, а со своего рождения, опытный парень, не суетится зря, но и не спит, быстро принимает решения и действует. Твой брат, Тарасович, у него реально подучиться может.

– Сам понимаю, но он всего лишь старшина, тем более у нас человек новый, есть же в батальоне ветераны вроде тебя, поэтому, если и двигать кого, то их в первую очередь.

– Ты спросил, я ответил. По крайней мере, пусть он с твоим братом ходит на задания. С ним брат боевого опыта поднаберется и сам станет нормальным командиром, а пока еще теряется в сложных ситуациях, загубить напрасно людей может.

В части Тарасов провел инвентаризацию нашего взвода и дал указание всем раненым отправляться строем в лазарет.

– Есть отправляться в госпиталь.

– Переодеться в «афганку» не забудьте, а то у вас хватит ума в басурманской одежде заявиться, перепугаете там медперсонал.

Меня тоже определили в медсанбат, подлечить ушибленные ноги, то есть дать им разгрузку, заодно, и сшить ножевые разрезы на кисти и ребрах. Я лежал, отдыхал, играл в шахматы с другими ранеными офицерами и солдатами.

Конечно, я познакомился с медсестрами, особенно легко было общаться с хохотушками Ольгой Семинковой и Наташкой Зинченко, которые кололи нам уколы и ставили капельницы, кому они были прописаны. Если они были свободны от работы, мы частенько болтали, а девчонки весело смеялись над анекдотами или шуточными историями.

Лежал в госпитале и раненый в ногу рядовой по фамилии Костюшко, с которым у нас некоторое время происходили принципиальные шахматные баталии. Внешне и по характеру он казался несколько своеобразным парнем, даже не объяснишь в чем. Был он, как будто, немного не от мира сего. Он играл в шахматы, кстати, неплохо играл, но воспринимал каждый свой промах, как будто он проиграл целую войну. Краснел, пыхтел, что-то бурчал про себя, как бы обсуждая ситуацию в уме или отвечая нам, когда мы, солдатня необразованная, подтрунивали над его потугами, отношением к игре и вообще. Бывает, соберемся толпой, а еще, если и медсестры подойдут, и нападаем на Костю.

«Костя, вот глянешь на тебя, и сразу вспоминается песня Владимира Высоцкого «а из тебя какой солдат, тебя хоть сразу в медсанбат» – так что ты сюда по адресу сразу попал», – подшучивал над парнем я, а народ, смеясь, соглашался, потому что он был тощим, угловатым, каким-то нескладным и очень скромным, из-за чего постоянно краснел.

«А из меня такой солдат, как изо всех…» – цитировал он Владимира Семеновича в ответ.

Это его свойство подметили девочки и тоже заигрывали с ним, ставя в трудное положение: «Костик, а ты нас замуж возьмешь? Да, что сразу обеих, а сил хватит на двоих-то?»

Тут он вообще заливался красным цветом.

Еще я рассказал про его фамилию: «Костик, вот ты знаешь, откуда происходит твоя фамилия?»?

– Нет не знаю, от костей наверное?

– Причем тут кости, хотя судя по твоему «суповому набору», ты точно от военной косточки произошел. Так вот твоя фамилия, Костя, точно тебе говорю, происходит от польского военного деятеля времен Екатерины второй, Тадеуша Костюшко. Кстати деятельный перец оказался, он воевал в войске Речи Посполитой, был участником Войны за независимость США, руководил польским восстанием 1794 года против России, став попутно национальным героем  Польши, США и Франции. Между прочим, как-то он изловчился и оказался целым генералиссимусом армии Речи Посполитой. Правда, носил это звание на протяжении восстания, пока его в плен русские войска не взяли. Вот, Костик, ты скажи, почему ты до сих пор рядовой, а твой шустрый пра-родственник мог генералиссимуса получить, да еще и в Польше? Это что он самый главный командир между деревенскими отрядами оказался, типа армия из 10 солдат из деревни Мхи напала на армию из деревни Поганка и одержала убедительную победу. Командир мхов получил звание генерала, а победив войска Мухоморов, Опят, Лишайников до генералиссимуса дорос?»

– Не знаю я, да и нет у меня в Польше родственников.

В общем, с моей легкой руки в шахматных битвах его иначе, как генералиссимус, генерал или просто Тадеуш, никто и не называл. Поскольку я пошутил с этой песней, а потом и рассказанной историей при нескольких офицерах нашего шахматного клуба и трех молодых медсестрах, болтающих с нами, вызвав веселый смех, но ведь и, правда, без слез не взглянешь на парня, то все это проявилось в его огромном желании обидеть меня на шахматном поле. Бился он со мной до последнего патрона, то есть пешки. Результат партий был разный, то я его обыгрывал, то он меня.

– О сегодня у генерала Тадеуша праздник, он явно в ударе, Витька разгромил!

«Ха-ха-ха!» – народ тоже заметил его желание встретиться именно со мной за шахматной доской и подшучивал над этим.

«Вот делать вам нечего, смеетесь над парнем, – говорила нам Олечка, – пойдем Тадеуш, тьфу ты, Костик, вечерний укол получать».

«О чем задумался, герр Константин?» – как-то спросил я стоящего у окна Тадеуша.

– Да вот, Вить, смотрю на заходящее солнце и вспомнил, как мы шли по «зеленке» на зачистке. Во двор к одному афганцу заходим всем отделением, а из-за дома летит граната и между нами на землю падает, прямо рядом со мной. Я на нее и лег, чтобы закрыть телом – ведь пусть лучше один погибнет, чем все. Лежу я и вижу такое же солнце в небе, как сейчас. Только граната не взорвалась. А потом выстрелом меня в том же бою ранило в ногу, вот я тут и оказался.

Я смотрел на этого простецкого советского 19-летнего парня, и у меня сжалось сердце. Вот какие они бывают, с виду совсем неказистые русские парни, а такие сильные духом.

– Так ты из «курков», Костя, а не писарь при штабе?

– Ну да, из мотострелкового батальона, к десанту на БМП приписан. Это сейчас я сюда попал, а вначале мы под Гератом в Гузаре стояли. А там слухи об «ухорезах» ходили, чего они только не вытворяли, караваны в каждом походе пригоняли и столько духов порешили. Жаль, что не видел их, дембельнулись до меня парни. А еще у них там командир был отчаянный, Калина кличка, за его голову даже награда была назначена. А я что, ничего особого не сделал, просто бы погиб и все. Так ни одного духа и не застрелил за эти месяцы.

– Герой ты, Костя, настоящий советский герой. А «ухорезы», такие же обычные ребята, как и ты, просто они хорошо тренировались и хорошо учились воевать. А в походах все бывало, и они теряли своих товарищей, и гоняли их по горам «духи», но и они уничтожали врагов, бывало, что и небольшие караваны пригоняли. На твоем месте я ногой выбил бы гранату назад или куда подальше и упал, а вот так лечь на нее, наверное, не смог бы.

– Нет, Виктор, ухорезы – это ого-го, настоящие воины, вот бы познакомиться с ними!

– Тренируйся физически, не сачкуй, учись быстро делать все: менять магазин в автомате, набивать патроны, метать ножи, камни, хорошо стрелять, учи язык местных, чтобы понимать их разговор, и станешь, как настоящий «ухорез», точнее хороший солдат развебата, кем они и были. Диод, Шмель, Док, Тестер, Топтыгин, Филя, Степашка, Мастак, Кузнец, Ромео, Кент, Токарь, Малыш и другие – все они были обычными советскими ребятами. Сейчас кто-то ушел на гражданку, а кто-то до сих пор воюет по контракту. Костя, а познакомиться с ними несложно, как говоришь, позывной командира был?

– Калина!

– А как моя фамилия?

– Не знаю…

– Вот узнай.

А вечером на шахматном рауте я рассказал ребятам и подошедшим медсестрам о том, что сделал Константин Костюшко, чтобы спасти своих товарищей. Все сидели молча, смотря на него, а Костя покраснел, как красное яблоко.

«Вот он какой, обычный русский солдат, – сказал майор, наш чемпион по шахматам, положив руку на плечо Константина, – узнаю суть дела и подам рапорт на награду тебе, Костя».

«Что-то я сегодня не могу играть», – извинился Костя и ушел в палату. Позже он пошел на сестринский пост дежурной медсестры.

– Наташ, а как фамилия Виктора?

– Какого, их у нас несколько?

– Ну, с кем ты болтаешь часто.

– Калинин, а что?